К сожалению, он одинок

      Раньше Ши Цинсюань с нетерпением ждал каждого своего дня рождения. Ведь, в самом деле, это же такой замечательный праздник! Все дарят подарки, оказывают тебе внимание, поздравляют и говорят много всего хорошего. В году всего один такой день, и его нельзя упускать. Только проснувшись, Ши Цинсюань уже готовился к празднику: украшал квартиру, заказывал еду, ибо готовить самому было бы слишком долго, и он бы попросту ничего не успел, а после ждал гостей, коих пригласил ещё несколько дней раньше. Но ожидание было совсем недолгим. Самым первым всегда приезжал брат, Ши Уду, чтобы помочь с подготовкой, а после — уже все друзья и любимый человек. Праздник длился до самой глубокой ночи. Потом же некоторые либо оставались с ночёвкой, чему Ши Цинсюань был всегда рад, либо же просто уезжали на такси. День рождения был наполнен весельем, а внутри, в груди, у именинника разливалось приятное чувство, которое появляется, когда ты понимаешь, что тебя любят, что ты нужен, что ты счастлив. Но «раньше» было слишком давно. Теперь, открыв глаза и увидев яркий солнечный свет, льющийся сквозь занавески, Ши Цинсюань лежал на кровати, меньше всего думая о чём-то праздничном. Сегодня его день рождения. Но в воздухе нет и следа сладкого духа праздника, потенциальное предвкушение растворилось будто бы навсегда, без шанса вернуться. Вокруг витали лишь крупицы пыли. Несколько минут Ши Цинсюань просто бездумно глядел в одну точку на полу пустым взглядом. У него не было никакого настроения. Только он помнил, что сегодня должны прийти гости. Всего два человека, но, тем не менее, не придётся быть одному. Всё же, спустя время, медленно поднявшись на кровати и сев, Ши Цинсюань протёр тыльной стороной ладони глаза, а после попытался аккуратно встать с места. Одна нога его хромала, поэтому, чтобы избежать лишней боли, приходилось подниматься неспешно и облокачиваться здоровой рукой об стену, ведь вторая всегда дрожала и едва ли была способна к функционированию. У кровати стоял костыль, приставленный к тумбочке, что не давала ему упасть. Лоб Ши Цинсюаня покрылся потом от такой, казалось бы, минимальной нагрузки, его ноги дрожали, будто бы он не молодой парень в самом расцвете сил, а самый настоящий дряхлый старик, подвергшийся возрастным заболеваниям, ему было чертовски тяжело встать. Наконец-то сумев облокотиться на костыль и удержаться на ногах, Ши Цинсюань маленькими шагами направился в кухню. Небрежным движением слабой руки он включил чайник и сел, облокотив костыль о ближайшую кухонную тумбу, на стул, который никогда не задвигал для собственного удобства. Кружка стояла по правую сторону от него, на столе, поэтому её доставать не пришлось. В любом случае Ши Цинсюаню просто не хватило бы сил, чтобы поставить ту в верхний шкафчик над мойкой. Находясь в ожидании звука автоматического щелчка, он тяжело дышал, пытался отдышаться после своего небольшого пути через коридор из спальни в кухню, находящейся на другом конце квартиры. В комнате, практически в полной тишине — её прерывало только тихое шипение электрического чайника — заиграла мелодия телефонного звонка. Ши Цинсюань вздрогнул, услышав её. Звук шёл из спальни, а это значит, что придётся вновь встать и проделать этот путь во второй раз. Он прикрыл глаза, нервно выдохнув, и, стиснув зубы, поднялся, направившись обратно в комнату. Пока Ши Цинсюань шёл, звонок успел уже закончиться, мелодия утихнуть, а человек по ту сторону трубки услышал: «Абонент не отвечает. Пожалуйста, перезвоните позднее». Почувствовав резкую боль в груди от того, что не получается даже до телефона дойти вовремя, юноша остановился, не зная, придётся ли дальше идти или всё же вернуться. Но его мысли оборвались, когда мелодия заиграла вновь спустя каких-то пару минут. — Алло? — хрипло спросил Ши Цинсюань, когда, наконец, дошёл и сел на край кровати. — Здравствуй, — раздался голос Се Ляня на фоне огромного гула. — С днём рождения! Невозможно было её увидеть, но по интонации было слышно, что тот улыбается. — Спасибо… — прошептал Ши Цинсюань, чуть улыбнувшись краешком губ. Больше он не знал, что сказать. Не было слов, едва ли были эмоции, чтобы их выразить словами. Раньше Ши Цинсюань отличался излишней эмоциональностью, очень громким, звонким голосом, но от всего этого не осталось и следа. Сейчас из него едва ли получалось