To be reinstated

На корабле было не так много мест, где можно было бы побыть одному, особенно на таком маленьком и полным народу, каким в настоящее время был "Подстрекатель", но Перекрестье справился. Комната с койками в носовой части по правому борту была настолько удалена от всех, насколько это было возможно, и, поскольку она находилась вдали от наиболее оживленных частей корабля, здесь было тихо. Тишина сейчас была очень кстати. Он хотел тишины. Он… забыл..? Это было не совсем подходящее слово, скорее подсознательно заблокировал воспоминания о том… как чип заставил его мыслить. Отодвинул в сторону, чтобы ему не приходилось признавать факт существования тех мыслей каким-либо образом. Он всегда был самым "суровым" и "упрямым" из своих братьев. Прагматичность реалиста тоже не помогала ситуации. Чип увеличил эти его качества до почти ненормального уровня, а после тех так называемых "улучшений" всегда становилось хуже. Даже он без споров признал бы, что чип едва не свел его с ума навязчивой и нездоровой одержимостью разрушением собственной семьи. Иногда он задавался вопросом, не была ли последняя фаза этого плана вызвана тем, что он не хотел жить с тем, что сделал. … Временами он скучал по своей прежней жизни… скучал по ним… но после их короткого совместного приключения на Камино он понял, что их отношения никогда не будут прежними… Возможно, эти процедуры "улучшения" навсегда изменили его образ мыслей. Он являлся на них много раз и, помимо почти маниакальных мыслей, овладевавших его разумом, всегда чувствовал головокружение и тошноту. Его мускулы дрожали, как если бы его несколько раз ударило током, и после этих процедур он всегда несколько часов чувствовал себя так, будто потерялся в тумане. Перекрестье вздохнул и чуть пошевелился, чтобы кровь снова потекла к ногам. Он вжался спиной в угол нижней койки у изножья кровати, вытянув обе ноги, чтобы создать ровную поверхность, на которую можно было положить ручной бластер, хотя он все еще был в кобуре. Пространство не было достаточно велико, чтобы он мог сидеть прямо, но ему не хотелось двигаться дальше в комнату и терять из виду дверь. От старых привычек действительно трудно избавиться. Умом он понимал, что здесь он в безопасности и что Хаузер более чем достаточно компетентен, чтобы решать проблемы по мере их возникновения, но он должен был иметь возможность защитить себя. На данный момент здесь не было никого, кому бы он доверил прикрывать свою спину, так что об отдыхе не могло быть и речи. Перекрестье нахмурился в темноту вокруг себя, когда подумал о своей команде. Он не мог себе представить, что они хорошо восприняли эту маленькую истерику. И они, вероятно, не были рады тому, что он запер дверь в комнату, но немного времени наедине, чтобы собраться с мыслями и придумать способ снова встретиться с ними лицом к лицу, было необходимо ему сейчас. Они, казалось, пока уважали его личное пространство: через дверь он слышал, как панель снаружи в коридоре звякнула, отказывая в доступе, только три раза за последние пять часов, поскольку замок был активирован. Это было намного меньше, чем он ожидал. И все же когда-нибудь ему придется выйти отсюда. То, что они позволили ему сидеть здесь одному, не означало, что он мог остаться здесь навсегда. Ему снова придется встретиться с ними лицом к лицу и сказать… "извините"? "Я в порядке"? "Не беспокойтесь обо мне"? Перекрестье снова вздохнул. Он был готов признать, что его вспыльчивость сослужила ему дурную службу, и он наговорил, чего не следовало. Была причина, по которой он не любил даже думать о своем психическом здоровье. Он знал, какой там бардак. Не было причин признавать это вслух… но именно это он и сделал. Создатель… он надеялся, что Тафф и Кэл не слышали его речь, но он уже знал, что ему так не повезет. Достаточно того, что Мимико и Догма находились там. Единственной хорошей вещью было то, что он мог использовать это как точку в неофициальных дебатах о буире, которые он вел с Бойлом и остальной командой. Он был неуравновешенным социопатом, не хотелось ненароком передать что-либо из этого кучке детей. Внезапно через дверь донесся другой набор гудков, когда кто-то колдовал над клавиатурой. Перекрестье не мог не моргнуть от удивления, когда дверь скользнула в сторону, только чтобы тут же вздрогнуть, когда, казалось бы, более яркий, чем обычно, свет ударил по глазам. Он обрисовывал фигуру, спокойно стоящую в дверном проеме, как будто заглядывать в темную каюту в поисках своего командира было совершенно обыденным занятием. … Ну, технически Кикс не был официальным членом его команды… – Могу я войти? — сказал Кикс, его голос звучал тише, чем обычно, и в нем была странная мягкость, которую Перекрестье раньше от него не слышал. — Или ты собираешься застрелить меня, если я переступлю порог? Он должен был признать, что из всех, кто сейчас находился на корабле, Кикс был одним из последних, кого он ожидал увидеть. — Как ты открыл дверь? Кикс стоял свободно, оболкотившись о косяк, одна рука отчетливо виднелась на фоне светлого проема, другая намеренно была отведена от тела, так что ее тоже