Coup de Grâce

      Дилан чувствовал себя нормально. Нормально — не в смысле «всё путём», а в смысле «живой и на том спасибо». Дилан дышал: сильно пахло сырой хвоей и кровью; безочертательно, но видел косматую, тянущуюся ввысь черноту, и переступал вязнущими, тяжёлыми ногами по мокрой траве. Живой — и на том спасибо.       Так думал Дилан. Ещё Дилан думал о Райане — скомканно и отрывочно: о его руке на его, Дилана, поясе, о горячем крепком плече под мышкой, о том, как его бритый висок то и дело колко отирался о шею. Думать о Райане и его близости было приятно, и Дилан едва ли признал это только сейчас.       — Ну же, мужик, — тяжело прошипел Райан, — ты вообще не помогаешь, я не дотащу тебя.       Они остановились, и Райан прерывисто выдохнул, перехватывая его. Пальцы больно сжали рёбра.       — Полегче, — прохрипел Дилан.       Легче не стало. Чужая рука тянула его вперёд, вымокшие ноги цеплялись о сухостой и корневища, было холодно, темно и сыро — за стволами и листьями впереди смыкался густой мрак. Дилан запрокинул голову: небо над ними стояло беззвёздное и синее, как спелая черника. Потянуло смолой и вновь — кровью.       Дилан думал бессвязно: о всё ещё больно держащих его за кожу и кости пальцах, о траве, щекочущей голые лодыжки, о горькой влаге на губах. А потом Дилан вспомнил.       — О, нет… — шёпот был смыт шелестящим в кронах дождём. — Какого?..       Теперь Дилан не думал вовсе. Только чувствовал: сильно стянутое плечо, занемевшее предплечье и тяжелое запястье. А ладони и пальцев — не чувствовал. Рука безвольно свисала вдоль тела, и он опустил голову, пригляделся к обмотку выкрашенного в красный бинта. Шевельнул кистью, но кисти не было, была пустота.       — Моя рука, — пробормотал Дилан, поймал взглядом ссохшуюся кровь на чужом виске. — Какого хрена ты отрезал мне руку?!       Райан ткнул его в бок и взглянул — урывком, со страхом.       — Ты сам мне велел!.. — голос его был сухим и шершавым. — Я не знал, что…       — Я не это имел в виду, — прервал его Дилан. — То есть это, но не так, в смысле не совсем, я же не думал, что ты отхерачишь её мне в тот же момент сраной бензопилой, чувак, это, типа, полный, блядь, пиздец!..       — А что я, по-твоему, должен был сделать?! — голос его стал на полтона выше. — Я, типа, запаниковал, ты запаниковал, и… вышло так, как вышло.       Райан нервно подтянул его за целую руку, неудобно обнял за пояс, и задышалось чуть легче. Теперь его пальцы оттягивали футболку. А у Дилана пальцев не было.       — Бля-адь, — простонал он глухо и обессиленно. — Моя рука…       Дождь застучал о листья с напором, громыхнуло вдали — отголоском скорой грозы. В ноздри забивался запах волглой земли, кружило голову, вело в сторону, ныло остро и крепко — сейчас Дилан ощущал. Ощущал разорванную плоть, сердце, загнанно отстукивающее в запястьях, жарко и сильно, больно, так больно, что только и оставалось сдавленно взвыть.       — Слушай, прости, окей?.. — Райан почти наверняка был в ужасе. — Но чем быстрее мы доберемся до медпункта, тем раньше ты почувствуешь себя лучше, да?       Дилан сипло, с трудом задышал, открыл широко рот — воздуха было мало, и казалось, что на вкус он сладкий, разящий гнилым мясом. Всё ещё вело, но Райан держал твёрдо, до вымеленной на кончиках пальцев кожи. Дилан честно пытался не думать о том, что у него теперь пальцев — нет.       — Да, да, — запоздало ответил он. — Ты прав, извини, это была… плохая идея.       — Эй, — позвал Райан. — Ты хорошо держишься.       И посмотрел в глаза, неуверенно улыбнувшись той самой улыбкой, от которой перехватывало дыхание, а сердце заходилось и шумело не в такт.       — Разве? — он постарался улыбнуться в ответ. — Как по мне, хорошо держусь я только за тебя. Или ты как раз об этом?       — Ох, — вздох был почти обреченным. — Рад видеть, что к тебе возвращается чувство юмора.       — А что мне остаётся, — невесело усмехнулся Дилан.       Он, наконец, огляделся: от остывшей земли поднималось туманное марево, ветер качал кудлатые еловые лапы, шелестел примятой травой. Они всё же вышли к узкой протоптанной тропинке, кеды склизко чавкнули, увязли в грязи.       — Ну, ты как, сможешь дойти сам? — спросил Райан.       — А, да, — слегка растерянно отозвался Дилан. — Я… более-менее, ну, знаешь, разве что без руки.       Райан хмыкнул, выпустил его из хватки, придержав за локоть. Взопревший бок обдало холодом, накрыло мурашками. Райан смотрел обеспокоенно, прищурившись от мороси, кровь расплывалась по его коже полосами — его, Дилана кровь. Сделалось странно.       — Порядок? — спросил он.       — Да, да, — отмахнулся Дилан.       Райан сделал глубокий вдох, повел плечом — ремень соскользнул, дробовик лёг в руку. Приклад ткнулся в предплечье, а пальцы обхватили курок. Свет фонаря почти ослепил.       — Ты довольно тяжёлый, — заметил он между делом.       Лес впереди редел, и всё казалось очертаемым и знакомым. Они минули прогалину и вышли на широкую тропу, ведущую к коттеджу.       — Не только у Ника под футболкой стальные мускулы, — бросил Дилан небрежно, нерешительно взяв левую искалеченную руку за бесчувственное предплечье, чтобы притянуть к груди. Та казалась холодной, чужой и уязвимой. Уродливой.       — Ага, точно, — фыркнул Райан. — Мы почти пришли.       Дилан вздохнул с облегчением, ступив из чащи на проселок. Небо было высокое, пасмурное, изредка рассекающее тучи лунным светом. Всё ещё рокотало вдали — маялось в нерешительности. Дилан, вымокший и продрогший, крепко сжимающий челюсти, чувствовал, как в той же нерешительности маялась в его желудке тошнота — стоило едва оттянуть прилипший бинт от рваного разреза.       — Эй, не трогай, — мягко отдёрнул его руку Райан. — Занесёшь какую-нибудь заразу… или типа. Нужно ещё раз обработать рану.       — Да, да, ты прав, — вновь поддакнул Дилан, рассеянно оглядев его лицо.       Дилан чувствовал себя не нормально. Дорога до коттеджа была мыльно-мазанной, как недопроявленная до конца плёнка. Сосны тянулись вверх, ноги срывались в мокрый грунт, чёрные толстые тени облизывали пышный кустарник, и в какой-то момент Дилану показалось, что он умирает. Райан говорил что-то, но голос его был ватным и далёким. А потом, на подходе к лестнице, его стошнило прямо под ноги «Хэкэттс Куори». Стошнило болезненно, выкрутив кишки, желчью и бутылкой пива.       — М-м, ненавижу это, — сквозь зубы проскрипел Дилан, не решаясь разогнуться.       Рука Райана легла ему на плечо.       — Что, указатель? — спросил он.       — Ха-ха, — было почти смешно. — Нет, блевать.       Райан всё же потянул его на себя, оглянул встревоженно, или с сочувствием, или никак — честно, Дилан не всегда различал эмоции на его лице.       — Всё, что нас не убивает, делает сильнее? — полувопросом-полушуткой выдохнул он.       — Да, точно, — едко выплюнул Дилан. — Но что если мне отрежут руку, спрашивал я, как это сделает меня сильнее? — и вот мы здесь.       Райан, поджав губы, понимающе кивнул.       Было тихо. Шуршал дождь о стальную крышу, мягко бил по капоту припаркованного рядом минивэна. Райан безмолвно открыл багажник, выпростав из-под кое-как сложенных сумок одну — должно быть, свою, и закинул на плечо. Дилан не спрашивал. Дилан чувствовал себя совсем не нормально.       — Больше не тянет блевать? — заботливо поинтересовался Райан.       — Я в норме, — это была неправда. — Пара таблеток из шкафчика мистера Хэ, и всё пучком.       Поднявшись по лестнице, Райан приоткрыл входную дверь, заглянул внутрь, а затем сказал тихо и серьёзно:       — Насчёт этого я не уверен.       