Поутру, едва туман стал ловить низкие солнечные лучи, с трудом пробивавшиеся сквозь подлесок, из дома вышел старик Хенка. Глаза его были заспанные, редкие седые волосы свалялись в мутный комок, до странного похожий на утреннюю дымку. Тело его после короткого сна ещё сохраняло болезненную одеревенелость и шёл старик медленно, громко шаркая о деревянные доски, силясь что-то рассмотреть за опухшими слипающимися от козявок глазами.
Его взгляд пару раз проскользнул мимо меня.
— Что ищешь? — тихо спросил я.
От долгого молчания мой голос был сиплым и тихим.
Старик чуть дёрнулся, расправляя сухие плечи и шире разлепляя глаза. Его тело готовилось встретить опасность. Но, стоило ему отыскать мою скромную скрюченную персону в тени опоры на краю крыльца, как глаза снова стали походить на две морщинки, коих не его лице было немало, а плечи опали, немного не доходя до былого состояния.
— Напугал, Наруто, — буркнул старик и махнул рукой, предлагая следовать с ним в сторону сарая, где лежала тушка Царя.
Плавно соскользнув босиком на мокрую холодную траву, я дождался, пока старик кряхтя и ругаясь на одеревеневшие ноги спустится по трём кривым ступенькам, а потом неторопливо следовал с ним, ощущая давно забытое удовольствие от скольжения острой бойкой травки по щиколоткам.
— Стар я для этого дерьма.
Слова старика плохо укладывались в голове. За время недолгого знакомства, у меня сложились определённые представления. Что ж, с другой стороны, мне ещё не доводилось видеть его ранним утром, сразу по пробуждении.
— Для которого? — не без интереса, уточнил я.
— Да, для всего этого, — он махнул рукой в сторону сарая, в который мы шли, невольно цепляя широким жестом огород и часть улицы. — По лесу несколько дней к ряду бродить, поздно ложиться, волноваться, что туша эта пропадёт, если её поутру пораньше к мяснику на обработку не снести. Для пробудок тоже стар. А сейчас ещё к Кокичи тащиться на другой конец улицы.
Старик тяжело вздохнул и подцепил массивный ржавый замок, висящий на створках сарая исключительно красоты ради.
Вопреки опасениям старика, кабанья тушка могла спокойно дождаться нас и до более приемлемого времени. Да, днём было тепло, а на солнышке даже подпекало малость. Но вот ночью от промёрзшей земли исходила зимняя стужа, уводя температуру в лёгкий минус. Местами даже трава побелела. Да и выдохи клубились паром.
— Подсобишь? — старик кивнул на кабана.
— Конечно. Ты же не думал, что я за тобой пошёл только чтобы посмотреть, как ты с ним надорвёшься и Ками душу отдашь? — сказал я легко, с усмешкой, уже начиная взваливать на себя Царя. Потому нельзя было заметить, как я сам же на свои последние слова покривился.
— Да, кто же вас, молодёжь, знает? — безрадостно отозвался старик, на что словил мой обиженный взгляд и поспешил добавить, — Ты-то, конечно, кажешься парнем надёжным.
— Но…?
Мы со стариком вышли за низкую калитку и поплелись по улице в сторону первых домов.
— Но ты же шиноби. Я вчера ещё не сообразил: совсем ухайдоканный был. А тут ворочался ночью, да вспомнил, как ваш брат себя на войне проявлял. И что вы за народ такой тоже вспомнил, — старик глянул на меня с подозрением, казавшимся тем неприятней, чем радушным был вчерашний приём.
Я его взгляд не стал пытаться выдержать и предпочёл смотреть на дорогу. Поправив кабана, чья жёсткая шерсть больно кололась даже через одежду, и собравшись с силами, я спросил у замолчавшего старика:
— И какой?
— Что «какой»?
— Какой мы народ?
— Как бы сказать…
Он на время задумался.
— У нас земли небогатые. — начал он спокойно, неторопливо. — Земля холодная — север, как-никак, — народу мало и из-за непроходимых горных хребтов живём довольно разрозненно. В моё время, когда не так спокойно было, иные даже в соседнее селение не выбирались. Как рождались здесь, жили всю жизнь и умирали, так не повидав ничего, окромя этих двух улочек, да ветхого храма покровителя нашего — Ками Грома.
Никогда здесь хорошо не было. Представь, Наруто, сколько землю не обрабатывай, дай Ками, взойдёт каждое двадцатое семечко. Казалось бы, уж тут то не за что воевать. Ан-нет. И сюда проклятая добралась.
До Третьей Мировой эти земли принадлежали стране Молний, но население всегда смешанное было и граница проходила так, что ближайший сосед мог оказаться иностранцем.
Сначала сюда пришли люди из Огня и объявили эти земли своими. Небольшая армия, но очень дисциплинированная, сильная. Я на них, мальчишкой, слюни пускал. Тогда же и загорелся идеей в армию записаться. Подумал, вот она — Жизнь. Думал, мир повидаю, подвигов славных совершу, разбогатею на службе и вернусь таким завидным женихом, что Инега сразу за меня замуж пойдёт.
Мечтательные нотки в голосе не дали сбить с толку и я быстро догадался, что старик вовсе не о жене своей говорит. Должно быть, это та дочка старосты, которая самой красивой у них была.
— Кто же знал, что воином не столько стать нужно, сколько родиться? Нас, перебежчиков из Молнии за людей не считали. Но хоть на передовую не бросали и на том спасибо, хотя тогда я страшно злился. Дурак был, — дед поморщился и продолжил уже куда энергичней, всё чаще повышая голос и постепенно распаляясь. — Страна Молнии быстро интерес к этим землям потеряла. Не знаю, что там у них не так пошло, но воинов они вскоре своих отозвали. Вроде, на другой фронт переправили.