было легко увидеть, демонстрируя, что обе они были пусты. Доспехов на нем тоже не было, только черные: ранее Хаузер сумел уговорить медика снять броню, чтобы кто-нибудь мог проверить его снаряжение, пока он отдыхает. Неизвестно, повредила ли его каким-то образом криокамера. Кикс пожал плечами, все еще пытаясь вести себя максимально неугрожающе. Учитывая, насколько нарочито открыто он представлял себя, Перекрестье был абсолютно уверен, что это делалось намеренно. – Даже если он предназначался для тайных операций, "Подстрекатель" по-прежнему остается кораблем Республики, и, как и у всех республиканских кораблей, в нем закодирована подпрограмма, которая позволяет медику открыть заблокированную дверь, введя определенный код. Если честно, я удивлен, что мой до сих пор работает, учитывая то, что со мной случилось, но... — силуэт пожал плечами. Это имело смысл, но Перекрестье никогда бы не заподозрил, что на корабле запрограммирована такая штука.  Кикс подождал. Между ними ненадолго повисла тишина, прежде чем он снова заговорил. – Могу ли я войти? Часть его хотела велеть Киксу убираться. Он не хотел заводить этот разговор — и меньше всего с медиком, — но он также знал, что должен с чего-то начать воссоединение со своей командой. С тем же успехом можно было бы начать с того, с кем он провел меньше всего времени… и он знал, как выйти с ним на несколько приличную ноту. – Только если ты возьмешь с собой паек и немного кафа. Теперь, когда его глаза привыкли к яркому свету из коридора, он увидел, как Кикс приподнял бровь. – Хорошо. Я вернусь через пару минут, – дверь захлопнулась, и Перекрестье снова погрузился в темное одиночество на то короткое время, что ему оставалось наслаждаться им. Несколько минут пролетели быстрее, чем он думал. Прежде чем он осознал это, дверь снова открылась, и Кикс шагнул внутрь, держа две дымящиеся кружки в одной руке и поднос в другой. Перекрестье был удивлен, когда медик остановился рядом с дверью на достаточно долгое время, чтобы снова запереть дверь, нажав кнопку локтем. – Ты не возражаешь, если я хотя бы включу подсветку? Не понимаю, почему ты предпочитаешь сидеть здесь без света. Перекрестье беззвучно соскользнул с койки, но, подходя ко второму клону, несколько раз намеренно шаркнул ногами. – Я предпочитаю темноту, – он взял поднос и уперся левым предплечьем в плечо Киксу, чтобы подтолкнуть его вперед. – Легче для глаз. – Хм… – Кикс вытянул свободную руку, слепо ища койку, к которой его вели. — Тафф упомянул что-то о том, что ты можешь видеть в темноте. — Стоп, — сказал Перекрестье, прежде чем Кикс ударился голенью о край койки. Он поставил поднос на покрывало и взял Кикса за запястье руки, державшей кружки. – Осторожно сделай полшага вперед, ты прямо рядом с койкой, – когда Кикс сделал это, Перекрестье направил его запястье так, чтобы он мог поставить две кружки на маленькую полку, которая шла вдоль задней части койки. – Честно говоря, я удивлен, что Тафф не добавил это в мое дело, — заметил он, когда кружки были аккуратно поставлены на твердую поверхность. – Отпускай ручки. Кикс сделал, как ему было сказано, и снова выпрямился. – На самом деле это не то, что нужно заносить в медицинские файлы, и, учитывая, что в твоем личном деле нет ничего об этом или о некоторых других твоих возможностях, не причин добавлять эту информацию. Он… он действительно думал, что Тафф и Хаузер задокументировали всё, что он рассказал о себе тогда, но тот факт, что они не хотели заставлять его чувствовать себя некомфортно… сделал его маленькую тираду еще хуже. Он вздохнул и, побуждая Кикса повернуться, положил руку ему на плечо и слегка надавил. – Теперь ты можешь сесть и выдохнуть. — Выдохнуть, — повторил Кикс. Перекрестье наблюдал за медиком, пока тот садился. Было заметно, что Кикс не чувствует себя комфортно, находясь во всепоглощающей тьме. Его дыхание было слегка учащенным, глаза продолжали блуждать, словно пытаясь найти что-то в пустоте. — Я должен тебе это говорить. — Кикс, — Перекрестье удостоверился, что его неудовольствие просочилось в голос. – Я не хочу об этом говорить. – Возможно, нет, – слишком легко согласился он и откинулся назад, чтобы прислониться к переборке позади себя. — И судя по тому, что Хаузер рассказал о том, как ты отреагировал на Иккинга, когда тот попытался заставить тебя, спасибо, что не задушил меня. – Всё ещё подумываю об этом, — буркнул Перекрестье, беря с полки одну из кружек. – Руки, – Кикс поднял руки, Перекрестье убедился, что он хорошо схватил кружку, прежде чем отпустить ее и взять свою. – Но я сомневаюсь, что это остановит тебя от попытки поговорить со мной об этом, учитывая, как ты сюда вломился. – Верно, – Кикс откинулся назад и попытался казаться расслабленным, хотя на самом деле это было не так. – Хотел бы я своими ушами услышать твою речь, но по тому, что, перефразировав, рассказали остальные, и по их общему беспокойству за тебя, было достаточно легко сообразить, что происходит. — И что же, по-твоему, происходит? – Перекрестье сел на койке примерно в полуметре от того угла, который выбрал ранее. – Сядь боком и положи ноги на