(The Invisible Man — Queen) Now I'm on your track And I'm in your mind, And I'm on your back, But don't look behind! I'm your meanest thought, I'm your darkest fear. But I'll never get caught — You can't shake me, shake, my dear!
Несколько дней только о Сириусе Блэке и говорили (профессор Люпин пошутил, что о преступнике, который в юношестве ещё не был таковым, ученики Хогвартса болтали втрое больше). Одна за другой рождались немыслимые догадки. Ханна Эббот из Пуффендуя весь урок Травологии уверяла, что Блэк превратился в розовый куст. Хи Сонг шутил, якобы Сириус выпил зелье невидимости и разделся, поэтому-то никто его не может увидеть. Мэнди, конечно же, назвала своего бойфренда немыслимым фантазером, но в глубине души невольно могла согласиться с предположением. Однако девочка вообще желала, чтобы все эти «кошки-мышки» поскорее закончились, — когтевранка не может сосредоточиться на учебе в школе «Хогвартс», потому что Гарри Поттер с каждым годом все больше и больше вляпывается в сумасшедшие истории, так теперь, на третьем курсе, приходится ещё беспокоиться за свою шкуру из-за сбежавшего преступника! Искромсанный холст Полной Дамы сняли и на его место водрузили портрет сэра Кэдогана, восседавшего на толстом сером пони. Рыцарь только и делал, что вызывал всех и каждого на дуэль, выдумывал несуразные пароли и менял их два-три раза в день, никого, естественно, не предупреждая. — Да Кэдоган чокнутый! Пусть нам дадут кого-нибудь другого, — потребовал Симус Финниган у Перси Уизли. — Некого. Все другие портреты боятся. Только у сэра Кэдогана хватило смелости, — разводил в очередной раз руками староста. — Я лучше у слизеринцев буду ночевать, чем лишний час тратить на разгадку ребусов средневекового чудика, — пробубнил в ответ третьекурсник и развернулся, топая в противоположном направлении от башни Гриффиндора. Финниган правда сбегал к первому попавшемуся по дороге слизеринцу — им оказалась Пэнси Паркинсон — и постарался договориться, но брюнетка, естественно, треснула мальчишку по лбу, ведь незачем львам чесаться в низинах змей. Драко, наблюдая за той картиной, благородно воздержался от смеха. Тогда он посоветовал Финнигану опробовать одну из загадочек от когтевранцев, и Симуса уже след простыл; Астория, стоявшая рядом, насупилась и заявила слизеринцу, что уж кого-кого, но неумолимых гриффиндорцев спокойный Когтевран точно не примет себе под крыло. Гарри и без сэра Кэдогана было тошно: его ни на секунду не оставляли одного. Учителя под разным предлогом провожали из класса в класс, Перси (наверняка по наущению матери) ходил за ним по пятам — точь-в-точь гордый собой сторожевой пес. В довершение всего профессор МакГонагалл вызвала подростка к себе в кабинет. Вид у нее был траурный. — Должна Вам сообщить, мистер Поттер… только, пожалуйста, не волнуйтесь. Какой смысл дальше скрывать это от Вас? Дело в том, что… гм… Сириус Блэк… — Охотится за мной? Я и так знаю, — равнодушно повторил то же самое Гарри, что и ведовал Артуру Уизли перед поездкой в Хогвартс. — Блэк же двоюродный дядя сыну Малфоев, а Драко приходится мне близким человеком, потому от него знаю, чего желает заполучить беглец. Также случайно слышал, как мистер Уизли говорил об этом с миссис Уизли. Отец Рона ведь работает в Министерстве Магии. МакГонагалл оторопела: — Вот оно что! Значит, Вы меня поймете, Поттер. Считаю, что Вам не следует тренироваться по вечерам. На площадке без присмотра опасно… — Профессор, но в субботу у нас первый матч! — Вспылил сын Джеймса. — Как же без тренировок?! Женщина пристально на него поглядела, в который раз отметив, как мальчик похож на своего отца. Она, как никто, хотела победы своей команды, ведь сама привела превосходного ловца в сборную Гриффиндора. Но ведь Сириус Блэк… Гарри ждал, затаив дыхание. МакГонагалл встала и подошла к окну. Лил дождь, и площадка для квиддича едва виднелась. — Хм… Конечно, мне хочется, чтобы наша команда выиграла, и все-таки… Ну ладно, тренируйтесь, только пусть на площадке будет присутствовать мадам Трюк. Постоянно. Я попрошу ее. Погода все портилась, но гриффиндорская команда — теперь под присмотром мадам Трюк — тренировалась, как никогда, упорно. Накануне матча Оливер Вуд пришел на тренировку мрачнее тучи: завтра они играют не со Слизерином. — Флинт только что мне сказал, что вместо них с нами будет биться Пуффендуй. — А почему не слизеринцы? — Хором воскликнули игроки. — Понятия не имею! Видите ли, капитана команды не принимают всерьез, — Оливер дергано затягивал на руках защитные рукавицы. — А я не историк, чтобы еще разбираться в их дворцовых переворотах! Вот же чушь — Маркус просто не хочет играть в такую погоду: меньше надежды на победу. Ливень, хлестающий как из ведра, весь день не кончался, завывал ветер. А сейчас еще и громыхал гром. — Мы ведь готовились играть со слизеринцами. У пуффендуйцев-то совсем другой стиль игры. Кстати, у них новый капитан, Седрик Диггори, он же ловец. Анджелина, Алисия и Кэти премиленько захихикали. — Что смешного? — Нахмурился Вуд. — Нашли время для смешков! — Такой высокий, симпатичный? — Уточнила Алисия. — Сильный и не болтун, — прибавила Кэти, и три подружки снова прыснули. — Двух слов связать не может, вот и молчит, — не утерпел подколку Фред. — А обыграть пуффендуйцев — раз плюнуть. Вспомни, Оливер, как мы с ними разделались в прошлом году. Гарри поймал снитч через пять минут после начала игры! — Тогда погода была лучше, да и ловец у них был другой. Диггори — отличный капитан и ловец! Расслабляться нельзя! — Грозно вещал Вуд, бросаясь молниями из глаз. — Слизеринцы только на это и рассчитывают. Нам надо выиграть! — Да не кипятись ты, Оли, — Уизли неестественно посерьезнел. — Никто и не думал расслабляться. Честно. Даже перед матчем погода не решила сделаться получше. В коридорах и классах добавили факелов и фонарей. Малфой под вой ветра и громыхание дождя в окно что-то и говорил Гарри о том, что же такое происходит между игроками Слизерина (а еще просил Поттера быть настороже), но гриффиндорец думал только о предстоящей игре, потому большую часть заботливой речи пропускал мимо себя, фильтруя лишь приятный уху звук голоса. Оливер Вуд каждую свободную минуту донимал его наставлениями. На третьей перемене капитан так ловца заговорил, что Гарри минут на десять опоздал на урок Защиты от Темных искусств. Гарри стремглав помчался в класс, а Вуд все еще кричал ему вдогонку: — Седрик силен на поворотах, так что попробуй петлять… Волшебник домчался до класса, распахнул дверь и ворвался внутрь. — Извините, профессор Люпин, я… За учительским столом восседал Снейп. Мальчик так вовсе потерялся: неужели спутал кабинеты (и этажи, и части башен, и крыло школы)? — Урок начался минут так десять назад, мистер Поттер. Минус десять очков Гриффиндору. Садитесь. Однако Гарри не шелохнулся: — Где профессор Люпин? — Ему нездоровится, — ухмыльнулся зельевар. — По-моему, я велел Вам сесть. — Что с ним? — Продолжал допрос третьегодка. Сверкнув глазами, Северус явно с сожалением ответил: — Угрозы для жизни нет. Еще минус пять очков Гриффиндору. И если Вы сейчас же не сядете, вычту целых пятьдесят! И Гарри пришлось подчиниться, прошел к свободному месту, отдаленному от учительского стола насколько это возможно. «А где Нотт?» — Спросил, спустив сумку на пол, гриффиндорец у соседа. Драко шепнул: «Он метеозависимый, так что страдает с головой в гостиной». Учитель оглядел студентов змеиного и львиного факультетов (в воздухе помещения навис запах предстоящей грозы): — Итак, Поттер прервал меня на том, что в журнале у Люпина не записаны темы, которые вы прошли… — Сэр, мы прошли боггартов, красных колпаков, ползучих водяных и гриндилоу, — бесстрашно перебила Снейпа Гермиона. — Сегодня мы должны были приступить… — Помолчите, мисс Грейнджер, — оборвал ее мужчина. — Я не спрашивал, что вы прошли. Мне лишь хотелось указать на безалаберность профессора Люпина. Взрослый отыскал взглядом колючих глаз белокурого послушника, ставшего чуть ли не любимчиком у Римуса, судя по тому, как зачастил ходить в кабинет к школьному врагу Снейпа. Драко упирался серыми глазами в стол, даже не поднял голову; делал вид, что его интересует текст в закрытом учебнике (он волшебник; думаете, не сможет прочитать, что там написано, не заглянув вовнутрь? Ну да… не может…) — Сэр, мистер Люпин — лучший учитель Защиты от Темных искусств, — защитил любимого преподавателя Дин Томас, и со всех сторон послышался одобрительный шепот. Северус Снейп еще пуще засверкал глазами: — Вам легко угодить: Люпин не утруждает вас домашними заданиями, а с красными колпаками и водяными справится и первокурсник. Сегодня мы будем проходить… Он перелистал учебник и раскрыл последний параграф. — …оборотней. — Но, сэр, — не сдержалась Грейнджер, — до оборотней еще далеко, мы только-только добрались до… — Мисс, — ледяным голосом осадил Гермиону Снейп, — мне кажется, учитель здесь я, а не Вы. Откройте учебники на странице триста девяносто четыре, — снова обвел взглядом учеников: слизеринцы закопошились, но львы бездействовали. — Вы слышите, что я сказал?! Недовольно бурча и переглядываясь, гриффиндорцы все-таки открыли книги. Северус с грохотом встал из-за стола, взмахнул палочкой и прошелся вдоль стены — за ним хлопали створки готических окон. Кабинет погрузился в абсолютную тьму, лишь из щелок закрытых ставней слегка проглядывало тусклое солнце, скрытое за тучами. После преподаватель вернулся к столу, дернул за веревочку, появившуюся из ниоткуда, с потолка вниз слетело белое полотно, распрямившись в квадрат. Зельевар снова взмахнул палочкой, не произнеся ни слова, — в центр, между вторым и третьим рядами возник магловский проектор на треноге (специально заколдованный, потому рабочий). Снейп щелкнул кнопкой — на полотнище проявилась древняя стенная роспись египтянина и черного человека-оборотня. — Кто мне объяснит, чем оборотень отличается от анимага? Никто не промолвил ни слова. Гермиона, как обычно, устремила ввысь руку. — Ну, кто осмелится? — Снейп скривил губы, не удостоив девочку даже взглядом. — Я разочарован… Ваше молчание, как видно, означает, что мистер Люпин не объяснил вам даже основных различий между… — Профессор! — В тишине высокий голос Малфоя раздался гулом, оставив за собой призрачное эхо. Гринграсс даже пробрало до мурашек. — Ах да, мистер Малфой, — декан крепко сцепил руки за спиной и развернулся к послушнику. Студент даже встал из-за парты, дабы взрослый волшебник не приструнил мальчика одним высказыванием, а действительно внял ответ. — Послушаем же мнение эксперта, — последнее слово Северус почему-то выделил так, будто Драко должен был что-то для себя взять на заметку. Некоторые подростки, скрипнув под собой стульями, корпусами обратились к стоящему на ногах сокурснику, умоляя взглядами прекратить словесный террор преподавателя по Зельеварению. Все знали, как близки семейство Малфой и Северус Снейп. И все понимали, что профессор уж точно ничего плохого не скажет Драко, ведь еще мальчик учился на факультете Салазара Слизерина, потому в полной безопасности. Как бы ни так, подумал блондин про себя, ногтями впиваясь в кожу на внутренних сторонах ладоней, но не отвел глаза, когда Снейп стал прожигать дыру в нем. Слизеринец заметно выпрямил и без того ровный стан: — Анимаг превращается в зверя по собственной воле, в то время как оборотень обречен на это… На полотне мелькнула следующая картинка: работа выдающегося художника эпохи Высокого Возрождения Леонардо да Винчи, изначально известная под названием «Пропорции тела человека согласно Витрувию» или же «Витрувианский человек», но было одно отличие — вместо обычного хомосапиенса изображен оборотень, частично превратившийся в свою ночную сущность, только голова полностью казалась волчьей. У мальчика заструился холодный пот между лопаток, разум припомнил тотчас кошмарный сон в самом начале сентября, когда в его кроличью шею данный подвид вгрызался от голода. У Драко дернулась рука коснуться места мнимого укуса, но волшебник сдержался. — В полнолуние, когда он «перерождается», то уже не помнит, кто он и для какой жизненной цели созидает на Земле, потому, к несчастью, способен убить своего ребенка, брата или сестру, лучшего друга или возлюбленного. А вразумить его может только зов себе подобных либо других зверей. Дилан, сложив ладони лодочкой около рта, тихо завыл, рассмешив напряженный класс. — Спасибо за наглядный пример, мистер Хи Сонг… — саркастично отблагодарил третьекурсника декан, приподняв одну темную бровь в насмешке: Хидс удивительно правдоподобно изобразил волчий вой. Волшебник в тяжелых черных одеяниях обратился к другому ученику, который доселе отвечал на вопрос. — Верно, оборотни большую часть времени проводят в человеческом обличье (будь то волшебник или магл, хоть и последние чаще всего умирают от укуса, не вынося «вирус»). Однако как минимум два раза в месяц они превращаются в свирепых монстров, жаждущих убийства и лишённых совести. Потому хочу задать вопрос морали: стоит ли таких людей держать подле себя? Можно ли им жить по тем же правилам, как и нам с вами? Как лично Вы на это ответите, мистер Малфой? Северус встал практически вплотную к студенту, но чистокровный волшебник не содрогнулся под изучающим взглядом темных глаз. Ученики зашептались, будто преподаватель лично им задал