Наш роман

— Держи. На стол опускается тарелка полная сырной пасты с семью фрикадельками. Может это и не блюдо ресторанного уровня. Но слюни от такого потекут. Это точно. Проверено на собственном опыте. — Сейчас, — Брюс помогает. Отодвигает вазу с букетом ближе к краю, так, чтобы появилось достаточно места. — Бон аппети, сеньор. Невероятно. Брюс Уэйн ест приготовленную мной пасту, ну как ест, пока что только накладывает, и не очень успешно, парочка макарон так и норовит улизнуть с вилок на стол и испачкать его соусом. Это не может обойти меня, и я довольно улыбаюсь, довольствуясь таким прекрасным видом домашнего человека. Мне всегда нравилось видеть людей именно в таком свете. Без пиджаков и наигранной мрачности. С улыбкой и румянцем, вызванными неловким поведением. Или тем, что ты считаешь свое поведение неловким. Прямо как Брюс. На работе он всегда показывает себя скрупулёзным начальником, который всегда добьётся своих целей. Тогда, как сейчас, от этого самолюбивого выскочки не осталось и следа. Он приехал ко мне около девяти вечера, с пакетом и букетом из орхидей и синих роз. В пакете оказались: пара свечей, двойной канделябр и красное полусладкое вино. Свечи мы зажгли когда все приготовление к ужину были окончены. Подставка стояла перед вазой. Свет от пламени освещал цветы, придавая им волшебный, неизведанный миру образ. Синие розы напоминают мне магические цветы, те самые, что обычно используют ведьмы для своих зелий. — Давай выпьем? Брюс поднял бокал. Его губы были все еще немного грязными от соуса, но это никак его не не портило. Даже наоборот, красило. Никакого пиджака и туфель. Все это осталось в прихожей. Сейчас Брюс почти обнажен, на нем серые брюки и тонкая бежевая рубашка. Она настолько тонка, что когда Брюс выравнивается и она прилегает к его груди, я отчетливо вижу соски. Как бы я не пытался убедить себя в том, что нужно перестать пялиться, ничего не выходило. Я то и дело, пока наматывал вилкой пасту, метал взгляды на его грудь. Внутри все сладко поджималось. Пока я окончательно не поймал себя на мысли, что хочу раздеть его. Обнажить татуировки, ключицы, всё то великолепие, что он скрывает. — Сначала, — перебил его я, — расскажи. — А что ты хочешь узнать? — Он выгнул бровь. — Всё…от начала и до конца. Брюс хмурится и ставит бокал на стол. Меня это немного напрягло. — Тебе может не понравится то, что я скажу. Но я быстро беру себя в руки. — Не страшно. Я многое слышал и видел. Поэтому, если ты хочешь, чтобы наше общение не окончилось столь поспешно… — Вот именно, — Он обводит ладонями лицо и опирается о руки. — Я не хочу прекращать общение. Но, если начну говорить, боюсь ему точно придет конец. Я выпил вина, совсем не думая о том, что мы должны были сделать это одновременно. нужно заглушить нарастающий в груди страх. И полный бокал вина, выпитый залпом — прекрасно с этим справляется. — Ха. Рассказывай. Обещаю, что с ума не сойду. — Я хочу тебя. Брюс сказал это так прямолинейно. Что сначала я не осознал всей важности. — Меня? Хаха.хаах.— Я засмеялся в голос. — Тебя это не пугает? — хаа.— После, принялся вытирать накопившуюся под глазами влагу. — Скорее, удивлен. Ладно, если бы я был моделью, или таким, как ты — бизнесменом. — Ты себя недооцениваешь, — Брюс любезно наполнил мой бокал вином. — Что сказать, я реалист… И весь мой мир, построенный на логике и фактах только что рухнул. Потому что сейчас, передо мной сидит человек, который кажется всем этим никогда не пользовался, и напрочь брезгует начинать это делать. — Но, правда, — новый глоток, — Ты сейчас это сказал серьезно? — Да. — И, когда это началось? — На интервью. Я поперхнулся. Но Брюс вовремя похлопал меня по спине и все обошлось легким кашлем. — Хах…мне скудно в это верится. Разум обволокли сомнения. По виду Брюс говорит правду, может это просто я не хочу в неё верить. — Но тогда, что тебя привлекло? Что ты так захотел мужчину. Кста-ати, — немного пьяным от вина голосом продолжаю, — Что это за белиберда с интервью? Ты мне соврал. Брюс выпрямился, приковав меня взглядом к своей груди. И остро выпирающему