This Night Walk the Dead

      Слишком темно. Слишком много людей. Слишком много запахов. Слишком много голосов.       Хэллоуин.       — У меня больше конфет, чем у тебя! — кричит младший мальчик другому, и я быстро убегаю от внезапного шума. Слишком громко.       — Нет! Смотри, ты забыл посчитать этот леденец! — пришел пронзительный и злой ответ. Мое сердце быстро бьется в моей маленькой груди, и я вытираю свою свободную потную руку о зеленую толстовку. Слишком жарко. Слишком холодно.       Хэллоуин.       Улицы полны маленькими детьми, есть даже несколько подростоков и детей постарше вокруг нас, но не важно, сколько им. Они все ещё люди, и я все ещё их боюсь. Не из-за глупых костюмов или забавных звуков, которые они издают, по типу «Рёв!» или «Бу!». Нет, это просто тот факт, что они люди, а я просто боюсь их и избегаю разговоров с ними.       — Джи, милый, почему ты не попробовал этот дом? Он выглядит мило, — уговаривала меня мама, и я взглянул на нее широко раскрытыми и испуганными глазами. Я посмотрел на дорогу к дому, о котором она говорит, и тут же решил обойти его стороной, так как в очереди к нему не менее десятка детей.       — Нет, нет, только не этот! — умоляю я, когда она хватает меня за руку и тащит к двери дома, позади очереди ожидающих детей.       — О, Джерард, с тобой все в порядке. Здесь всего несколько детей, и все они выглядят мило. Видишь, этот очень симпатичный! — восклицает она, хлопая мальчика чуть ниже меня ростом по спине.       Мальчик медленно разворачивается, его лицо скрыто комичной маской зомби. На нем надета такая же зелёная толстовка, как у меня, и мы неловко обмениваемся взглядами, когда смотрим друг на друга. Мальчик откидывает капюшон, показывая копну черных волос и снимает маску. Я заметил, что он и в самом деле хорошенький, но остановил себя до того, как мог слишком привязаться. Он человек. Он страшный.       — Привет, милый, — мама воркует мальчику, и он слегка улыбается. — Как тебя зовут?       Он взъерошивает волосы и встает на носочки, скача вверх и вниз, гордо выкрикивая:       — Фрэнк! Фрэнк Энтони Айеро! — я сразу сразу узнаю это имя и вспоминаю, как этот мальчик учился со мной в детском саду. Да, Фрэнк. Он такой же тихий, как и я, хотя немного шумит, когда играет один.       — А сколько тебе лет, Фрэнк? — продолжает моя мать, и я дергаю ее за рукав, а мое сердце бешено колотится. Я не смогу этого сделать. Я не смогу говорить. Я не могу быть в подобных ситуациях.       Она игнорирует меня и ждет ответа от Фрэнка, который снова и снова лихорадочно пересчитывает пальцы.       — Э-э, шесть! Мне сегодня исполнилось шесть! — кричит он сквозь шум, поднимая семь пальцев. Мама хихикает и слегка толкает меня вперед, на что я краснею и нервно кусаю губу.       — Как и Джерард! В этом году ему исполнилось шесть, — побуждает она, и я грустно вздыхаю.       — О, я знаю тебя! — радостно говорит Фрэнк, и я фальшиво улыбаюсь.       — Ага, — тихо отвечаю я, и он заглядывает в мое ведерко с конфетами. И под ведром конфет я подразумеваю три леденца и жевательную резинку.       — У тебя почти нет конфет, — говорит Фрэнк, его голос полон беспокойства. — Вот, возьми мои! — с этими словами он опускает руку в собственное ведро конфет и вытаскивает горсть, и одна из них падает на бетон, когда он перекладывает их в мое. Я широко улыбаюсь, и внезапно мне действительно понравился Фрэнк.       Он очень милый.       Он бросает еще одну конфету на удачу и улыбается, откидываясь на пятки.       — Почему… Почему ты это сделал? — спрашиваю я как можно тише, но чтобы он все еще мог слышать меня сквозь шум Хэллоуина, на что он беззаботно пожимает плечами.       — Потому что ты милый и у тебя их не было! — отвечает он, и мы оба хихикаем. Моя мать явно в восторге от моего разговора и встает.       — Где твоя мама, Фрэнк? — спрашивает она, и Фрэнк перестает улыбаться.       Вместо этого он концентрируется на своей черной обуви с развязанными шнурками.       — Она дома. Но мы не так далеко живем, — бесстрастно отвечает он, стиснув зубы. Я хмурюсь и ставлю свою сумку с конфетами, наклоняясь перед Фрэнком.       — Хочешь, я завяжу тебе шнурки? — спрашиваю я, и он кивает.       — Я не знаю, как их завязывать, — признается он, поэтому я показываю ему.       Вообще-то, я тоже не умею завязывать шнурки. Я просто притворяюсь, что умею, чтобы заставить его чувствовать себя лучше.       — А потом этот проходит через эту дыру и… Упс! — я кричу, когда шнурки развязываются, и мы смеемся. Мама продолжает грустно смотреть на Фрэнка, но я очень доволен своим новообретенным другом. Если он является другом.       — Итак, тебя зовут Джерард. Я Фрэнк. Это значит, что мы должны быть друзьями! — говорит Фрэнк, когда наконец-то пришла очередь получать наши конфеты, а в дверях дома стояла высокая фигура.       — Сладость или гадость? — спрашивает она, и мы с Фрэнком перекликаемся:       — Сладость!       После того, как мы получили тонну конфет от этого доброго человека, моя мама спрашивает Фрэнка, не хочет ли он продолжить с нами, и он кричит:       — Да! Мы с Джи лучшие друзья, так что мы должны! — Лучшие друзья? Да, лучшие друзья.        Итак, мы ходим по окрестностям, выкрикивая наш девиз «Сладость или гадость!» и получаем горсти конфет, высыпаемых в наши ведерки, просто потому, что мы «самые милые дети», которых люди когда-либо видели.       Нас практически не остановить.       — Джерард! У тебя что-то на лице, — предупреждает меня Фрэнк, пока я жую плитку шоколада, и начинаю нервничать. Как неловко, что он может видеть, какой я неряшливый, даже в темноте.       — О, нет! Где? Где? — я отчаянно кричу, а Фрэнк облизывает палец и вытирает мою губу, как мама, когда я пачкаюсь.       Я хихикаю и убираю шоколадный батончик изо рта, наслаждаясь тем, как Фрэнк вытирает шоколад с моего лица.       — Ты убрал? — спрашиваю я сквозь хихиканье, и Фрэнк кивает, облизывая свой леденец, который пахнет клубникой. Я люблю клубнику.        Фрэнк замечает, что я смотрю, и предлагает мне свою конфету:       — Хочешь немного? — спрашивает он, на что я отвечаю, беря конфету и пихая ее в рот, и хоть она липкая и немного потеряла свой вкус, она все еще вкусная. Если мама видит это, ей все равно, потому что она просто продолжает держать меня за руку, как это делают взрослые.       — Хорошо, мальчики, — говорит она после того, как мы с Фрэнком обмениваемся конфетами и болтаем чепуху о комиксах и видеоиграх, — мы будем переходить дорогу, так что, Фрэнк, возьми кого-нибудь за руку.        Я не слишком привык, чтобы меня держали за обе руки одновременно, поэтому, когда Фрэнк кладет свою несколько липкую, грязную руку в мою, ощущение чужое. Я надеваю сумку на сгиб руки, чтобы держать маму и Фрэнка за руки, но держать Фрэнка за руку — совсем другое. Он кто-то другой, кроме мамы, и он мальчик. Мама сказала мне, что некоторые люди считают, что мальчики, которым нравятся мальчики, отвратительны.       Я отказываюсь признаться ей в этом, но думаю, что мне могут нравиться мальчики.       Кроме того, у девушек есть вши. Но мама говорит, что даже если бы мне нравились мальчики, она всегда бы любила меня, но я не верю ей. В последний раз, когда я сказал мальчику, что он милый и что он мне очень нравится, он убежал и нажаловался на меня, поэтому я перестал общаться с людьми. После этого надо мной много издевались, и все это происходило в детском саду. Папы никогда не было рядом, хотя я даже не знаю, чем он на самом деле занимается, а маме приходится много работать. Так что она отвела меня в детский сад, где я впервые увидел Фрэнки.       Фрэнки. Фрэнк. Мне нравятся оба его имени.       Он никогда не играл с другими детьми, вместо этого играл с игрушками, а иногда и с куклами Барби, а я просто сидел и рисовал мелками. И всякий раз, когда у нас было групповое время раскрашивания, он раскрашивал себя маркерами, говоря, что это татуировки, когда его спрашивали воспитатели, и его немедленно наказывали и отстраняли от проведения занятий.       — Твоя мама не хотела бы, чтобы ты так говорил. Ты слишком мал для этого! — воспитатели будут ругать его за это, и это всегда будет привлекать много внимания.       — Джерард, — голос моей матери доносится издалека, и я вырываюсь из своих мыслей. Вздрагивая, я смотрю на нее, и она улыбается, — я просто спрашивала тебя, не хочешь ли ты помочь мне проводить Фрэнки домой? — говорит она, и я киваю.       — Так рано? — я ною, и она отпускает мою руку, чтобы скрестить руки на груди. Мы благополучно перешли улицу и теперь стоим перед небольшим домом, не слишком отличающимся от нашего.       Фрэнк все еще держит меня за руку, хотя мы уже не на улице. Я смотрю на наши руки и снова смотрю на него, и он весело улыбается.       — Почему ты все еще держишь меня за руку? — спрашиваю я, немного нервничая. Может быть, он думает, что я боюсь или что-то в этом роде.       Потому что мне нравится держать тебя за руку, — отвечает он, размахивая нашими руками, — это приятно! — я улыбаюсь, и мы кружим руками, но мама останавливает хаос и указывает на дом.       — Так, это твой дом? — спрашивает она Фрэнка, который кивает.       — Ага! — кричит он и тащит меня по подъездной дорожке к крыльцу.       Мама быстро следует за нами, и мы наконец видим свет наверху.       — Ты пугало? — спрашивает Фрэнк, изучая мое лицо. Я киваю и расстегиваю толстовку, показывая ему порванный и выцветший комбинезон и свое лицо в краске.       — Да! Тебе нравится? — я спрашиваю его, на что он кивает. Он все еще держит меня за руку.       Мы снова хихикаем и толкаем друг друга, когда мама несколько раз стучит в дверь, и я пою: «Фрэнки! Фрэнки! Он мой новый лучший друг! Фрэнки! Фрэнки! Он мой новый…»       Меня внезапно прерывает открывшаяся дверь, и Фрэнк вздрагивает, поэтому я успокаивающе его обнимаю. Эта форма контакта и привязанности отлична и нова для меня, хоть я и постоянно делаю это с мамой, но опять же, это другое. Дверь медленно открывается, и женщина высовывает голову, замечая Фрэнки и задыхаясь.       — Фрэнки! — кричит она, распахивая дверь и тянясь к нему, но я инстинктивно притягиваю его ближе, пока снова не обнимаю.       — Нет! — я кричу, неожиданно очень уверенно и защищающе, — не бейте его!       Мама и дама стараются разлучить нас, я кричу и пинаюсь, когда дама поднимает Фрэнка и обнимает его, а он кричит: «Мама! Ты меня раздавишь!». Мое сердце подскакивает к груди, и я брыкаюсь, корчась в объятиях матери. Она раздавит Фрэнка!       — Фрэнк! Все в порядке, я спасу тебя! — я кричу, пытаясь оттолкнуть маму. Но она слишком сильна и виновато улыбается другой женщине.       — Мне очень жаль, — мягко говорит она, все еще грубо хватая меня, — он нервничает в социальных ситуациях. Я думаю, у него может быть социофобия, и у нас назначен психотерапевт, чтобы осмотреть моего сына и поговорить с ним на следующей неделе, — дама понимающе кивает и целует Фрэнка в щеку, и он вытирает ее.       — Фрэнк Энтони Айеро! — ругается она, ставя Фрэнка на землю. Он скрещивает руки и высовывает язык. — Я сказала тебе подождать меня! И ты побежал туда один? Ночью? Ты знаешь, сколько людей могло тебя обидеть? — мама Фрэнка кричит, становясь на колени, чтобы быть наравне с очень низким Фрэнком.       — Все было в порядке! Я большой мальчик, и Джерард был со мной! — сердито кричит он в ответ, глядя на меня и дергая за ногу.       Мама сажает меня, и я бегу к Фрэнки, и мы встречаемся в объятиях. Обе мамы визжат и обмениваются легкими разговорами:       — Я Линда, и вы познакомились с маленьким Фрэнки, — говорит мать Фрэнка, поправляя волосы сына. Моя мама хихикает и пожимает руку женщине, представляя меня и себя.       — Я думаю, что эти два мальчика вместе ходят в садик? Они очень хорошо поладили! Может быть, они могли бы потусоваться когда-нибудь, и мы могли бы собраться вместе, — говорит мама, и я перескакиваю с ноги на ногу.       Фрэнк делает то же самое, крича:       — О, мы можем собраться все вместе, мамочка? Правда?       Его мама говорит:       — Конечно! Нам просто нужно познакомиться ближе, и тогда мы все сможем стать друзьями, — я удивлен тем, как легко она может говорить и потом просто дружить с кем-то, и хотя я бы хотел, чтобы я мог быть таким, даже мама сказала мне, что я действительно не смогу этого сделать. Я такой, какой я есть.       — Ну, было приятно познакомиться с вами, Донна и маленький Джерард, — говорит мать Фрэнка, подбирая его. — Увидимся в школе. Большое вам спасибо за заботу о нем, а то я как раз собиралась звонить в полицию. Спасибо, просто спасибо! — взрослые снова разговаривают, поэтому мы с Фрэнком снова начинаем говорить.       — Мамы очень странные, — комментирует Фрэнк, а я киваю и улыбаюсь.        — Да. Мы теперь друзья?       — Да. Лучшие друзья. Мы будем играть вместе все время и делать друг друга лучше, спать вместе, есть вместе и целовать друг друга в щечки.       — Правда?       — Правда.       Я улыбаюсь и тянусь к Фрэнку, когда его мать приводит его обратно в дом, и он дико машет рукой, исчезая за дверью.       — Пока, Джерард! Лучшие друзья навсегда! — громко зовет он, и я хихикаю.       — Пока, Фрэнки!