После того армию профессиональных воинов Огня тоже отозвали, а на их место прислали обычных доходяг в дедовских обносках, таких же, как я в общем, и небольшой отряд шиноби. Вот тогда-то началось.
Делать тут было нечего, наладить поставки продовольствия своими силами не получалось и эти дармоеды только и делали, что объедали бедный народ, пьянствовали и девок портили. А шиноби лишь наблюдали, хотя было чувство, что каждый из них мог бы всё это пресечь, вырвать с корнем. А ведь до каких страшных мерзостей доходило. Но те всё смотрели и смотрели, — тут он замолк совсем печальный и тихо заключил, — Война оказалась для этих земель не так разорительна, как простой пары тысяч бывших батраков и шайки шиноби.
Я попытался подтянуть сползающую кабанью тушу, из-за чего рубаха задралась и шерсть больно зацарапала поясницу. Пришлось остановиться, опустить Царя, поправить одежду и закинуть его по-новой. Старик в это время на меня поглядывал. То ли в ожидании, то ли с опаской.
Мы возобновили наш неспешный ход.
— Ничего не скажешь? — не выдержал старик Хенка.
Я нахмурился и задумался, как лучше объяснить это странное чувство, что я испытывал. По сути, никакой характеристики он не дал. Только выразил неприязнь к методам. Тут уж я не мог с ним не согласиться в некоторой бесчестности некоторых, если не большинства, методов шиноби. Да и опасения его вполне справедливы: Наруто-кун успел делов наделать. Было бы разумно и на порог меня не пускать, будь я хоть тысячу раз изнурён, потерян и жалок.
Другое дело, что сам бы я так не поступил. Но я-то дурак дураком.
— Слушай, старик, я не понял, чего ты от меня хочешь?
Кажется, старик и сам не понимал, а потому ничего не ответил и стал подозрительно воодушевлённым, когда мы добрались до большого деревянного дома с каменным фундаментом. Заборчик был, традиционно, условный, калитка не закрыта. Не заперта оказалась и входная дверь.
А ведь семья здесь зажиточная — у единственных каменный фундамент, ещё и по соседству с храмом, — я по приходе вчера в деревню решил, что это дом местного старосты. Но, выходит, ошибся. Неплохо устроились местные мясники.
— Эй, Кокичи, подъём, хер ты старый! — проорал незнакомым голосом Хенка.
Зайдя внутрь, я, в первую очередь, обнаружил, как всё неопрятно здесь выглядело. Вроде бы и не сказать, чтобы прямо срач. Но близко.
— Хватит дрыхнуть, козлина! — крикнул старик и застучал по стене.
— О, так ты не помер, плешивый, — не без разочарования поздоровался хозяин дома, спускаясь по лестнице.
Это был высокий, плотный старик, с суровым заспанным лицом, длиной серой бородой и мрачным тяжёлым взглядом. Ступеньки под его босыми ногами натужно скрипели, сам он придерживался за поручень и двигался, пусть величественно, но с трудом.
Напомнил одного.
Лучше бы не напоминал.
— А это что за девка с тобой?
Вот и меня заметил.
— Это Наруто, — тут же ответил старик, забыв исправить одно забавное упущение.
— Девка, ты чего такая лохматая ходишь? Тебя же в темноте увидишь — запор излечишь, — стал выговаривать мне козёл и хер старый в одном лице.
Со зрением у этого старика явно были проблемы. И, чем разрешать множащиеся недоразумения, я предпочёл передать ведение переговоров полностью в руки старика Хенки. А потому не сказал ни слова, а только поправил тушку на спине.
— Крот ты невоспитанный, Кокичи. Лучше бы помог с кабаном разобраться.
— С каким кабаном? Тем самым что ли? А где он? — удивился Козлина.
— Ты что же, совсем ослеп, пока я по лесу шатался? — с нарастающим напряжением в голосе спросил Хенка.
Кажется, развивающийся недуг знакомого его тревожил. Да и с полутора метров, что нас разделяли теперь, было сложно не разглядеть перекошенную харю Князя.
— Так, Хенка, солитёрная ты селёдка, мало того, что разбудил меня, теперь ещё и мозги ебёшь. Я тебе не жена, так что иди на хуй или по делу говори, — вспылил гигант, складывая мускулистые руки на обнажённой волосатой груди.
Два деда стали пырить друг на друга, хотя, на месте Хенки, я бы градус поумерил: соперник был крупнее него раза в два и всё ещё мог рассмотреть очертания его фигуры. А большего для вынесения и исполнения смертного приговора не требовалось.
Пока переглядывания накаляли воздух, на лестнице появился ещё один человек. Это тоже был высокий, широкоплечий мужчина, но стройнее и значительно моложе Кокичи. Он на ходу осмотрел место действий, догадался, если не о всём, то о многом, и направился ко мне, приветствуя широкой улыбкой и обыденной фразой:
— Опять старики собачатся. Надо было им друг на друге жениться и было бы деревне счастье.
— Конечно получше бы было. Тебя бы тоже тогда не было.
— Я мог стать твоим внебрачным ребёнком.
— Я бы мог тебя не признать и страдать меньше, чем принято в мои годы.
Вот они, высокие отношения отца и сына.
— Давай помогу, — проигнорировал парень своего старика и потянулся ко мне.