вопрос, а те, как никто другой, знают лучше ответ, чем остальные. — Они заслуживают точно такой же спокойной жизни, как и мы, сэр, — выдержал недолгую паузу, молчанием подкрепляя свое утверждение, и продолжил: — Они не должны подвергаться ненависти лишь из-за того, какими их сделала ликантропия. Современная медицина ведь создала на благо Аконитовое зелье, способное значительно смягчить наихудшие симптомы «болезни», которое помогает человеку сохранить рассудок в процессе трансформации. А из-за волшебников, считающих оборотней «прокаженными уродами», многие из зараженных уносят ноги в леса, постепенно теряя все человеческое в облике. И данное явление, сэр, я считаю отвратительным поступком со стороны социума, который, как тот сам утверждает, готов принять любого нуждающегося в свои добрые руки. Однако этой «доброты» я почему-то особо не вижу в стенах Министерства с их клетками и Реестром. Вмиг студенты поймали поразительную тишину. Гарри едва успевал моргать между вздохами и выдохами, выравнивая сердцебиение, — Драко, тот самый сын Люциуса Малфоя, только что в открытую обвинил в лицемерии Министерство Магии? — Не знал, что Вы настолько тонки душой, — тон у профессора слегка смягчился, но взгляд оставался острым, прорезая внутри подростка пустоты. — Да только хочу предупредить: люди, увлеченные правами оборотней, заканчивают жить раньше остальных, — он промолвил с такой ошеломляющей глубиной в голосе, как будто знал, о чем идет речь. Драко, конечно же, не понимал, как и другие дети, что говорит мистер Снейп. — Садитесь. Плюс пятнадцать очков Слизерину. Мужчина развернулся и прошагал к белому полотну, уже показывающему ученикам древнегреческую вазу и ее сюжет. Драко выдохнул и сел на место, потупив взглядом в слегка дрожащие ладони, сейчас больше походившие на руки Дилана, чем на собственные, затем обернулся к Гарри, который все никак не мог отвести зеленые глаза от друга. Малфой вспыхнул и пригрозил сокурснику: «Продолжишь на меня так пялиться — нос откушу». И Поттер как миленький отвернулся, но блондин заметил дрожащую нижнюю губу брюнета, тот едва сдерживал себя от улыбки. — Однако правда остается за фактом: вы ужасно отстали от программы, — навел на себя образ скряги Северус Снейп. — Надо будет сообщить об этом директору. Рон возмутился: — Но, мистер Снейп, Вы задали вопрос — на него Малфой ответил! Зачем же тогда выслушивать знающего ученика, если Вы и так решили пожаловаться ни за что на мистера Люпина? — Ох и перегнул Веснушка палку… Профессор медленно подошел к гриффиндорцу, ладони разместил на бортике парты и приблизил к рыжеволосому волшебнику лицо с орлиным носом: — Вы будете наказаны, Уизли, — прошипел он. — И если Вы еще хоть когда-нибудь позволите себе критиковать мой стиль преподавания, то очень пожалеете. Я Вам это обещаю. И щелкнул проектором, погасив его. Цепочная веревочка пропала вместе с белым полотнищем на потолке кабинета. Створки окон резко открылись, даже еле светлыми лучами солнце ослепило детишек через сливовые тучи. — В качестве противоядия от своего незнания вы приготовите два больших свитка на тему, — студенты протяжно застонали, но Северус продолжал, не обращая на них внимания, — «Как распознать оборотня и обезвредить их»… До конца урока никто больше не проронил ни слова, ни нытья. Ученики скрипели перьями, конспектировали параграф об вервульфах. Снейп ходил от парты к парте, читая записи, сделанные на уроках Люпина. — Объяснение никуда не годится, — то и дело эхом отдавались его замечания. — Неверно, ползучие водяные живут в Монголии… Профессор Люпин поставил за это «Выше ожидаемого»? Я бы пожалел и «Удовлетворительно»… А после звонка преподаватель задержал Рона: «Уизли, останьтесь, я назначу Вам отработку». Отойдя от кабинета на безопасное расстояние, волшебники стали горячо обсуждать случившееся на уроке. Малфой уже ускакал вместе с Паркинсон куда-то. — Конечно, он метит на место Люпина, но он никогда еще не позволял себе говорить в таком тоне о других преподавателях ЗоТи! — Возмущался подруге Гарри. — Чего он так взъелся на Люпина? Может, из-за того боггарта? Или Снейп настолько собственник, что бесится, мол Драко наконец образумился и выбрал себе в наставника человека получше характером? — Не знаю… — гриффиндорку явно беспокоила какая-то мысль. — Очень надеюсь, что профессор Люпин скоро вернется к преподаванию… Рон догнал их минут через пять, клокоча от злобы: — Знаете, что этот… (он так обозвал Снейпа, что Гермиона укоризненно воскликнула: «Рон!») заставил меня делать? Чистить утки в Больничном крыле! И без волшебства! Почему Блэку не пришло в голову спрятаться в кабинете этого…? Прикончил бы его, и все бы Блэку только спасибо сказали…***
Черное озеро из-за столь аномальной погоды волновалось вместе со своими обывателями. Драко рано проснулся: одна русалка расы селки скреблась в окна спальни. Малфой подскочил к толстому стеклу, выдерживающему сильный напор глубины, и встретился глазами с разумными желтыми огнями. Обитательница шотландских вод не столь красива, как тепловодные сирены, но в этом было больше прелести, нежели зверь (водный народ вместе с кентаврами отреклись от статуса «существ» и предпочли считаться «зверями») просто вышел бы из глупых сказок, где добро всегда побеждает зло. Русалка имела темно-пепельную кожу и длинные-длинные коричневые с проблесками зелени волосы, текстурированные под прически населения Африки, их диаспоры и некоторых частей Юго-Восточной Азии. Каждая прядь, похожая на водоросль, росла из головы в виде крошечной угловой спирали, оттого казалась более плотной, чем волнистые или прямые волосы, к примеру, у людей. На шее русалки, прикрывая голую женскую грудь (но без видимых признаков, как у сухопутных созданий), висели тяжелые (если учитывать физику Земли) ожерелья из гальки различных цветов. Зверь показал ребенку неровные зубы-щетинки, как у кита, улыбаясь: по большей части селки дружелюбны, если не вторгаться в их царство. У водного народа, как и подобает любой цивилизации, есть собственный язык — специфический способ общения представителей тритонов, русалок, водяных, мерроу, ундин, сирен и селков между собой. Человеческое ухо, когда слышит его не под водой, воспринимает как очень неприятный и громкий скрежет, соединённый с криком. Под водой, однако, их говор вполне понятен волшебникам. Дилан Марвуд, очевидно, знал этот язык, так как написал пособие «Русалки: полное руководство по их языку и обычаям»; также сновалась история любви о волшебнице Мирабелле Планкет и водяном озера Лох-Ломонд. Но Драко и настроенную на общение селки разделяла высокая плотность стекла, потому мальчик не мог с ней