To be reinstated

Он не хотел этого делать. Эхо судорожно вздохнул и уронил голову на переборку, к которой прислонился, белый маркер в левой живой руке слабо щелкнул, когда он встряхнул его, чтобы сделать достаточно податливым для использования. Верхний трюм с самого начала был не таким уж большим, но это было одно из немногих мест на корабле, где можно было побыть в одиночестве. Он ужасно любил Омегу, но в данный момент не хотел отвечать на ее вопросы или иметь дело с грустными щенячьими глазами Крушилы. Ему не нужно было видеть, как понимающий взгляд Охотника омрачается тяжестью, которую никто из них не должен был испытать, даже когда он почтительно отворачивается от Эхо. Он просто нуждался в этом моменте для себя. Он не был равнодушным, просто мог справляться с этим лучше. Он поднял глаза к потолку и четыре раза стукнул по правой стороне груди. К сожалению, он уже терял братьев. Он имел дело с горем и запутанными чувствами раньше. За эти годы он научился продолжать идти вперед, пока его братья уходили туда, куда ему еще лишь предстояло ступить. Он не мог винить остальных членов Бракованной Партии за их реакцию. Потеря Перекрестья ранила их больше, чем кто-либо из них хотел признавать. Когда он впервые встретил Перекрестье — то есть действительно встретил его, а не заметил краем глаза в безумной хаотической спешке, которую они устроили в убежище ТехноСоюза и в деревне полетеков на Малом Скако — он сидел на одном из откидных сидений после того, как покинул Анаксис с Бракованной Партией в первый раз. Он знал, что был прав, решив уйти с ними, но, сидя там, пока Тех готовил корабль к прыжку в гиперпространство, Эхо не мог не задаться вопросом, не совершил ли он ошибку. Он даже толком не знал ничего об этих парнях, кроме того факта, что они были чертовски хороши в драке и так же непредсказуемы, как и все остальные клоны Джанго Фетта. Он до сих пор не знает, почему Перекрестье остался с ним сзади, когда остальные сели в кабине. Всё, что Эхо помнит, это то, как он сам сидел там, бессмысленно глядя в какую-то точку на полу и сжимая челюсти так сильно, что у него вскоре заболела голова. Конечно, многое тогда вызывало у него головную боль, но напряжение, нарастающее в голове и спускающееся вниз по позвоночнику, было одновременно и знакомым, и чуждым. Он не привык к своей кибернетике и только что добровольно ступил на корабль без какого-либо снаряжения, чтобы отправиться неизвестно куда.   Корабль тряхнуло, когда он прыгнул в гиперпространство, но Эхо не обратил на это внимания. Что действительно вывело его из собственных мыслей, так это то, что Перекрестье внезапно встал с раздраженным фырканьем и направился к задней части корабля, как будто Эхо каким-то образом оскорбил его одним лишь своим присутствием. Эхо не удосужился далеко проводить его взглядом, поскольку его разум был заперт в порочных кругах, его охватывала тревога, когда он пытался понять, что теперь он должен делать.   Пошаркав и открыв шкафчик, Перекрестье вернулся и уронил ему на голову частично сложенное одеяло. Эхо издал удивленный звук и откинул ткань с лица настолько, чтобы увидеть, как Перекрестье плюхнулся на сиденье через одно от него, теперь без шлема и с самым скучающим выражением на лице, которое Эхо когда-либо видел. – Что? – он в смятении посмотрел на одеяло. Это была не собственность ВАР, а фиолетовая, пушистая, мягкая на ощупь ткань. Перекрестье только что пожал плечами, перекатывая зубочистку из одного уголка рта в другой. – В космосе холодно, — вот всё, что он сказал в качестве объяснения.   Именно тогда Эхо понял, что его потряхивает, хотя это никак не было связано с температурой. — Эмм… спасибо, — сказал он, не желая признавать настоящую причину, но он был вполне уверен, что Перекрестье на самом деле знает, почему. Снайпер знал это и все же давал ему выход, так что Эхо не пришлось ни в чем признаваться, если он того не хотел.   