А мне не сказать, чтобы сложно было. Мне было легко и чудесно.
Парень не без труда перекинул тушку с моих плеч на одно своё и, напружинившись, на мгновение бросил в мою сторону взгляд полный замешательства.
— А, так вот оно как, — удивился Кокичи, теряя всякий интерес к Хенке.
Сначала старик глянул вскользь на кабана, потом надолго завис глазами на моей скромной персоне.
По меркам деревенских, меня можно посчитать вполне состоявшимся в плане роста парнем. Люди, росшие в деревнях, были заметно ниже городских, у которых с пропитанием было зачастую получше. Но избыточная худоба, бледность и обманчивая изнеженность плохо сочетались с тяжёлой жизнью простых пахарей.
Но на девку-то я совсем не похож!
Хотя, какая разница?
— А я тебе о чём толкую, баран! Только и знаешь, что рожи корчить! — завелся по-новой старик Хенка.
— Ты-то толкуешь, плешивый? Да из тебя двух слов без ругани и оскорблений не вытянешь. Солдафон ты бесчувственный! — реально оскорблённо пробасил Кокичи.
Слова его сына о том, что этим двоим стоило пожениться, заиграли новыми красками и смыслами.
— Пойдём лучше со мной, — предложил сын мясника, склонившись ко мне, и кивнул на дверь.
Прикипев взглядом к короткой утренней щетине на остром загорелом подбородке этого красавца, я тоже очень быстро пришёл к выводу, что с ним мне пойти будет лучше.
Без кабанчика идти оказалось куда легче и тело само стало припоминать уроки Джирайи во время наших приключений с актёрами кабуки. Поймав себя на том, что движения сами собой стали получаться куда более плавными и тягучими, я не смог не усмехнуться. А потом припомнил, как этот извращенец расхваливал труппу ещё в конце лета — или это уже была осень? — и чем всё обернулось по итогу. Вроде и пиздец лютый, а почему-то весело и мурашки по коже.
— Чего веселишься? — спросил сын мясника, поравнявшись, чтобы показывать дорогу.
Повёл он меня на задний двор, где оказалось расположено ещё одно немаленькое здание, выходящее главным фасадом на соседнюю улицу. Там, видимо, располагалась их лавка и живодёрня.
— Да, так. Вспомнил кое-что, — неопределённо ответил я, а потом подумал, что в излишней секретности смысла особого нет и решил рассказать историю этих приключений. Поработаю, так сказать, за радио и телевизор, пока парень будет тушку разделывать.
— И что же? — предсказуемо заинтересовался парень и приветливо улыбнулся.
Кажется, он подумал о том же, о чём и я. Что же, это, определённо, знак.
— Прошлой осенью довелось мне вступить в труппу странствующих артистов театра кабуки. Видел когда-нибудь?
— Нет, не доводилось. Но брат рассказывал. Так что примерно я знаю, о чём это, — серьёзно ответил парень.
Мы как раз успели дойти до его рабочего места.
Вход в лавку был широкий, двустворчатый, и двери он оставил открытыми. Стол и все необходимые приспособления были расположены немного в глубине, за прилавком, но утреннее солнце доставало своими яркими лучами и резало тёмное, пропахшее кровью, пространство словно молниями, почти слепя такими контрастами.
Когда сын мясника сгрузил тушу на стол раздался грохот и я помолчал, дожидаясь, пока уймётся звон ножей и крюков. А потом так и не продолжил рассказ, потому что заметил, как сильно нахмурился парень, рассматривая горло кабана.
— Что-то не так? — спросил я, начиная подозревать, в чём дело.
— Вы ему кровь не спускали? — уже зная ответ, решил уточнить парень.
Я сам, в одиночку, почти никогда не охотился. А, если и охотился, то быстро приносил тушку заказчику и тот сам занимался с ней. Но вот, если со мной отправлялся какой-никакой охотник, то он, стоило мне завалить опасную животинку, сразу принимался выпускать из туши кровь. К этому моменту, как правило, в моей компетенции никто не сомневался и объяснений, зачем это надо, не давал. Потому я и сам не задумывался особо.
Старик Хенка тоже охотником не был.
Короче, проебались малясь.
— Нет, — всё же сказал я вслух.
Парень разогнулся, опёрся руками о столешницу и глубоко задумался, чтобы по итогу, придя к выводу, что сделать уже ничего нельзя и поиметь с кабана даже шкуру не получится, заключил:
— Жалко.
Мы поскорбели с пару секунд, а потом послышались шаги и развесёлый голос старика Хенки:
— Эй, ребят, мы с Кокичи покумекали и решили, что кабанчика ентого нужно бы на всех поделить.
Оба деда показались в широком проходе двумя разновеликими тенями, загораживающими свет. Но я-то рассмотрел, что оба были довольны: Хенка широко улыбался и потирал худющий живот, великан Кокичи деловито упёр руки в бока, кивал в такт словам друга и потом добавил:
— Правильно. Уже пора встречать весну, так что заодно гуляния устроим. Почтим Ками. Чую, погода сегодня будет на славу.
Понятно, эти двое уже всё распланировали. И когда только успели?
— Послушай, отец… — начал сын мясника, но я вовремя оказался рядом и дёрнул его за руку.
Он замолк и вопросительно уставился на меня. Ну, а я, как человек не привыкший жить скучно и без лишних проблем, стал, с решительностью того самого Царя, переть к возможности создать себе избыточную занятость:
— Отличная идея. Но тогда ведь нужно всех предупредить! Вы идите, а мы тут разберёмся.