выдавить слово. У Се Ляня же с этим оказалось проще: — Как ты? Он действительно беспокоился и интересовался совсем не из приличия. Ши Цинсюань это знал. — Всё порядке, — прошептал он, хотя был недостаточно уверен, говорит ли правду. — Сегодня не так ломит. — Это прекрасно. Тем более в такой день, — оптимистично отметил Се Лянь. Спустя мгновение он продолжил: — Он звонил? Ши Цинсюань вздрогнул от упоминания «его». Он не был уверен, что тот позвонит. Ведь не выходил на связь с того самого дня. Ни слова от него не было слышно. — Нет, — глубокий вздох и крепление, когда юноша попытался устроиться чуть-чуть поудобнее, стараясь не сильно напрягать слабую ногу. Се Лянь едва слышно чертыхнулся, прежде чем начать: — Ты только не раскисай совсем, хорошо? Мы с Саньланем скоро прилетим и вместе отпразднуем. Прозвучало тихое «угу». — Тогда я отключаюсь. Скоро регистрация, поэтому, вот, — Се Лянь отвёл телефон в сторону и попросил о чём-то Хуа Чэна. Закончив, он продолжил. — Извини. В общем, увидимся! И звонок оборвался. Хоть Ши Цинсюань и мало говорил, но он дорожил этим звонком, словно шахтёр, нашедший ценную руду. И когда он оборвался, то, если сравнивать с тем же самым, что и ранее, чувство это было схоже с тем, как твою находку нещадно засыпало камнями и ты больше не имеешь доступа к источнику своего счастья, что имел всего минуту назад. Вокруг снова тишина. Слышны только проезжающие мимо дома машины. Ши Цинсюань, почувствовав себя некомфортно от этого, решил включить музыку, чтобы хоть что-то могло отвлечь от этого давящего мгновения. Нажав на проигрывание музыки вперемешку, юноша наконец-то погрузился в звучание знакомой мелодии. Каждый раз, когда было невыносимо, Ши Цинсюань проделывал это. Музыка помогала справляться, помогала снова начать дышать, помогала почувствовать себя чуточку лучше и отвлечься от своей жизни. Естественно, ко всему придётся вернуться, но этот краткий миг спокойствия погружал в исключительно приятные чувства. Ши Цинсюань не был поклонником какого-то определённого жанра. Он мог слушать всё подряд, главное, чтобы нравилось. В основном это были самые обычные песни из международных чартов. Ему не хотелось вникать в автора, жанр… просто хотелось слышать музыку и вспоминать о том, как когда-то что-то было хорошо. «I wanna ruin our friendship» Прозвучала первая строчка припева; юноша лёг на кровать, раскинув руки в стороны, а телефон положив на край. Годы назад Ши Цинсюань любил эту песню, она заставляла его улыбаться и танцевать, но сейчас едва ли он способен хоть на что-то из перечисленного, кроме любви. К сожалению, любить ещё способен. «We should be lovers instead» Он забыл про чайник, забыл про ожидание щелчка в давящей тишине. «I don't know how to say this» Ши Цинсюань слушал песню о любви, которую ему не удалось получить, но которую он бы так сильно хотел. Чтобы хоть кто-то одарил его ею. «'Cause you're really my dearest friend» Далее юноша просто слушал слова песни, чуть слышно повторяя. Наверняка вода уже вскипятилась. Положив телефон в карман домашних штанов, Ши Цинсюань продолжил слушать музыку, но уже приглушённо. Он мог бы поискать наушники, но юноша понятия не имел, где они лежат, а слишком длительные поиски — слишком большая нагрузка, поэтому приходилось делать именно так. Наконец добравшись до кухни, Ши Цинсюань тронул тыльной стороной свободной руки чайник, словно желая убедиться, на самом ли деле он включал его. Воды там было, честно сказать, не так уж и много, но сам юноша не смог бы налить её туда. Сил бы не хватило. Он сел на стул, отставив костыль. Пытаясь поддерживать слабой рукой кружку, Ши Цинсюань налил в неё кипяток. Взяв чайный пакетик из маленькой коробочки, что стояла на микроволновке, он закинул его в жидкость. После же взял кружку и начал ждать, пока всё заварится. Ши Цинсюань знал, что ему больше никто, кроме Се Ляня, не позвонит. Все те, кто был в его прошлом, не оставили за собой и следа. Но он всё равно ждал и наделся, что «он» даст о себе знать. Прошло почти полгода. Как бы Ши Цинсюаню ни было стыдно признаться об этом, но он скучал. Скучал по Хэ Сюаню. Как бы ни были глупы эти чувства. Каждый день Ши Цинсюань задавался вопросами: «Почему? Почему ты ушёл? Почему ты оставил меня?» И никому не говорил о гложущем чувстве. Он знал, что Се Лянь его не одобрил бы. А больше рассказать было и некому.

