В архиве

      Немо торопливой нервной походкой уходит от давящей толпы, чувствуя на себе виноватый взгляд Якова. Грудь рвет от шока и паники, а в голове пульсирует единственная мысль — «в архив». Там никто не достанет, ведь он так и не вернул Оливеру ключ. Там можно спрятаться от всех товарищей (хотя Немо и сомневается, что все еще может так их называть). А особенно — от мерзкой паутины лжи и интриг, которую они плели вокруг него все это время.       В архиве пусто, пыльно и темно. Неприятный запах отсыревших газет и затхлый воздух даже не портят впечатление — учитывая происходящее в душе Немо, такая атмосфера только дополняет его ощущения.       Медленно вышагивая по тесной комнатке, Немо наконец находит относительно удобное место на небольшой кипе газет, не сдерживаясь и мстительно наступая на напечатанное на одной из страниц лицо Бернарда Шульца.       Около двадцати минут вокруг царит гробовая тишина, и Немо почти успевает расслабиться, пока не слышит скрежет отворяемой двери в архив.       Просьбы, посланные куда-то во Вселенную, не были услышаны, и беглец видит в дверном проеме белую макушку. По телу проносится дрожь. Немо устало прячет лицо руками, стараясь даже не смотреть в сторону человека, вторгшегося в его персональное пространство.       — Ну, вот теперь-то ты и получил ответы на свои вопросы, Немо. — Голос Якова с другого конца архива звучит внезапно мягко и подавленно. Он избегает зрительного контакта, стоя в дверях и с поддельным интересом рассматривая стеллаж с кучей пыльных ящиков неподалеку.       — Уходи. Я пришел сюда, чтобы побыть подальше от вас. Мне нужно… хотя бы время, — шепчет Немо. Слова трудно разобрать из-за прислоненных к лицу рук, да и вся его сгорбленная поза к разговору не располагает.       — И поэтому оставил дверь незапертой? Учитывая, что все знают про украденный ключ от архива? Мистер Шпион… то есть, Немо сегодня не блещет умственными способностями, — с явно читаемой иронией в голосе отвечает Яков. Впрочем, в лице не меняется, понимая, что сейчас уж точно не в том положении, чтобы вести себя как обычно надменно. Язвительная колкость — лишь формальность, Немо это понимает, поэтому даже не протестует, когда слышит шелест сдвигаемой бумаги рядом, а затем — чувствует едва ощутимое тепло слева, где уселся на пол Яков. Тот обхватывает свои колени, со скукой осматривая сотни раз изученное помещение архива. Смотрит куда угодно, лишь бы не на Немо, сжавшегося в комочек менее чем в полуметре от него самого.       Так проходит около получаса, как кажется Немо. В архиве нет часов, а зарешеченное окошко почти под потолком едва пропускает свет, так что сориентироваться по времени сложно. Дыхание постепенно выравнивается, руки перестают дрожать, и Немо с удивлением подмечает, как всеобъемлющая злость на товарищей, лгавших ему все это время, потихоньку улетучивается. Хмуриться уже не хочется, думать, в принципе, тоже. Немо глубоко вздыхает, чувствуя, как в тишине даже не заметил подступившую дремоту. Собрав всю решительность, оставшуюся у него к этому моменту, он подает голос:       — Яков? — И замечает, как юноша рядом вздрагивает от неожиданности. Почему-то после этого сердце екает от теплого чувства нежности, но Немо слишком устал, чтобы размышлять еще и о причинах своих эмоций.       — Да, Немо? — справившись с секундным легким испугом, отвечает Яков. Немо из-под пальцев краем глаза замечает, как тот поджимает губы и что руки у него слегка дрожат. От этого каким-то образом становится чуть проще. Яков тоже волнуется. Настолько, что пересилил свою гордость, придя сюда, чтобы… чтобы что? Поддержать? От бредового предположения на лице Немо проступает слабая глупая улыбка.       — Ответь, пожалуйста, тогда на разведке ты правда случайно испортил форму кровью врагов? — Немо сам не знает, почему именно этот вопрос, но чувствует, что после всех интриг и недомолвок ему до безумия хочется услышать хоть что-нибудь искреннее от Якова.       — Вот привязался же с этой разведкой, — нарочито раздраженно отвечает Яков. Немо слегка приподнимает голову и скашивает глаза, чтобы получше рассмотреть выражение чужого лица. Тот по чистой случайности в этот же момент решается посмотреть на соседа. Взгляды встречаются, и Немо внезапно видит в черных ранее пустых глазах больше, чем замечал когда-либо. Это необъяснимо успокаивает, и на этот раз Немо почему-то уверен в искренности ответа. — Нет, это было намеренно. Я знаю, что уже дважды лгал тебе на этот счет, но… Понимаешь, Немо, тогда ты — весь, от и до — виделся мне угрозой. Угрозой нам всем и мне в частности. — Немо замечает, как Яков сглатывает, и дрожь рук слегка усиливается. Поддавшись непонятному порыву, он кладет руку поверх ладони Якова. Тот делает вид, что ничего не заметил, но Немо с удовлетворением подмечает, что она перестает трястись.       — Продолжай, — полушепотом подбадривает Немо, большим пальцем выводя на перчатке Якова невидимые замысловатые узоры. Тот собирается с мыслями и вновь натягивает на лицо привычную легкую ухмылку.       — Ты был угрозой, Немо. Мистером Шпионом, темной лошадкой. О, если бы ты только знал, как я ждал дня разведки. Я знал, что ты проколешься, Немо. Нельзя находиться на территории своих собственных союзников и не проколоться. Мне оставалось только ждать твоего малейшего колебания, чтобы пристрелить тебя, не задумываясь. — Яков вдохновенно прикрывает глаза, рассказывая свой гениальный план по убийству врага народа, но на этом моменте ненадолго замолкает. Улыбка сползает с лица, и он отдергивает руку от ладони Немо, будто только сейчас замечает их касание. — Но ты не колебался. Ты спас меня тогда и этим сломал все, в чем я тогда был уверен. Я думал, что ты враг, но разве враг помог бы мне, подставившись опасности сам?       Немо кривится, вспоминая о событиях той кошмарной ночи. Кадры из разведки все еще встают перед глазами: простреленная спина Руф, жестокий вид грозно бросающейся на врагов Хельги. И вместе с этим — внезапно тихий присмиревший Яков. Тогда он выглядел… обеспокоенным? Немо не может точно сказать, злополучный плакат о розыске вытеснил из памяти их диалоги с Яковом, но кое в чем все же он был уверен.       — «Не бойся, мы все время будем рядом, и я буду за тобой приглядывать», — по памяти цитирует Немо, ошарашенно глядя на уставившегося в пустоту Якова. Тот качает головой в такт словам и глубоко вздыхает.       — Запомнил-таки. Это даже мило, Немо. Я говорил, что ты милый? — подняв брови, спрашивает Яков.       В памяти мгновенно проносится сцена допроса, их первая встреча. По спине инстинктивно пробегает табун мурашек, как всегда при проигрывании этого воспоминания.       — Да, было пару раз, — с нервным хохотком отвечает Немо, решая не углубляться в детали.       Яков в ответ на это как-то смущенно — впрочем, в тени плохо видно — опускает взгляд и продолжает:       — Ты спас меня тогда, Немо. Пошел против любой логики. Ведь тебе как шпиону было бы разумнее позволить мне быть убитым вражеской пулей. — Немо передергивает от того, с каким безразличием Яков рассуждает о своей возможной смерти, будто это какой-то пустяк, не стоящий беспокойства. Это никак не вяжется с Яковом, тем Яковом, который истерично в страхе умереть пишет жалобы на излишне накрахмаленные простыни и не ест приготовленную другими еду. В голове Немо вслед за этой мыслью мелькает догадка, но он не успевает её обдумать. — На тебя бы никто не подумал, солдаты на чужих территориях умирают пачками. Гениальный план для гениального шпиона… Никто бы меня и не хватился, по всей логике тогда я и должен был умереть.       