Практика

Приобнимая за бедро, мужчина направляет Гамаль по коридору. Залы, через которые они проходят, выглядят кичливо, словно убранство дворца какого-то падишаха. Но при всей пафосности и обильности украшений все мозаики и статуи тщательно подобраны друг к другу. Смущает лишь почти фотографическое сходство мужских образов в статуях с Орловым вкупе с их нескрываемой порнографической тематикой. За время их пути в ванную, которую впору назвать купальней, содержащей также сауну, небольшой бассейн и даже парилку, девушка успевает вдоволь налюбоваться на нагие мраморные копии, легко и с удовольствием представляя себя в его объятиях и одновременно — у его ног. Так что когда Орлов открывает дверь в затянутый паром зал, его приказ звучит как избавление: — Раздевайся, моя девочка. Раз уж твоё тело теперь принадлежит мне, я хочу пользоваться этим как можно чаще. И расскажи, почему ты так хочешь заполучить меня себе. Ревнуешь к другим моим любовницам и работницам? Гамаль покорно стала снимать с себя ставшую действительно ненужной одежду, которую таковой и назвать было нельзя, и потянулась к нему. — Конечно ревную, я люб… Ты мне дорог… Мне нравится всё, что ты делаешь со мной. И я не хочу тебя ни с кем делить. Вряд ли ты бы захотел разделить меня с кем-то, особенно с тем, кто тебе не знаком, — вздохнула девушка, вовремя остановившись и помня о его реакции на её «люблю». — Честно говоря, по крайней мере — пока, я хотела бы разделить с тобой не только моё тело, но и мою жизнь, попросив в обмен твою… Я уже не могу не думать о тебе, Орлов. — Я знаю, Огнева, — он привлекает и целует ее. Нежно и жадно разом, вновь и вновь разжигая в ней пламя, от которого даже пар, наполняющий комнату кажется зябким, — и ты нужна мне такая. Твоя жизнь, твои мысли, вся твоя суть. Они будут моими, независимо от того, кто будет получать твои ласки. Он успевает раздеться, пока целует ее, словно заправский стриптизер. Так что неожиданный конец фразы она осознаёт, уже ощущая бедром горячий член. Но он тянет ее дальше, к белому полукругу джакузи, заставляя сесть на какой-то малоразличимый в дымке уступ. Лишь после того, как из небольших отверстий прямо между ног в неё начинают бить почти горячие струи воды, Гамаль понимает замысел Хозяина. Он снова целует ее, сжимая грудь и заставляя снова пытаться выкричать поток наслаждения прямо в него, так умело играющим на теле своей Гостьи. Казалось, она уже должна привыкнуть, устать от оргазмов, но ее тело каждый раз как первый плавится под его контролем. И, не прекращая сладкой пытки, он шепчет, гипнотизируя, записывая куда-то в глубины ее сути свою волю, свои желания. — То, что ты чувствуешь со мной — не в твоём теле. Это твоя суть, ты в моей власти, — пауза, пережидающая очередной взрыв, — и если даже твоё тело будут ласкать не мои руки, а игрушки, ты сама или кто-то иной — тебя все равно буду брать я. И ты будешь отдаваться мне, даже раздвигая ноги перед другим мужчиной. Запомни это, моя любимая сучка. На последней фразе он грубо сдавливает ее горло, располагаясь в воде и резко входя в неё сквозь продолжающие бить струи. Не позволяя ответить, вздохнуть или прекратить эти гонки по горкам ее наслаждений, он врывается так грубо и жестко, что в минуту отключает усталое и счастливое тело, оставляя дезориентированное словами Хозяина сознание во тьме очередного порочного сна. Гамаль покоряется ему, позволяя делать с ней всё, что он только пожелает, понимая, что сама она выбрала бы немного иной исход вечера. Понимая, что сама бы поступила иначе… Но она уже не противится ему, просто отдаваясь, как послушная игрушка, понимая, что вряд ли у них когда-нибудь будет что-то, кроме секса. Он хочет её тело, а не ту заботу и нежность, которую