койку. Кикс замер, но через мгновение осторожно повернулся, воспользовавшись моментом, чтобы сбросить свои едва застегнутые ботинки, и поставил ноги на койку, двигаясь медленно, чтобы не пролить свой каф. Перекрестье поставил свою кружку обратно на полку и спас поднос, который ранее примостил на койку, пока Кикс не успел поставить в него пятку. – Прислонись к изголовью койки, вытяни ноги, — Кикс снова выдержал паузу, прежде чем сделать, как ему велели. Перекрестье частично опустил ноги Кикса вниз так, чтобы подошвы его ног упирались ему в бедро. Кикс, казалось, напрягся, когда понял, что предлагает Перекрестье, но расслабился после того, как, должно быть, понял, что Перекрестье не предложил бы то, что заставило бы его чувствовать себя некомфортно. Кикс сильнее откинулся на переборку позади себя и сжал каф обеими руками. Теперь, когда он чувствовал физическое заземление, часть паники, казалось, ушла из его глаз и тела. Перекрестье тоже почувствовал себя чуть лучше, когда медик немного расслабился в темном пространстве вместе с ним. Перекрестье взял поднос и поставил Киксу на верхнюю часть голеней, чтобы тот знал, где он находится, на случай, если медик собирается разделить странные круглые булочки с Перекрестьем. По крайней мере, он надеялся, что Кикс не ожидает, что он съест их все. – Честно говоря, – вздохнул Кикс, возвращаясь к разговору теперь, когда им обоим было комфортно. – Я почти уверен, что там беспорядок, и печально, что никто из нас ничего не может с этим поделать. Это… определенно было не тем, чего он ожидал. – Я думал, ты пришел сюда, чтобы поговорить со мной о моих чувствах и обо всем, что я могу сделать, чтобы мне "стало лучше". Кикс пожал плечами. – Я не психолог… черт возьми, я, наверное, даже не могу претендовать на звание консультанта. Кроме того, это в любом случае не будет быстрым решением. Не будет такого, что покинув комнату после того, как поговоришь со мной один раз, волшебным образом "станет лучше". Это то, с чем тебе придется бороться еще долгое время. — Тогда зачем ты здесь? – не мог не вздохнуть Перекрестье. Честно говоря, он предпочел бы побыть один. – Потому что, даже если я недостаточно квалифицирован... — он неопределенно указал на комнату вокруг них, – ... вот это всё вредно для здоровья. Запирание себя в темной комнате на несколько часов подряд в одиночестве не поможет тебе в долгосрочной перспективе. Наоборот, сделает только хуже. Это смутно напомнило ему о том, что он говорил Бойлу накануне. Перекрестье вздохнул от ироничности ситуации, но ничего не сказал. После затянувшейся паузы, когда ответа так и на последовало, Кикс продолжил. – Да, мы были созданы, чтобы выдерживать психологическое бремя войны. Даже со всей этой кашей в голове ты всё равно двигаешься вперед, как будто всё в порядке. Ты все еще действуешь как командир группы, столп силы и безопасности для "детей" в команде… но это будет продолжать пригибать твои плечи к земле, Перекрестье. Ты гораздо лучший человек, чем, кажется, о себе думаешь. Это полное отсутствие самоуважения - вот что меня больше всего обеспокоило, когда я узнал о том, что произошло, пока я спал… особенно теперь, когда я увидел, как сильно ты заботишься о людях под твоим командованием. Ступни Кикса мягко согнулись на его бедре. – Возьми, к примеру, меня. Я практически слеп, без доспехов и совершенно безоружный, в очень уязвимом положении, которое, честно говоря, меня беспокоило. Даже несмотря на то, что я пришел сюда, чтобы помочь тебе с чем-то, что, как ты признался, не желаешь делать… ты сначала убедился, что мне удобно, а затем дал точку заземления, чтобы я мог не только отслеживать тебя, но и твой ручной бластер на случай, если кто-то нападет на нас, и это при том, что я не смогу защитить нас в случае опасности. Перекрестье хмуро посмотрел на Кикса и сделал глоток кафа. На самом деле он ничего из этого не планировал. Это совпадение, что ноги Кикса упирались в его правое бедро с кобурой для бластера. Он просто пытался сделать так, чтобы Кикс чувствовал себя чуть более непринужденно в среде, которая так сильно отличалась от того, к чему он, вероятно, привык. Во всех медотсеках было ужасно яркое освещение, и… – Ты знаешь, я слышу, как шестеренки вертятся в твоей голове. Ты пытаешься откреститься от этого. Оправдать чем-нибудь, выдать за стечение обстоятельств… но, честно говоря, это не то, что тебе было необходимо делать. Ты мог оставить меня сидеть на краю койки, чтобы справиться с собственными нервами, но не сделал этого. Ты постарался ради меня, так что спасибо тебе за это. При этом Перекрестье слегка поерзал. Это было более чем неудобно. Он действительно не- – ... И вот опять. Пытаешься найти выход из положения. Прими благодарность, Перекрестье. Спасибо. В голосе Кикса было достаточно авторитета, и Перекрестье не удивило бы, если бы Кикс вступил с ним в физическую конфронтацию, чтобы выжать из него ответ на благодарность. Он уступил, но удостоверился, что Кикс знает, как он раздражен по этому поводу. – ...