Идеальные мальчики идеальны во всем.

– Ну и теперь тот, кого вы все так ждали! Для вручения диплома на сцену приглашается всеобщий любимец – Хван Хенджин!  Зал встретил его шквалом аплодисментов. Где-то с задних рядов несколько девочек, на пару лет младше собравшихся, начали скандировать “Принц Хван” и истошно верещать. Поднимая звуковые волны высоких частот, они подхватили собой следующие ряды, и вот уже весь зал Сеульского Национального кричал. Хенджин легкой походкой между рядами пробирался к крутым ступеням вверх, постоянно кланяясь и лучезарно улыбаясь, поправляя белоснежные волосы в идеальной укладке.  – Итак, Хенджин, от лица администрации университета я поздравляю вас с окончанием университета и получением диплома особого образца. – мужчина в черном костюме протянул красную корочку и, сделав фирменную улыбку, передал ее в бывшем – ученику, в настоящем – коллеге. Щелкали вспышки камер. Фотографы с жадностью глотали идеальные пропорции и фотогеничность. Прирожденный талант во всем – не иначе! Одна из этих потрясающих фотографий обязательно отправится на сайт университета во вкладку “новости”, извещая о еще одной масштабной церемонии выпускников, а другая – ничуть не хуже – в местную газету, которую аджосси и аджумы будут разворачивать в метро и причитать: “Какой чудесный молодой человек! Еще и учится хорошо. Надо будет показать моему бездарю, пусть берет пример”. Через пару недель все обязательно так и будет, а пока есть только зал людей, готовых вот-вот подкинуть в воздух свои черные академические четырехугольники, совершенно не беспокоясь о том, где те приземлятся. Больше вообще ни о чем не беспокоясь.    – Ну что, Джинни, идем праздновать? Мои родичи обещали оплатить наш ужин с говядинкой. – обнимая за плечи, навалившись всем своим весом, Чанбин чуть не уронил Принца на пол. Все же его безвылазные походы в зал вместе с Чаном давали о себе знать. – Но я решил внести некоторые коррективы в меню и предупредил шефа, что у нас “особый день”.    Парень заговорщицки подмигнул, и вся компания засмеялась. Просто удивительно, что четыре года назад они попали в один университет и, такие разные и несовместимые на первый взгляд, подружились. Кто-то на музыкальный факультет, кто-то – на бизнес и управление, а кто-то на факультет искусств. Это было как вчера, но так давно. И вот они, такие же разные, выходят из кампуса тоже вместе. Хенджин мягко отстраняется и берет под руку своего любимого художника, который потерялся где-то сбоку.   – Я не против, только если Феликс не против. – мальчик с веснушками удивленно смотрит на него, но через секунду медленно кивает.   – А что насчет Чана, этих женатиков, – Чанбин раздраженно смотрит на Минхо и Хана, которые, как обычно, отстали и беседовали на какую-то свою тему. – и... куда этот мелкий опять пропал?  – Мелкий – ты, Бинни, а Чонин младшенький. – беззлобно откликается Чан, пока макнэ их компашки выглядывает из-за его бока и машет ручкой, широко улыбаясь. – Я пойду, но “особые” напитки из твоего “особого” меню не буду. Мы с ним будем сок. – Чанбин ответил Яну победной улыбкой, замечая, как тот обиженно дует губы в след удаляющемуся старшему.  – И вообще, что толку расти ввысь, если я росту вширь! – он показательно поиграл бицепсами, закрепляя железный аргумент на низкую с их стороны шутку. — Так, народ! – чуть громче крикнул парень, чтобы и до увлеченных друг другом парочек дошло. – Держим путь в «МастерБиф» и не отстаем там!    С официальной частью выпускного Хвана было покончено, теперь начиналось настоящее веселье.     – Прошу, передайте еще мяса. – едва справляясь с набитым ртом, пробасил брюнет.   На решетке сочно скворчали ломтики свежей говядины и свинины, пока их старательно переворачивали, чтобы не дать обгореть больше положенного. В такой день много посетителей – дети с родителями приходили отметить завершение учебного года. Но cтол ребят в маленьком ресторанчике был самый шумный. Они разговаривали громче всех, смеялись дольше и размашисто хлопали друг друга по плечу от переизбытка чувств.    – Чанбин-хен, ты уже все слопал. Подожди, пока я пожарю еще. – Хенджин насупился, перехватывая удобнее щипцы.   – У тебя отлично получается жарить, Джинни. – произнес тихо самый старший хен, облизывая губы. Последующая ухмылка спряталась за бокалом яблочного. Феликс нахмурился и опустил взгляд к полупустой тарелке.   – Спасибо, меня папа научил. Когда я был маленький… – как ни в чем не бывало начал Хван.   – Да-да, вы часто выезжали на природу… – Ли Минхо потянулся за острым кимчи, смешно копируя голос своего друга, повышая на пару тонов выше.   – И готовили там мясо на костре. – продолжил Хан, отбирая половину добытой капусты и без промедления запихивая ее себе в рот, быстро жуя и покачивая головой в такт ненавязчивой мелодии заведения.    Хенджин обиженно хмыкнул, поправляя свободной рукой челку, но быстро отвлекся на Чонина, показывающего на телефоне скрин с комедийного вебтуна. Ликс задумчиво крутил в руках уже теплую банку пива. Контраст ярко очерчивает трапецию правильного скульптурного подбородка, перетекающего в молочную, почти белую шею. Чуть выпирающие узлы трахеи, что можно пересчитать указательным пальцем только касанием, показывают лишь тень адамова (едва ли в нем было что-то от Бога, но, с другой стороны, Дьявол тоже когда-то был ангелом) яблока, сохраняющего демонстративное спокойствие мертвеца. Живой ли он вообще? Со стремлением водопада дальше скатывалось и разбивалось об острые скалы ключиц, задевающих своими крыльями волны черного шелка. Холодный свет скицирует углем грудь, приподнимающуюся при глубоком дыхании человека, в упор смотрящего на него каждую чертову ночь.    И если снаружи он был спокойным потоком, разливающимся и собирающимся вновь, оставаясь для человеческого глаза единым и недвижимым, то внутри металась загнанная буря из молний. Заряды истерически щерились, кричали, шептали и крушили вольфрамовые прутья роговиц, таких же темных, тяжелых и пожирающих. Пироэлектричество жгло кристаллами бликов, а темнота смеялась, взвывала и толкала к обрыву в пропасть. Он тоже улыбался – и это то, почему Хенджин называл его своим кошмаром. Оскал существа, имеющего превосходство, знающего больше, способного мучительно долго царапать плоть глаголами. Обнажать раны даже там, где и помыслить не мог, добираясь до самой кости, пробуя ее на вкус и твердость. Такой была эта улыбка. Загадочно-злорадной. И если бы он когда-нибудь оказался между ним и волком − рассерженным бешеным зверем, рычащим и влаготочащим яростью − он бы не думая выбрал смерть от серого меха и клыков. С болью, но быстро и без сожалений.    Свет меркнет в секунду. Со взмахом ресниц спадает последний спасательный круг. К горлу подступает тошнота, теснящая давлением, а кожа сохраняет ожоговые отпечатки чужих рук. Как в замедленной съемке он приближается, протягивая длинные пальцы. Сверкает своими молниями во тьме, и только по ним угадывается движение. Тело тяжелое, в венах − свинец, а спина принимает удар жидкого азота.   – Джинни. – без звука. За ним, далеко впереди и наверху. – Помнишь меня? Я скучал. Здравствуй…    – …Хенджин. Если вы снова стоите в моих дверях, значит ваша нарколепсия продолжается. Я правильно понимаю?    Двери, что упомянул мужчина, вели в кабинет номер семнадцать, в котором Хван вот уже три года проходил терапию. Не все «идеальные» мальчики идеальны.   – Знаете, я уже жалею, что когда-то вы мне посоветовали «Пикамилон». – блондин присаживается в знакомое кресло напротив, отодвигая в сторону раздражающе мягкую подушку. Под красивыми глазами прокралась тень бессонной ночи. Сейчас ее, как на учебе, прятать не нужно было, поэтому утром он даже не пытался скрыть результаты прихода Гостя.  – И я все же не устану повторять, что содержание гамма-аминомасляных кислот у тебя в норме. – мужчина снял узкие очки-половинки, не торопясь сложил их и положил в футляр. Своим неожиданным приходом парень прервал его обеденное перечитывание Лихтенберга и его извечных рассуждений о деменции. – Все твое обучение только на тех таблетках и держалось, лучше бы спасибо мне сказал. К тому же, если бы ты и вправду так думал, тогда не пришел ко мне снова. Так значит вернулся твой... Как его там?   – Сынмин. Только не говорите, что забыли его имя. – Хенджин притянул подушку обратно, недовольно выдыхая через нос. Уложив ее поудобнее на своих коленях, он окинул взглядом не изменившуюся за месяц комнату. – Не забыл, конечно. – улыбаясь отвечает доктор. – Просто хотел понять, помнишь ли ты.   – Намджун, прошу, заканчивайте ваши эти штуки. Я не в настроении для психологических уловок сейчас. То, какую связь они установили за время всех сеансов, удивляло многих случайных свидетелей их обычных разговоров. Однако нахождение комфортного контакта с клиентом – одна из обязанностей Кима, так что он был совсем не против. Тем более что случай этот его очень интересовал, и он соврал бы себе, если бы не признал, что именно светловолосый саркастичный парень, снимающий маску примерного ученика в этой комнате, является его любимым пациентом.    – Как скажешь. И что же было на этот раз? Удушение, щекотка и далее по списку или что-то новенькое? – будничным тоном поинтересовался доктор, отработанным движением доставая из кармана карандаш и занося его над чистым листом порядком исписанной тетради. Для каждого "посетителя" своя. – Насколько я помню, в прошлый раз мы остановились на дыхании за спиной.    – Он просто пришел и улыбнулся. – прошептал Хван, теряясь взглядом между подсыхающим кактусом и держателем для календаря. – Просто пришел и спросил, соскучился ли я. Еще пытался коснуться меня. Его руки были… неподвижны, а я все равно чувствовал их на шее.   – О, наш друг освоил новые шаманские фокусы. Интересно. Так и запишем. – Намджун старательно вывел слова “привязанность” и “пси-явление”. Подумав немного, последнее он зачеркнул. – Получается никакого продолжения? – блондину показалось даже, что прозвучало это немного расстроенно.   – Нет, больше ничего. Я боюсь, что он придумал что-то другое. – Хенджин испуганно поднял глаза, сжимая в кулак несчастную вышивку с цветочками. – Он ведь может? И не надо мне напоминать, что все это в моей голове. Я это и так знаю. Но вы его не видели, доктор Ким, вы не чувствовали этот взгляд. Если он вернется по-настоящему… если прогрессирует в своей изобретательности, я не смогу больше заснуть. Мне страшно, Намджун.    Мужчина отложил карандаш. Беспечное выражение лица улетучилось. Он встал, поправляя полы белого халата, и подошел к окну. Щелкнула зажигалка, пробился запах дорогого табака.    – Слушай, Джин. Я представляю, что ты испытываешь, правда. Не как психиатр даже, а как человек. Ты умеешь описывать, и довольно живо. Как специалист, я должен назначить тебе сильные транквилизаторы и отправить на курс долгого лечения. – выдыхает тяжелый смог дыма прямо в открытое окно. Теплый летний воздух с радостью принимает отраву, смешиваясь с ней в неспешном танце. – Но как твой лечащий врач, который изучил историю болезни и провел немало сессий, я вижу в этом бесполезность. Он тебе не поможет. В моей практике такое впервые и, признаюсь честно, я сомневаюсь, что у тебя обычная нейролепсия. Ты и сам прекрасно знаешь, что сонный паралич лечится обычной сменой режима. Мы же перепробовали в тысячу раз больше. Это не он.    – Значит, вы откажетесь от меня? – бесцветно спрашивает парень, боясь услышать утвердительный ответ.    – Нет. – так просто? – Осталось еще кое-что. – окурок летит в стеклянную пепельницу. – Ты один из немногих, кто имеет поразительно устойчивую психику, и, даже несмотря на это, я все равно не хотел предлагать этот вариант. Хенджин, тебе нужно его впустить.    Улыбается, заискивающе пытается понять по нахмуренным бровям и серым глазам, найти след очередного профессионального подкола. Пусто. Ничего. Чистая прямолинейная констатация.    – Шутите? – все еще пытается, уголок губ дрожит. – Значит все-таки не шутите… Нет, вы серьезно? Намджун, он же меня убьет прямо там! Я держусь из последних сил каждый раз, а вы предлагаете мне просто ему сдаться? – голос срывается на крик, но доктор его не винит. Лишь тяжело вздыхает, собирая лучшие слова для объяснения своего совета.    – Он не убьет тебя, так как находится в твоем подсознании. Сам себе ты больно не сделаешь, от этого тебя защищает оно же. Сынмин как баг в системе мозга. Если не узнать причину, то не устраним проблему. Ее знает только он. Я же сказал: это последнее средство, Джинни, больше у нас ничего не осталось. – Ким вырвал листок из календаря и поверх числа стал что-то размашисто записывать. – Это рекомендации твоей тете. Я опишу все так, что она не будет волноваться. Просто так я не смогу тебя отпустить, поэтому этот сон будет в лаборатории. Мы проведем функциональную МРТ и подключим к аппарату для электроэнцефалографии. Проще говоря, твоя мозговая активность у нас будет как на ладони. Мы разбудим тебя в случае чего. Отдашь тете эту записку, чтобы она не беспокоилась.    – Как будто это ей поможет…