капелька настойчивости

      Типичной профилиризацией для сабов в старших классах были соц-гуманитарное и лингвистическое направления, но Тэхён, как обычно, попёр против течения и выбрал своё любимое информационное, закрывая глаза на все шутки о поступлении туда только для знакомства с умными доминантами.       Помимо углублённой информатики и профильной математики, каждой из которых у Тэхёна было по восемь штук в неделю, он ходил на дополнительный английский и физику, беря их тоже как основные предметы. Его шкафчик всё время был полон учебников, текстовыделители заканчивались как фломастеры в классах муравьишек, а в библиотеке он был самым частым гостем. Тэхён не был заучкой, просто он любил свои предметы и хотел стать действительно хорошим специалистом, стараясь положить как можно больше знаний в свою голову до поры усердной подготовки к экзаменам.       Он в принципе не был типичным сабмиссивом: не пытался привлечь внимание откровенно агрессивных, или — как их называли — «сильных», доминантов, не стремился вырядиться во всё, что можно, разве что не в перья, он просто был, учился, и пусть временами его охватывало чувство проходящей мимо весёлой школьной жизни, о которой Нетфликс так старательно снимает сериалы, чувства сожаления особо не было, как и сил что-либо в своей жизни исправлять.       Тэхён также не стремился следовать моде, нося то, что будет удобно для него, не стесняясь своих тёплых толстовок, широких джинс и рубашек, явно купленных в отделе для доминантов, потому на несколько размеров больше. Он не был центром школьной жизни, не претендовал на звание самого популярного, души компании, самого красивого или ещё каких-нибудь «самых», но это не делало из него кого-то хуже. У него практически не было друзей, либо же он просто вкладывал в это слово гораздо более глубокий смысл, чтобы называть им всех подряд. Его жизнь была до того проста и размеренна, что он совсем не успевает уловить тот момент, когда она начинает поворачивать в сторону.       Всё начинается довольно просто, как и любые поворотные моменты в жизни: это не крутой поворот, который тебе нужно оставить позади, как поётся в песне, это, вероятнее всего, такое событие, которое ты никогда и не принял бы за что-то определяющее дальнейшее течение твоей жизни и уж точно не выделил цветным маркером, вдобавок жирно подчёркивая.       Ему просто однажды оставляют на парте цветы. Простые, без изысков и существенного оформления, обычные цветы. Это случается в классе по английскому, где, помимо него, ещё много других сабмиссивов, которые тоже вполне могли получить что-то такое, потому он не придаёт этому особого значения, считая, что нерадивый дом просто ошибся партой. — Минсу, это, кажется, тебе, — саб, сидящий перед ним, оборачивается и забирает цветы, которые, видимо, от очередного поклонника. Тэхён сметает с парты пыль и кусочки листьев, осыпавшиеся с цветов и достаёт учебники из рюкзака. В класс забегает мальчик, явно дом, лет одиннадцати, отнимает букет у Минсу и настойчиво протягивает Тэхёну. — Нет! Просили передать именно Ким Тэхёну! Ты же Тэхён? — он несмело кивнул головой. — Тогда держи. — А от кого это? — но ребёнок уже не услышал, убегая из класса старших, либо же просто проигнорировал вопрос, наставленный не выдавать отправителя.       По итогу, с этим веником Тэхёну приходится таскаться целый день, носить с собой из класса в класс, собирая этим букетом ворох ненужного ему внимания.       Быть серым — это не так уж плохо. Все школьные годы вы растёте с теми же людьми, с которыми, вероятно, могли вместе пакостить в начальной школе, вместе глупо хихикать над темой туалета или секса в средней, с теми, кто видел ваши неумелые попытки танцевать на школьной дискотеке и ваши замазанные биби-кремом прыщи. Так зачем показывать себя взрослого, поумневшего, людям, которые никогда не забудут всех твоих позоров и никогда не услышат твоего, вообще-то зрелого, мнения? Для них ты всегда останешься тем, кто не поделился фломастером или тем, кто отправил глупую валентинку.       Тэхён вот тоже желанием делиться своими мыслями не горел, предпочитая реализовать себя в школе только в учебном направлении. Попутно он ходил на кружок рисования и стрелял из лука, но ничего из этого не было действительно серьёзным увлечением, чтобы придавать этому значение или висеть на школьном стенде с какими-то своими завоёванными наградами.       