кадыку. — Я бисексуален, Кларк. — Значит, парни тоже в твоем вкусе. — Не все. — он покачал головой и отпил, затем набрал пасты, — В большем случая меня привлекают женщины, их тело. А вот мужчины, — Он указал на меня вилкой, — только если сумеют заинтриговать. — И это я в нашем дуэте странное звено? — Да. — Я поражен твоей логикой. Брюс кивнул — Тебе плевать на то, что я сказал? Я пожевал язык, обвел глазами бокал, покачал на вилке пасту. — Нет. Но мне льстят твои слова, — Я скалюсь и кусаю губу. Мой носок поднимается вдоль его голени. Обводит кончиками пальцев бедро и уверенно следует вперед. Брюс не показывает вида. Но он тихо прочистил горло. — Кларк…ты меня истязаешь. А вот образовавшийся бугор ему скрыть не удалось. Я отчетливо ощущаю выпуклость под молнией брюк. И когда слегка надавливаю, Брюс начинает облизываться. Да и его руки уже давно сжимают край стола, грозясь отломать кусок. — Я лишь показываю то, что тоже имею заинтересованность. — Ты пьян, — он проглатывает ком нервов. — Возможно, но я искренен. Мы пересеклись взглядами, и кажется совершенно не моргали. Интересно, Брюс чувствует то напряжение, что и я. Или у него сложилось иное представление действительности? Может, если я надавлю сильнее, обведу, коснусь ремня и части кожи, он оттает? — Еще утром ты говорил, что между нами все слишком быстро.мгх.и непонятно. — Может быть я соврал. Потому что, признаюсь, испугался. А сейчас хочу лишь получить от жизни гребаное удовольствие. Брюс затих. Немного отдалился и опустил голову. — Соврал значит? — Да… Он медленно поднялся, вытер губы салфеткой, бросил ее в пустую тарелку. Смочил пальцы слюной и погасил фитильки свеч. Ничего не говоря, подошел ко мне, вытащил из ладони уже пустой бокал и поставил на стол. Его прикосновение к моей руке показалось таким мягким и нежным. Но вот последующее сжатие, причинило ощутимый дискомфорт. Я невольно вскрикнул. Не будучи в состоянии дать отпор, я стал марионеткой, которая послушно плелась за кукловодом. — Соврал. Спины коснулся мягкий матрас. Я упал на кровать, но подняться не решался. Страх от увиденного, заставил все мое тело оцепенеть. — Игрался со мной, — Брюс около меня. Он нависает громадной тучей. Воздух между нашими лицами стал слишком разряженным, мне трудно сделать даже самый маленький вздох. — Играл здесь, — Я едва нахожу в себе силы ответить, — только ты. Брюс резко наклоняется, и я жмурюсь так сильно, что под веками появляются желтые вспышки. — Боишься меня? — Шепот раздался у самого уха. Я сглотнул. — Правильно, таких как я, стоит опасаться. Легкое скольжение губ прошлось по моей скуле, вплоть до челюсти и подбородка. — Есть опасность, для таких крох. — Он язвит. Не знаю…не понимаю, что только что произошло. Помню силу, с которой ладони Брюса давили на мои плечи, его грубый оскал. А потом, резкий импульс, поменявший нас местами. Я краснею, но совершенно точно не отступаю от начатого. Теперь Он лежит подо мной, разгоряченный, тяжело дышащий. Смотрит внимательно, за каждым мимическим движением мышц на моем лице, не отрываясь. — Не смей меня так называть. Дрожь от закипающего в венах гнева усиливается с каждым новым словом. — Ты знал, что очень сексуален, когда сердишься? Я сжал пальцы в кулаки вместе с частью простыней около его головы. — Тебя это заводит? — Еще как. Внутри болезненно сжался комок. Такое чувство, что во мне убили того наивного ребенка, который поверил в сказку. Принц и принцесса. Когда на самом же деле, принцу нужен лишь секс. Что ж, хорошо, пусть так. Это будет даже к лучшему, если он получит желаемое, то наверняка отвяжется от меня. Я наклоняюсь к его лицу и мерцающим в тени комнаты глазам. Шепчу в его губы: — Удиви меня. — Что? — Что? Меня тоже привлекают только те, кто может заинтересовать. Поэтому, удиви меня, — отвечаю я со всем высокомерием, какое только во мне есть. Отстраняюсь. Позволяю вновь приковать себя к постели и устроиться между, пригласительно, раздвинутых бедер. По лицу Брюса прошлась тень улыбки. Его руки быстро скользнули под мою рубашку. Широкие ладони расправили пальцы, захватывая