Немо чувствует, как страх на грани ужаса проходится по его телу. Думать о смерти Якова, вспоминать разведку, видеть, как завороженно параноик говорит об этом с почти мазохистским наслаждением, жутко, хочется свернуть неприятную тему, но против воли он продолжает слушать.       — Я думал во время суматохи, которая наверняка поднялась бы в лагере, пристрелить тебя, пока ты не ожидаешь. Возможно, никто бы даже не понял, что это я, — безразлично пожимает плечами Яков. — Но ты закрыл меня собой, и я решил рискнуть. — Немо почти на физическом уровне чувствует укоряющие нотки в этой фразе. — Я измазался в крови. Ждал, пока ты заметишь. Я думал, что в случае твоего предательства мне придется тебя убить, и почему-то мне не хотелось этого. Это странно? — Ироничная улыбка озаряет лицо Якова.       До Немо не сразу доходит, что вопрос не риторический.       — Не сказал бы, что нежелание убивать другого человека можно трактовать как странность. Хотя кто вас, спецотряд, знает, — со смешком отвечает Немо. Яков шутку не оценивает, неудовлетворенно морщась, и быстрым движением натягивает на себя висящую прежде за ухом маску. Почему-то становится совестно за неуместную реакцию. Хочется стянуть черную ткань, но Немо подозревает, что при любой попытке такого бесцеремонного вторжения в личное пространство Якова историю он до конца уже никогда не услышит.       — Так вот, господин Немо, — сузив глаза, слегка приглушенным из-за маски голосом продолжает Яков. — Я доверился и отпустил тебя одного. Если бы ты предал мое доверие, оказался бы мертв. Схема проще некуда. Поставив на кон успех операции, я, может, и поступил непрофессионально, но сейчас об этом не жалею. И, честно говоря, никогда не жалел. — Голос смягчается, и Яков снова между делом кладет руку на пол. Немо лишь следит за ней взглядом, решая пока не слишком своевольничать. Сердце почему-то сильно стучит. Почти как тогда в кабинете Вагнера при взгляде на злополучное «дезертир».       — Я… — Голос срывается от напряжения, и Немо прокашливается, чтобы продолжить. — Я рад, что не обманул твое доверие, Яков.       Яков тепло усмехается (насколько позволяет судить об этом верхняя половина лица, не закрытая маской), восстанавливая зрительный контакт.       — Я тоже, Немо. И это, в целом, и была вся безумно увлекательная история: ты был паинькой на разведке, я тебя не прикончил, все живы и относительно счастливы. Мне выступить на бис, или ты для разнообразия удосужишься тоже что-то интересное рассказать? — Вместе со специальной тканевой маской Яков натягивает на себя и свою привычную саркастичную язвительную личину.       Немо закатывает глаза, со смешком откидываясь ближе к стене.       — Парню без воспоминаний и рассказывать-то нечего. А со всего, что происходило со мной уже тут, в спецотряде, ты и так глаз не спускал. Зато, — продолжает Немо, не обращая внимания на раздраженный вид Якова, — вопросов у меня осталась куча. Я начну с первого.       — Удиви.       — Ты правда начал доверять мне после этого? — выпаливает Немо, чувствуя, как сердце в груди снова по необъяснимой причине заходится ходуном. Тема доверия для них обоих щепетильна, поэтому на всякий случай хочется уточнить.       — Какой же скучный из тебя шпион, Немо. Если тебя это успокоит, то да. Была пара проверок, как тогда в кастелянной, но я не припомню, чтобы ты предавал мое доверие после разведки, — скучающим тоном тянет Яков, и Немо облегченно выдыхает.       — Мог бы тогда и не устраивать цирк с вечным обвинением меня в шпионаже, раз уж доверился мне, — раздраженно бормочет Немо. Почему-то мысль об огромном количестве времени, потерянном из-за грызни и вечных споров между ними, до невозможности злит.       — Ты забавно реагировал, — исчерпывающе пожимает плечами Яков. А после, уже серьезнее: — Да и, если не забыл, моя репутация параноика дана мне не просто так. После… экспериментов над нами всеми даже собственному доверию, как ни абсурдно, доверять сложно.       