И тем не менее, его обычный светло-синий шкафчик в левом коридоре оказывается раскрашен надписями и рисунками, сделанными чёрным маркером. Позже, вечером, ему приходится остаться после уроков, чтобы отмывать тряпкой все эти идиотские сердечки со своей дверцы.       Тэхён не ханжа, но отношений у него действительно никогда не было, да он и не стремился их заводить, вероятно, будучи асоциальным человеком, но в этом никогда не было реальной проблемы. Впервые он осознал это своё «отличие» в начальной школе, когда был едва ли не единственным сабом, которого не пригласил на танец ни один дом. Там были те, кто тоже сидели на скамейках, как и он, как домы, так и сабы, но сабами помимо него были только полненькие, каким Тэхён никогда не был.       Дети его не любили, предпочитая обходить стороной. Производя впечатление откровенного заучки и ботаника, особенно в очках в толстой чёрной оправе, он походил на любимчика учителей и этакого маминого сынка.       В любом случае, авторитет среди учителей всегда заслуживается только потом, кровью и честностью, а не толщиной стёкол на носу, но кого когда это вообще интересовало? Так, к старшим классам, Тэхён остаётся совсем один, не особо испытывая в этом какой-либо дискомфорт. Порой на него накатывало чувство упущенных возможностей, которое быстро проходило, стоило снять наушники и прислушаться к разговорам вокруг.       Бывали и темы, в которых даже такой «ботаник» как он плавал только с надувным спасательным кругом, который, как правило, ему даже некому было кинуть. Так он паршиво разбирается в теме вёрстки сайтов на языке html по информатике и на контрольном срезе не может нормально ответить на половину вопросов. Его сосед по парте — широкоплечий дом, с которым они даже не здоровались, начинает тихонько тыкать ему карандашом в правильные ответы, по доброте душевной оказывая помощь. Когда уже сдали работы, на вырванном из тетрадки листе пишет: — Меня зовут Чонгук.       Тэхён листок оставляет без ответа, только легко кивая в знак благодарности, когда после звонка они принимаются собирать вещи, не имея при этом ни малейшего желания знакомиться.       Всё, что Тэхён знал об этом Чонгуке, было только, что тот ходит на информатику, физику и профильную математику вместе с Тэхёном, впрочем, сидя с ним только на информатике, играет в команде по бейсболу, часто дерётся и занимает семьдесят процентов их общей парты на углублённой информатике и программировании. И этой информации Тэхёну было вполне достаточно, чтобы не пытаться наладить общение с доминантом, вообще-то не внушающим серьёзного доверия.       Его тонким, выхолощенным рукам с всегдашним аккуратным маникюром было уж точно не до того, чтобы брать в руки чужие, пропахшие потом и жуткими феромонами доминантовы футболки с тренировок, какими парни из спортивных команд любили одаривать приглянувшихся сабов. Омерзительно. Его главное отличие заключалось в незацикленности на «как бы отхватить дома посильнее» и потому он, пожалуй, мог бы назвать себя в какой-то мере свободным. Он, установив собственные рамки, был свободен от «модных» и «общественных». Но его собственная обособленность от окружавшего его социума не значит, что его из этого социума тоже выкинули.       «Ухаживания» неизвестного дома обрастают массой сплетен, и Тэхён постепенно становится центром слухов, перетекавших из кабинета в кабинет, из класса в класс, охватывающих половину школы — сабмиссивов, отчего-то не верящих, что за тем, кто не рисует себе стрелки и брови каждое утро, вообще могут ухаживать. Как будто, чтобы выглядеть красивым необходимо накладывать на себя пять слоёв блёсток и жирной подводки — пудра, подобранная тон в тон его коже уныло плачет на дне его маленькой косметички, призванной только скрывать синяки под глазами.       