все больше горячей плоти. Я старался вести себя как можно тише и сдержанней. Чтобы Брюс не увидел в темноте комнаты, как напрягся мой рот, едва сдерживающий гневные выкрики. Мне было приятно, отрицать не могу, и не имею право. Низость — лгать самому себе. Легкое головокружение, преследующее меня с первого глотка, усилилось, стоило закрыть глаза. Мне щекотно, от чего, любое прикосновение к торсу вызывает неконтролируемую волну мелких судорог, постепенно переходящих в легкую колкость в паху. Брюс расстёгивает пуговицы на моей рубашке. Быстро, совсем не стесняясь показать свое горящее желание, поскорее увидеть меня без одежды. Животное. И как только я мог дрочить на него? На эти глаза и бледную кожу, скрывающую под слоями одежды узоры тату-мастера, мягкие губы, и тонкие пальцы. Брюс прижимается губами к моему пупку, запускает внутрь язык, мельком изобразив половой акт. Я не сдержанно промычал, сам не понимая толком, того, что только что дал свое согласие продолжать. Он не останавливается, вслед за мнимым, почти незаметным жестом языка, присоединяются губы. Они совсем не такие нежные, какими были в отеле. Более грубые, властные. Они не целуют меня, скорее щипают или посасывают, или все вместе. — Аа.— Я резко дернулся. Его зубы, еще недавно сверкавшие в оскале, обхватили бусину отвердевшего соска. Я прогнулся, интуитивно желая чтобы он полностью проглотил его. И Брюс повиновался. Он изучал меня и мою реакцию. Чувствую на себя этот тяжелый, проницательный взгляд. Поэтому, ни в коем случае не открою глаз. Лишь изредка я мог позволить себе посмотреть из-под ресниц на его макушку. Его темные волосы волоклись кончиками по моему животу, заставляя рефлекторно втягивать его. Но кажется, Брюса такая реакция лишь смешила. Я отвернулся и прижался щекой к матрасу. Сжал челюсть и попытался расслабиться. Брюс расправился с моей одеждой очень быстро. Мои штаны уже лежали на полу, вместе с рубашкой. Обнаженную кожу обдувает сквозняком, отчего, численность пробегаемых мурашек, возрастает вдвое. И каждый раз, стоило им начать свой путь, Брюс кокетливо их сопровождал. Ловил каждую новую стайку. На мне не было не осталось ни единого свободного от его поцелуев места. Если не считать губ и пах. Хотя, с его интенсивным напором. — Тебе не нравится? — Он перестает вылизывать мою грудь и приподнимает голову. Я не отвечаю. Не потому что не хочу. Причина куда страшнее. Если я открою рот и попытаюсь вытащить из себя слова, то мой голос обязательно дрогнет. Он разрушит и так хлипко выстроенную мной стену самоконтроля. Я не могу рисковать, поэтому, предпочитаю молчаливо отвести взгляд. Для ответа же, использую собственные губы. Прикусываю нижнюю и немного подаюсь назад, в его руки. Брюс шумно выдыхает. Его явно не обрадовало мое поведение. А на что он рассчитывал? Что я сразу буду ахать и охать. Может быть это проканало пару раз, когда он раз за разом кусал кожу вокруг сосков, но то скорее была смесь больного шипения с лишь малой долькой возбуждения. — Я хочу отсосать тебе. — Брюс облизывает переполненные влагой губы. Он смотрит на меня, что я сделаю или скажу. Хах, мне хотят отсосать! МНЕ! И я должен от такого отказываться? Пусть мне будет завтра так стыдно, что случится сердечный приступ. Зато сегодня, я отыграюсь по полной. — Неужели? — С некой издевкой отвечаю я. Подкладываю под себя подушку и руки, заранее скрепленные в замок. Так будет гораздо удобнее наблюдать. — Твоя дерзость чертовски меня возбуждает. Прохладные губы касаются кромки боксером. Зубы оттягиваю резинку и комнату пронизывает шлепком. Я поджимаюсь, ощущения не из самых приятных. Длинные пальцы залезают под ткань и слабо тянуть ее вниз. Я приподнимаю бедра, помогая им стянуть с себя последний атрибут одежды. Немного подбешивает, что Брюс всё еще в одежде. Однако, меня это даже немного заводит. Член дергается, подавая мозгу сладковатый сигнал. Он еще вялый, из-за вина трудно концентрироваться на чем-то одном. — Хах, ты не стесняешься наготы, — констатирует Брюс. Прежде чем припасть губами к тонкой дорожке темных волос на моем лобке, Брюс