снег в ладонях

⠀⠀       Москва напоминает большую газовую камеру. Она отнимает силы, по капле высасывает энергию, крадёт надежду и лишает воли. Загазованный выхлопами воздух давит на диафрагму. Высотки, появившиеся из земли, словно из ниоткуда, похожи на стеклянный лабиринт — вечно серый, отражающий в помутневшем стекле грязную вату облаков. Ночью город совсем иной: по Москве расползается ядовитое свечение неоновых вывесок и манящих огней — тайных знаков богатой жизни, полной соблазнов и греха. Пусть Ева вовсе не та искушённая змеем и изгнанная из Эдема девушка, но тоже чувствует на себе осуждающие взгляды.       Её прошлое — мамины глаза и тёплые нежные руки, заботливо гладившие по острым плечам, извечный флёр душистой сирени, разбавленный пряными нотками корицы и тёмного шоколада, а голос — весёлый и мелодичный, словно перезвон колокольчиков. Её настоящее — запотевшее лобовое стекло, безумные вечеринки и след от белого порошка на носу.       Ева — девочка-скандал с мрачно подведёнными глазами, всегда в чёрном, больше не папина маленькая принцесса, наивно верящая в семейную заботу и любовь, окружённая поддержкой и пониманием. Она — ураганный вихрь, буйство стихий с острыми шутками и звучным порочным именем, отзывается в умах людей послужным списком грешков, за которыми была поймана. Белозёровы, как говорят, не просят прощения, вот и Ева каяться не собирается, ей ведь это безумно нравится — быть живой и счастливой, а главное — самой собой. Без устойчивых жёстких рамок, кажется, и дышится легче.       Ночь смыкается над головой сияющим звёздным небом, позволяет в себе раствориться. Новые клубы, новые лица, но плюс/минус те же ощущения. Наслаждение — здесь и сейчас, в разномастной шумной толпе таких же молодых и прекрасных, берущих от жизни всё. А пустоту внутри ничем не заполнить, как ни пытайся.       Папа холоден-безразличен, вспоминает о ней только благодаря новостным постам и выдержкам из статей в телеграм-каналах о скандалах в мире знаменитостей. Его брови хмурятся, на лбу пролегает глубокая морщинка, а взгляд строгий-строгий (каким он не смотрел на Еву даже в раннем детстве, когда та неслась, сломя голову, расшибая коленки до глубоких ссадин), но хуже всего — его молчание. Холод арктических льдов в глазах, полных всепоглощающего осуждения, как бы напоминающего: «ты всё ещё моя дочь, но терпеть подобные выходки я не намерен. Повзрослей и прекрати наконец всё портить».       За фасадом сказочной жизни семьи Белозёровых всё совсем неприглядно, но знать об этом никому не положено. Картина идеальной семьи того и гляди расползётся уродливыми трещинами, как портрет Дориана Грея. Нежная и удивительная Марина подобна гниющему изнутри червивому яблоку, отравляющему прекрасный сад. Еве её вырвать с корнем хочется, раздавить и стереть в порошок, но слишком уж много чести для такого ничтожества. Сам отец её терпит, скрипя зубами, из последних сил держится, надеясь на своего-чужого-суррогатного недонаследника, который, кажется, сможет смягчить ненаглядную жёнушку хоть как-то, склеить осколки их паршивого лживого брака.       Промозглый московский февраль переменчив и обманчив: вчера стекал по дорогам талой водой, а сегодня обдаёт морозной свежестью. Ева движется навстречу бледным лучам дремлющего за пеленой облаков солнца, скользящего по обледенелой дороге, не обсыпанной реагентами и песком, залезает на сидение. Снаружи холодно, а в машине жарко. Водитель включает выбранную Евой радиостанцию и она качает головой в такт очередной навязчивой мелодии. У Тейлор Свифт приятный уверенный голос, песня льётся через динамики, наполняет пространство салона совершенно особенной мощной энергией.       Ева рисует на запотевшем стекле смешные рожицы и наблюдает, как мчатся по встречке автомобили в привычной будничной суете. Летит километр за километром, меняются песни на радио, а мысли в голове вязнут тягучей патокой. Папа не будет рад ни одной из её выходок, но Еве, если честно, абсолютно плевать. Она воюет не от вредности, а из принципа, потому что не может иначе.       Быть услышанной и понятой — утопическая, почти несбыточная мечта, теплящаяся на задворках сознания уже который год, только методы для её достижения теперь другие. Сама Ева тоже другая — колкая и острая, оградила своё опустошённое сердце от чужих расчётливых взглядов, чтобы никогда больше не обжечься. Выстроила прочную стену по кирпичикам, чтобы никто не причинил ей боль и не узнал правды о страхе и одиночестве, от которых приходится прятаться в крепости собственного сознания.       Она просит водителя остановить машину подальше от подъездной дорожки и идёт в отеческий дом одна. С неба медленно опускаются кружевные снежинки, плавно вальсируя в воздухе. Мир затаил дыхание. ⠀⠀