Хорошо. Пожалуйста. – Ну, это прозвучало крайне болезненно, – Кикс отхлебнул из кружки. – Как насчет такого плана: этот поднос не двигается с того места, где он лежит на моих икрах, и тебе, очевидно, нужно отдохнуть от того, чтобы быть в центре внимания, так что можешь спросить меня о чем-нибудь и съесть несколько булочек, пока я говорю. Перекрестье посмотрел на поднесенную ему еду. Булочек было двенадцать — каждая была, может быть, в три небольших укуса — и они казались совершенно ничем не примечательными комочками теста. – Что это вообще такое? – Их сделал Догма, – Кикс слегка пожал плечами. – Панторанское блюдо, которое он научился готовить, когда служил в Гвардии. По сути, это слегка сладкие маленькие хлебные шарики, начиненные какими-то овощами в остром соусе. Честно говоря, я сомневался, что столько различных ингредиентов для приготовления найдется на борту, но он обошелся этими фруктами с зелеными шкурками из трюма. Он сказал что-то о том, что вы прихватили их с Джакку, – Кикс встряхнулся, как будто только сейчас понял, что бормочет. – В любом случае, они хороши, почти все на корабле: и команда, и… эммм… пассажиры пробовали и влюблялись в них, так что спрашивай меня о чем угодно, а затем ешь, пока я болтаю. Честно говоря, он не мог с ходу придумать, о чем бы спросить медика. Не было такого, чтобы он умирал от желания узнать что-то о нём. — Я не знаю, о чем спросить, — признался он, немного подумав. – Во мне нет ничего, что могло бы тебя заинтересовать? Нет какой-нибудь причуды или черты, которую ты заметил и которую ты находишь странной или сбивающей с толку? – подсказал он. Что ж, это напомнило ему кое о чем, он просто не был уверен, уместно ли спрашивать об этом… но это могло дать ему некоторое представление об отношениях, которого ему как раз не хватало. – Ты и Джесси, я... эмм… — Перекрестье покачал головой и раздраженно фыркнул. Очевидно, Кикс имел в виду не это, когда просил задать вопрос. – "Я и Джесси" - что? – Кикс снова прижался к его бедру ступнями. – Всё в порядке, Перекрестье. Я сказал тебе, чтобы ты спрашивал меня о чем угодно, так что говори… просто я надеюсь, ты не будешь возражать, если я умолчу о более интимных аспектах наших отношений… — Нет? Это не… — Перекрестье слегка дернулся, прервал свою небольшую вспышку смущения и вздохнул. – Послушай, что вы двое делаете за закрытыми дверями, меня совершенно не интересует, и, честно говоря, я не хочу думать о вас двоих в таком ключе… но я просто… – Крест, — Кикс закатил глаза. — Просто задай уже этот криффов вопрос. Отлично. Если Кикс разозлится, он скажет ему, что это была его идея. – Вы на самом деле не… на Анаксисе не было ничего, что указывало бы на то, что у вас двоих… романтические отношения, так что… Почему вы держали это в секрете? – Крифф, и это всё? — усмехнулся Кикс. – Учитывая, как ты мялся, я уж было подумал, ты собираешься спросить, какая у нас любимая поза или что-то в этом роде… – он снова согнул ноги, и Перекрестье почувствовал небольшое облегчение, что, похоже, медика не обидело то, о чем он пытался спросить. Кикс сделал глоток, но прервался, чтобы добавить. – Возьми булку, а я поговорю. Коммандос фыркнул и закатил глаза, хотя знал, что Кикс этого не увидит. Он поставил свой едва тронутый каф на полку позади себя и потянулся к подносу, чтобы взять одну булочку. Он сразу же откусил и сперва был удивлен текстурой булочки, а не начинкой. Затем вкус поразил его язык странным балансом сладкого и острого, и он понял, почему они стали хитом среди клонов на борту. Если он чему-то и научился у Эхо, так это тому, что все реги, похоже, были большими сладкоежками. В первый раз, когда они привели его в магазин шоколада ручной работы, Эхо чуть не умер посреди зала от огромного разнообразия доступных сладостей. А ещё чуть не расплакался, когда Охотник сказал ему, что он может взять всё, что захочет. Он, должно быть, издал негромкий звук, потому что Кикс усмехнулся. – Говорил тебе, что они вкусные… Так что ешь и слушай. – Честно говоря, короткий ответ… ну… это была необходимость. Очень краткая предыстория: Джесси и я начали дурачиться вскоре после битвы при Тете, когда меня приписали к 501-ому. Сначала это было только физически, буквально просто снятие стресса для нас обоих, Джесси был довольно… неразборчив в отношениях, болтался помимо меня еще с несколькими другими в то время. Ну… по крайней мере, я так думал. Пока несколько месяцев спустя я не осознал, что он всегда пытается проверить меня, заботится обо мне. Кроме того, он, по-видимому, был только со мной почти с самого начала наших встреч. Учитывая его историю, этого я вообще не ожидал. – Я говорил с Джесси по этому поводу. Выяснил, что он сильно влюбился в меня с тех пор, как впервые увидел, и что я совершенно не обращал внимания на то, что он думал, что мы были в отношениях всё то время, пока - как я думал - мы просто дурачились вместе. Это был... сложный момент, усугубляемый войной, заняло некоторое время, было несколько недоразумений и тяжелая работа с обеих сторон, но в итоге он меня покорил. Мы обменялись взаимными признаниями в любви, а затем уехали на спидерах в закат, по пути он стрелял в дроидов, а я чинил водэ. – Итак, мы оба были равны по званию, когда нас приписали к "Лавине", но начало нашего продвижения по службе произошло прямо в разгар моего осознания и наших непониманий, которые, как я сказал, только усугубляли вечный ад из того, через что мы проходили как солдаты… Осик… Вспоминая об этом сейчас, я не знаю, как у нас получилось не свихнуться и не возненавидеть друг друга… тем не менее, мы оказались вместе и довольно высоко в цепочке подчинения, но в разных направлениях.