она пытается дать нему, о которой сама говорит. И эти мысли заставляют её чувствовать пустоту и отрешённость. Сейчас она просто кукла, стонущая и кричащая от его действий и едва ли не мёртвая внутри. Понимающая, что хочет от жизни другого Орлова. И понимая, что ей легко найдётся замена. Потому что он для неё — неповторим, а она для него равна сотне таких же других. Неужели ей и дальше придётся биться между двумя крайностями: то, что он её любит, и то, что он её просто использует, как красивую вещь? Огнева прикрыла глаза, позволяя ему трахать себя, но не чувствуя ничего, кроме удовлетворения каких-то животных потребностей. Совсем не то, чего она ожидала и хотела. Она никогда не будет для него личностью… Пускай и только что ей казалось совсем другое, пусть и говорил он совсем другие слова. Огнева снова потеряла сознание, чувствуя, что скоро это станет нормой. В себя она приходит от пощечины. Не болезненной, но жесткой. — Ты огорчена моими словами, Гамаль. Не веришь мне. Готова смириться с должностью простой содержанки и рабыни, стать в ряд и покориться? Ну, посмотри мне в глаза и попробуй любить меня. Как не умеешь, как ещё не мечтала. Не телом, не мыслями. Бери эту губку и омой меня. Смотри мне в глаза и люби меня. Не желай быть оттраханной, как полчаса назад, а смотри и люби. — А, по-моему, именно этого ты и хочешь! Тебе наплевать на то, что хочу дать тебе я, ты просто раз за разом берёшь моё тело и что-то ещё говоришь. Вряд ли ты бы остался бы со мной, если бы не мог меня трахать, как и других своих игрушек. А у меня, к слову, скоро месячные, — Гамаль встала, с трудом поднявшись на дрожащие ноги. — Я просто хочу любить и быть любимой, а не слушать, что ты не против того, чтобы меня трахали и другие. Я не собираюсь быть очередной Хлоей, которую ты где-нибудь оставишь и забудешь, а она всё так же будет надеяться, что между вами что-то есть. — Ну, надежд у Хлои точно нет. Она получила именно то, чего желала — стала управляющей и почти владелицей этого имения и всех его дел, — он прижимает ее к себе, включая душ, не отпуская и удерживая девушку в своих объятиях под струями воды, — и если ты в своей дерзости хочешь заполучить меня — то я даю тебе такой шанс. А насчёт месячных — вот и узнаешь, какие извращения тебя будут ждать в красные дни. Поднимая за подбородок, он смотрит ей в глаза и целует. Девушка пытается отстраниться от него, всеми силами стараясь не заплакать. — Я уже ничего не хочу. Ты наговорил мне достаточно, чтобы я поняла, что не могу дать тебе то, что ты хочешь. Ищи другую, ту, которой нравится в жизни только одно — трахаться, а у меня есть и другие интересы! Я личность, в конце концов. И я хочу чтобы любили не моё тело, а меня целиком. И ещё — чтобы меня не трогали во время месячных! — Гамаль отстранилась от него и отвернулась. — Я хочу понимания, любви и ласки, а не секса. Ты просто сдал меня в больницу и ушёл, оставив меня одну, когда мне было плохо и страшно. — Прекрати истерику, — он не даёт ей и шанса вырваться, — пока ты отдаёшь мне только своё тело — я имею только его. Научись отдавать больше, и мне станет интересно и то, на что ты способна, кроме отличной работы глоткой и раздвигания ног. Вопреки жестоким словам, он почти нежно, насколько это чувствуется в стальной хватке, омывает ее тело, чтобы после отвести к вешалкам и завернуть в мягкий махровый халат. — Ты согласилась любить меня, так отвечай за свои слова. А твоя перемена настроений каждые три часа показывает тебя взбалмошной девицей, а не созревшей для глубокого чувства девчонкой. — А на что ты надеялся, пытаясь заставить студентку стать твоей собственностью? На то, что я буду счастлива от того, что ты меня только трахаешь? Или от того, что