В классическом понимании современной моды, Тэхён был её антагонистом, но это вовсе не делало из него про-дома или же саба, отрицающего свою сущность и подражающего поведению доминантов. Внутреннего разлада в его жизни практически не было, он принимал, пусть и не всегда понимал, то, что доминанты способны существенно влиять на него и что он сам нуждается в этом влиянии. Отец был хорошим домом, который никогда серьёзно не давил на плечи своим влиянием, но его направляющая рука всё-таки чувствовалась. Тэхён был единственным ребёнком в семье, так что старшего брата-дома у него не было, чтобы научиться на его примере влиянию домов на сабов. Потому неожиданное появление его соседа по парте застаёт его врасплох.       Тэхён перекладывал учебники в свой шкафчик, мысленно прикидывая как быстрее добраться до класса физики, как краем глаза заметил чьи-то потрёпанные жизнью кроссовки явно не «сабмиссивского» размера. За закрывшейся дверцей шкафчика стоял его слишком широкоплечий сосед и приветливо улыбался. Тэхён непроизвольно напрягся, крепче вцепившись в лямку рюкзака. Не известно, что этому дому вдруг понадобилось, да и вряд ли это что-то существенное, но он выше на полголовы и его руки раза в три толще Тэхёновых, так что он уже на подсознательном уровне должен хотя бы опасаться. Природа диктует ему это. — Привет. Тебе помочь? — он опёрся локтем на соседний шкафчик, принимая максимально расслабленную позу, но на самом деле зрительно увеличивая свои объёмы, чтобы склонить внутреннюю сущность саба к расположению, дескать, вот сильный дом, он обязательно защитит тебя, позволь ему донести твой портфель, а потом когда-нибудь присунуть. — Спасибо. Не нужно, — он принялся застёгивать молнию на рюкзаке, как чужие пальцы оказались в опасной близости от его. — И всё же, давай помогу. — Слушай, если ты хочешь благодарности за помощь, то спасибо! А если хочешь списать в ответ, то отвали! — и, не прощаясь, ушёл первым. Грубо, но мурашки по спине бежали от страха.       Такие доминанты, как Чонгук, откровенно не внушали ему доверия. Много возомнившие о себе, словно, помани они пальцем, любая юбка будет задрана, а узкие брючки послушно спущены; не гнушающиеся давить своим воздействием. У Тэхёна, помимо лёгкой благодарности за, как оказалось, не безвозмездную помощь, Чонгук вызывал только отвращение.       На занятиях в кружке по рисованию в голову не идёт ничего кроме пасмурного неба и мокрого от дождя леса, в котором ты как мышь — такой же сырой и продрогший. А следующим днём, на сдвоенном уроке по углублённой информатике, он впервые сидит один. Впрочем, ближе к концу второго ему на парту точным броском прилетает смятая в шарик бумага. Он только отпихивает её в сторону, продолжая писать конспект, разворачивая чуть позже… «Привет. Это Чон ;)»       …Не собираясь никак на это отвечать. Бумажку он выкидывает в мусорку на выходе из класса, очередной раз доказывая, что ничьё внимание ему не нужно. Тем более не безвозмездное.       Быть самому по себе не так уж плохо. Он пытался, честно пытался войти в компанию одноклассников и поддерживать хотя бы приятельские отношения, но, бог свидетель, у него не вышло. Попытки сблизиться не оканчивались успехом, его, как и в начальной школе, воспринимали лишь как ходячую энциклопедию и учительского любимчика. Тэхён был ужасно одинок, но для него этого «ужасно» до поры не существовало, а сейчас удавалось с успехом игнорировать.       На паре по физике он обычно сидел один, потому что на этот курс и записано было не так много людей. Благодаря тому, он смог занять место у окна, чтобы была возможность смотреть в него и быть чуть подальше от общих разговоров.       Диалоги доминантов на самом деле не сильно отличались от тех, что вели сабмиссивы. Все обсуждали друг друга. И всю перемену перед началом физики, если бы не наушники, Тэхёну приходилось бы выслушивать о том, как тот или иной дом приметил себе сладенького саба, удачно посветившего ножками. Тэхёна такая манера притягивать к себе оскорбляла, потому что и к нему как к сабу проявляли то же отношение.       До урока оставалось меньше минуты, в класс уже вошёл учитель, тоже ожидая только звонка и пока раскладывая распечатки по столу, когда соседний стул скрипнул под тяжёлым домом. Чон Чонгук слов явно не понимал.       На этот раз без приветствий, он просто достал тетрадь и ручку со звонком и принялся записывать за учителем материал. Через несколько минут пальцы Тэхёну ненавязчиво погладили чужие тыльной стороной. Тепло неожиданно обожгло руку, что он дёрнулся. Ему только неловко улыбнулись.       