Что еще хуже, Джесси стал правой рукой Рекса, а это значит, что хотя я был главным медиком, и мы оба были лейтенантами, Джесси превосходил меня по званию во всем, кроме аспектов, касающихся здоровья людей и лечения экипажа. – Итак, теперь мы оба занимали высокие должности, и на нас были обращены взгляды почти всей ВАР, Сената и даже в некоторых случаях гражданских лиц. Официально настолько близкое "братание" никогда не рассматривалось в ВАР — вероятно, потому что наверху был кто-то важный, кто не считал нас людьми с настоящими чувствами. Забавно: и Рекс, и генерал Скайуокер в какое-то время отводили нас обоих в сторонку, чтобы убедиться, что не происходит какого-то злоупотребления властью, и что мы в целом действительно любим друг друга… И хотя мы пытались сохранить это в секрете, почти все водэ на корабле знали о нас, потому что они такие сплетники, и мы, по-видимому, были "властной парочкой" или как-то так, как Файвс продолжал нас называть. Кикс вздохнул, явно думая о лучших временах, судя по легкой улыбке, расцветшей на его лице. – Наши отношения были лучшим худшим секретом в "Лавине"… не помогло и то, что часть Волчьей Стаи узнала о нас, когда Джесси набросился на меня посреди ангара после того, как он подумал, что я умер в крушении LAATи, – он слегка усмехнулся. – Видел бы ты лицо Вольфа...  Он не был в восторге. Конечно, как и генерал Скайуокер и Рекс, командир, судя по всему, держал это в секрете. Нас никогда не отправляли на восстановление - как ты можешь видеть - и не разлучали из-за этого. Кикс сделал паузу, чтобы сделать еще один глоток из чашки, прежде чем продолжить. – Тем не менее, всё это происходило во время войны, и последнее, что нам было нужно, это чтобы до сеппи дошла информация, что мы значим друг для друга, на случай, если они попытаются каким-то образом использовать это в своих интересах. Они в какой-то момент разработали стратегию захвата медиков во время одной системной кампании, а затем, не прошло и двух недель, как пойманный нами сепаратистский шпион держал меня в заложниках более сорока восьми часов, – он снова закатил глаза. – Джесси продолжал называть меня девицей в беде в течение пары месяцев после того фиаско. – Итак, мы согласились держать наши отношения в тайне, насколько это возможно, и придумали свод правил. Никаких публичных проявлений привязанности. Никаких признаний в любви, когда кто-то может их услышать… хотя я признаю, что были времена, когда ни один из нас не мог удержаться. Не вмешиваться в обязанности друг друга, – он уныло вздохнул. – Не убивать себя, пытаясь найти или спасти другого. Наши должности были слишком важны, чтобы отказываться от обязанностей ради собственных эгоистичных интересов, мы должны были продолжать идти вперед, даже если один из нас однажды не вернется из боя. Но мы дали обещание никогда не сдаваться. Это глупо, я знаю, но… ну, я взобрался на гору с раздробленной ключицей и сломанным бедром, пытаясь вернуться к нему, так что это действительно всё, что тебе нужно знать о том, как далеко я был готов зайти. Кикс сделал паузу, закусив губу. Перекрестье терпеливо ждал, что он собирается сказать. – Я просто… Хаузер также просмотрел даты, когда я спросил его. Меня забрали примерно за двенадцать дней до Приказа 66. Когда пытали, казалось дольше, но… в течение двенадцати дней Джесси думал, что я пропал без вести или хуже. Вероятно, ждал, когда я вернусь в лагерь, на этот раз удерживая начисто оторванную от тела руку, но он… я знаю, что он ждал. Кикс замолчал, его лицо сморщилось, когда он сморгнул слезы. Дав ему минуту, необходимую для того, чтобы прийти в себя, Перекрестье заметил. – Скоро ты вернешься к нему. — Но на сколько? — риторически спросил Кикс. — Если его генетический код нестабилен, я, Иккинг и Санни мало что можем с этим поделать. Мы уже кратко обсудили этот вопрос, и нас никогда не учили быть учеными, мы не генетики. Я не хочу снова возвращаться к нему только для того, чтобы потерять его сразу после того, как узнал, что теперь он может вернуться ко мне. Перекрестье не знал, что на это ответить. – ... Ты бы предпочел, чтобы мы не останавливались, чтобы забрать его и остальных? Выражение лица Кикса сменилось с беспокойного и испуганного на гневное так быстро, что Перекрестье смутно забеспокоился, что он может навредить себе. — Я не оставлю его в той адской дыре ни на секунду дольше, чем необходимо, — рявкнул он, явно готовый отстаивать свою точку зрения кулаками. – Это больше похоже на парня из истории, которую ты рассказал минуту назад, — Перекрестье ухмыльнулся, глядя на Кикса. Хотя он знал, что другой клон не может его видеть, он наверняка слышал