Переспрашивать сил не было — противно саднило горло. Пекло ладонь и пальцы, которых не было, лихорадило, прошибал липкий пот. Хотелось быть не здесь и не сейчас, или хотя бы просто — не сейчас.       — Кейтлин? — громко позвал Райан. — Эби, Ник?!       В ответ лишь скрипнули рассохшиеся половицы. В холле стояла беспроглядная, густая чернота; отдалённо веяло тлеющим от догоревших в камине поленьев углём.       — Они что, ушли? — шёпот показался громким.       Дилан пожал плечами:       — Может, их всё-таки настигла опасность, из-за которой ты отдал им моё ружьё?       — Оно не твоё, — слегка раздражённо заметил Райан. — И это не смешно.       Едва ли Дилану было смешно или хотелось препираться, поэтому он сказал:       — Они наверняка в порядке, ты же знаешь Кейтлин — с ней не пропадёшь.       Райан только нехотя кивнул и крепче перехватил дробовик, ускорил шаг.       Дверь в медпункт оказалась открытой, но ни Кейтлин, ни кого-то ещё внутри не было. Свет фонаря осветил стол миссис Келли, открытое окно и тянущийся за ширму из красного дерева прерывающийся кровавый след.       — По крайней мере, они точно здесь были.       Это Дилан мог сказать наверняка. У мойки стоял разворошенный контейнер, лежало полотенце, вымазанное бледно-розовым. А когда Райан осторожно посмотрел за ширму, Дилан увидел и рябинные разводы на подложке кушетки.       — Ладно, — Райан суетливо бросил сумку у стенной тумбы, оставил дробовик на столешнице, повернув в сторону двери — стало почти светло. — Разберемся с ними позже.       Дилан согласно промычал. Зашумела вода в кране, Райан закатал рукава лонгслива и долго мыл руки до самых локтей. Дилан стоял рядом, навалившись бедром на острый стык столешницы, и бездумно смотрел за стекающей в слив грязно-розовой пеной. Райан нервничал, умывая лицо, и Дилан нервничал тоже. Желудок ворошило тревогой.       — Давай я… помогу. С этими словами он поднёс чистое влажное полотенце к его щеке, обтёр легко и мягко. С нажимом — подбородок и шею, придержав свободной рукой за челюсть. Дилан бы растаял от ощущения едва тёплых пальцев на его лице, будь всё немного иначе.       — Ты горячий, — голос, осёкшись, дрогнул.       Поднять взгляд было страшно.       — О, видишь, что ты со мной делаешь, детка, — прозвучало невесело.       — Я серьёзно, Дилан, у тебя жар.       Дилан это чувствовал. Дилан в целом чувствовал себя намного хуже, чем просто «не нормально». Перед глазами дрожало, шло рябью, и он почти не видел Райана, суматошно перебирающего склянки у стеллажа. Шаркнул блистер, шаркнули кроссовки в тяжелой поступи, и он услышал:       — Здесь только парацетамол, больше ничего.       — Сгодится, — ответом.       Резко прогремело, разогнало всполохом полутьму комнаты — послышалось, как зажурчала по водоотводу вода. Райан подтащил к нему стул миссис Келли, усадил, придержав за плечи, оглядел нерешительно, а затем протянул две таблетки и кружку — в глаза бросился безвкусный принт «Хекэттс Куори».       — Надеюсь, сестра Келли относится к своему креслу менее ревностно, чем мистер Хэ, — усмехнулся он, попытавшись рассеять смурую гримасу на чужом лице. Вышло плохо, то есть — никак.       — Пей до конца, — сказал Райан бесцветно и вернулся к стеллажу.       Глотке было сухо даже после выпитого залпом, поэтому Дилан, приложив усилие, наполнил стакан ещё раз. Но пил по чуть-чуть, почти без сил. У мойки стоял пузырёк йода, рулон салфеток и Райан, держащий пачку марли. Смятенный и растерянный Райан, который почти с тем же лицом с час тому назад резал ему руку. Смятенный и растерянный Райан, с тем же лицом смотрящий на расплакавшуюся у кострища малышку Нэнс после его историй — что, в июле? Наверняка. В июне Райан посмотрел так на него, когда Дилан в-почти-шутку пригласил его на медленный танец — он тогда, конечно, отказал, ведь не танцует, но губы растянулись, на секунду оголив ровный ряд зубов. Ну, в той самой улыбке.       