поговорить и, желая не задеть зверя, безобидно приложил ладошку к окну. Русалка исполнила в воде подобие кувырка, как делают дельфины, — и слизеринец с замиранием сердца разглядел во всей красе длиннющий чешуйчатый хвост, достигающий, на глаз, двух метров, а то и больше! От копчика и дальше вниз строилась линия из костяных бугорочков, видимо, для быстрого перемещения в воде; от боков русалки располагались два брюшных ласта, от их основания струились легкой вуалью наружные гемальные дуги; в завершении мелькнул хвостовой плавник, разделенный надвое, блестящий, как очищенный аурипигмент. Селки схватила откуда-то пухлую рыбку, подплыла к блондину по другую сторону оконца и слегка сдавила ладонями с перепончатыми пальцами рыбину — из губок зубана ввысь полетели пузырьки. После русалка запела, судя по раскрытому рту, но Малфою было трудно услышать мелодию — едва уловимый звук затрагивал ухо; но даже так волшебник все равно посчитал голос зверя красивым. Подумаете, что пение селки может быть опасным? Нет, что вы! Только сирены способны заворожить переливанием голосовых связок человека, если, конечно, те захотят, но в наше время даже они не совсем стали чтить древние «традиции». Маглы об изменении в поведении водных царств не знают, потому и продолжают заговаривать зубы новому поколению, припоминая «страшные истории» моряков. Но мы-то знаем, что люди — млекопитающие, не признающие свою неправоту; и можем понять, что русалки невзлюбили людей-маглов из-за того, что те самые «моряки» лишали их благородства, если выразиться литературным языком. Как было с матерью Ахиллеса, которая всего-навсего решила на немного выйти на берег… а после песок окрасился кровью лишения свободы… М-да, такова взрослая беспощадная жизнь… Дружелюбный зверь с плоской детской мордочкой наконец тоже приложил свою ладонь к плоскости стекла, напротив маленькой человеческой ручки, растопырив пальцы с межкожными прослойками. А указательным пальцем другой руки водила по толстому окну спальни, и Драко предположил, что русалка что-то старается написать. Волшебник внимательно присмотрелся к движениям безноготного пальчика: разумное создание могло написать что угодно, но слизеринец посчитал, что русалка делилась своим именем со знакомым человеческой расы. Подросток подскочил к прикроватной тумбочке, достал из ящика артбук и грифель, вернулся к селки, стал вторить пальцу русалки: «Д. М. И. Т. А. Р». Драко показал листок с буквами русалке, та повертела головой, то пуча глаза, то раздувая жабры. А после одобрительно закивала, разводя руки в стороны. Хвост зашевелился, один резкий взмах — русалка словно здесь и не была. Чистокровный хмыкнул, рассматривая имя водного зверя. Читал про одного Дмитара: Дмитар Звонимир, хорватский король из династии Трпимировичей, правивший с тысячи семьдесят шестого по восемьдесят девятый год. Во время его правления королевство находилось в зените своего могущества, после его смерти начался быстрый упадок. Это имя имеет древнегреческое происхождение и означает «земной, принадлежащий земле» — иронично, не правда ли? Ладно, побеседовали и хватит: сегодня должен состояться матч Гриффиндор против Пуффендуя. Драко видел нового ловца барсуков — Седрик Диггори учится на пятом курсе, младше Криса Маклина (хоть и выше), шестикурсника-старосты Слизерина, и куда крупнее Гарри Поттера. Ловцы обычно маленькие, юркие, но в такую погоду вес пуффендуйца — преимущество, легче противостоять порывам ветра с градом. Драко поежился: хорошо, что Флинт поменялся местами с желтоземляной сборной, хотя тут виной оказалось то, что Грэхэм Монтегю (экей Грэм) принимал все указания в штыки от капитана, потому в их команде творилось черти что! Игроки встали на сторону защиты четверокурсника: тем надоели срывы тренировок из-за подружек Маркуса. То юноши устраивали забастовки, то опаздывали на собрания — и тогда белокурый ловец выслушивал все возмущения от капитана единолично. Благо Флинт ничего не имел плохого на Драко: третьекурсник приходит вовремя, выполняет все задания, как требуется, предлагает новую тактику или делится «болевыми местами» соперников, о которых узнавал путем подслушивания (ну да, не совсем честно, но что поделать?). В общем: не мальчик, а золото! Да сам слизеринец понимал, что без его мнения и так в сборной полная… (кхм, тут Нотт бы лучше выразился, но…) пьеса Шекспира… К слову о бурях, блондин забеспокоился за своего слепого приятеля: как Гарри Поттер будет летать по полю в очках во время такого частого дождя? Вода же затмит и без того отвратительное зрение гриффиндорца. А без «глазных луп» вариант вовсе не рассматривается! Конечно, будет смешно, если Поттер станет врезаться во что попало… но… он же друг Драко. Ух, тяжело иметь сопереживающую душонку! Поразмышлял недолго и вытащил из школьной сумки толстенный томик по Чарам, глазами забродив по содержанию. К тому времени проснулся Дилан Хи Сонг, ожидающий матча как никто другой. Он резко выпрыгнул из постели со словами: «Тачдаун!» и взглянул на сидящего на диване Драко с учебником в руках. — Ты ни свет ни заря снова зубришь? — Сощурился друг и заглянул вовнутрь толстенькой книжки. — Ах, мой дорогой, любовные чары не здесь смотрятся. Драко закатил глаза и пихнул в грудь мальчика, крашенного в блеклую рыжину. Потом Дилан ушел в ванную, почистил зубы и вернулся к разговору, так как вопрос не давал покоя. — Ну не, правда, зачем ты субботним утром-то взялся за уроки? — Полюбопытствовал подросток, переодеваясь в осенние цвета (коричневая вязаная кофта, под которой надета водолазка в черно-белую полосочку; бордовые кожаные штаны; зеленая обувь с белыми полосками по бокам от фирмы, название которой Драко не удосужился запомнить, но на подошве сзади светился красным квадратик с надписью «Vans»), якобы таким модным образом поддерживая квиддичную сборную Гриффиндора, либо Хи Сонг действительно собирается стать ещё одним ребенком Уизли. — Ищу одно заклинание… оно должно защищать от воды… — продолжал листать пособие Драко, прикусив изнутри щеку. — А зонты придумали для чего? — Дилан встал около зеркала, приставленного рядом с пробковой доской между кроватями Хидса и Забини. На ней висели полароидные фотографии их компании, окрестностей замка и его «внутренностей», несколько рисунков Драко, которые блондин с тяжёлым сердцем все-таки отдал на обозрение, их расписания и еще несколько безделушек по типу сушенных цветов, сонников или этикеток от всякой гадости а-ля газировки и чипсов от Хи Сонга, чтобы наши чистокровные ребятки немного понимали суть магловской вредной пищи. Еще, к примеру, американец рассказывает друзьям о сетях общественного питания, но трем