Увидев, как Эхо безуспешно пытается распутать одеяло, Перекрестье что-то пробурчал про некомпетентность регов во всем и встал на ноги, чтобы быстро закутать его в теплые складки. Тем не менее, как бы раздраженно он ни звучал, его руки всегда были нежными, пока он помогал. Именно тогда Эхо решил, что Перекрестье был мудаком… в целом неплохим парнем, который скрывал всё свое сострадание под горой сарказма, язвительных слов и кипящего гнева… но он всё же был таким мудаком. Они отлично поладили. …и под "отлично" Эхо на самом деле подразумевал "совсем не"… Во-первых, Перекрестье не был сдержанным человеком, но Эхо потребовалась целая вечность, чтобы понять, как именно к нему на самом деле относится снайпер отряда. Перекрестье скрывал всё под поверхностью, позволяя своему антагонистическому настрою оттолкнуть почти всех. Он использовал его как щит против всех, кто приближался, а также безжалостно пускал его в ход даже против своих братьев.   Хотя как раз они, казалось, не обращали на это никакого внимания. На самом деле Эхо был совершенно уверен, что Крушила намеренно пытался вывести Перекрестье большую часть времени. Казалось, все они разгадали секрет того, как справиться со вспыльчивостью Перекрестья, но даже с заверениями Теха, что Перекрестье хочет, чтобы он был в команде, трудно было не обращать внимание на ехидные комментарии, которые, казалось, зарывались под кожу и метко вонзались прямо в сердце. Тех был как обычно прямолинеен, когда Эхо потребовал от него ответа. В конце концов он сдался, слегка пожав плечами, прежде чем ответить. — Ты же понимаешь, что если бы Перекрестье не хотел, чтобы ты был в команде, он бы не стал первым, кто потребовал, чтобы ты пошел с нами? Он был в медицинском, когда это, по-видимому, произошло; только что прибыл с Малого Скако и немного расстроил Кикс, когда тот начал просматривать его сканы и осознавать, что с ним сделали. Тех, конечно же, записал всё происходящее и охотно передал ему, когда Эхо попросил об этом. В тот момент он все еще привыкал к своему месту в отряде и полагал, что Тех просто пытается смягчить удар. Вероятно, он беспокоился о его умственном и эмоциональном здоровье, так как в тот момент он наблюдал за ним почти две недели. Эхо был более чем удивлен, что Тех не солгал, чтобы спасти его от правды. Запись была и с картинкой, и со звуком, тайно снятая на датапад Теха, но даже с его точки зрения она была короткой, милой и по делу. Охотник едва успел ступить на корабль в какой-то момент после миссии, как Перекрестье стремительно вошёл в его личное пространство с горящими глазами и явно уже чем-то взбешенный. Охотник оставаля на месте, пока Перекрестье не столкнулся с ним нос к носу и не зашипел ядовито тоном, не терпящим возражений. – Мы не оставим его здесь с этими регами. Получившийся разговор доказал раз и навсегда, что Бракованная Партия хотела, чтобы он стал членом отряда еще до того, как они отправились разбираться с флотом адмирала Тренча. Перекрестье так и не объяснил, почему он потребовал, чтобы они взяли Эхо с собой, но по мере развития разговора стало ясно, что все они хотели, чтобы Эхо был в отряде, независимо от того, чего он сам хотел в то время. Охотник действительно настаивал на том, чтобы дать ему выбор, а не переходить сразу к "Плану сорок восемь, хватай и беги", как предложил Крушила. Это был определенно типичный для Отряда 99 план, и теперь Эхо улыбался, когда думал о риске, на который они были готовы пойти, чтобы защитить его, хотя в то время они так мало о нём знали. Эхо точно знал, что его прошлое "я" не отреагировало бы благосклонно на такое грубое обращение. Также он сомневался, что кто-либо из генералов или дислоцированных там батальонов оценил бы количество взрывов, которые остальная часть Отряда использовала бы для отвлечения внимания. По сей день он улыбался, когда думал об этой записи и возможном хаосе, который могло бы повлечь за собой "спасение". Генерал Скайуокер, вероятно, потребовал бы, чтобы Бракованная Партия была переведена под его командование после такого трюка, и 501-ый в конечном итоге захватил бы всю галактику и устроил серию очень, очень больших взрывов.  