пытаешься контролировать мою жизнь?! Я искала человека, который смог бы дать мне заботы и нежность, с которым я бы вечерами гуляла по ночному городу и обнималась под светом фонарей, а не трахалась на его частном самолёте! — Гамаль плакала. На этот раз её голос не был истеричным, скорее наоборот. Тихим и грустным. Будто… упавшим. — Я согласилась любить тебя, а не отдавать своё тело в обмен на оргазмы. Я хочу, чтобы мы хоть раз делали что-то вместе, кроме работы и секса. Я хочу… Боги, да зачем я распинаюсь… — А что в твоей жизни есть, кроме работы и секса? — насмешливый голос и мягкие направляющие действия, — я тот, кто я есть, именно потому, что сделал и то и другое своими источниками счастья. И потому теперь занимаюсь только ими. Они проходят по ещё одной анфиладе залов, заходя в большую комнату-спальню, судя по роскошному ложу у стены. Или кабинет, если оценивать массивный стол с креслом. И ещё диван. И дверь на залитый солнцем балкон. И полуотделенный стеной кусок со шкафами, открытыми и заполненными одеждой. — Одевайся, ты вызвалась сопровождать меня в инспекции. Заодно и с Хлоей станешь ближе, раз так хочешь примерить ее судьбу. Гамаль опустила голову, чувствуя пустоту внутри и твёрдо решив ещё раз поговорить с мамой. Понимая, что с ним она вряд ли до чего-нибудь хорошего договорится… Девушка тяжело вздохнула. — Как прикажете, — вздохнула девушка, взяв джинсы и рубашку и быстро напялив их на себя, чувствуя, что уже совершенно ничего не хочет, ну разве что напиться. И посильнее. Оглядев ее, мужчина спокойно указывает на гардероб. — Не подходит. Будешь пробовать, пока не научишься одеваться, как подобает моей женщине, — открывая стоящий у стола шкаф, он достаёт бутылку виски и наливает стакан, протягивая. — Выпей залпом, ты хочешь. И попробуй ещё раз, не бездумно, используй голову. Ты же умная девочка. Гамаль тяжело вздохнула, но всё же выпила, чувствуя как виски обжигает горло. — Надо будет завести себе своего мужчину, — буркнула себе под нос девушка, но всё же дальше буйствовать не стала, начав подбирать действительно то, что могло бы ему понравиться. В итоге она остановилась на лёгком платье по колено цвета морской волны. — Своего? Ты начала мыслить здраво, — он издевательски улыбается и оглядывает ее, — скромно. Женственно. Заделай волосы высоко, но не хвост. И те босоножки с лентами до колена и каблуком. Ещё выпивка? Сам он все ещё наг, так же, как и когда вёл ее из ванной. Теперь же, нимало не смущаясь все ещё стоящего колом члена, он накидывает светло-кремовый халат. — Не хвост, но высоко? И как же ты себе это представляешь? Пучок? — девушка со вздохом стала собирать рыжие волосы, пытаясь собрать их высоко, но те то и дело стремились выбиться из прически. — Значит, ты только за, если у меня будет человек, которому я смогу высказать всё, что меня тревожит, и поплакать в плечо, взамен отдавая ему то, что Я называю любовью? — стараясь говорить равнодушно, спросила она, надевая босоножки. — Нет, ты ещё не умеешь хранить тайны, — подойдя к стоящему в вазе на окне шикарному букету, он вынимает ярко-голубой, в тон платью, цветок и устраивает его на причёске девушки. В зеркале рядом с выходом она может рассмотреть украшение и весь, нужно признать, довольно удачный образ. — Так что жаловаться и плакаться тоже будешь мне. А вот вымещать своё разочарование на ком-то можешь. Мозги там ему клевать, изводить и мучать. — Нет уж, тогда и плакать буду в его плечо. А, может, потом и вовсе влюблюсь и оставлю тебя в покое. Найдёшь себе новую студенточку, которая не будет тебе так сильно клевать мозг, — вздохнула Гамаль, лишь мельком глянув на себя в зеркало и мало найдя в себе привлекательного, хотя в зеркале и отразилась молодая красавица. Быть красивой ей сейчас не хотелось. Хотелось просто свернуться в маленький комочек и выплакаться, разобраться в себе. И избавиться от этих непонятных перепадов настоения. Он берет ее под руку и выводит из комнаты прямо навстречу склонившейся в поклоне Хлое в неизменном развратном бикини. Девушка выходит рядом, всё же позволив ему взять себя под руку. — Итак, Хлоя, пора проверить, как ты ведёшь дела в мое отсутствие, — за подбородок поднимает девушку Орлов. Кажется, он сейчас поцелует ее, так откровенно она тянется к ее мужчине. Но секунда, и он указывает на коридор. И модельной походкой блондинка начинает их променад. Зал за залом, рассказывая подробности о ремонтах, перестановках, отгрузках и посетителях. Из разговора Гамаль понимает, что на виллу часто прилетают шумные компании, устраивающие вечеринки и щедро оплачивающие предоставленную жилплощадь. Они успеваю посетить множество комнат и залов самых разных назначений. Замирает Хлоя лишь перед лестницей, уходящей вглубь скалы, и вытесанным коридором, отделанным темным мрамором. Напоминает мифический спуск в царство мертвых. Гамаль не спешит поддаться ему и пройти вперёд, не собираясь вставать под его связку, но, кажется, других вариантов у неё нет. — Не останавливаемся, — здесь Орлов пропускает Гамаль вперёд, явно отсекая ей возможность сбежать, — я полностью доверяю своё спутнице, Хлоя. Она должна увидеть и эту часть моего дома. — Может, ты спросишь хоть раз моё мнение на этот счёт? — едва ли не холодно спрашивает она, догадываясь, что там могло быть. — Я устала, а содержимое того места, куда ты собираешься меня отвести, я наверняка уже видела в том полусгнившем сарае. Я угадала? — девушка стоит на месте, стараясь попутно не смотреть вниз, в темноту. Да и немного побаиваясь. Девушка немного меняется в лице, уже уважительно меряя Огневу взглядом. И начинает спуск. — И да, и нет, — мужчина спокойно продолжает перекрывать ей путь к отступлению не выказывая нетерпения, — там все убрано, потому как используется до сих пор. Там же расположены камеры для заключённых. Сейчас в них — три девушки. Мои полудобровольные пленницы и товар. Спускайся и я расскажу тебе о той части бизнеса, которым занимаюсь в этой стране. Если ты боишься остаться в этом подвале одной из пленниц — не стоит думать об этом. Я не причиню тебе вреда, но готов доверить некоторые свои действительно важные тайны. Чтобы ты могла доверять мне. И поняла, что я не пытаюсь сделать из тебя свою секс-игрушку. Хлоя оборачивается и смотрит на Гамаль. — Прошу, следуйте за мной. Я отвечу на все Ваши вопросы, раз Хозяин считает вас достойной этих секретов. Я могу быть откровенна с Вами? — С чего ты взял, что мне не плевать? Я устала, причём и физически, и морально. Я уже ничего не хочу и у меня кружится голова, — Гамаль опускает голову и тяжело вздыхает. — Я уже не знаю, хочу ли я вообще того, чего хотела раньше. Тебе совсем плевать на моё состояние и это угнетает меня, — Гамаль наконец сдаётся и покорно плетётся следом, смотря себе под ноги и думая совершенно о другом. Рассуждая, хочет ли она быть с человеком, которому не нужна слабая Гамаль. Ему нужна сильная, но любящая подчиняться. А разве такое вообще возможно? Да и нужен ли ей человек, который пользуется ей, а заботу о ней отдаёт другим, если вообще не забывает, что она куда слабее его? Хлое же ответить у неё просто не было сил. Не услышав ответ на свой вопрос, Хлоя все же тянется взять Гамаль за руку, помогая спуститься по лестнице в освещённый тёплым оранжевым светом зал. Орлов спускается следом и кладёт руки на плечи девушки, поддерживая, если она задумает упасть. В самом посещении просторно. Собственно, кроме четырёх клеток из темного металла и трёх