волшебникам (даже Блейзу) тяжело понять, что такое «бургер» — как оказывается, это не то же самое, что и сэндвич. Кареглазый грубо расчесывал волосы, свалявшиеся за ночь, — челка вспушилась. — А ты думаешь, игроки будут придерживать одной рукой зонт, а в другой — биты и ракетки? Подросток с миндалевидным разрезом глаз пожал плечиками: — Думаю, что учителя уж когда-нибудь да придумают навес над полем. Или пускай выпустят плащи-щиты или головной убор с огромным зонтиком наверху. — Делать волшебникам больше нечего, — покачал головой блондин, но вполне согласился с задумкой друга. Снова забубнил, вернувшись к изначальному: — Есть, конечно, Протего тоталум… но это сложно даже для взрослого… а я всего лишь ребенок… требуется альтернатива… Дилан тихонько рассмеялся, приглаживая челку, бухнулся рядом с Малфоем и запрокинул на его колени свои ножки: — Тебя послушать — одно удовольствие! Будто главарь какого-нибудь культа или тайного общества! Замечание блондин пропустил мимо ушей, теребя за краешек страничку с заклинанием Аква Эрукто, позволяющие создать струю воды из кончика волшебной палочки. Было бы славно найти контрзаклинание к нему. Хидс по-кошачьи потянулся, завел руки за голову и зевнул: — Слушай… а вот есть одни чары, созвучные с «плохим» заклинанием… Мне недавно Мэнди рассказывала: у нее просто от повышенной влаги волосы волнятся, а ее это почему-то бесит, и вот она заклинает прическу как-то… Какое название-то… — подросток почесал себя по виску, стараясь припомнить. — Там, типа, защита от воды и тумана. Эпривус? Имирус? Попадикус?.. Малфой резко захлопнул учебник и потряс приятеля за плечи: — Чувак, твоя девушка — дар с небес! — Знаю, — Дилан мечтательно улыбнулся и обнял себя за плечи, после сбросил романтичное настроение: — Погоди, а причем тут это? Драко скинул ноги полукровки, бросил на незаправленную кровать учебник и выскочил из спальни, сказав сокурснику, что встретятся они уже на завтраке. Дверь хлопнула, разбудив жаворонка. Забини вытащил сонную макушку из балдахина и повернулся к сидящему и ничего не понимающему другу. — Сколько сейчас времени? Дилан глянул на часы, стоящие у него на тумбе: — Полседьмого утра. В столовую Драко вошел счастливей некуда, сел за стол к мальчикам (Нотта не оказалось в их компании) и Пэнси, те стали расспрашивать, куда же в такую рань ускакал их блондинистый друг, но Малфой лишь загадочно улыбался. А ловец Гриффиндора тем временем взял большую тарелку овсянки и, ложка за ложкой, понемногу приходил в себя (его рано разбудил Пивз, ввалившись в спальню к мальчику, корчив рожи). Дошла очередь до тоста с джемом, и тут появилась вся команда. — Сегодня круто придется! — Вуд даже не притронулся к еде. — Брось, Оливер, — пыталась успокоить его Алисия. — Не сахарные — не растаем. Ливень как ливень… Но такого ливня давно не было! Вся школа спешила на матч. Бежали через луг, нагнув головы навстречу свирепому ветру, рвавшему из рук зонтики. Перед раздевалкой Поттера нагнал Драко: — Ты и без метлы такой быстрый! — Отдувался слизеринец. По белокурой длинной челке скатывалась вода на лицо: видимо, тот выскочил из-под большого зонтика, который делил с Забини и Паркинсон, покуда Дилан ворковал с когтевранской дамой. Гриффиндорец подтащил запыхавшегося волшебника к себе поближе, дабы они встали под одну крышу от крытого помещения с коридором, ведущим в раздевалку команды. Гарри снял очки и протер стекла от капель дождя (остались разводы), он едва мог видеть из-за дурной погоды. — Ты решил выбрать лучшие места отсюда? — Спросил полукровка, толком не понимая, по какой причине тут делает слизеринец; Гарри надо было уже уходить переодеваться в алую спортивную форму. Драко отрицательно покачал головой: — Подумал, что Пуффендуй не должен надеется на победу лишь из-за слепоты одного гриффиндурка, — он протянул ладонь к подростку. — Можно твои очки? — Ты их при мне сломаешь? — Будет тебе, — фыркнул Драко, — хоть они мне и не совсем нравятся… — Так ты же говорил, что они не такие дурацкие, какими кажутся! — Показушно насупился студент, все-таки передав предмет просящему. — Тогда я поддался моменту… — смутился Малфой, но вмиг посерьезнел: он здесь не за приятными сердцу воспоминаниями. Слизеринец вытащил из кармана свою волшебную палочку, навел ее на очки гриффиндорца и произнес: «Импервиус», — на стекла налегла неясная дымка, спустя секунду очки словно впитали туман в себя, приняв обычный вид. Драко нацепил оптический прибор на нос Гарри. Дождь все продолжал бить по крыше, тучи темнели с каждым раскатом грома все сильнее и сильнее, готовые упасть на вязкую землю, а у Поттера открылось второе дыхание: он за день впервые так ясно видел, что находится перед его взором. В данный момент перед ним стоял довольный собой Драко, так и не убравший ладони со смуглого лица Поттера, пальцами касаясь его ушей. Гриффиндорец чуть от радости не расцеловал близкого друга, но утихомирил львиную пылкость, ограничившись крепким объятием. — Фу, — смеялся слизеринец, — мокрый Поттер-вонючка (Potter-stinks)! Пожелав удачи, блондин убежал на трибуны, а Гарри — переодеваться. — А мы всё видели! — Ловца напугали елейные голоса выскочивших из-за угла Фреда и Джорджа. — Не понимаю, о чем это вы! — Глупо улыбнулся загонщикам, играя в дурачка, мальчик и обратился слухом к напутствиям Вуда. Точнее, Оливер пытался что-то сказать, но в горле у старшекурсника булькнуло, тот покачал головой и взмахом руки пригласил команду на поле. Завывающий как дикий зверь ветер сшибал с ног. Близкие раскаты грома заглушали крики болельщиков. На противоположной стороне квиддичного поля появились канареечно-желтые пуффендуйцы. Капитаны обменялись рукопожатием. Диггори дружелюбно улыбнулся, а Вуд только кивнул, словно у него свело челюсть от нервов. — По метлам! — Прочитал Гарри по губам мадам Трюк. Поттер дернул ногу, грязь громко чавкнула, и он оседлал свою верную метлу. Мадам Трюк поднесла свисток, сквозь шум дождя раздался далекий-далекий свист. И четырнадцать игроков взмыли в воздух. Через пять минут волшебник продрог до костей и вымок — нитки сухой нет, товарищей по команде не различишь из-за частого дождя, а снитча и подавно не видно. Гарри носился туда-сюда, мимо мелькали красные и желтые мантии. Что происходит, какой счет, непонятно — голос комментатора утонул в вое ветра. Вместо болельщиков — море мантий и истерзанные зонты. Уже два раза Гарри чуть не сбил с метлы бладжер: но благодаря водоотталкивающим чарам на линзах очков мальчик хотя бы замечал приближение к своей персоне мячей. Мерлин, ну сколько уже длится игра? Метлу все труднее держать прямо. Небо быстро темнело, как будто ночь решила