это в его голосе. – Проводи с ним каждую минуту, которую можешь, Кикс. Я назначу тебя ответственным, чтобы выяснить, есть ли способ стабилизировать их. Кикс нахмурился. – Я уже говорил тебе, что у нас не получится. – Всегда есть шанс совершить невозможное, — пожал плечами Перекрестье. – Мои братья и я занимались этим годами, и каждый раз это сходило нам с рук. Кикс на мгновение замолчал, словно обдумывая то, что сказал снайпер, а затем внезапно повернул разговор на 180 градусов. – Интересно, как ты, кажется, хвалишь своих братьев и высоко отзываешься о них, хотя всего несколько часов назад ты добровольно признался, что планировал убить их, а затем и себя. … Черт возьми… он надеялся, что Кикс не станет об этом говорить… Чтобы отсрочить ответ, Перекрестье потянулся за очередной булочкой с начинкой, но ничего не нашарил на подносе. Быстрый взгляд показал, что он на самом деле самостоятельно очистил поднос, что, учитывая, как мало он обычно ел, само по себе было подвигом. – ...Они закончились, – он нахмурился, глядя на поднос, как будто кусок пластика был виновен в исчезновении еды. – Хорошо, — Кикс улыбнулся в его общем направлении. – Они вызывают привыкание, и, честно говоря, тебе могло бы понадобиться как минимум в три раза больше калорий, чем ты только что съел. Как, черт возьми, ты все еще держишься на ногах? Перекрестье вздохнул, снял поднос с голеней Кикса и отложил его в сторону. Он снова взял свой каф и отхлебнул, глядя в никуда и лениво размышляя, есть ли способ избежать этой цепочки вопросов, не делая ничего… радикального. – Это всё чип, не так ли? Перекрестье не мог удержаться от рычания. – Я не хочу об этом говорить, Кикс! — Тогда не надо, — дружелюбно согласился медик. – Ты знаешь ответы на эти вопросы, Перекрестье. Если ты не хочешь произносить их вслух, это нормально, но ты должен хотя бы признать их для себя. Чип сделал тебя совершенно другим человеком, чем ты есть на самом деле. Не вини себя за то, что он заставил тебя сделать. Перекрестье постарался перевести дыхание и успокоиться. В любом случае, он знал это уже довольно давно. Бесполезно огрызаться на Кикса только за то, что он согласился с ним вслух. Он сделал глоток своего кафа вместо того, чтобы выплеснуть почти полную кружку в лицо медику. – ...Почему на этом корабле нет чая? Снайперу потребовалось некоторое время, чтобы понять, что сказал Кикс, поскольку он все еще пытался обуздать свою эмоциональную реакцию. – Что? – Мы с Догмой говорили об отсутствии чая на корабле. Серьезно, почему у вас на борту нет чая? Перекрестье не имел никакого отношения к снабжению корабля. Он даже не помнил, чтобы когда-либо просматривал инвентарный список, полагая, что у Хаузера всё схвачено. — Никто из нас его не пьет… Что такого особенного с чаепитием у вас двоих? Кикс усмехнулся. – Малоизвестный, но забавный факт о 501-ом: мы пили больше чая, чем кафа. – Как так получилось? – На самом деле виноват генерал Скайуокер, — Кикс с легкой ухмылкой покачал головой. – Он считался… довольно... грубым для рыцаря-джедая. Генерал Кеноби по какой-то причине казался твердо настроенным добиться от него хоть какого-то уровня цивилизованности… или это могла быть одна из тех затянувшихся малопонятных шуток, которые он имел обыкновение отпускать... Когда речь заходит о генерале Кеноби, ничего нельзя сказать наверняка. — В любом случае, он всегда посылал нашему генералу чай - много чая, заметь, - и Скайуокер просто запихивал его в какую-нибудь подсобку. "С глаз долой, из сердца вон", вроде так говорят... Не помню, кто изначально его нашел... наверное, Файвс, как обычно, сунул нос в случайный осик... Так или иначе, кто-то нашел чай, и так как все уже порядком устали от повторяющейся еды в столовой, кто-то решил научиться "заваривать" чай. В конце концов, я пошел к Рексу и пригрозил ему, чтобы тот связался с Коди, чтобы он в свою очередь узнал у генерала Кеноби, как правильно заваривать чай, прежде чем кто-то еще отравит себя и половину своего отряда… и в течение примерно месяца весь 501-ый превратился в чайных наркоманов. – Наркоманов? – Перекрестие приподнял бровь. – Ладно, "большие любители" подошло бы больше. Я думаю, что это Тап убедил инженеров сделать кучу конфорок, чтобы поставить их в казарме и во всех комнатах отдыха, дабы каждый клон на корабле мог заваривать чай в любой момент времени, а не тащиться за этим на кухню. На Корусканте есть пара чайных, которые запретили вход клонам из-за нас… но, серьезно, это была подкрашенная вода, а не чай, — раздраженно фыркнул Кикс, прежде чем вернуться к истории. — В любом случае, когда генерал Скайуокер понял, что происходит и как сильно мы подсели на чай, он вытащил еще больше из случайных укрытий и даже начал просить генерала Кеноби присылать больше тех видов, что нам действительно понравились... Честно говоря, я даже боюсь предположить, сколько эти двое в итоге потратили на чай для нас, но я знаю, что выпивал около двенадцати чашек в день, и, возможно, это был средний уровень потребления среди водэ 501-го. … Видимо, с этого момента им придется запастись чаем… – Какой твой любимый?