— Правильно, чего нам тут портки просиживать, Кокичи? — ещё более воспрянул духом Хенка.
— А вдруг помощь понадобиться? Туша вон какая. Годжи с такими и не работал никогда сам.
— Мы справимся. Если что, я помогу, — тут же оборвал я, старательно пощипывая твёрдый бок своего подельника.
— Да, какая помощь от девки нечёсаной? — начал великан сопротивляться, но уже без огонька.
— Отстань ты от Наруто, крот вонючий! Сказали, что справятся, значит, справятся. А, если чего и не будет получаться — мы же не на другой конец света идём. Найдут, да позовут, — запричитал Хенка, утягивая громилу в два раза больше него чисто на силе своего безмерного позитива и желания почесать языками с соседями.
Когда голоса их стали стихать, я отпустил руку Годжи и поднял на него самый невинный из всех возможных в моей лисьей интерпретации взглядов. Парень сначала посматривал на меня сверху вниз сурово и держался ровно три секунды, а потом сдался под натиском моего бесконечного обаяния, усмехнулся и задал вопрос по делу:
— И как ты планируешь с этим разбираться, Наруто?
— Возможно, ты припас на подобный случай тушку? — уточнил я для проформы.
— Нет, — сдержанно ответил Годжи.
— Тогда придётся отыскать замену.
— И где ты найдёшь такого кабана? Тем более, что сделать это надо бы в ближайшие часа два-три, потому что на разделку и готовку уйдёт полдня, а успеть надо к вечеру.
— Где-где? В лесу, — ответил я.
— Так, — парень прислонился бедром к разделочному столу, сложил руки на груди и стал пытаться понять, насколько бесперспективно это обречённое на успех предприятие, — Хорошо. То есть плохо. Но, допустим, совершенно случайно ты найдёшь в нашем лесу дикого кабана. Или он найдёт тебя. А что дальше? Если ты надеешься, что я смогу с ним справиться, то, прости, но охотник из меня совершенно никакой.
— Да я и сам справлюсь. Только расскажи точно, что я должен сделать, когда отловлю нам ужин.
Годжи понадобилось время, чтобы принять факт своей тесной связи с блаженным, а потом он перешёл на рабочий тон и стал рассказывать, как правильно спустить кровь и выпотрошить дичь, не забывая показывать детально на Царе.
А потом я поспешил в лес, где создал пару десятков теневых клонов и начал выслеживать местную живность.
Провинция Ибараки — самая северная в стране Огня. И самая малозаселённая. Столицей провинции является портовый город Касима, покровителем которого считается Ками Грома и Меча.
По площади эта провинция одна из самых маленьких, к тому же здесь весьма активный рельеф и значительную часть территории разрезают острые каменистые горные хребты. Дорога до соседнего селения, находящегося в паре километров, может растянуться на сотню из-за необходимости обогнуть непроходимые горы или добраться до ближайшего перевала.
Торговля здесь никогда особо не шла. Регион по праву считался самым бедным и заброшенным. Благодаря чему антропогенный фактор имел минимальное воздействие на окружающую природу и здесь сумели сохраниться многие милые дикому сердцу вещи: древние лиственные леса, с деревьями, касающимися неба, чьи, покрытые мхом, стволы не смогли бы обхватить пятеро взрослых мужчин. Древние гигантские олени. Клыкастые зайчики. Светящиеся в тени плотных крон поганки.
Казалось бы, ну неужели я никогда не видел гигантских деревьев, будучи жителем деревни, расположенной в сердце Леса Гигантских деревьев?
Отвечу: таких — не видел.
Лес, взращенный Хаширамой, имел монструозные масштабы, но вовсе не был древним и сейчас, отходя всё дальше от океана, углубляясь в удивительный мир Ибараки, я всё больше это понимал.
Насмотреться на все те чудеса, что здесь встречались, было сложно, но я постарался не сильно глазеть, а делать дело, старательно убеждая самого себя, что потеряться здесь можно будет и потом, а тушка нужна сейчас.
Прочесав верхними путями с пару тысяч гектар леса, я пришёл к печальному выводу: диких кабанов здесь не водилось. Но вот этих оленей размером с, пусть и небольшой, но сарай — десятки.
Спустя час поисков, я понял, что придётся нещадно лукавить и выдавать за Царя самого обычного доисторического гигантского оленя.
Решение далось мне непросто, потому что казалось, что убивать настолько прекрасных и величественных созданий, не несущих никакой угрозы, будет сложно. Но, стоило мне спрыгнуть с ветки перед очередным представителем рогатого вида, как это существо решило продемонстрировать на мне все радости озверевшей от гона оленины.
От неожиданности, я едва не дал насадить себя на ветвистые рога. А потом, на чистом экстриме, срезал животинке голову Лезвием ветра.
Голова рухнула в траву с грохотом, оцарапав толстую кору ближайшего дерева. Из шеи стала толчками выплёскиваться кровь, наполняя воздух запахом смерти и немного жизни. Потом ноги оленя странно двинулись и стали подгибаться так, будто он был ещё живой и только хотел опуститься и прилечь на мягком мху. Выглядело это странно и чертовски пугающе.
А потом из земли стали появляться бледные светящиеся фигуры.
Сперва я решил, что это мёртвые решили почтить меня своим незапланированным визитом, а это их руки полезли из земли. Но сияние оказалось намного чище и продолжения у кистей мертвецов не оказалось. Глаза быстро привыкли и сквозь свечение в темноте мне удалось рассмотреть маленькие фигурки крошечных голых человечком с крылышками.