***

      Потому что Се Лянь помнил о том дне. Дне, что был полгода назад, когда Ши Цинсюаню наконец удалось уговорить Ши Уду и Хэ Сюаня съездить куда-нибудь вместе, чтобы сблизиться, ведь те не ладили, по дороге в точку назначения произошла авария. Просто автомобиль, за рулём которого был пьяный мужчина, не справился с управлением и вылетел на встречку. Хэ Сюань, управлявший тогда машиной, попытался увернуться, но не вышло. Они вылетели в кювет, автомобиль перевернулся несколько раз, прежде чем остановиться, упав ровно. Из этого момента Ши Цинсюань мало что помнил. Он был на заднем сидении, ровно за Хэ Сюанем. Голова юноши кружилась, образы были размытыми, было чертовски сложно что-либо увидеть. Но Ши Цинсюань помнил обеспокоенное лицо Хэ Сюаня, у которого текла кровь из виска, но он не обращал на это внимание. После же лишь образы: люди, много людей, потом, кажется, чей-то плач, белые стены, белые кровати, пятна, пятна, пятна, ничего не понятно. И в конце всего этого Ши Цинсюань очнулся. У его кровати никого не было, и сначала он даже не совсем понял, что произошло. Когда же пришло осознание, тихо позвал: — Хэ-сюн?.. Но никто не отозвался. — Брат? Хэ-сюн?.. — он попробовал вновь. Была лишь тишина. На крик пришла лишь медсестра, сразу начавшая суетиться, а юноша всё не мог перестать спрашивать, где находятся его брат и любимый человек. Девушка же ничего ему не отвечала, продолжая что-то делать. От непонимания по щекам Ши Цинсюаня потекли слёзы, он поймал медсестру за рукав и пытался упросить её сказать. Та испуганно отпрянула и попросила больше так не делать. Юноша же попытался сесть на кровати, облокотившись на левую руку, та резко подкосилась, и он плюхнулся обратно в объятия белого покрывала. Ему было страшно. Почему она молчала? Неужели они… Спустя мгновение через дверь, что оставила открытой медсестра после себя, забежал Се Лянь вместе с Хуа Чэном позади себя. Врач попытался его остановить, но у него ничего не вышло. Стоило Се Ляню встретиться с взглядом Ши Цинсюаня, он сожалеюще поджал губы. — Мне жаль, — прошептал он. Весь этаж больницы слышал надрывный плач.