Тем не менее, даже с этой записью потребовалось много времени, чтобы действительно почувствовать себя принятым Перекрестьем. Конечно, он превращался в бешеного нексу с любым, кто хотя бы бросал на Эхо кривой взгляд, но его язык был примерно таким же острым, как ножи Охотника, и он использовал его достаточно регулярно. У него не было проблем с тем, чтобы указывать на все недостатки Эхо, критиковать всё, что он делал, и чувства, которые испытывал. Это было похоже на то, что границы его личной защиты постоянно нарушали и иногда громили. Это вызывало у него неприязнь, и хотя он пытался не вестись на провокации, Эхо чувствовал, что они вдвоем могли вцепиться друг другу в глотки и в лучшие времена. Противостояние достигло апогея после того, как они почти тридцать шесть часов провели вместе в снайперском гнезде в горах. Эхо никак не мог согреться, а Перекрестье безжалостно комментировал, насколько неэффективны реги в такой среде, или вообще всё, что касается его. Усталый, замерзший и с расшатанными нервами из-за того, что так долго имел дело с колючим снайпером в одиночку, Эхо наконец сломался и показательно извинился за то, что был просто еще одним бесполезным регом в его глазах. Он до сих пор помнил обиженное выражение лица Перекрестья, когда он сказал это, и злобный звук, который тот издал, прежде чем Эхо смог углубиться в самоуничижительную тираду. – Ты больше не рег, как они, и тошнит от того, что ты так думаешь, — его слова были не более чем сердитым шипением, поскольку выражение его лица показало, что Перекрестье никогда по-настоящему не злился на него до этого момента. "Лицо отдыхающей суки", по-видимому, было базовым выражением лица Перекрестья, но Эхо понял, что он, наконец, перешел черту по новому выражению его лица. – Всю свою жизнь тебя готовили к тому, чтобы стать одним из многих, а теперь ты только мешаешь себе, пытаясь вписаться в эту идеальную маленькую форму, которая тебе больше не подходит. Не после того, как ты пережил всё это, после того, через что тебе пришлось пройти. Ты всё ещё рег, но ты наш рег, и как только ты смиришься с этим, ты действительно сможете подняться и стать солдатом, которым ты можешь быть, а не тем, кем ты хочешь продолжать притворяться. Может быть, ему просто нужно было услышать это от кого-то еще, чтобы осознать, но после того, как первоначальный укол жёстких слов отболел в Эхо, он понял, что снайпер прав. Он больше не был регом. Именно поэтому он в первую очередь и принял предложение Бракованной Партии присоединиться к ним. Он больше не принадлежал своим братьям. Он по-прежнему жаждал быть с ними, как до заключения, но теперь… теперь он мог быть намного большим, чем был в прошлом, даже в бытности солдатом ЭРК.   Эхо не сказал бы, что их отношения изменились после этого. Перекрестье по-прежнему лез ему под кожу и нажимал все кнопки, которые не следовало трогать, но было похоже, что Эхо начало что-то замечать. Да, он получал язвительные комментарии по поводу своего прицеливания, но в самом конце — тогда, когда он был слишком занят, пытаясь обуздать собственный гнев, — Перекрестье давал ему советы, как исправить это или уменьшить негативный эффект, почти как запоздалую мысль. Отвлекал, но давал решение, даже если это больше похоже на ножевое ранение для получателя и самое большое неудобство, с которым Перекрестье когда-либо сталкивался, для самого снайпера. Ранить, чтобы преподать урок, но успокоить, как только рана была нанесена. Честно говоря, это был довольно странный способ помощи, но это, Эхо пришлось признать, через некоторое время перестало так его расстраивать. Не похоже, чтобы его братья были невосприимчивы к такому обращению, и теперь, когда он обращал внимание, он замечал детали всё лучше. Перекрестье кричал на Тех почти на каждом слове, когда он отвлекал их во время миссий, но снайпер не возражал слушать его часами напролет, когда младший рассказывал о чем-то новом, что он узнал, во время простоя. Он регулярно вступал в драки с Крушилой, устно или физически, которые зачастую обострялись до такой степени, что Охотнику приходилось вмешиваться и разнимать их. Однако, если бы Эхо обратил внимание на их взаимодействие ранее, Перекрестье выбирал бои или ловил приманку только после того, как Крушила делал какой-то комментарий о том, что ему скучно. С Охотником Перекрестье всегда бросал старшему вызов, когда сержант придумывал новые планы или тактику на поле боя. Возможно, именно поэтому его предательство поначалу не было таким резким. В поле эмоции всегда отходили на второй план, так и должно быть, иначе ты настолько погрузился бы в свою собственную голову, что не смог действовать. Только после до них наконец дошло — и порознь, и вместе, — что произошло.   