наступить раньше. При первой вспышке молнии раздался свисток судьи. Мокрая фигура Вуда махала рукой, веля приземлиться. Гарри спикировал вместе с остальными в огромную лужу. — Я взял тайм-аут! Это уже издевательство над всеми нами! — Прокричал Вуд — Бежим вон туда! На краю поля торчал огромный зонт. Укрывшись под ним, Гарри спросил, вытряхивая воду из ушей: — Кто ведет хотя бы? — Мы, оторвались на пятьдесят очков, — ответил Вуд. — Скорее лови снитч, а то придется играть ночью. — Постараться еще бы найти его средь стены ливня! Никто во время тайм-аута так и не высох и уж тем более не согрелся. Оливер приказал команде: — Взлетаем! Гарри уже занемел от холодной, мокрой одежды, но надо было завершить начатое! Он уверенно вел метлу сквозь воздушные вихри, ища глазами золотую точку, уклонялся от бладжера и нырял под Диггори, когда тот мчался навстречу. Снова громыхнуло, блеснула раздвоенная молния. Играть становилось опасно, надо скорее поймать снитч! Ловец развернул метлу и помчался к середине поля; новая вспышка осветила трибуны, и Поттер увидел в пустом верхнем ряду, на фоне неба неподвижную фигуру огромного лохматого пса. Закоченевшие руки сына Джеймса скользнули по мокрому древку метлы, и он провалился метра на два вниз. Тряхнул головой, откинул волосы и глянул на трибуны — собака исчезла. — Гарри! — Истошно завопил капитан. — Гарри! Сзади! Подросток оглянулся — Седрик Диггори несся вверх, между ними висел крохотный золотой шарик. Гарри словно ударило молнией, он прижался к древку и ринулся вниз. — Давай же, давай! — Хрипел он. — Быстрее! И вдруг произошло что-то немыслимо странное. На стадионе воцарилась мертвая тишина. Ветер дул с той же силой, но беззвучно, словно звук кто-то выключил. Или Гарри внезапно оглох из-за стрельнувшей рядом молнии? Знакомая леденящая волна ужаса захлестнула его и пронзила насквозь: внизу по полю что-то двигалось… Сын Лили забыл про все на свете, оторвал взгляд от снитча и глянул вниз — около сотни дементоров устремили к нему задранные вверх, скрытые капюшонами головы! Грудь словно охватило ледяным обручем. И он снова услышал… кто-то кричит… голос женщины… «Только не Гарри, пожалуйста, не надо!» «Отойди прочь, глупая девчонка… Прочь…» «Пожалуйста, только не Гарри… Убейте лучше меня, меня…» Волшебник оцепенел, белый туман клубился перед глазами… Что он делает? Куда летит? Он должен помочь… ее убьют, ее… Гарри падал все ниже, ниже: сквозь ледяной туман. «Пожалуйста, только не Гарри, пощадите…» Плач женщины… чей-то пронзительный хохот… Рассерженный Дамблдор выскочил на поле, взмахнул палочкой — тельце ловца мягко упало с огромной высоты, метров так с двадцати, на землю. Дементоров как ветром сдуло! Собравшиеся на трибунах испуганно завопили, повыскакивали со своих мест, устремившись к Гарри Поттеру. Игроки квиддича: и гриффиндорцы, и пуффендуйцы — молниеносно подлетели к мальчику. Диггори выпустил снитч, который он поймал буквально минуту назад, и направил метлу к соратникам по игре. Директор наколдовал носилки и увел третьекурсника подальше от спортивного поля. «Нимбус-2000» Гарри Поттера вдался в дальнее путешествие, улетев за границы площадки. Благороднее придумать Малфой ничего не мог, как побежать не в Больничное крыло, а вслед за метлой. Он старался не думать, что там с Гарри. Он вообще не верил во все то, что произошло. Его колотила дрожь, но блондин смахнул реакцию тела на холодный ветер и дождь вперемешку с мелким градом. Подросток добежал до возвышения луга, на котором трещала вечно злая Гремучая ива. На глазах слизеринца дерево ветвями разломало пополам «Нимбус» и вышвырнуло куда-то себе под корни, в странное углубление: его раньше Драко не замечал. Малфою словно дали под дых! Он чуть не замычал от досады. Здравый смысл просил третьегодку развернуться, но чистокровный аристократ никак не мог уйти с пустыми руками! Подверженная сомнениям версия повседневного Драко Люциуса Малфоя кричала: «Что ты делаешь?!», пока ученик, оглушенный шоком, ступал по холму вверх, к иве. В ладони разместилась волшебная палочка из боярышника. План действий был неясен, как и рассудок блондина, но действовать надо непременно! Скользкая земля всхлипнула под ногами студента — у Драко зажглась в голове безбашенная, подстать любимым гриффиндуркам, идея. С места он ринулся на Плакучую иву, та уже успела замахнуться и со всей набранной скоростью отправила ветку в сторону юного волшебника, бегущего навстречу. Если Драко вовремя не подскочил, то его бы прибило что есть дури, возможно, даже с летальным исходом. Он наколдованными пальцами прилип к могучему сучку, пока древо старалось скинуть нарушителя территории. Волшебник заметил глазами, что у самого основания виднеется отросточек, ничем не похожий по волокнистой структуре самой Гремучей ивы. Слизеринец шепнул заклинание — отлепился от бушующей ветки, упал на землю и проскользнул по слякоти к темному углублению в корнях. Дернул за отросточек на основании древа… Ива замерла! Драко порадоваться не успел, а его уже всосала дыра под сенью. Он больно шлепнулся с улицы в непонятный потайной лаз, ведущий невесть куда. В длинном низком туннеле было душно, господствовал запах преющей пыли. Стены, как и потолок с полом, выложены неровными бурыми и серыми камнями с плесенью вперемешку с землей. Драко встал на четвереньки, предварительно ударившись об выпирающий выступ. Небось какая-то лиса вырыла нору, никак иначе! Дышать оказалось тяжело — кислорода явно тут не хватало, как и освещения. Палочка улетела куда-то внутрь проема, так что волшебник обошелся невербальной магией, осветив крохотным сгустком Люмоса из ладони окружение… Ах, вот она где! Рядом… с обломками непобедимого «Нимбуса-2000»… Драко подавил неожиданный всхлип, поднял глаза выше… Черный, как звездная тьма, ньюфаундленд с бледными глазами размером с исхудалого мальца-медведя берёг щепки метлы вместе с волшебной палочкой мальчика. — Х-хорошая псинка, — едва нашелся в словах блондин. Львица Цирцеи, вот кто тебе пойдет в соперники! Подросток подполз на коленках ближе. — Я тебе ничего плохого не сделаю, все в порядке… Просто отдай… Собака оглушительно гавкнула. — Да… твоя находка… но это моя собственность, понимаешь… — и почему Малфой вообще разговаривает с бродяжкой? Малфой, не отводя взгляда от морды ньюфаундленда, потянул за что-то продолговатое, надеясь, что это его волшебная палочка, из мягких лапок животного; мохнатое существо в ответ оскалилось, зарычав. Не, ну это конечная! Драко любит кошек, а не собак! Это вердикт. Диагноз. И еще… Дрожащий волшебный огонек погас в ладони мальчика, теперь источником света остались лишь сверкающие светло-голубые глаза