***

      Се Лянь сожалел о том, что Ши Уду умер. Ибо о нём было всё известно сразу: он скончался на месте происшествия. Тогда тот ещё не знал, что с этого самого дня Хэ Сюань пропадёт. Просто исчезнет, больше никогда не ответив на звонок, съехав из своей квартиры. Сделает так, будто его никогда и не было. В тот день ещё Ши Цинсюань узнал, что теперь у него на всю жизнь будет слабость всей левой половины тела. И проблемы с ногой и рукой — это, на самом деле, мелочь, потому что повреждение могло попасть на сердце. Юноша пытался быть рад и этому, хотя теперь он едва ли мог делать что-то в одиночку, без чьей-либо помощи. А до конца своих дней будет ходить с костылём. На то, чтобы в принципе встать, понадобилось два месяца реабилитации, к которым приходится плюсом месяц хождения в гипсе. И никого из самых близких и родных людей рядом с Ши Цинсюанем не было. Только Се Лянь заглядывал время от времени и помогал. Больше никто. И Се Лянь должен был стать практически единственным гостем, помимо Хуа Чэна, на дне рождения Ши Цинсюаня. Но не вышло. Когда время близилось уже к двенадцати часам, когда Се Лянь позвонил. — Наш рейс задерживают. Мы скорее всего приедем только к ночи, — грустно произнёс он. — Прости. Я думал, успеем. Время, за которое человек сможет долететь из Парижа, куда Хуа Чэн отправился по работе, а Се Лянь — вместе с ним, до Пекина — девять часов. Если бы они вылетели в десять, как было изначально заявлено, они бы успели. Да, это всё равно было бы довольно поздно, хотя билеты были взяты на самые ранние возможные часы, но время отпраздновать вместе бы осталось. — Ничего страшного, — попытался убедить Ши Цинсюань, напротив своим словам, он почувствовал, как слёзы подступают к глазам. — Это ведь не ваша вина. Се Лянь попытался сказать что-то ещё, но трубку сбросили. Ши Цинсюань опустил телефон и положил его на стол, на котором стояла ещё рядом кружка с давно выпитым чаем. Было поистине одиноко. Вспомнив о торте, что стоял в холодильнике, юноша вздохнул. Праздник был безнадёжно испорчен. Сладостей не хотелось. Встав с места, Ши Цинсюань ушёл в гостиную. Музыка уже была выключена примерно час назад. Устроившись на диване, Ши Цинсюань включил телевизор. На одном из каналов нашлась более-менее интересная дорама, и он начал её смотреть, лишь бы отвлечься на что-то внешнее.

***

      Когда время на часах подходило к пяти вечера и Ши Цинсюань уже просто бездумно смотрел в потолок, выключив телевизор некоторое время назад, ему в мессенджере пришло сообщение: «открой дверь» От контакта «Хэ-сюн». Ши Цинсюань вздрогнул, и телефон едва ли не выпал из его рук. Он медленно сел на диване, после взял костыль и встал, опёршись на него. Пытаясь быстро идти, несколько раз чуть не упал. Когда наконец дошёл, Ши Цинсюань слабой и дрожащей рукой отодвинул щеколду и распахнул дверь. Перед ним и в самом деле стоял Хэ Сюань. Он совсем не изменился за эти дни. В отличие от Ши Цинсюаня, что встретил мужчину с запутанной копной волос на голове, осунувшимся лицом и трясущимся телом, в попытке удержаться на ногах. — Хэ-сюн… — вырвалось у юноши. Хэ Сюань смотрел на Ши Цинсюаня в упор. И тому вспомнилось, за что он любил внешность своего возлюбленного: за густые чёрные волосы, за глаза, с золотым отблеском, за острые черты лица, за умение подбирать одежду, за… За многое, чего не получилось бы перечислить даже спустя долгое время. И ведь это только о внешности. А как же Ши Цинсюань был влюблён в качества Хэ Сюаня, в его характер, в него всего. Но сейчас по большей части было обидно. — С днём рождения, — это было первое, что сказал Хэ Сюань спустя все эти месяцы. Он играл желваками, пока смотрел на чужую руку с костылём. — Спасибо, — Ши Цинсюань кивнул, после медленно отошёл в сторону. — Зайдёшь? Хэ Сюань кивнул и проследовал внутрь. Но практически сразу остановился. Ши Цинсюань показал в сторону кухни и сам направился туда. Он аккуратно устроился на стуле, который занимал этим утром. Хэ Сюань сел напротив. — Зачем ты пришёл? — Прости, я поступил как идиот. Се Лянь, когда узнал о внезапной пропаже Хэ Сюаня, в чувствах сказал: «Он дурак!.. И-и… И тупица!» Но Ши Цинсюань признаёт, что «идиот» подходит больше. — Ты правда считаешь, что этого достаточно? — было сказано без каких-либо эмоций. Хэ Сюань опустил взгляд и сжал челюсть. Непонятно: то ли от нервов, то ли от злости. — Где ты был всё это время? — беспомощно спросил Ши Цинсюань. — Ты же знал, что я потерял брата, почему ты… — Ши Уду мёртв? — но юноша не успел договорить, Хэ Сюань прервал его. Юноша не мог поверить своим ушам. — Ты даже этого не знаешь? — он почувствовал, что плачет. — Ты можешь хотя бы… ну, объясниться? Пожалуйста. Хэ-сюн… Я ничего не понимаю. Всё это время мне было страшно. Что мне делать? Как мне жить дальше? Я думал… думал только о выживании и о том, как ты сейчас. Жив ты или мёртв, но твоё тело просто не смогли обнаружить. Я ничего не знал, где ты был, с кем, прошу… Хэ Сюань сглотнул. — После аварии я не мог прийти в себя, — начал он. — Когда я увидел тебя окровавленного… с вывернутой в другую сторону рукой, я просто не смог не почувствовать вины. Ведь я единственный был в сознании. Ши Цинсюань прикусил губу. — Это ведь я повернул тогда, из-за чего мы все оказались там. Я навредил тебе, Ши… Нет, Цинсюань. И, как оказалось… Ши Уду умер, мне очень жаль, — Хэ Сюань опустил голову в поклоне, сжав пальцы. Никак не реагируя на сказанные до этого слова, Ши Цинсюань снова повторил волнующий вопрос: — Почему ты ушёл? — Я был в психиатрической больнице. Этот ответ был самым неожиданным из всех потенциальных. — Когда приехала скорая, я впал в истерику. Потом сказали, что меня едва ли оторвали от твоего тела. Я долгое время находился в прострации, вообще ничего не понимая, только и думал, что о тебе и о том, что ты в опасности. Я ничего из этого не помню кроме последней части… — всё было сказано словно на одном дыхании. Через минутную паузу он продолжил, собравшись с мыслями: — У меня реактивный психоз, Цинсюань. Почти все эти полгода я через раз понимал, что происходит вокруг меня. Только недавно лечение начало помогать, поэтому я здесь, — Хэ Сюань опустил голову. — Извини. Мне жаль, что ты остался один. Мне придётся вернуться. Мне разрешили уйти только на сегодня. Хоть я и достаточно вменяем, я не здоров полностью, мне пришлось умолять, я не мог… пропустить твой праздник. Но я ненадолго. Хэ Сюань просто не может позволить Ши Цинсюаню увидеть себя таким, каким он бывает в приступах. Ши Цинсюань, будучи слишком в растерянным, встал с места, держась за край стола. Он медленно подошёл к Хэ Сюаню и протянул руки, чтобы обнять. — Хэ-сюн, ты не виноват. Так просто случилось, — юноша нежно поцеловал его в чёрные мягкие волосы, уткнувшись в них носом. — Отпусти. — Твоя рука… и нога… — попытался тот. — Неважно, — Ши Цинсюань успокоил его. — Это не твоя вина. Он аккуратно отстранился, чтобы заглянуть Хэ Сюаню в глаза. — Я всю жизнь буду скучать по брату. Я буду скучать по возможности свободно ходить. Я буду скучать по всему этому, но я ни за что не стану винить тебя. Только тот автомобиль. Никого больше. Ши Цинсюань прервался и поцеловал Хэ Сюаня в уголок губ. — Всё это время я был обижен на тебя, я ничего не знал, мне ничего не сообщили о тебе. Прости, Хэ-сюн. Я всё ещё люблю тебя и всегда буду любить. Буду ждать тебя столько, сколько понадобится, хорошо, Хэ-сюн? Не торопись… Хэ Сюань обнял Ши Цинсюаня в ответ, поцеловал его в висок, после чуть мазнув губами по его волосам. — Цинсюань… — он вдохнул аромат его волос и чуть улыбнулся. — Я тебя тоже люблю… — ему явно тяжело было сказать это вкупе со всеми чувствами, что он испытывал, но он считал себя обязанным произнести это, чтобы Ши Цинсюань понимал, что он не оставлен наедине со своими чувствами. — Прости, я без подарка. — Ты уже сделал мне подарок. Хэ Сюань всё понял и без уточнений. Всё-таки праздник оказался не безнадёжно испорчен.