— Это ещё что за хуйня, даттебайо? — хрипло выдохнул я, чувствуя холод в затылке.
Так уж сложилось, что любые проявления сверхъестественного воспринимались мною исключительно как результат собственного проёба, разбираться с которым придётся единолично.
Надо ли припоминать, чем заканчивались мои последние встречи с существами не от мира сего?
Задержав дыхание, я ждал, когда эти прелестные голожопые мини-человечки обратятся комарами размером с кулак, или соберутся в одного огромного голого мужика, чтобы жестоко выебать меня, или, наоборот, распадутся на атомы, обращаясь ядовитым туманом, из-за которого я облысею и стану трагично терять воспоминания, или начнут издавать писк, от которого мой мозг разжижится больше обычного и вытечет вместе с мочой на следующие сутки…
Но ничего не происходило. Мини-человечки стали оседать на туше убитого оленя, прямо на месте среза, осматриваясь и примеряясь, чтобы начать собирать в припасённые для такого случая мини-бокальчики из листьев уже неторопливо дотекающую кровь.
Кажется, я сумел организовать пир этим мини-тварюшкам. Какой я молодец. Главное, чтобы они на этой крови не превратились каждый в огромного голого мужика, который захочет меня жёстко выебать.
Понаблюдав с пару минут и поняв, что закругляться сия братия не планирует, я решил потихоньку подкрасться ближе, надеясь спугнуть или заявить свои права на добычу. Мини-голожопики моё присутствие игнорировали и продолжали нажираться. Тогда я тихонько, но уверенно, трясущимися руками потянулся к задним ногам оленя. Ухватившись чуть выше копыт, я напитал тело чакрой, а потом медленно потянул на себя.
Перемазанные в крови Мини-голожопики, наконец, обратили на меня внимание. Резко отлетели от уже почти не кровоточащей шеи оленя, стали метаться с едва уловимой скоростью и материться:
— Пи-пипи-пи-пи-пи-ии!!!
Потом один, что был покрупнее, замер посреди этого светящегося облачка, направил в мою сторону кровавую длань и скомандовал:
— Пииииииииии!!!
Ему хором ответили:
— ПИИИИИИИИ!!!!!
Мини-голожопики замерли, угрожающе развернулись все в мою сторону и, подсказывало чутьё, готовились вот-вот ринуться в атаку.
Ни на что, в целом, не надеясь, я по-деловому сказал:
— Я убил — тушку заберу. Вам голову оставлю.
— Пи?
— Пи, — кивнул я.
— Пи-пи, — прозвучало, как что-то в стиле «ну, ладно».
Мини-голожопики утратили всю свою воинственности и потащили свои голые светящиеся жопки в сторону оленьей головы, оставляя мне самое главное.
Приближаться к ним я остерёгся и сначала оттащил тушку за ноги по траве подальше, потом напитал тело сен-чакрой по самые кончики волос, напружинился и попытался закинуть добычу на манер плаща. Но разница габаритов планы попортила.
Подумав, как бы поступить, я решил выбрать способ чуть менее быстрый, но куда более надёжный. Особенно учитывая, что выпотрошить я оленя не смогу: Годжи объяснил как это сделать только на кабане. Призвал пару клонов и мы уже вчетвером быстренько побежали в сторону деревни Мицукэ.
Пробраться такой компанией ещё и с трупом гигантского оленя в центр деревни незамеченными изначально казалось задачей нетривиальной, поэтому на ходу я об этом думать не стал. Решил, на месте разберусь. Но, когда мы уже пробегали по жиденькому подлеску, с которого неплохо просматривалась та улица, на которую выходила мясная лавка, оказалось, что в этой части поселения никого, кроме пары десятков кошек не было.
— Поднажали, даттебайо! — скомандовал я.
Мы поднажали. И влетели на немаленькой скорости прямиком в помещение, запоздало начиная тормозить. Оленья инерция оказалось чудовищной: один клон не вписался в широкий входной проём, другой, потеряв равновесие из-за исчезновения первого, запнулся о собственную ногу и пробил себе голову об оленье копыто. Вдвоём с третьим мы пробуксовывали по пыльным, пропитавшимся кровью доскам, почти сумели восстановить равновесие и сделать вид, что так всё было задумано, но это недоразумение словило смертельную занозу в мизинчик и тоже исчезло.
Потеряв связь с землёй и космосом, я едва успел оценить полный вес своей ноши, уже начиная заваливаться вперёд, но тут мои тазовые косточки с размаху впечатались в угол столешницы. Падение остановилось и по дрожащим рукам стал потихоньку стекать охуевший от такой поездки олень.
— Вау, — послышалось с другой стороны прилавка.
Я с трудом оторвал свой взгляд от тушки и посмотрел на Годжи, чей взгляд выражал… сомнение.
— У меня с ботаникой не очень, но мне показалось, что это что-то кабановидное, — попытался пошутить я, но, кажется, серьёзность тона сбила молодого мясника с толку.
Огромная рыжая кошка, устроившаяся на его плече, предвкушающе облизалась и требовательно замяукала. Годжи снял с себя и поставил на пол нахалку, уже готовящуюся забрать мою добычу себе — и плевать, что разница в их весе отличалась на два порядка не в сторону хищницы. Жадность — дело нехитрое.
— А что такое ботаника? — спросил парень.
— Наука о растениях, — ответил я, уже понимая, что подзабыл, на каком языке говорят деревенские.
— А кабан — это разве растение? — задал вполне себе разумный вопрос Годжи.
— Нет. Кабан — это животное. Я просто пытался пошутить, — неловко признался я, зарываясь рукой в волосы на затылке.