– лениво спросил он, чтобы в будущем иметь некоторые идеи о том, что искать. – Тарин, Дейчин и Дарджилинг, последний довольно трудно найти, но он был и остается моим фаворитом, – Кикс лукаво взглянул на него поверх своей кружки. — А какой чай любишь ты? Хотя Перекрестье уже пил чай раньше, он понятия не имел, как он назывался и действительно ли он ему нравился. Но это было нормально, питье есть питье. – Я нечасто пью чай, поэтому трудно сказать. — Угу… так что ты обычно предпочитаешь пить? Что это был за вопрос? – Вода или каф, я полагаю? – Тогда любимое блюдо? Хаузер говорил что-то о том, что ты и твои братья были более знакомы с гражданской жизнью, чем большинство из нас, так что ты, должно быть, выбрал любимое. – Нет. Это была просто еда, которая вкуснее, чем протеиновые батончики, – Кикс явно пытался добиться чего-то, но Перекрестье не был уверен, к чему он клонит. – Просто еда, – Кикс кивнул, как будто ответ что-то для него подтвердил. – Хорошо… у тебя есть любимый цвет? Это было уже просто смешно. – Нет, у меня нет любимого цвета, — прорычал он. — Чего ты пытаешься добиться, Кикс? – на самом деле Перекрестье просто устал от разговора, в котором Кикс нахаживает круги вокруг да около. – Перекрестье… кто ты? Перекрестье начал задаваться вопросом, был ли это предпочтительный метод Кикса получать информацию. Приставать к кому-то с вопросами, доводя его до белого каления, напрашиваясь на удар в нос? – Что ты имеешь в виду? – Если я смотрю сквозь тебя-командира и тебя-солдата, кого я вижу? Это… имело еще меньше смысла. – Я был создан, чтобы быть солдатом, Кикс. Как это можно игнорировать? — Как и я, — многозначительно сказал Кикс. – Однако я только что рассказал тебе о своих любимых чаях. Ещё я обожаю кашиикские медовые пирожные, а мой любимый цвет — серый бледно-голубой, – он выжидающе посмотрел на Перекрестье. – Чем ты любишь заниматься, кроме того, что ты делаешь во время военных действий или для них? Перекрестье какое-то время недоверчиво смотрел на медика, прежде чем надменно вздернуть нос. – Почему это так важно? – Еще мне нравится вязать, – Кикс казался раздраженным, когда продолжил. – Однако теперь было бы чертовски сложно найти... — Кикс, — вздохнул Перекрестье. — Перекрестье, — ответил Кикс тем же тоном, а затем одним глотком допил остаток своей кружки. Он слепо нащупал полку, прежде чем поставить посуду на неё. – Я был честен, когда сказал, что я не психолог и не консультант. У тебя в голове бардак, но становится до боли очевидным, что бардак здесь... — он постучал двумя пальцами по его голове, прежде чем опустить руку и постучать по левой стороне груди таким же образом, —  ...и вполовину не так плох, как беспорядок здесь внизу. Перекрестье посмотрел на него, но ничего не ответил, ожидая продолжения. – Ты как будто существуешь исключительно для того, чтобы защищать и заботиться об окружающих, даже в ущерб себе. Начиная с того, что я помню о тебе на Анаксисе, и до обращения с своей командой сейчас, до различных историй, в которых они мне рассказывали о том, что ты для них сделал, беря во внимание то, что ты сказал несколько часов назад, я обнаружил несколько вещей, которые теперь стали для меня до боли очевидны.   – Во-первых, ты все еще любишь своих братьев. Узы, которые вы сформировали, нелегко разрушить. Знаю ли я хотя бы половину того, что между вами произошло? Нет, но я и не должен, чтобы видеть, что ты заботишься о них так же сильно, как и тогда. Просто забота похоронена под слоями твоего такого милого поведения, что больше похоже, что ты их терпишь. – Во-вторых, чип забрал все положительные эмоции, которые ты испытывал по отношению к ним, и перевернул всё с ног на голову. На твою любовь к Охотнику, в частности, он явно повлиял больше всего, вероятно, потому, что он был твоим вышестоящим офицером. Хаузер сказал, что ты звал его, когда тебя лихорадило от ран, полученных во время пребывания в Яме, и всё же ты без колебаний говорил о том, что своим планом хотел полностью уничтожить его. – В-третьих, ты рассматриваешь свои действия по отношению к "регам" с момента выхода из Ямы как некую форму покаяния за то, что ты пытался сделать со своей семьей. У тебя был шанс уйти, но ты им не воспользовался. Тебе не нужно было идти на тот отчаянный суицидальный шаг в ответ на то, что Таффа чуть не убили. Не обязательно было вытаскивать Кэла из кучи мусора на Бракке. Не было необходимости принимать предложение Вольфа помогать "Независимости". Использовать информацию, предоставленную Фоксом, чтобы найти меня. Помогать Догме или тем клонам на Джакку. Брать в плен Коди и его отряд. Принимать участие в гонке, чтобы добраться до Триллы раньше, чем это сделает Империя. Позволять Меррин овладеть твоим телом, чтобы спасти Джесси и остальных… или вообще пытаться найти их. – …но вот ты здесь, преодолел столь долгий путь, сделал так много… на что никогда не пошел бы тот грубый, несдержанный снайпер, который ввязался со мной в драку на Анаксисе. Перекрестью потребовалось мгновение, чтобы понять, что его трясет. Легкая дрожь пробегала по его рукам, и он не мог это остановить. Его дыхание