Со звонком на перемену сосед-дом не спешил никуда уходить и дабы избежать чужого навязчивого общества, Тэхён поднялся из-за парты сам, но было никак не пройти между партами — Чон расселся, плотно загородив проход. — Ты не мог бы..? — на него обернулись, сделав вид, что только что заметили его присутствие. — Не мог бы, — состроив самый невинный взгляд, дескать, неужели тебя беспокоит, что я так близко. И встречный вопрос: — Ты избегаешь меня? — Тебе показалось, — ему приходится поднять голову, чтобы хотя бы на чуть-чуть увеличить расстояние между их лицами, которое вдруг сократилось до почти смущающего. — Нет. Ты намеренно игнорируешь меня. — Попробуй тут игнорировать тебя. — Тэхён, сядь. Я хочу с тобой поговорить, — на них уже начали обращать внимание, что становилось неловко. — Нет. Нам не о чем говорить, и я не сяду. — Не заставляй меня воздействовать на тебя. — Мир не крутиться вокруг тебя, Чон, и далеко не всегда всё будет так, как ты хочешь. — Да, но мне почему-то хочется крутиться вокруг тебя, несмотря на твою язвительность, — за следующий урок они не произнесли друг другу ни слова, а позже дом спокойно выпустил Тэхёна, позволив пулей вылететь из кабинета.       Почти болезненное нежелание сближаться с кем бы то ни было диктовалось откуда-то из глубины головы, настойчиво провозглашаемое чем-то, что сидит внутри и то ли желает зла, то ли уберегает от чего-то ещё более болезненного.       После этого они не видятся несколько дней, Чонгук вообще не попадается на глаза, а Тэхён ходит в смятении. Ему что, признались в симпатии? Ему? Серьёзно? Поэтому он ловит Чонгука после тренировки у раздевалки. — Ты поспорил на меня? — с порога едва ли не с дулом у виска.       Чонгук посильнее закинул лямку рюкзака на плечо, выпрямился, возвышаясь над Тэхёном ещё сильнее. — С чего такие выводы? — Ты вдруг резко начал крутиться вокруг меня, всячески создавая видимость того, что проявляешь ко мне интерес. Что ещё я должен думать? — А в твою чугунную голову случайно не приходила такая простая мысль, что ты мог просто понравиться мне? — на лице Тэхёна отразилось столько недоверия, что Чонгук продолжил, напирая и плавно оттесняя его к стене. — Тебе не казалось, что хреновые одноклассники — не конец света? И что вокруг много других людей, которые на самом деле заинтересованы в тебе. — Например? — Я. Я заинтересован в тебе, Тэхён. Я, блять, в лицо тебе кричу, как заинтересован в тебе. Но меня для тебя словно не существует, ты даже нормальное и чёткое «нет» сказать мне не можешь. Ну, — он притеснил Тэхёна ещё ближе к стене, буквально отрезав пути для побега, намереваясь наконец выжать из него ясный ответ. — Скажи мне «нет, Чонгук». Скажи. И я отвалю от тебя, — Тэхён, стоя зажатым между сильным доминантом и холодной стеной, чувствовал, словно что-то неимоверно давит на плечи, делая его ещё более маленьким перед домом. Под этим давлением становилось трудно дышать и иррациональный неконтролируемый страх бежал вдоль позвоночника. — Прекрати… — слова выходили с трудом. — Прости, — Чонгук стушевался, и с плеч словно сняли целую тонну. Собственная слабая сущность порой неимоверно выводила из себя. — Я… Я не знаю, Чонгук. Ты странный, это всё, что я могу тебе сказать. — Пойдём, — он крепко схватил чужую руку в свою и потащил за собой едва ли не волоком. — Что? Куда? Отпусти! Чонгук, мне больно, пусти! — руку разжали, тут же перехватив, но мягче и аккуратнее. — Знакомиться с моими друзьями, — и тут же продолжил, не позволив вставить ни слова. — Ты им понравишься. И там не только домы, тебе будет с кем поболтать. — Я не хочу знакомиться ни с чьими друзьями. Мне нужно домой. — Домой, чтобы что? Опять закрыться в своей раковине, из которой тебя не выковырять? Ну, нет, так просто ты от меня не отделаешься. Я не настолько дурак, чтобы упустить тебя так легко. — А ты дурак? — Дурак, — в подтверждение он кивает сам себе головой, — додумался же влюбиться в тебя, — резко покрасневшие щёки больше не позволили ему говорить, особенно под этим насмешливым взглядом, словно пронзающим саба насквозь.       