— А в чём шутка?
— Да, так. Неважно, — отмахнулся я и предложил, — Давай лучше тушкой займёмся. Это олень, если что.
— Ну, что не кабан и не растения я уже догадался, — кивнул Годжи, улыбаясь.
Парень стал рассматривать тушу, потом я помог повесить её на крюки, чтобы удобнее было потрошить и снимать шкуру. Тут я не удержался и, сказавшись бесконечно уставшим, ненароком поприжимался к сильному подтянутому телу мясника.
А потом завертелась-закрутилась-забурлила активная деятельность. Мясник занимался тушей, я сидел рядом и любовался тем, как работает другой человек. Человек заметил, возмутился и решил меня всё же припахать:
— А ты чего замолчал? Обещал же про этот кабуки свой рассказать.
Ну, раз обещал…
За рассказом время стало утекать, подобно тому, как испаряется кипящая на сильном огне вода. А парило, к слову, неплохо. Ещё день назад было скорее тепло, но тут началась настоящая жара, что было аномально для этих мест в начале апреля.
Горячий воздух заставлял дребезжать пейзаж за широкими створками мясной лавки, в которую, ближе к полудню стали наведываться, помимо голодных кошаков, ещё и голодные люди.
Сначала забежали двое мелких шебутных мальчишек. Заметив меня, они сразу перестали толкаться и шуметь, разглядывая незнакомца во все глаза. А я, стоически игнорируя эти любопытные моськи продолжал рассказывать про свои приключения с Джирайей и труппой, старательно фильтруя подробности и лексику для детских ушей.
С трудом, но Годжи сумел впихнуть мелким по свёртку с мясом и отправить по домам, чтобы их маменькам было из чего поесть сготовить, но вскоре малышня вернулась, прихватив ещё своих подружек.
Так количество моих слушателей резко, но ненадолго, увеличилась. Потом стали приходить уже взрослые, с которыми меня тут же начали знакомить, а потом начались обсуждения назревающей попойки, в которых я, разумеется, особо не участвовал. Только старался вовремя вызываться помочь со всякими мелочами:
— А давайте я ваши столы посмотрю. Вдруг починить удастся, — вклинился я, когда Годжи, Айхе, ещё две молоденькие девушки и небольшая толпа мужиков разных возрастов стали обсуждать, откуда, сколько и какие столы надо бы натаскать, а то их два больших, как раз для таких гуляний, поломались с концами и теперь только на дрова сгодятся.
— А как же ты всё успеешь, Наруто-кун? Ты и так вызвался воды набрать, помочь насобирать морской капусты, риса для пирожков намолоть и за бочками с водкой проследить, чтобы наши старики всё не выжрали до начала праздника. Я не знаю, как и это-то успеть можно…
Чем долго объяснять, я предпочёл очаровательно улыбнуться, останавливая поток слов Айхе, сложил руки в печать и сделал так, что и в без того перезаполненном помещении стало окончательно негде яблоку упасть.
— Магия, Айхе-чан. Магия, — всё же не удержался и довольно заключил я, любуясь вытянувшимися рожами деревенских.
Вот за это я люблю вот так, с простыми людьми общаться. Их моими умениями ещё хоть как-то можно удивить.
— Во имя Ками Грома, как же это такое быть может? — спросил один из мужиков.
Поохав и повздыхав, мы все разбрелись заниматься своими делами, коих в ближайшие пару часов предстояло переделать изрядное количество.
И пока клоны занимались скучной рутиной и весьма полезным и интересным сближением с местной немногочисленной молодёжью, сам я отправился с Кацу — крепким мужиком лет сорока — к сараю, где хранилось общее имущество деревни. Пристроено сие сакральное место было прямо к задней стене покосившегося храма.
Переместившись из солнечного полудня в тёмное узкое помещение без окон я потратил с секунду на адаптацию, а потом рассмотрел то, с чем придётся работать.
— Как-то так. По мне — дело безнадёжное. Я эти столы уже лет пятнадцать чинил из года в год, но давеча сюда какая-то зверюга забралась и всю столешницу поизмолола. Я думал из этого несколько столов помельче сделать, но из меня столяр такой себе. Да и гвоздей нормальных во всей деревни нынче не сыскать.
— Мда, — кивнул я озадаченно, но уже предвкушая, как буду ковыряться с этой штуковиной, некогда бывшей двумя средней паршивости столами.
— Возьмёшься попробовать?
— Да, — кивнул я и стал снимать рубаху: пылищи и древесных щепок тут было немало, а пачкать одежду ещё сильнее не хотелось. И так в крови успел перемазаться.
— Помочь надо?
— Нет, спасибо. Здесь я сам справлюсь.
— Ладно. Но если чего помочь надо будет — зови. Я тут рядом буду: нужно храм в порядок привести.
— Да, хорошо. Спасибо, Кацу, — улыбнулся я, закидывая рубаху на распахнутую дверь.
— Тебе спасибо, Наруто. Ну я пошёл, — мужик несколько прикипел взглядом к моим тщедушным белёсым телесам. Небось таких поганок с роду не видал.
— Иди, — я улыбнулся ещё шире, по-лисьи, как бы показывая, что вижу, куда дяденька смотрит.
Дяденька в моём голосе намёк услышал, глазки выше поднял, смутился, а потом поспешил ретироваться.
Я же усмехнулся ему вслед, а потом повернулся к своей прелести и потёр потные ладошки.
— Ну, за работу, даттебайо!