напротив. Туннель неожиданно стал тесен для худого подростка-волшебника. Мужской голос прохрипел: — Цисси, это я! — Сердце рухнуло в желудок сероглазого блондина. Чистокровка завопил как резанный; первой мыслью было: «Меня сейчас убьют!» Завибрировал кулон под мантией сына Нарциссы, подаренный совсем недавно мамой, когда та узнала новости из школы; волна синей магии с треском огня вспыхнула, отразившись от стен, ударила точно в грудь истощенного голодом и немытого долгое время незнакомца. Мужчина упал на спину, зарычав, как недавний лохматый «знакомый», от боли. Юный волшебник в темноте нашарил что-то рядом с собой и, врезаясь во что попало, выскочил из потайного лаза на свет. Тут его ласково встретила с распростертыми объятиями колючей проволоки Гремучая ива-драчунья, ударив нарушителя по ребрам, отшвырнув от прохода в лаз; тоненькие веточки растерзали кожу человека на лбу и щеке, блондинистые волосы на виске забрали с собой отломанные малюсенькие сучки дерева. Драко прокатился по грязной земле, отдыхавшую уже от дождя (природа стихла, но не ритм сердца мальчика), уткнувшись носом в траву. Тело слизеринца в грудной полости обдало нестерпимым липким жаром. Малфой попытался встать — голова заходила кругом, чуть ли не заставив организм волшебника выплеснуть из себя завтрак. Подросток перевернулся на спину, стал отплевываться от ростков растений, скопившихся во рту. Зрение мутнело. Мальчик поднял «трофей» перед глазами… — Et ta sœur, — раздраженно выдохнул англичанин, с лёгкостью чеканящий на французском. Сломанная, черт ее, палочка от тупой метлы! Драко застонал от гнева. Но тут же насторожился: кто с ним заговорил в туннеле?! Он перевернулся на бок, лицом приложившись к холодной земле, устремив внимательный взгляд в глубь низины дерева. Никто пока не собирался преследовать слизеринца — одно радует! Ну и досталось человеку от магического кулона! Третьекурсник улыбнулся: он обожает свою матушку! Нарцисса Малфой только что спасла жизнь единственному наследнику рода — хвала и честь взрослой колдунье! Аллилуйя! Поморщился от затекавшей жидкости в глаза, провел пальцами по вязкой субстанции и сразу, даже не осмотрев, вытер об траву, высыхающую на скорую зиму. Не до того. Надо забрать свою палочку и остатки метлы Гарри. Вновь принял попытку встать. Поднялся на колени — лобная доля зудела, будто голова наполнилась роем пчел. Глаза хотели закрыться. Бока болели. Подросток засыпал, теряя сознание. Встряхнул макушкой (а зря, его все-таки стошнило). Окружающий мир, погруженный в туман, шумел в сорок раз сильнее, чем было до: будто Дилан, услышав любимую песню, выкрутил динамик волшебного радиоприёмника на полную. И Драко поднял руки вверх… «Что же произошло дальше?!» — С тревогой и азартом поинтересуетесь вы. Он, честно говоря, не помнит. Оклемался уже в тот момент, когда рыжеватые братья-близнецы в квиддичной форме бежали по школьному коридору, неся его на руках. Слизеринец опустил глаза — палочка была при нем, все ошметки от метлы, благо, тоже. Подросток расслабился, но вымученный организм снова дал о себе знать. — Меня сейчас стошнит, — пробурчал вяло блондин, вобрав в легкие побольше кислорода. — Погоди, дружок! — Кажется, это сказал Фред. Но лица близнецов Драко в нынешнем состоянии вообще не мог отличить: всё плыло, словно глядел на них через воду. — Je vais marcher sur les murs… — юный волшебник стал пихаться, вырываясь из хватки загонщиков Гриффиндора, но те его крепко держали, либо сам чистокровный был слишком слаб. Они ворвались в помещение настолько яркое и белое, что слизеринец подумал: это его Рай. Малфой блаженно захихикал пьяным голоском. Скоро должны прискакать единороги. — …а где моя метла? — Новый голос для разума Драко. Двое мокрых, словно только что из пруда, где купались в одежде, студентов стояли около больничной койки, на которой кто-то лежал. Как только двери в крыло, заведующее женщиной-лекарем, отскочили от стен, Рон и Гермиона резко развернулись. Грейнджер с красными глазами громко вскрикнула: «Мадам Помфри!» и убежала за другую дверь, более маленькую по размерам, скрывающая кабинетик женщины в белом халате. Тот, кто до этого исполнял роль больного, выпрыгнул из кровати. Рыжее пятнышко вместе с темным подбежали к Драко и близнецам. — Метла, — блондин ухватился за слово, чтобы вновь не выплюнуть из себя мизерные остатки пищи. Нашарил рукой сломанное древко с прутьями и высыпал на пол. Все, что осталось от верного «Нимбуса-2000», несокрушимого, но в конце концов все-таки потерпевшего поражение! — Плохо. Я. Тоже. Малфой проглотил ужасно вязкую слюну, пробежавшую колкостью по горлу; его уложили на мягкое облако, но как только он повернул голову — перина вспыхнула красными маками. И отключился.***
(The Hungry Ghost — The Cure) No, don't talk about more to life than this, Dream a world maybe no one owns. No, don't think about all the life we miss, Swallow doubt as the hunger grows, Make believe it's like no one knows… Even if we turn more to most, We'll never satisfy the hungry ghost
По настоянию мадам Помфри слизеринец и гриффиндорец пролежали в больнице все выходные. Драко в первые тринадцать часов вообще не двигался, и Гарри жуть как волновался, сидя около кровати ровесника, игнорируя свое паршивое настроение и всё вокруг. Даже позволил врачевателю выкинуть щепки и прутики, оставшиеся от любимой метлы, — ныло ощущение, что Поттер потерял самого лучшего друга. Мадам Помфри зашила медицинскими ниточками место около виска у Драко, из которого лилась кровь, белые волосы запеклись от сосудистой жидкости. На лбу слизеринца красовалась ужасно огромная царапина, левая щека сокурсника синела. Потом, ближе к позднему вечеру, как только Малфой стал нечленораздельно мычать, подбежала врач и принялась хлопотать над мальчиком, а Гарри сидел на своей кровати и ждал… ждал… ждал… и впал в беспокойный сон. Пострадавших по разным причинам навещали друзья (в те самые тринадцать часов). Вот только один из них мог разговаривать, а Драко всё отсыпался. Слизеринцы аккуратно усаживались рядом со змеиным собратом и тихо-тихо, дабы Гарри, Рон и Гермиона не слышали, рассказывали спящему другу о чем-то; Пэнси гладила друга детства по белокурым волосам, словно обеспокоенная матушка. Драко даже навестила первокурсница Астория Гринграсс и принесла цветочки. Полукровка плохо разбирался в лепестковых растениях, но, кажется, это были васильки. А Поттеру Хагрид отослал охапку желтых цветов, похожих на кочаны капусты. Джинни Уизли, отчаянно краснея, подарила самодельную открытку с пожеланием скорейшего выздоровления. Открытка сама собой раскрывалась и пела истошным голосом, так что