деревянных, окованных железом дверей, там ничего и не было. В двух правых, высотой почти под потолок клетках-кубах, сидит по девушке. Даже от входа заметны их загорелые сочные нагие фигуры. Чёрные ошейники обнимают шеи, но лица девушек не отражают негодование, смущение или любую другую негативную эмоцию. Скорее они с интересом рассматривают вошедших, принимая колено-преклонные позы. — Итак, Гамаль, я понимаю, что тебе нелегко. Но раз ты хотела принять меня — тебе придётся принять и этот подвал, — шепчет на ухо, продолжая поддерживать за плечи, одновременно готовый пресечь ее возможную истерику. Хлоя отходит, всем видом показывая, что не заинтересована мешать из разговору. — Мне всё равно. Я уже поняла и почти привыкла, что в этой стране, кажется, женщины от кошек и собак не отличаются, — тихо ответила она, всё же пытаясь просто принять вид усталой девушки, а не ещё и чувствующей себя вещью. У неё действительно кружилась голова и она и впрямь очень устала, но тому, которого она хотела называть своим мужчиной, было на это плевать. — Отличаются, не своди данный вид отношений и традиции до узких рамок стереотипов, — наставительный тон Орлова проникает в уши даже через головную боль, — посмотри на меня и ответь, стоит ли мне волноваться из-за того, что ты здесь увидела? Последние слова он говорит очень тихо, показывая, что предназначены они лишь девушке, прилетевшей с ним. И пусть нагие «пленницы» подвала выглядят ухоженными и сексуальными, он не удостаивает их своим вниманием, поддерживая Гамаль. — Нет не стоит. Я, конечно, против подобного, но это их дело. Кому-то нравится быть совсем вещью, получая в обмен полное обеспеченье. Я такого не терплю. Но это мои проблемы. Я не могу просто «хранить очаг», мне нужно ещё и работать. А они поколениями жили так. Не нравилось бы — устроили бы восстание, — вздохнула Гамаль, потерев переносицу и едва не упав, оступившись на ровном месте. — Это всё? Или меня ждут ещё нравоучения? — Нет, теперь тебя ждёт мягкая постель и покой до завтрашнего утра, — Орлов открывает одну из пустующих клеток, — а вот Хлоя проведёт ночь здесь, а утром расскажет нам, за что. Судя по удивлённому выражению лица, блондинка совсем не ожидала такого поворота. Но она покорно входит в клетку, впрочем, не снимая купальника. Орлов закрывает дверь, замыкая замок и протягивая ключ Гамаль. — Сохрани, милая. Завтра решишь, заслуживает ли моя управляющая свободы. Идём. Взяв под руку, направляется к лестнице. Гамаль вздохнула и после робко пошла рядом, нервно сжимая ключик в руках. Уже оказавшись на лестнице, она вновь подняла на него взгляд и тихо спросила. — А за что?… Она вроде выполнила твои приказы. И всё в надлежащем виде… Гамаль немного побаивается оказаться на месте Хлои, а потому не хотела бы совершить ту же ошибку. Стоило уточить, в чём именно проблема. — Она довольно давно здесь без моего присмотра. И, как мне доложили, обучает девушек не тем навыкам, которые нужны, — наверху он обнимает ее, поддерживая и провожая обратно к дому. Они поднимаются на второй этаж, заходя в спальню. Огромное ложе с белоснежным бельём выглядит почти сказочным кусочком зимнего снега в тропиках острова. — А это точно не понравится заказчикам. Так что ее придётся проучить. Тебе может показаться это жестоким, но она сама знает все ставки этой игры. В спальне он замирает на пороге, словно не решает войти следом. — И что же ты считаешь не теми навыками? — осторожно спрашивает девушка, смотря на него и наконец чувствуя себя куда спокойнее и умиротворённее в его объятиях. — Значит, тут действительно продают девушек… Но почему? Что получают взамен они? Не могут же они абсолютно ничего от этого не иметь… Вряд ли человек, и совсем не важно, девушка или