Перекрестье выстрелил в них.   Перекрестье заклеймил их как предателей. Они оставили его. Омега никогда бы не смогла, и Эхо сомневался, что она когда-либо попытается, заполнить пустоту, вызванную отсутствием Перекрестья. В каком-то смысле она была его полной противоположностью. Перекрестье был темным, угрюмым и полным сарказма, тогда как Омега была яркой и любопытной во всех отношениях. Вероятно, он был лучшим стрелком и снайпером, когда-либо ступавшим на земли галактики, а Омега всё ещё могла не попасть в цель с добрых четырех метров только потому, что ее в тот момент отвлекло что-то "более интересное", чем стрельба по мишеням. Все они сожалели о своих действиях, хотя в то время мало что могли сделать, чтобы исправить ситуацию. В те несколько раз, когда они сталкивались с Перекрестьем, когда он был под контролем чипа, они не хотели с ним драться, а он был настолько окружен имперскими силами, что даже при попытке его извлечения была слишком высока вероятность того, что они сами попадут в плен. Они не знали, где он был половину времени, когда не стрелял в них, поэтому даже попытка вытащить его оттуда была совершенно исключена. И, возможно, последняя несправедливость, последний гвоздь в их отношениях был забит, когда Перекрестье решил вернуться в Империю, а не идти с ними. Эхо не хотел сражаться против своих братьев. У него был неприятный привкус во рту в течение нескольких дней после того, как он держал Перекрестье на прицеле, когда казалось, что он собирался застрелить Охотника во время их побега с Камино. Слава Силе, этого не произошло, и он довольно мирно бросил свою винтовку Крушиле. Оглядываясь назад, Эхо уже тогда понимал, что теперь между ними навсегда разверзлась пропасть. Перекрестье сел, язык его тела изменился, и казалось, будто вокруг него образовалась ледяная стена еще до того, как они начали грести к посадочной площадке. Эхо знал, что Перекрестье откажется, когда Охотник предложит ему пойти с ними. Это было больше, чем просто его упрямство и неуступчивость. Они причинили ему боль, да, непреднамеренно, но все равно сделали это.   … И Перекрестье заплатил самую высокую цену. Была надежда, что однажды они смогут помириться. Что каждый из них получит шанс извиниться перед Перекрестьем по-своему. Он сомневался, что у них когда-либо будет такая же динамика, как во время войны, но, по крайней мере, они знали бы, что с ним всё в порядке. Что они могли быть там, если Перекрестье нуждался в них, и наоборот. Конечно, теперь Империя лишила их даже этого незначительного шанса. Перекрестья больше нет… казнен перед расстрельной командой, потому что он слепо думал, что Империя — лучший выбор для него. …Возможно, потому что он думал, что это единственный выбор, который ему оставили… …Потому что они толкнули его на этот путь… Эхо не был точно уверен, когда его глаза закрылись, но он моргнул, чтобы избавиться от размытости, когда снова открыл их. Его воспоминания дали ему более чем достаточно времени, чтобы как следует встряхнуть маркер, который он на данный момент отложил в сторону. Он вздохнул, расстегивая защелки, которыми его нагрудник крепился к остальной части снаряжения, опуская его на колени, прежде чем снова взять маркер и снять колпачок. "Модификации", внесенные в его легкие, делали так, что некоторые интересные компоненты торчали из его груди настолько, что пришлось переработать структуру доспехов, чтобы приспособиться под них. Чтобы его броня оставалась достаточно функциональной и защищала его