В пустом спортивном зале почти эхом раздавался нестройный смех нескольких людей, Чонгук распахнул двери, втащив туда Тэхёна и за плечи затолкал его к людям, сидевшим на раскиданных по полу матах. Один парень отбивал баскетбольный мяч об пол, изредка делая точные и ровные броски в кольцо. — Поверить не могу, Чон Чонгук наконец-то решился привести нам того самого! Это ведь тот самый…? — Хосок, заткнись. Народ, знакомьтесь, это Тэхён. И если не держать его, то он сбежит. Джин-хён, Чимин-а, оставляю его вам. Очаруйте, как сумеете. — Обещаем развернуть целую рекламную кампанию имени Чон Чонгука, Гуки! — Сокджином оказался явно высокий саб с неимоверно красивым лицом. Он сидел на мате, как и остальные, но даже в положении его ног и повороте головы чувствовалось такое изящество, словно он был потомком английской королевы.       Второй, видимо, Чимин, широко улыбался, отчего его глаза превращались в настоящие щёлочки, тут же отодвинулся от хёна, освободив место для Тэ, и сам потянулся к нему руками, чтобы перехватить его из рук Чонгука, не оставив ни единого шанса на побег.       Сидеть среди чужих ему людей, друзей человека, который своей настойчивостью пугает, но в то же время разбивает сердце, было неимоверно странно и неловко. Среди «своих» людей Чонгук становится гораздо раскрепощённее, но не показывает своей силы, а становится милым кроликом, которому просто хорошо с друзьями.       Скрывать, что Тэхёну хотелось бы также, просто глупо. Он тоже хотел бы сидеть с друзьями в тесном кругу, может быть, заваливаться в дешёвые кафешки, много смеяться над какими-то только им понятными шутками. Ему для этого даже не надо такой толпы друзей — достаточно было бы одного-двух, самых-самых.       Сабы не напирают, спокойно участвуют в разговоре и плавно комфортят Тэхёна, мягко обнимая с обеих сторон, окутывая теплом. Домы завязывают шуточную борьбу и худой Хосок начинает вопить под Чонгуком, что тот кабанятина недоделанная, разъелся на харчах Джин-хёна.       Его вытягивают на разговор, он скупо рассказывает о себе, не особо горя желанием делиться чем-то, но его со всеми его закидонами принимают так легко и просто. Позднее, когда Чимин понял, что опаздывает в танцевальный хагвон, все засобирались, и Тэ решил спросить у Джин-хёна, из всех здесь внушающего ему наибольшее доверие. — Джин-хён, почему вы так отнеслись ко мне? Я же… — Уже давно нам не чужой. Гук нам все уши прожужжал про красивого саба, что совсем ни с кем не общается. И он не мог запасть на плохого человека, — Чонгук смеётся среди Намджуна, Юнги и Хосока, но, встретившись взглядом с Тэ, машет ему рукой и широко улыбается с другого конца зала. — Иди к нему. К слову, он настойчивый, не отцепится от тебя, даже не проси. — Да… Я уже понял.       Подойдя ближе к Чонгуку, он замер, не смея беспардонно врываться между ним и другими домами. Толпой они вываливаются из зала и двигаются к выходу. Взгляд падает на часы — почти восемь вечера. Обычно Тэхён приходит домой в четыре, но это время пролетело так, словно его и не было. Чонгук плавно отделился от своих хёнов и поравнялся с Тэ, меняя их рюкзаки. — Я тебя провожу. Ну, в смысле, это вопрос. То есть, можно? Я тебя провожу? — Тэхёна хватает только на то, чтобы слабо улыбнуться ему и кивнуть.       Чонгук не вытягивает его насильно на разговор, а просто молчаливо идёт рядом, стараясь подстроиться под шаг Тэхёна. С его друзьями они разошлись — те тоже не по домам отправились, когда Чонгук мягко потянул Тэ, сказав: «пойдём».       Прощание у подъезда выходит ещё более неловким — оба мнутся, не зная, как правильно следует попрощаться, меняются рюкзаками обратно, Чонгук неловко скребёт пальцами затылок и говорит, что зайдёт за ним завтра утром. И плевать, что для этого ему придётся встать на сорок минут раньше.       Квартира Тэхёна на восьмом этаже, благодаря чему родители не нападают с порога с расспросами: «а что это за красивый мальчик проводил тебя до дома?», что позволяет Тэхёну быстро скрыть свои румяные щёки в комнате.       За вечер в какао ему падает 6 новых запросов «в друзья» и, оказывается, смотреть глупые мемчики, присланные друзьями в новый общий чат, совсем даже не трата времени.       Утром у подъезда он видит дома, вернее, его спину в тонкой белой рубашке — как и обещал, а на входе в школу собирают всех его друзей — невыспавшихся, тормозящих, норовящих обнять всё на своём пути (Чимин почти душит Тэ в объятиях, пока Чонгук не отрывает их как слипшихся пельменей друг от друга, а Намджун хлопает его по плечу и комментирует недовольную моську пожеланием не ревновать, всё равно никто его Тэ не уведёт у него — Тэхён предпочитает на это никак не реагировать).       