мужчина, решились бы просто так отдавать свободу и позволять запереть себя в обмен на… Ничего… Это ведь нечестно… Это же не Россия до отмены крепостного права. Девушка немного даже жадно вдыхает прохладный воздух, будто ощущая себя в ледяном джакузи после жаркой бани, отчего её тело обновляется, впитывая в себя силу, а головная боль понемногу отступает. — Они? Они получают, конечно, не то, что искали, когда устраивались работать моделями, секретаршами или просто искали путь содержанок, — все же заходит в комнату, но не приближается к девушке, подходя к окну, — но их тестируют, проверяют и… делают предложение заработать много денег, отправившись в тёплую страну. Уже здесь я запираю их в подвале, объясняю правила и начинаю обучение. В любой другой стране это преступление, но не здесь. Не желая пугать девушку, он двигается нарочно медленно, подходя к небольшому столику в углу. Дверцы в нижней части скрывают поднос с графином янтарной жидкости, и Орлов наливает себе, вопросительно глядя на девушку. — Да, сначала они боятся, ненавидят, пытаются бежать. Но, как я сказал, их тщательно проверяют. В каждой из этих девушек, внутри хранится неведомое им самим желание — быть рабыней. Не вещью, не имуществом, но той, которая живет не ради себя, а ради того, кто ей владеет, — пауза для глотка, — и я раскрываю им эту суть. Обучаю, как жить с этим, и нахожу ради кого. Они не попадают в дикое рабство, это современный мир. И когда девушка не сидит у трона вождя, голая и в ошейнике, или не ублажает его всю ночь, она живет отличной шикарной жизнью — обучается, отдыхает, общается с другими людьми. И каждая из тех, кто закончил обучение — счастлива жить и принадлежать своему Господину. — И со мной ты собираешься поступить точно так же? — холодно и настороженно произнесла девушка, смотря на него, готовая в любой момент защитить себя всеми возможными способами. — Чем всё, что я сейчас услышала, отличается от того, что ты делаешь со мной? — Гамаль смотрит на него, чувствуя как на неё накатывает злость. Снова… — Ты обманываешь их. На их месте я бы после не поверила ни единому твоему слову. И для меня ты действительно преступник. А счастливы они лишь потому, что ты промыл им мозги. Никакие деньги и ноготочки с учёбой даже в Оксфорде не стоят чувства собственного достоинства. Гамаль не спускает с него взгляд, вновь чувствуя режущее чувство в груди. — Значит… Ты и меня обманул?.. И между мной и тобой ничего не было… — у неё задрожали губы, а после она сдалась, просто выбежав из комнаты и желая поскорее оказаться как можно дальше от него и его дома. — Нет, — уверенность и сила в его голосе остановила ее сразу за дверью, — ты — не одна из них. Он выходит следом и нежно обнимает за талию, продолжая шепотом ей на ухо: — Я не собирался и не хочу видеть тебя в этих клетках. Я говорю и показываю тебе это лишь потому, что хочу доверять тебе. Не только мою «чистую» жизнь там, но и совершенно все, чем я занимаюсь и живу, — он не применяет силу, чтобы удержать, лишь своим теплом собираясь вернуть доверие девушки, — пообещай, что не попытаешься сбежать неведомо куда в чужой стране. Ты вернёшься домой свободной и отдохнувшей через неделю, все в этом доме лишь для того, чтобы ты смогла отдохнуть, а не промывать твои мозги. Которые я ценю не меньше, чем твою внешность или волю. Попробуй все же доверять мне, а не сражаться со мной, милая. — Но ты ведь, по сути, сделал со мной тоже самое… Устроил на работу, попытался доказать мне, что я люблю боль и подчиняться тебе, а теперь ещё и привёз сюда… — девушка попыталась поднять взгляд успевших намокнуть от слёз глаз. — Как я могу тебе довериться, если ты ведёшь меня в подвальные помещения по тёмной лестнице, когда мне плохо? Как