выдыхает. Его горячее дыхание обжигает кожу, а скользкий и юркий язык… Я открываю рот в немом крике. Его губы скользят вдоль члена, начавшего стремительно наливаться кровью. Он расширяется внутри его рта. Я чувствую стенки горла, верхнее небо, пульсацию венок, и до ужаса острую кромку зубов. Еще чуть-чуть, и я сойду с ума. Это не может быть настолько реальным. Брюс движется по садистки медленно. До боли в ступнях и мученских ахов. Я наблюдаю за тем, как мой собственный член исчезает между его губами, как сжимается его горло в моменты, когда он насаживается до основания. Эти закатанные от удовольствия глаза. Оглаживающие зад руки. Брюс проходится ими вдоль моих ягодиц, точно подстраиваясь под темп. Член уже блестит от количества смазки и слюны, оставляемой Брюсом на отвердевшей плоти. Он сосет крайне мастерски… явно не первый раз это делает, такая техника… Конечно, я мало в этом смыслю и разбираюсь (минеты мне делали редко), но если учесть, что нормально мыслить не получается, а все что выходит из попытки «заговорить» — жалобный скулеж, с мольбою продолжать… То это хорошо. Я раскрыл рот и резко прогнулся, загоняя член по самый лобок. Он не самый большой, но видимо, размера хватило, потому что Брюс начал кашлять. Он быстро выпустил орган изо рта, оставив в моей памяти пошловатый, причмокивающий звук. Без доли страха, я открываю глаза и смотрю вперед. Растрёпанные волосы, припухшие губы, находящиеся в паре миллиметров от жаждущей ласки головки. Он потирается о нее своей щекой, обводит ствол ладонью. Прямо, как я представлял. Его язык скользит по выступающей линии уретры. И все это он делает, не спуская с меня взгляда. — Кха… Брюс, — тихо выдыхаю я, комкая руками простыни. — Ты меня истязаешь..ха.хаа. Я сглотнул, проглатывая подступивший к горлу стон. — Кто кого…ха. Моя рука в его волосах, плотно сжимает корни, не давая шанса пошевелиться без должной боли. Я схватил его сразу, как только ануса коснулось прохладное дыхание. — Не любишь, когда тебя здесь трогают? Брюс откровенно насмехается надо мной. Два пальца проходятся вдоль ложбинки и задерживаются посередине, между мошонкой и стенками ануса… Стекшая с члена смазка делает меня совсем мокрым…колечко мышц поджимается, когда он водит подушечкой около края. — Брюс..ха.— хватка на его волосах становится сильнее. Я краснею...нашел время. — Хорошо, — Он убирает руку. Кладет ее обратно на мое бедро и придвигается ближе. Его нос снова в моих волосах. Такое чувство, что ему нравится этот запах возбуждения, сконцентрированного в поте. Или...Может это из-за шампуня? — Ты все равно не чист для такой практики. — Что? Не успел я возразить, как погрузился в заждавшуюся меня пучину удовольствия. Сил сердиться попросту не было, они все уходили лишь на то, чтобы поддерживать разум в подобии сознания, и, кое как реагировать. Я давил на его голову, побуждая заглатывать все больше и больше. Отстранял, оставляя внутри лишь головку. Тогда то, Брюс начинал уделять ей особое внимание, которое мне до чертиков нравилось ощущать. Кончик языка проникает под уздечку, касается пульсирующей, наверняка порозовевшей, прямо как мои щеки, головки. Немного надавливает, так, чтобы заблокировать выход смазки. Но затем, резкий отступ и глоток. Ах, это теснота и влажность чужого рта. Объятие которое оно дарит. Я не выдержу дольше. И чтобы как-то предупредить Брюса, сжимаю бёдрами его голову. Что-то невнятно постанываю, и даже кажется, успеваю прошептать — «кончаю». Тело содрогается в судорогах. Поясницу сводит вместе со стопами и ладонями. Я поджимаю пальцы, комкаю простыни, прогибаюсь дугой и кончаю. Из меня, двумя потоками выходит все семя, которое успело накопить за четыре дня...До этого я подрочил в душе...Мысли отступили, и в сознании образовалось долгожданная пустота. Я впервые ни о чем не думаю. Совсем забыл, какой же это кайф, погружаться в беспамятно. Голос Брюса все еще стоит басом у меня в ушах. Он задает вопросы и скалится. Но я его не слышу, все забито пеленой белого шума. Блаженство.. Мои веки тяжелеют, и постепенно закрываются. Кажется я засыпаю.