также стало достаточно частым и неглубоким, чтобы его было слышно, а это означало, что Кикс, вероятно, мог слышать его столь же хорошо. Однако медик продолжил. – В-четвертых, ты так сильно отдаешь себя другим, что это причиняет тебе не только физическую боль. Ты снайпер, который даже не может держать винтовку, но ты мчишься по галактике, пытаясь помочь как можно большему количеству людей. Твой метаболизм сжигает энергию так быстро, что ты ещё не оправился от Ямы, не говоря уже о нормировании, чтобы Кэл мог съесть больше. По словам Таффа, пытаться загнать тебя в угол, чтобы заставить есть - всё равно, что бороться с мокрым тукой. Меня не удивит, если ты ограничиваешь себя в еде даже сейчас, потому что беспокоишься о том, хватит ли припасов на корабле, учитывая, что нужно накормить гораздо больше ртов, чем планировалось. – И, наконец, долг — это единственное, что удерживает тебя на плаву. У тебя должна быть великая цель, иначе ты будешь чувствовать себя потерянным. Похоже, у тебя нет никаких личных интересов, хобби или каких-либо развлечений, кроме того, что ты можешь сделать, чтобы повернуть расклад на поле боя в свою пользу. Сначала это были твои братья и выполнение миссий для ВАР, затем Империя, а теперь... как бы этот бардак ни назывался. Если ты не актив, используемый для достижения цели, большей, чем ты сам, ты никто. – У тебя нет чувства собственного достоинства или уважения к себе, кроме того, что ты создал и чему научился, — он невесело фыркнул. – И я даже не собираюсь касаться глубины негатива, который представляет собой твоя самооценка прямо сейчас… Ты существуешь, Перекрестье, но не живешь. Ты здесь для других, но не для себя. – Я спрашивал раньше и спрошу снова: кто ты, Перекрестье? Какая личность скрывается под поверхностью? Ты постоянно прячешься. Ты делаешь упор на то, чтобы не позволять себе, — Кикс сделал акцент последнем слове, неопределенно указывая в его направлении, – показываться сквозь стены долга, которые ты возвел вокруг. Не бойся показывать, кто ты на самом деле, Перекрестье. Не бойся позволять себе жить. Да, ты клон, генетически сконструированный для ведения войны, модифицированный, чтобы быть лучше всех нас, когда дело доходит до зрения, и обученный быть более чем смертоносным… но это не означает, что ты не человек. Ты заслуживаешь того, чтобы жить своей жизнью. Это нормально быть кем-то, а не просто еще одним инструментом, который кто-то другой может использовать и выбросить по своему усмотрению… – Итак… Кто ты, Перекрестье? Что делает тебя тобой? Ему потребовалось некоторое время, чтобы найти свой голос после того, как Кикс закончил свою речь. Комок в горле вернулся, а грудь обожгла та же тупая боль, что и прежде. Он не ожидал, что его разберут на части так легко и эффективно, особенно кто-то вроде Кикса. Медик замолчал после того, как сказал свое слово, но Перекрестье знал, что он ждет. — А что… Что, если у меня нет ответа? – всё-таки справился он, его дыхание звучало невероятно громко для его собственных ушей. – Тогда тебе нужно найти его, — просто сказал Кикс, тихонько поерзав на койке и встав на колени на матрас рядом с Перекрестьем. – Это будет нелегко, но оно того стоит. Поверь мне. Я и все на этом корабле — черт возьми, все на "Независимости" — поможем тебе, Перекрестье, если ты только позволишь нам. — Я… я не умею просить о помощи, — признался он, резко втянув воздух, что звучало подозрительно близко к рыданию. Он быстро поднял руку и коснулся своей щеки, удивленный, не осознавая, что в какой-то момент действительно начал плакать. – Тебе не нужно спрашивать, когда она предлагается, –Кикс раскинул руки. Это было молчаливое приглашение, которое Перекрестье одновременно хотел и проигнорировать, и принять. Он не был поклонником объятий. Ему не нравилась физическая привязанность… Однако мысль о том, чтобы просто спрятаться от себя и всего мира в убежище рук Кикса, была слишком привлекательна, чтобы игнорировать её теперь, когда он чувствовал, что каждая из его защит была полностью разрушена, а он остался таким открытым и уязвимым.   Перекрестье уронил свою пустую кружку и обнял Кикса за талию и плечи, уткнувшись лицом в ключицу медика, при этом оставив ноги на полу. Это было неловкое положение, но ему было всё равно, когда Кикс крепко обхватил его за талию, одна рука поднялась, чтобы мягко остаться на затылке. Он тяжело вздохнул и постарался не зарыдать ему в черные. — Нет, не сдерживай себя, малыш. — прошептал Кикс, прижимаясь щекой к его затылку. – Помни, я не вижу в темноте. Ты можешь сделать что угодно прямо сейчас, и я никогда не узнаю. Едкий комментарий, который часть его хотела отпустить, заключался в том, что Кикс все еще мог прекрасно слышать, но этому желанию не хватило силы, когда его рыдание вырвалось из-под контроля. — Вот так, малыш, — прошептал Кикс, рука, не лежащая на пояснице, нежно потерла спину Перекрестья между лопатками. – Помни, я не вижу. Я не знаю, что ты делаешь. Делай всё, что тебе нужно, Перекрестье. Я держу тебя. Gar're morut'yc ti ni. Просто отпусти. Поэтому Перекрестье крепче сжал его и сделал именно это.