А теперь Райан, аккуратно охватив пальцами его предплечье, растянул раненую руку на столешнице. Распутал импровизированный жгут, подсветил телефоном вымокший в крови бинт, и Дилан увидел, что ладони у него почти незаметно дрожат.       — Так, так, — едва слышно сказал он. — Сейчас я стяну повязку, да? Потом мы промоем рану под водой, а затем на всякий случай… хлоргексидином, так?       Дилану сделалось хуже от одних его слов.       — А потом, а потом… — Райан упёр руки в бока, нервно качнулся с пятки на носок. — А потом обработаю йодом и наложу повязку.       — План что надо, — Дилан постарался звучать чуть менее обреченно и даже улыбнулся, но Райану от этого было ни тяжелее, ни легче. — Слушай, друг, я доверяю тебе, окей? Просто… сделай это.       — Да, доверие это… важно, — скомканно пролепетал он и слабо провернул кран. Вода звонко ударилась о жестяное дно.       — Если бы я не доверял тебе, я бы не попросил, ну, — он перевёл взгляд на свою руку, — это.       Лицо напротив хмурилось, но губы ответили почти со смешком:       — Если бы я не доверял тебе, я бы этого и не сделал, — а потом добавили: — Может, стоило не доверять?       — Иди ты, — устало улыбнулся Дилан.       Какое-то время они молчали. Дилан прикрыл глаза: накрапом поползло по векам сдутым одуванчиком. И заалело маками, когда он почувствовал, как медленно оголяется рана. Взныло и заискрило так, что он выдохнул со стоном.       — Извини, извини, — голос был виноватым. — Потерпи немного.       Глаза Дилан всё же открыл, сморгнул влагу с ресниц, но увидел немного — смазанный край рассеченной кожи и кусок красной, как вишня, плоти.       — Выглядит нормально, — сказал Райан, помогая себе фонариком. — Ну, в смысле, настолько, насколько может выглядеть нормально.       Он вновь обхватил предплечье и неуверенно, но резко опустил руку под струю воды. Дилан бы закричал, но крепко стиснул зубы и задышал носом. Ему казалось, что весь он сам одна сплошная открытая рана — горящая, раскуроченная лезвием.       А потом было смутно: обрывком эха боль — тупая, почти незначительная. Дыхнуло из открытого окна чистой водой и сырым деревом, стихло, и Дилан почувствовал себя лёгким, словно ивовый пух.       — Дилан? — Райан осторожно коснулся его плеча. — Дилан, ты как?       Но Дилан не смог ответить — его окутало марью. Ощущение было секундным, но когда он открыл глаза, то уже сидел на полу, привалившись спиной к тумбе. Рука лежала на бедре — всё такая же отсутствующая, но чистая и свежая, крепко перебинтованная марлей. Повернув голову, он увидел Райана — и тот поймал его взгляд своим.       — Господи, Дилан!.. — воскликнул он встревоженно, и с радостью, и с толикой злости. — Я думал, что убил тебя, ты так резко вырубился, я… Как ты себя чувствуешь?       — Я… — хрипло начал он, слыша себя будто издалека. — Нормально. Голова такая, будто я выпил не бутылку пива, которую к тому же сблевал, а не меньше сотни, но…       Райан наклонился ближе, вдавил плечом плечо, лицо его слегка размыло — Дилан чувствовал на своей щеке тёплое дыхание, видел широко раскрытые глаза, ловящие каждое слово.       — И рука слегка болит, но… — более смятенно продолжил Дилан. — Но в целом лучше. И… спасибо?       Райан протяжно выдохнул, отстранившись. Голова его ударилась о дверцу, он глухо ойкнул, поднял глаза к потолку — и выдохнул ещё раз. Дилан смотрел на его слабо очерченный белым светом профиль: прямой нос, поджатые губы, мягкий подбородок, перетекающий в ровную длинную шею, ломающий — ровность — острый кадык. И смотрел, и смотрел сквозь ресницы. А потом спросил:       — А что если… а что если это было зря?       — Что?       Оно было звонким, почти оглушающим.       — Ну, что если мы сделали это слишком поздно, или рано, или это всё херня и достаточно просто того, что оно уже успело попасть в кровь, и…       — Эй, Дилан, — голос был строгий. — Ты в порядке, окей? Я видел рану Ника, видел твою рану — и это ни разу не одно и то же.       — Когда ты успел стать экспертом в этих… в этих хуй-пойми-ком!.. Может быть всё зависит от человека, или, ну, не знаю, прошло слишком мало времени, или что-то ещё… — прозвучало жалко и глупо, но Райан выглядел обеспокоенным:       — Да что с тобой?       Чёрные глаза, цепко смотревшие в его собственные, влажно блестели. Ноздри раздувались — лёгкие гоняли воздух туда-сюда, взволнованно и в спешке. И Дилан чувствовал, что ему страшно.       — Не знаю, не знаю, извини, — шепнул он. — Я просто… просто перестал чувствовать себя так, будто готов умереть в любую секунду, и, знаешь, как оно бывает — полезло в голову, и я подумал, что не хочу быть одним из них, не хочу навредить Кейтлин, или Эби, или тебе. Ну, особенно тебе.       Райан смотрел на него ошарашенно ещё с секунду.       — Я понимаю, — сглотнул тяжело. — Но всё будет хорошо, поверь мне, ладно?       Дилан, кивнув, с шумом вдохнул. Проливень мерно бился о крыльцо, капал на водоотлив. Он почти перестал слышать собственное беспокойное сердце. Взгляд мазком прошёлся по всё так же лежавшей на бедре руке.       — Тебя трясёт, — заметил Райан.       — Разве?       Он, слегка оттолкнувшись рукой, угукнул, завалился вбок, пытаясь подцепить ремень сумки. Та, шорохом прокатившись по доскам, оказалась у его колена. Звякнула молния.       — Думаю, — Райан вытянул из её нутра чистую серую рубашку и чёрное худи, — это сойдёт.       Взгляд вяло обвёл абстрактно-яркий на чёрном принт, и также вяло — чужое лицо.       — Ну? — Райан, подогнув ногу, немного неловко сел напротив, задел лодыжкой лодыжку. — Попробуй вытянуть руки вперёд.       Дилан хотел было что-то сказать, но не смог. Спина оказалась затёкше-грузной, плечи — неповоротливыми. И руки были те же — бестолковые, особенно калеченная, с трудом удерживаемая на весу. Дилан мельком поймал боками пальцы, подхватившие всё ещё мокрую футболку, и потянувшие неудобно вперёд — кожа на спине, чувствовавшаяся уязвимо-хрупкой, была готова обнажить позвоночник. Дилан признавал, что было почти стеснительно, и немного боязно — за рану. Но больно не было.       Только неловко в заминке, когда Райан попросил его поднять руки вверх. Сухая ткань странно легла к телу — свободно, почти непривычно, и Дилана обдало мелкой дрожью — от лизнувшего между лопаток сквозняка. А потом было мягко и сухо. И пахло сухой травой и вереском — он почувствовал это, ткнувшись носом в яму капюшона.       — Они, типа, оверсайз, так что должно быть нормально. Плечу вновь стало тепло. А затем на лоб легла ладонь, но быстро исчезла. И он услышал негромкое:       — Тёплый, это хорошо. Хорошо. Разморенно, лениво — особенно когда Райан так близко, прижимается плечом, бедром — едва, но ощутимо. Так случалось редко, пару раз у кострища, когда собиралось пол-лагеря, и приходилось тесниться.       — Ха, — подал голос Дилан. — Ловко ты это придумал, я даже и не понял.       — Ты о чём?       Лицо его казалось безразличным, но Дилан видел: в едва очерчивающих лоб складках, залёгших у губ тенях, морщинке, разделяющей сдвинутые брови — видел, как сильно он измотан.       — О том, как ты хитро придумал раздеть меня, чтобы всё-таки увидеть стальные мускулы, — он улыбнулся самому себе. — Но в итоге не обнаружил ничего и близко их напоминающего и теперь страшно разочарован.       Чужие пальцы кротко клюнули его в живот, и Дилан копотливо, но все же сжался, выдохнув со смешком.       — Я такого не говорил, — ответил Райан.       А потом — так — улыбнулся. И Дилан не смог отвести взгляда.       — Я очень хочу тебя поцеловать, — выпалил он.       Это было почти легко, но немного неловко и неуклюже — положить свою ладонь на его худое бедро. Ненавязчиво сжать жёсткие просохшие джинсы. И представить, будто бы всё нормально. Оттяни он рукав, увидел бы целую руку. Прислушайся — и не услышал бы, как за гремящим небом завывает в чаще — почти по-волчьи, но иначе. И это не последняя ночь, лето только началось, и он не тянул до последнего, как дурак. А думать о том, встретит ли он завтра, нет никакой надобности. Дилан поднял глаза.       Райан смотрел на него. Смотрел незнакомо, сильно, хватко — и держал, держал этим взглядом.       А потом качнулся ближе, положил ладонь на горящую щеку и сухо поцеловал Дилана в губы. Так, как Дилан поцеловал его сам — но у костра было иначе, было слишком волнительно под смехом и взглядами. Было хорошо от мысли, что Райан предпочёл поцеловать именно его. И горько — от того, что всё случилось именно так, и что случилось оно в первый и последний раз.       Дилан зажмурился. Райан задышал ему в подбородок, неуклюже огладил висок, ласково убрал за ухо волосы. Прижался губами к губам ещё раз, чмокнул в угол рта, и Дилан ответил, углубив поцелуй. Замерло внутри, стянуло живот — бабочками, почти неприятно. Райан гладил его волосы, ухо, шею, прижимался грудью к плечу, сминал губами губы — и сердце за рёбрами было таким большим, что хотелось заплакать.       А потом он отстранился и тяжело, дробно задышал. С глухим стуком вжал затылок в тумбу, прикрыл глаза. И Дилан смотрел на него — взволнованного, разгоряченного, непривычного. Хорошо, и всё же — горько.       Оттого он подался к нему — уткнулся лицом куда-то в подмышку, вжался, отёрся лбом о мягкую ткань — с силой, измученно, до красноты. Райан пах потом и костром, и совсем немного — кровью.       — Скажи, что если мы переживём эту ночь, то ты дашь мне свой проклятый номер, — попросил он.       Чужая рука обхватила его за плечо, обняла неудобно, почти болезненно.       — Хорошо, — согласился Райан.       — Хорошо, — вторил ему Дилан.       Так и было. И не хотелось думать о чём-то за пределами комнаты. Хотелось остаться на полу медпункта, ждать до утра, обнимать Райана — угловатого, тёплого, уже мерно дышащего. Но знать, что так не будет. Потому что Райан — славный парень, не бросающий друзей в беде.       — Ну что, ты… чувствуешь себя лучше? — поинтересовался он погодя.       И Дилан чувствовал. Чувствовал себя нормально. Но нормально — не в смысле «да, дружище, устроим охоту на монстра», а в смысле «мне отрезали руку, но я всё ещё жив».       — Да-а, — нараспев. — Как Белоснежка.       — А она тут при чём?       Райан уже стоял над ним, вглядываясь в серый квадрат окна. Дождь стих, и было слышно только перекликающихся в лесу птиц.       — Ну, типа, поцелуй вернул её к жизни?       Он подтянул его за здоровую руку, помогая подняться, и на лице его была улыбка — почти смущенная.       — И кто, по-твоему, её поцеловал? Гномы? — со смешком. — Это было в «Спящей красавице», а не «Белоснежке», балбес.       — О, — отозвался Дилан, неуверенно перешагнув туда-сюда. — Так даже лучше, со стопроцентным попаданием — и в спящую, и в красавицу тоже.       — Спорить не буду, — коротко рассмеялся Райан, смотря в его глаза.       Облегчение — непонятное, смутное — окатило сердце. Райан улыбался ему той самой улыбкой, Райан был рядом, ему не страшно доверить свою жизнь, за ним не страшно пойти во мрак.       И от этого Дилан чувствовал себя почти хорошо. А ещё — не без ужаса — влюблённо.       — Пойдём? — спросил Райан, взяв в руки дробовик.       Дилан кивнул.       — Вперёд, ковбой.       И они пошли.