***
До премьеры оставался месяц. К огромному удивлению Арлекино, за время репетиций, а это, к слову, пол года, тот очень хорошо успел сдружиться с новым коллегой. Теперь он даже мысленно называл его другом, а не приятелем, что многое значило для парня. Обычно он не подпускал людей так близко к себе. Почему? Наверное он просто боялся. Боялся, что его снова бросят, снова предадут. Но Пьеро рушил все возведëнные стены. Он как ураган ворвался в жизнь Арлекина, перевернул в ней всë вверх дном и теперь занимал все мысли. Вот и сейчас, выходя из дома Арлекино думал ни о ком-нибудь, а о Пьеро, который, буд-то прочитав мысли друга, вышел из-за угла и помахал ему. — Привет! Как спалось? — Крикнул парень, продолжая махать. Арлекино немного смутился из-за такого приветствия и попытался как можно скорее сократить дистанцию. И только когда он поравнялся с Пьеро, смог ответить. — Привет, — Арлекино перевëл дух, после быстрого шага и продолжил, — Зачем же так кричать? — А что? — Удивился Пьеро, — Разве нельзя кричать? Или… -Тут же люди! — Не дал договорить Арлекино, а его уши в тот час же покраснели, выдавая его смущение. Не смотря на то, что Арлекино был актëром, он ужасно боялся лишнего внимания к своей персоне. Особенно, если привлекает его кто-то другой. Обычно в таких случаях он просто быстро уходил и всячески скрывался ото всех. Но сейчас решил, что следует объясниться перед Пьеро. Тот его внимательно выслушал и, заверив, что такое больше не повторится, посмотрел на уличные часы. — Ох, чëрт! — Воскликнул Пьеро, увидев стрелки, показывающие без десяти девять, — Карабас нас прихлопнет, если через десять минут мы не будем на репетиции. После чего, он схватил Арлекино за руку и со словами «ну что, пробежимся?» сорвался с места, утягивая друга за собой. Как же был рад Арлекино, что Пьеро не оборачивался и не видел его стремительно краснеющие щëки. Может это было из-за бега, а может из-за парня, сжимавшего его ладонь. Арлекино сам ещë не разобрался в своих чувствах, но кое-что он понимал точно: Пьеро был самым замечательным человеком, которого он когда-либо встречал. И Арлекино нравилось осознавать, что Пьеро заботится о нëм. Он давал такую поддержку и внимание, которых у Арлекино никогда не было, а если и было, то так давно, что он и не помнил как это… Любить? Любить, точно! Вот то самое подходящее слово, которое обозначало чувства Арлекино. Он сам не заметил как влюбился в своего знакомого, который позже стал приятелем, а затем и другом. В того, кто показал Арлекино хорошую жизнь, в которой ты кому-то нужен. Вот так, в процессе бега парень осознал то, что на протяжении месяца мучило его своей скрытностью.***
К облегчению обоих парней, они успели на репетицию к своему суровому начальнику. Может его поведение и приносило пользу в качестве общей собранности и организованности, но частые истерики и нервные тики у актëров вряд-ли того стоили. Но осуждать Карабаса мог только сам Карабас, ибо он создал этот театр и, как говорили за его спиной «видимо создал мир, раз может позволить себе притворяться Богом». Правда ему в лицо такую фразу точно никто не осмелился бы сказать. Вообще актëры и так много чего сказать не могли. Например, Карабас, нанимая новых людей придумывал им новые имена. Настоящие же, запрещалось раскрывать при любом раскладе, что было прописано в договоре о предоставлении работы. И такая бумага подсовывалась всем без исключения. Сам Карабас на это говорил то, что так поддерживается история со сказочным миром и сам актëр лучше персонажа понимает. Работает ли это на самом деле сказать сложно, но все, кто получал новое имя скоро привыкали к нему и использовали его как родное.***
— Аргх! Бездарная бестолочь! — Взревел Карабас и со всей силы бросил свою кружку полную чая в непутëвого, по его мнению Арлекина. Хоть парень и успел отпрыгнуть в сторону, без боли не обошлось. На лету из кружки расплескался кипяток, угодивший Арлекина прямо в лицо. Тот еле слышно зашипел от боли и закрыл лицо руками. Сзади послышался звон, это кружка благополучно встретилась со стеной, оставляя на ней мокрый след. — Вон отсюда! — Почти прошипел Карабас, злобно сверкая глазами. Но увидя, что все замерли и никуда идти не собираются, набрал в лëгкие побольше воздуха и закричал, — Все пошли вон! Актëры в ужасе кинулись к двери и быстро ретировались, пока не досталось кому-нибудь ещë. Уже около выхода из театра Пьеро поймал Арлекина за рукав и обеспокоено осмотрел его лицо. — Вот ведь козëл, — сказал Пьеро, заметив красные пятна от кипятка, — Как его ещë не посадили? Арлекино тихо всхлипнул и сделав шаг вперëд уткнулся в плечо другу, пытаясь прижаться как можно больше. На что Пьеро мягко погладил Арлекина по голове, нашëптывая успокаивающие слова. — Спасибо, — почти не слышно прошептал Арлекино, отстраняясь, — Нам пора. Пьеро молча кивнул и повернулся в сторону двери. Парни вышли на улицу и глубоко вздохнули. За пределами театра чувствовалась какая-то странная свобода. Еë хотелось распихивать по карманам и закатывать в банки, чтоб она всегда была рядом. Но разве это была бы свобода?