Кажется, эта тема дается ему сложнее. Яков слегка сжимается, затихая и уходя в себя.       Немо не собирается пользоваться положением, но сдержать поток вопросов, когда тема заходит про эксперимент, оказывается выше его сил. Он осторожно разворачивается к Якову, сочувственно кладя руку тому на плечо и слегка сжимая его. Слабое утешение, но помочь как-то иначе Немо сейчас вряд ли способен.       Яков удивленно смотрит на его реакцию, печально улыбаясь каким-то своим мыслям.       — Почему ты вообще пошел на этот эксперимент? — Немо старается не звучать слишком напористо, но получается, судя по всему, из рук вон паршиво. Яков резко меняется в лице, раздраженно покачивает головой и запускает пятерню себе в волосы, пытаясь собраться с мыслями. Краешком глаза Немо замечает, как же забавно выглядит обычно опрятный параноик с взлохмаченными волосами, но полноценно обдумать мысль не успевает, прерванный ответом Якова.       — Как и все, в принципе. Был глуп, хотел большего. Даже, если точнее, доказать, что я способен на это большее, — отвечает Яков, с горьким смешком подняв брови. — Ну или, как считают остальные, мне просто хотелось потешить свое раздутое эго. — Последние пропитанные ядом слова Яков почти выплевывает с явной неприязнью, и Немо сходу понимает, что это за «остальные».       Решая не концентрироваться на последней части ответа и не давить на явно больную для юноши тему, Немо поспешно спрашивает:       — Кому доказать? — А сам в это время уже не скрываясь поглаживает Якова по спине в успокаивающей манере. Тот на удивление не протестует, принимая ласку как должное.       — Родителям, окружению, самому себе… обществу, в конце концов, — пожимает плечами Яков. — Во время эксперимента я видел галлюцинации. Ты знал, Немо, что длительное употребление ядов с накапливающим действием очень сильно влияет на сознание?       — Нет… — Приоткрыв рот от легкого шока, Немо качает головой.       — Это был риторический вопрос, тебе это и неоткуда знать, — фыркает Яков, но быстро сгоняет с лица даже намек на усмешку, в считанные секунды становясь серьезным. — Из-за них начинал бредить. Я, наверное, никому об этом не говорил, но во время бреда мне казалось, что все вокруг мертвы по моей вине. Пару раз из-за этого даже бросался с кулаками на охранников. — Еще один невеселый смешок.       Немо смотрит на Якова, такого спокойного и, кажется, обдумывающего какие-то мысли, которые до сегодняшнего дня старался не затрагивать. В голове бывшего шпиона — пустота. То, какой безразличный вид принимает Яков, когда дело доходит до по-настоящему ужасных моментов его прошлого, пугает Немо настолько, что слова для ответа не находятся. А еще сильнее испуга в душе преобладает жалость к настрадавшемуся в прошлом и сломанному в настоящем подростку.       Кажется, уловив ход мыслей Немо, Яков дополняет свой рассказ:       — Я не хороший человек, Немо, и даже мое подсознание услужливо мне об этом напоминает.       В комнате повисает напряженная тишина на пару долгих минут. Оба думают о своем, выжидая, когда кто-то из них решится заговорить. Немо сдается первым и севшим от непонятного волнения голосом прерывает молчание:       — Я не могу назвать тебя плохим.       Немо пытливо вглядывается в еще сильнее потемневшие глаза Якова, выжидая ответ. В свете последнего рассказа пазл начинает складываться, и Немо впервые осознанно обращает внимание на болезненную бледность параноика, глубокие темные мешки под глазами и не просто светлые, а почти седые волосы. Все теперь начинает казаться не обыкновенными особенностями в его внешности, а следствиями года мучительных пыток ради неудавшегося создания Элитного Солдата.       — Ты многого обо мне не знаешь, — парирует Яков знакомой фразой, которой, видимо, обороняется от любых комплиментов в свою сторону, словно от нападок.       — Ты уже говорил так. Ничего, что ты мог делать в прошлом, не поменяет мое нынешнее мнение о тебе, — с жаром произносит Немо, инстинктивно подаваясь чуть вперед.       Яков на это никак не отвечает — до Немо доносится лишь тихий смешок из-под ткани его маски — и отключается от разговора, блуждающим взглядом исследуя окружающее его замкнутое пространство.       В груди щемит при виде опущенных плеч и сгорбленной спины Якова. Немо, сам не понимая, что делает, осторожно протягивает руку, спуская явно затрудняющую дыхание маску с лица Якова. Он сидит, не шелохнувшись, и из-под опущенных ресниц следит за движениями чужой руки. Та, отпустив маску, не отстраняется, а наоборот, нежно опускается на щеку Якова, поглаживая её.       — Ты напряжен, Яков, — разрывает повисшую в архиве тишину шепот Немо.       — Что именно ты, по-твоему, делаешь? — едва шевеля губами, произносит побледневший еще сильнее Яков.       — Я не уверен, но, кажется, доверяюсь себе? — отвечает Немо слегка дрожащим голосом.       — И каково это?       — Доверять себе? — Едва заметный кивок вместо ответа. — Черт его знает, я впервые такое чувствую, — ничего не выражающим тоном произносит он, приближаясь к лицу Якова и все еще не убирая руку. — По-моему, мне сейчас следует сделать это… — шепчет, обжигая дыханием губы Якова.       Между ними — всего два, может, с половиной сантиметра. Оба сердца бешено стучат, как будто заменяя отсутствующее в архиве тиканье часов. Как ни странно, именно этот звук придает Немо решимости завершить начатое.       Неловкое слабое касание губ и пять мучительно долгих секунд в таком положении. Отстраняясь, неудовлетворенный незавершенностью странного поцелуя, Немо проводит кончиком языка по застывшим губам Якова.       Когда он возвращается в изначальное положение, Яков, кажется, даже не начинает снова дышать. То, что он еще жив, выдают лишь дрожащие веки.       — Прости, — кажется, лишь отстранившись, Немо осознает, как же странно все это выглядело со стороны. Стыд, характерный для первого поцелуя, почему-то все не наступает, но потребность извиниться — Немо сам не понимает, за что именно — присутствует. — Первый опыт доверия к себе может обернуться неожиданностью для неопытного шпиона с амнезией, — неуверенно мямлит он.       Яков в ответ на это внезапно улыбается, наконец отмирая.       — Этому, — он показывает пальцем на свои губы, — вас, шпионов, тоже учат?       — Наверное, — пожимает плечами Немо.       — Тогда из тебя чертовски плохой шпион, господин Немо. Более неумелого поцелуя я еще не видел.       Почему-то после этих слов на душе становится спокойно и светло.       — Возможно, из-за амнезии подзабылись все те годы практики, ушедшие на отработку навыков соблазнения для шпионов, — смеется Немо, с облегчением понимая, что никакой неловкости между ними не чувствует.       — Возможно, ты таким способом пытался меня отравить? Бальзам для губ с цианидом калия? — подняв брови, предполагает Яков, с теплотой наблюдая за смехом Немо.       — Да. Противоядием может служить лишь второй поцелуй, — серьезно заявляет Немо, подаваясь вперед по направлению к Якову. Тот закатывает глаза и цокает:       — Он должен быть таким же ужасным и нелепым, как первый? — Немо с обидой хмурится, впрочем, не переставая пододвигаться к Якову.       — Можешь попытаться приложить какие-то усилия сам, а не сидеть, как изваяние.       Комната наполняется тихим смехом. Всего за какой-то час разговора обстановка в архиве разительно меняется с мрачной напряженности на спокойную, пожалуй, близость, и Немо счастливо прижимается всем телом к расслабившемуся Якову, кажется, впервые чувствуя такое тотальное доверие к другому человеку.