Рыбка

***

— Алан, ты в порядке? — Обеспокоенно спрашивает девушка.       Алан дёргается и смотрит на неё отстранённым взглядом, который вскоре смягчается. На неё просто невозможно злиться или кричать. По крайней мере, Алан не может себя заставить. Вроде перед ним обычная «рыбка» с большими очками, копной немытых волос и синяками. Идеальный объект для насмешек, лучше и не придумать. А Алан не смеётся над ней, он только выпримляет спину, когда видит её. — Я в норме, — на обкусанных губах расплывается кривая улыбка.       А в светло-голубых глазах «вспыхивают» огоньки недоверия. Конечно, она всё видит и понимает, её Алан чисто физически не может обмануть. Он играет роль злого хулигана-мудака в школе, и никто не смог раскусить, что это всего лишь один большой спектакль. И Алан в нём и режиссёр, и сценарист и единственный актёр, который вкладывает душу в каждую «постановку». И только «рыбка» со своими толстыми линзами очков смогла углядеть правду. Это никогда не произносится вслух, но Алан всё чувствует. Особенно чужое беспокойство за себя. Оно не было вызвано желанием не стать жертвой. Она боялась за состояние Алана просто из-за того, что он есть. — Пожалуйста, не надо смотреть на меня так, — юноша начинает нервничать.       Под её взглядом по-странному страшно и некомфортно. Но при этом отделаться от компании «рыбки» не хочется от слова совсем. Возможно, это вызвано дружбой, которая была в начальных классах. Тогда всё было намного проще и легче: отец не так часто бил, а мать даже заботилась. А в школе ждала она с новой раскраской и пеналом с цветными карандашами в руках. Алан уходил с «рыбкой» в их место, а там раскрашивал животных и людей. Пёс из мультика становился серым благодаря быстрым движениям карандаша, а другая собачка — коричневой. Фон был синим, а спагетти, которые ели животные, жёлтыми. Вроде обычная картинка без всяких прекрас, но Алан запомнил её на всю жизнь. Скорее всего, потому что хотел точно также поесть спагетти со своей «рыбкой». Она любила рассказывать про музыку и игру на скрипке. Голос в подобные моменты становился тихим, будто его «сковывал» страх быть услышанным. И Алан было приятно, что ему доверяли нечто настолько сокровенное. — Я просто смотрю на тебя, — со слишком пухлых губ срывается усталый вздох.       Алан не отвечает, ковыряя заусенцы ногтем. Она часто говорила, что так делать нельзя, ведь может появиться заражение. И молодой мериад всё равно игнорировал эти слова, ведь больше способов успокоиться рядом с ней нет. Будь на её месте тот же Монти, гондон обоссанный, Алан сразу бы начал всячески унижать его и Санни. Последний раздражал своим счастьем, да оба мальчишки бесили тем, что имели то, чего не было у Алана. И он не мог успокоиться и смириться с подобным положением вещей. Он — как неразумная псина, которую избивает хозяин — кидается на всех тех, кто проходит мимо. Только вот Алан завидует даже таким: их не насилуют родные, втаптывая чувство гордости в землю. Когда отец сделал это в первый раз, Алан долго плакал в подушку и скулил в неё же. А потом он смотрел на своё отражение в зеркале. И в голове крутилась лишь одна мысль: «Это не моё тело. С ним не могли поступить так. Это не я, это кто-то другой». И юноша пытается убедить себя в этом раз за разом. Ведь так намного легче живётся. — Алан, ты не хочешь перекусить? — Она мило улыбается и поправляет свои очки. — У меня забрали карманные деньги, — качает головой Алан. — Прости, я не смогу пойти с тобой. — Я заплачу, — «рыбка» осторожно садится рядом с юношей.       И тот, посмотрев на её руки, понимает — на месте синяков жуткие порезы. Их явно не оставили ни обидчики, ни родители. Они точно появились благодаря самой «рыбке». И в этот момент Алан чувствует, как что-то щёлкает у него в голове. Девушка, которая ассоциациируется у него с самыми счастливыми днями, сама глубоко несчастна. Не могут счастливые существа причинять себе физическую боль. Ей всегда пытаются заглушить моральную. Даже сейчас Алан пытается сделать примерно это. Только в его случае вся боль выливается на окружающих.       Алан резко притягивает её к себе и осторожно обнимает, утыкаясь в копну грязных волос. Тело дрожит от подступающей истерики. Она вызвана тем, что единственный лучик счастья в жизни сам медленно гаснет от потока проблем и боли. «Рыбка» ничего не говорит, только прижимаясь к Алану.