Делить такое интересное занятие с клонами я не собирался и принялся в одиночку вытаскивать всё, что осталось от столов на низкую кислотно-зелёную травку. Так как все мелкие обломки были безжалостно выброшены, да и ценности особой не несли, эта часть работы заняла всего минут десять.
Итого, разложив деревяшки по узкой полянке между домом кузнеца и храмом, я имел: семь кривых ножек разной высоты, семь разновеликих кусков столешниц, только три из которых получалось соединить на манер пазл, и горку ржавых погнутых гвоздей. Молоток тоже нашёлся и к нему никаких нареканий не было: хороший молоток.
В целом, картинка складывалась.
Сначала нужно найти где-нибудь ненужные доски и собрать из них что-то вроде каркаса, к которому можно будет прикрепить куски столешниц. Потом поверху можно будет заполнить все щели и дырки. Да, выглядеть будет не очень, но, учитывая состояние и качество имеющихся запчастей, эти, в прошлом, столы, а ныне просто — стол, никогда выдающимися эстетическими данными не отличались.
Отправив клона собирать обломки старых оград, сам я разложил куски столешницы так, как планировал их соединять. Получалось, конечно, длинновато, но зато ближе к середине было место, где можно было бы сделать «замковую» доску и не прибивать её, а просто привязать, чтобы потом можно было легко разобрать всё это великолепие и утрамбовать обратно в сарай.
Потом начала кипеть работа над каркасом. В гвоздях я разочаровывался долго и потому перешёл на обвязки из обрезков старых тряпок и верёвок только через полчаса мучений. Ещё через полчаса каркас оказался собран. К этому моменту с меня уже пот не лил: я сам превратился в расплавившуюся под солнцепёком жижу, а потому решил сделать перерыв. Засел в тенёчек под козырьком сарая и стал думать, как бы лучше дальше поступить. И правильно сделал, потому что понял, что столешницы лучше прилаживать уже на том месте, где стол планируют поставить во время праздника.
Тут как раз случилось бесславное возвращение сурового отряда из двух мужиков и одной моей копии, что были отправлены к океану собирать красные водоросли. Оказалось, что шесты, на которых росла эта вкусняшка уже пусты, что, в целом, было ожидаемо и потому никто сильно не расстроился.
Вообще морская капуста активно росла осенью и зимой, а весной и летом исчезала. Специально её выращивать не умели, только приспособились опускать в местах поглубже, куда удавалось по скалам пройти, многометровые деревянные прутья. Они частенько неплохо обрастали красными съедобными водорослями, бывшими очень питательными и неплохо выручавшими жителей многих прибрежных деревенек от голодной смерти в холодное время.
С этим отрядом Надежды я перетащил стол на площадь перед храмом, успевшим, стараниями Кацу, немало преобразиться. Там же мы быстренько его дособрали и после, немного почесав языками, задумали, от нечего делать, присоединиться к девицам, занимавшимся украшением площади.
Наруто-почти-птица оказался полезен в деле развешивания бумажных фонариков и цветочных бус. Потом два утренних мальчишки, толкаясь и бесясь, притащили две высоки стопки скатертей и полотенец.
Большая часть работы уже была сделана и солнце из жгучего снова стало тёплым. Мужчины начали таскать стулья и скамейки, девицы занялись посудой и расстановкой ароматных блюд, которые вот уже как часа четыре стряпали замужние девушки. Каждой из них был выдан щедрый кусман мяса, а они уже по своим домам кашеварили свои фирменные блюда.
Меня Го и Чи — неугомонные мальчишки — потащили с собой выполнять поручение по сбору полевых цветов для украшения стола и алтаря Ками Грома. Пока они носились и топтали первые весенние цветы, я потихоньку собирал разной степени паршивости букетики, пока не додумался не пытаться сочетать разные цветочки и делать каждый букет только из одного вида. А то навыка по составлению букетов нет, а художник внутри плачет.
Увлечённый, я снова не замечал, как летело время. Солнце склонилось сильно ближе к горизонту, чем к своему полуденному положению, а, значит, времени было ближе к шести, когда за нами с мальчишками пришла Айхе и позвала на праздник жизни. Она же помогла мне дотащить все цветочки и здорово развлекла рассказом о том, какие блюда наготовили женщины. Айхе откуда-то знала все секретные рецепты и безжалостно разболтала их мне, а я только рад был, потому что раньше всё же готовкой увлекался, да и надеялся ещё порадовать кого-нибудь своей стряпнёй.
Просто хотя бы пока помню, пусть и смутно, какова еда на вкус.
— Смотри сколько народу собралось! И Йокуи-сан здесь. А я её уже два года не видела, думала, померла. Ан-нет, дома сидела. А мест-то свободных не осталось почти. Мне девочки заняли, а для тебя, как я поняла, Годжи место придержать хотел, но сам уборкой занялся и до сих пор не пришёл.
— Нет же. Вот он, — я указал в сторону, где копошение людей было сильнее всего.
— А, и точно. Как это я его не рассмотрела? — удивилась девушка и пошла провожать меня до мужицкой части стола.
— О, а вот и наш герой! Мы как раз из-за тебя спорили. Отвечай, как тебя зовут? — тут же накинулись на меня и стали выжидательно прожигать взглядами.
— Наруто, — ответил я, ничуть не удивившись.
Так вышло, что из-за вчерашнего недоразумения часть деревни знала меня под кличкой Кабан. Я их не поправлял: уж больно уверенно они меня так нарекли. Они же сейчас стали возмущённо дышать и ругаться на меня, что я такой нехороший и людей в заблуждение ввёл. Вместе с тем, мне успели найти местечко и усадили прямо под крылышком Годжи, который, как я заметил, был наиболее завидным холостяком на деревне.