я могу доверять тебе, когда для тебя было бы нормой, если бы я завела себя кого-нибудь, чтобы плакать и злиться с ним? — Гамаль вновь опустила взгляд, всё же чувствуя, как пока что одинокая слеза скатывается по её щеке. — Я тоже очень хочу тебе верить… Но… Я не вижу больше того Орлова, которому я отдалась в первый раз… Тогда ты был более чутким и тебя куда меньше интересовал секс… По крайней мере, тогда я тебя видела таким… — Конечно, я проверил на склонность быть такой же рабыней и тебя, — он мягко ведёт ее обратно в спальню, усаживает на постель, продолжая проглаживать по плечу и шептать на ухо, — но ты точно не одна из них, твоё счастье не в служении бездумно, лишь ради удовольствия. Хотя и ты способна даже больше них наслаждаться такими вещами. — И то, что тебе иногда плохо со мной — результат сильных перемен. Ты ещё только открываешь для себя чувства и жизнь, — он заглядывает ей в глаза, — но тот, с кем ты была впервые и я — один человек. А вот принятие его и себя новой — то, чем ты попробуешь заняться здесь со мной. Научишься или нет — зависит от тебя. Но я точно не хочу менять твою любовь на безвольное подчинение или чувства других. Ты важна мне. Он нагибается, желая поцеловать, но останавливается, даёт ей выбор. Гамаль всхлипнула, вновь подняв на него взгляд своих изумрудных глаз. — Я попробую… — наконец всё же сдалась Гамаль, чуть поддавшись вперёд и ласково поцеловав его в губы, без страсти и жара, но с нежностью и заботой. И ответный поцелуй был таким же мягким и нежным. Не долгим, но наполненным именно лаской и чуткостью, когда дыхания и движения не сражаются, а рисуют один момент единения. — Это был непростой день, — оторвавшись, он все продолжает ее обнимать, — и о твоей боли мы ещё поговорим. — И головной тоже? — почти с улыбкой спросила она, чувствуя, как после очередной нервной встряски, голова не унялась, как казалось, а лишь сильнее разболелась. Девушка несмело положила голову ему на плечо, прикрывая глаза. — Прости меня… Мне ещё многому нужно научиться. И многое понять… Но… Я хочу быть всегда честной с тобой. — Это я ценю в тебе едва ли не более остального, — мужчина продолжает прижимать ее, свободной рукой сжимая ее ладонь, — мне остаться с тобой или хочешь отдохнуть без такого монстра под боком? — Решай сам… Мне приятно твоё общество, но у тебя могут быть ещё дела. Да и ты на визит собирался… Я, к счастью, или к сожалению, всё же не могу понять, почему девушка должна быть без одежды. В ошейнике — понятно, но без одежды… — Визит лишь послезавтра. Завтра — приём у меня в особняке, — он отстраняется, начиная снимать костюм. Без нарочитого эротизма, но его телу это и не нужно, — и я не говорил, что обязательно быть нагой. Это вождь предпочитает своих женщин держать такими. Моя спутница должна лишь быть сексуальной, покорной и спокойно относиться к тому, что будет происходить во дворце. Он даже отворачивается, показывая, что не собирается подглядывать, как она устраивается спать. — Но ты пару часов назад говорил мне обратное! Я потому и отказалась! — возмущается девушка, снимания босоножки и платье, надевая лёгкое пижамное платьице чёрного цвета. — Значит, ты решил остаться со мной? — девушка невольно всё же любуется его телом. — Если обещаешь не храпеть, — улыбается и забирается под одеяло. Сам мужчина предпочитает спать полностью нагим. — Ну, я бы одел тебя в такое платье на приём, что ты назвала бы это обнажением. — Обещаю, — хмыкает Огнева. — Я могу немного подумать? Простом с одной стороны, мне бы не хотелось, чтобы рядом с тобой был кто-то другой, но… — она тяжело вздохнула. — Ещё больше я бы не хотела сделать что-то не так и этим доставить тебе неприятностей… Впрочем, может, завтрашний день покажет?