во время боевых действий, Тех встроил в пластоид усиления нового типа, которые оставляли небольшие пространства по обе стороны от центра его груди. Они были невелики, но когда он понял, что место справа располагалось почти там же, где и синий отпечаток руки, который Рекс оставил на его броне в начале службы в действующей армии, Эхо почувствовал необходимость что-то сделать. Потребовалось время, чтобы подобрать нужный цвет краски. На самом деле, он так и не узнал название синей краски, которую компания "Торрент" использовала для покраски своих доспехов, но то, что он в конце концов выбрал, было настолько близко к 501-му синему, насколько это возможно. Он нарисовал миниатюрную версию руки в непреднамеренно предоставленном пространстве, чтобы напомнить себе об аванпосте Риши, откуда он пришел и что сделал, будучи членом 501-го легиона. В верхнем трюме было не так много света, но окружающие бегущие огни отбрасывали длинные тени на пространство и заставляли белые цифры, аккуратно написанные рядом с отпечатком руки, почти светиться. Список идентификационных номеров солдат мало что значил бы для кого-то другого, но для него они значили почти всё. Они были его товарищами по партии, его братьями. Отряд Домино. Мишень… Катап… Хэви… Файвс… Также там была маленькая белая пятерка, нарисованная в нижней левой части синей руки. Напоминание о поддержке, которую Файвс всегда оказывал ему, потому что его близнец знал, что Эхо всегда может добиться большего. И он просто "подталкивал его в нужном направлении, верно, братец?". Эхо действительно не хотел этого делать. Он не хотел, но понимал, что должен это сделать. Он желал запомнить Перекрестье, но записать его номер было монументальным усилием, а он даже ещё не начал.   Сюда он поместил своих братьев, которых потерял. Тех, кто был так близок ему, что он чувствовал, будто потерял часть себя, когда они двинулись дальше. Тех, кто сделал его тем, кем он является сегодня. Тех, кто был рядом, когда он больше всего в этом нуждался. Он писал быстро, не доверяя себе даже рваного дыхания. Номер был достаточно неприметным сам по себе. На самом деле, в нём не было ничего, что указывало бы на то, насколько важным он стал для него за то сравнительно короткое время, что они работали вместе. Ничего такого, что бы рассказывало о том, каким замечательным, саркастичным, придурковатым ублюдком он был при жизни. Это был просто номер… CT-9904 ...Перекрестье... … Но ему было достаточно просто увидеть его, чтобы вспомнить всё, что он любил и ненавидел в своем приемном товарище по партии. Он знал, что не перестанет добавлять цифры к своему маленькому мемориалу… но он надеялся, что ему еще долго не придется этого делать. Когда он просто увидел идентификационный номер Перекрестья под номерами остальных его павших товарищей по партии, у него что-то обломилось в груди. Цифры начали сливаться вместе, когда его взгляд снова стал подозрительно размытым, и он позволил маркеру без колпачка выпасть из онемевших пальцев. — Ni ceta, — прошептал Эхо окружавшей его тишине, осторожно подняв нагрудник и прижавшись лбом к месту над списком чисел. Его дыхание вырывалось слабыми всхлипами. – Ni ceta… Ni Kelir ratiin partaylir gar, vod. T-taabir bat  — сумел выдавить он, сдаваясь и позволяя слезам течь по щекам. Чувство пустоты в его груди увеличилось, и он только надеялся, что не привлечет внимание Охотника всем своим шумом. Вероятно, он бы придумал, как винить себя в слезах Эхо.   — Маршируй вперед, Перекрестье, — грустно прошептал он, меняя языки. – Обещаю. Я позабочусь о них для тебя сейчас и всегда. Маршируй вперед, vod. Внезапно потяжелевшая пластоидная броня шлепнулась ему на колени, когда Эхо снова прислонился спиной к переборке. Он позволил своей голове запрокинуться так, чтобы мог посмотреть на потолок, хотя и держал глаза закрытыми. Горюя, он не пытался остановить поток слез. Просто регулировал свое дыхание ровно настолько, чтобы оно не стало слишком громким и не привело сюда Охотника. В темноте он мог представить, что это просто капли дождя стекают по его лицу.