Занимался ярко-оранжевый закат, задувал тёплый ветер, земля остывала, воздух насыщался долгожданной вечерней прохладой. Стол ломился от тарелок с сытной ароматной пищей. Здесь было много картошки, молодого лука, засоленных помидоров, огурцов, капусты, отварного риса и все возможные вариации сладостей на рисовой муке. Где был хоть клочок пустого места лежали цветы, уже начавшие прятать бутоны. Но самое главное — мясо. Деревенские ели с невероятным наслаждением, предпочитая пачкать подбородки и щёки не пивной пеной, а блестящим жиром.
Разговоры, чавканье, стук тарелок и простое счастье сытых людей наполнили площадь перед храмом Ками Грома.
Вскоре, когда первый голод оказался утолён, полился по стопкам алкоголь. Разговоры стали горячее, смех громче. Никто не замечал, что моя тарелка пуста, а насыщаюсь я исключительно воцарившейся атмосферой.
— Наруто, а у тебя зазноба есть?
— Нет, — коротко отвечал я.
— Ну ничего. Ты же ещё совсем сопляк. Кстати, а сколько тебе?
— Сем… а нет, восемнадцать получается.
— Сколько? Брешешь! Тебе и пятнадцати не дашь! Ты же старше меня, получается.
Вот тут я малость прифигел, потому что вопросами меня решил прилюдно помучить один из мужиков, которого я с лёгкой руки отнёс к сорокалетним.
— Это связано с особенностями организма, — ответил я.
— Вот бы и мне такие особенности.
Так как-то вечер и проходил до тех пор, пока солнце не упало за горизонт и не настало время почтить Ками Грома.
Алтарь организовали по противоположную от храма сторону стола. Там, на кривой табуретке, разместились подношения в виде полыни и крынки козьего молока.
Ритуал поклонения был несколько необычным и возглавляло его семейство мясника, а не старосты, чьё семейство за день я успел неплохо изучить и понял, что люди это деловитые, уважаемые в деревне.
Но вот выстраиваясь вокруг алтаря, прямо напротив и ближе к святилищу, чем все остальные, оказались именно Кокичи и Годжи, который с алкоголем успел малость переборщить и теперь пошатывался.
— Мы благодарим Ками за его покровительство над нами. За отсутствие болезней, споров и ненастий. Мы видим, как хорошо быть под нашим справедливым и грозным Ками Грома. Мы почитаем нашего Ками — как и всегда. Мы просим нашего Ками о дальнейшем процветании — как и всегда. И мы жертвуем нашему Ками полынь, крынку козьего молока и рюмку крови его потомков — как и всегда, — торжественно и без запинки проговорил Годжи, после чего поднял руки над алтарём, разрезал себе предплечье с наружной стороны, чтобы лишь немного сбрызнуть алтарь кровью, но не навредить себе.
— Славься и вечно благоденствуй, наш гордый покровитель! — сказал староста и односельчане стали наперебой повторять это.
Годжи в это время успел вытащить из кармана лоскут чистой ткани и начал примеряться, как бы его обвязать одной рукой. Я на его пьяные одинокие мучения посмотрел и решил подойти помочь. Тем более, что круг из людей стал рассыпаться потихоньку и, кажется, за страшное святотатство моё вторжение посчитать уже было нельзя.
На самом деле, сколько я по деревням ходил, заметил, что, пусть люди и чтят своих ками-покровителей, но не слишком трясутся над соблюдением ежедневных ритуалов и различных тонкостей.
И вот, оказался я рядом с Годжи, аккурат напротив алтаря. Заметил древнюю бронзовую статуэтку, отливающую сейчас посему-то крово-красным. Замешкался на мгновение. А потом сказал:
— Славься и вечно благоденствуй, Ками Грома.
Потом отвёл взгляд, чувствуя странное напряжение, и постарался отвлечься на бинтование руки Годжи. Отнял из его некрепких от хмеля рук ткань, приложил самым чистым местом к ране и стал оборачивать, а потом резко взвыла интуиция, пронеслась стрелой мысль подозрения и я замер, ища опасность.
Из алтаря ударил в небо стоп чёрной крови, орошая поляну кровавым дождём. Земля дрогнула и в паре сантиметров от нас с Годжи, прямо в алтарь, ударила яркая молния. Глаза ослепли на пару секунд, но мне и видеть было не нужно. Я перехватил Годжи поперёк живота и отпрыгнул подальше. Только после этого я приготовился увидеть того, кто источал эту странную, густую и ледяную, как могила, энергию.
На месте скромного алтаря стояла высокая, больше двух метров, фигура в белом.
Это было существо не от мира сего.
Лицо у него было совершенно гладкое — ни носа, ни глаз, ни рта, ни ушей. Лысая вытянутая голова припорошена чем-то чёрным. Сам — весь-весь белый, как молния. Много белой одежды оплетало высокую сильную фигуру, порываясь двигаться не по ветру, а против него.
Без рта, оно всё же сказало отчётливо:
Моё имя Такэмикадзути.
Мои ноги покрыты огнём,
Голова — пеплом.
Позади меня всегда выжженная земля.
В лицо мне летят проклятья,
В спину — ножи.
Искры каждого моего жеста — молнии.
Я — Ками Грома и Меча.
Моё имя Такэмикадзути.
— Батюшки-светы, — раздался тихий вдох какого-то смельчака. Остальные люди застыли и молчали, боясь даже дышать.