Юнги, состоящий в школьной команде по баскетболу, отправляется на тренировку вместо первого урока, Сокджин и Намджун уходят на химию, состоя на химбио, Чимин с Хосоком — истинные гуманитарии — уходят на свою литературу. Чонгук так и не отдаёт Тэхёну рюкзак и доносит прямо до их парты в классе информатики.       Он всё так же занимает семьдесят процентов их парты, но это уже не кажется таким раздражающим, потому что по просьбе он спокойно уберёт свою левую руку, положив на спинку его стула, чтобы Тэхён мог с большим комфортом писать свои красивые конспекты, достойные пинтереста.       Это даже как-то не обсуждается, но на обеде они вылавливают остальных и едят вместе за большим столом, с боем отвоёванным у команды чирлидеров футболистов, в которых Чимин ещё долго плюётся ядом, говоря, что они все деревянные. Тэхён предпочитает просто с ним согласиться. Он слабо ковыряется в панчанах, выглядевших откровенно несвежими, когда Чонгук суёт ему под руку пакетик клубничного молока, сам в это время открывая банановое. Чимин и Сокджин загадочно переглядываются, но молчат, за что спасибо, потому что температура кожи на лице вдруг повышается на пару градусов.       Намёки Чонгука были прозрачнее некуда. Он — обычный дом, заприметивший себе подходящего саба, на которого капала слюна и снились сны не самого приличного содержания. Он увивался, угождал, показывал себя с наилучших сторон, заботился как умел, вон, даже молока клубничного купил ему. Ну что за чучело.       Тэхён, зажатый между Чонгуком и не менее широким Намджуном, сидел так, словно он бедный родственник на семейном торжестве — на самом краешке. Сокджин, сидящий напротив и заметивший это, ткнул палочками в Чонгука и странно стрельнул глазами. Тот аж ахнул, сдвинулся вбок и, не спрашивая, подтянул стул Тэхёна вместе с ним к себе поближе. Одной рукой. Свою левую положил ему на спинку стула и на ухо спросил, вкусное ли молоко и не стоит ли купить с другим вкусом. Остальные сабы за столом громко ахнули, даже не попытавшись сделать это тише.       Вечером они снова собрались вместе в пустующем спортивном зале — домы сгоняли в магазин и притараканили целую гору всяких чипсов и прочей вредной для желудка ерунды, расселись в уютный круг. Юнги, загадочно поиграв бровями, достал карты, хотя за азартные игры его бы попёрли к директору за профилактическими пиздюлями, если бы заметили.       Они оба вылетают из игры достаточно быстро, учитывая, что Хосок словно вовсе не умеет играть в карты и постоянно путает козырную масть, оттого сыпет ими, словно печатает. Пока хёны не видят, Чонгук, засмотревшись и поднабравшись храбрости, коротко чмокает Тэхёна в мягкую щёку — словно клюёт, быстро и сразу сделав вид, что это не он и Тэхёну вовсе показалось. Тэхён опускает взгляд на их позы, при которой Чонгук всем собой почти закрывает его, держась близко, но всё же не касаясь, словно готовый чуть что защищать и укрывать собой. Мягко, ненавязчиво доминирует, больше даже просто заботясь. Его длинные пальцы и большая ладонь лежали совсем рядом с его тонкими, словно намеревавшиеся коснуться, едва представится случай. Чонгук не отрываясь смотрит на него и Тэхён принимает решение, действительно меняющее его последующую жизнь — подсаживается ближе, укладывая свою пушистую макушку Чонгуку на плечо, позволяя сильным рукам обнять себя и притянуть ещё ближе. Тепло разливается по телу, мягкой волной пробегаясь по всем сосудам.       Чимин там на фоне умилённо пищит, когда Тэхён прячет нос в вороте чужой рубашки, а Чонгук зарывается носом в его волосы, сдувая дыханием прядки с мест и коротко целует. Кажется, их с хёнами подпинки Чонгука сделают счастливыми этих двух недоумков — одного псевдо-социопата, который становился самым печальным щеночком на свете, когда видел шумные компании друзей, словно весь и целиком желающий оказаться среди них, а второй трусливый ястреб, способный только ныть и плакаться от чужой красоты и: «хёны, он даже тушью не красится, он от природы такой красивый! Наши детки будут самыми прекрасными!..» — да кто же сомневается, что будут.