Гарри пришлось придавить ее вазой с фруктами. В предутренние, но пока темные, часы воскресения чистокровный волшебник окончательно пробудился. Он размял затекшее тело, косточки у него заскрипели. На табурете рядом стоял стакан с водой — Малфой жадно его осушил. Кто-то коснулся плеча, и Драко среагировал молниеносно: ударил недоброжелателя (так он подумал) в грудь. Гарри захрипел. — О, Мерлин! — Ужаснулся блондин. — Прости меня! Поттер поднял ладонь вверх, попросив подождать. Перевел дух. — Мощный удар, — прокряхтел наконец волшебник и распрямился, все ещё потирая место удара. — Как ты? Что с тобой вообще произошло?! — А что произошло? — Не понял подросток. — Тебя внесли всего окровавленного, грязного, теряющего сознание и со сломанными ребрами в лазарет, а ты еще спрашиваешь?! Драко постарался вспомнить события прошедших дней… Ничего в голову не приходило, кроме… — Матч! — Воскликнул Драко. — А метла?! У тебя же метла!.. Полукровка заткнул рот крикливого сокурсника рукой, чтобы на шум не прибежала мадам Помфри. — Да… она… сломалась… Гриффиндорец отвел ладонь от лица блондина и положил ее на руку Малфоя. — Насовсем? — Ему в ответ кивнули. — Ох, Гарри, мне так жаль! — И сжал чужую руку. — Ладно уж, — отмахнулся зеленоглазый, — главное, что ты в порядке. Чистокровный помолчал, оценив траурное состояние ловца, и предложил: — А давай я тебе куплю «Молнию»? Нам же она так понравилась! Помнишь? Мы ведь вместе рассматривали ту метлу на витрине «Все для квиддича» летом. Я… я готов тебе ее подарить! — Драко… — Будет как подарок на Рождество! Или Хануку? Вот что веришь больше — неважно! Гарри яро замотал головой в отрицании: — Ты, видимо, еще не пришел в себя, — громким шепотом пробасил. — Собираешься на меня столько денег потратить? Что скажешь родителям? — Глупый, я же бессмертно богат! — Захохотал Драко до скрежета в висках, и Гарри вновь постарался звонкий голос заглушить. — У меня есть уже собственный счет в банке «Гринготтс» — вот из него и вытрясу галлеоны! — Я не смогу принять столь дорогой подарок… Ты же мой друг… Я-я не достоин… Радостный запал иссяк у слизеринца, Драко с гневом вспомнил, в какой «семье» живет Поттер, и обнял друга, обвив руки вокруг лохматой головы брюнета. Гарри оставалось опирать ладони о матрас, иначе они бы уже упали вместе на кафель. «Ненавижу твоих Дурслей», — услышал едва уловимый голос в тишине Больничного крыла сын Джеймса и Лили; но как-то прохлопал смысл мимо ушей — в нос вливался морем настоящий аромат тела Драко, не прикрытый одеколоном, который носит слизеринец изо дня в день. Полукровка почувствовал, как жарко запылали у него щеки. Хорошо, что в лазарете темным-темно — это мальчика спасло. Иначе посыпались бы обеспокоенные вопросы о самочувствии Поттера. Малфой разжал руки, но так и не выпустил из объятий сокурсника, только немного отодвинулся и смахнул рукой черную челку Гарри, освобождая от волос лоб со шрамом. Гриффиндорец напрягся: не нравилось, когда люди видят знаменитую отметину. — Ты предполагал хоть когда-нибудь, что твой шрам для меня отнюдь не то значит, как для всех? — Серые глаза посмотрели в зеленые, темнеющие от непонимания. Слизеринец ткнул указательным пальцем в загрубевшую зигзагообразную линию на смуглой коже. Никто из волшебников и маглов никогда не касался того места. Брюнет оторопел. — Вместо того, чтобы припоминать содеянное Волан-де-Мортом… — первый раз, когда аристократ не побоялся произнести полное имя Темного Лорда, потому что теперь оно для него не имело то существенное влияние, как в раннем детстве, — …шрам мне напоминает то, что люди могут быть преданы даже самыми близкими… И замолчал. Гарри ожидал продолжения. Мысли лихорадило блуждали в разуме полукровного волшебника. Раздался всхлип, Поттер-младший с щемящим сердцем осознал, что Драко плачет ему в плечо. — Я давно знал о твоих родителях, Гарри, — дрожащей трелью соловья, потерявшего прелестный голосок, молвил племянник Сириуса Блэка, — до нашей первой встречи у мадам Малкин. Снейп рассказывал о четырех неприятелях его юношества, столь невыносимых, что их за это все любили в школе, но таких талантливых… Одним из этих «любимцев» являлся твой отец, Джеймс Поттер. Также с еще более юного возраста, до Хогвартса, Снейп познакомился с Лили Эванс, которая в будущем станет женой Джеймса и твоей матерью. Джеймс и Лили жили счастливо: бед не знали. У них были прекрасные друзья… — блондин сильнее вжался в тело гриффиндорца, а тот гладил по спине слизеринца, пока голова едва соображала от льющейся, как бренди дяди Вернона в бокал Мардж, тайны. — Но этим самым «прекрасным другом» являлся и мой двоюродный дядя… Сириус Блэк… И… в одну ночь… на первое ноября… семью Поттеров нашли мертвыми с маленькой сироткой, которая выжила… и ребенок остался навеки одним-одинешеньким — без любви — до поры до времени, пока его не забрали в мир волшебников, где знали его историю и бережно передавали из уст в уста… «Молли, говорят, Сириус стал по-настоящему сумасшедшим; не такой, как прежде, как мы его помним…»; «Молли, Блэк спятил и хочет убить Гарри! Ему же не составило труда тогда предать…»; «В ночь победы Гарри над Ты-Знаешь-Кем Блэк потерял всё. Он двенадцать лет провел в заточении, вынашивал план…» — вспыхивали как картинки слова Артура Уизли. Не может быть такого! Чтобы этот выродок… Чтоб этот Блэк был другом его родителей?! И К СМЕРТИ ПОТТЕРОВ ТОТ ПРИЛОЖИЛ СВОЮ ПОГАНУЮ РУКУ?! На зеленые глаза навернулась вуаль беспощадной злобы. Как только Гарри увидит преступника — без раздумий убьет его! И неважно как. Хоть собственными руками! И пускай сядет за убийство в Азкабан! Зато он отомстит! «Будь я на твоем месте, Поттер, то давно бы его нашел», «… я бы гнусного предателя выследил любыми способами, даже самыми нелегальными. Кровь жаждет мести, наследник Поттеров», — сказанное на уроке Зельеварения Теодором Ноттом заиграло новыми красками. — Жаль, что правду о Блэке узнаешь именно от меня… — Хронос пойми, сколько времени прошло, когда Драко вновь заговорил. — Почему? — Гарри отвлекся от негативных мыслей. — Ты подумаешь, что я скрывал это от тебя во зло. Посчитаешь, что могу быть таким же двуличным, раз уж мой родственник… что могу быть убийцей, раз его кровь течет в моих венах… готов предать любимых мне друзей… — И в жизни не подумаю! — Не принимая возражений, твердо заявил Гарри, отлепил от своего плеча влажное от слез лицо аристократа, выискивая что-то в плутоновых глазах. — Ты не Сириус Блэк! Ты Драко. Блэк — это прошлое, которое скоро вернут на законное место: в тюрьму. Ты же — будущее своей семьи, Малфоев. Мы с тобой — это настоящее. И между нами никогда никто и ничто не встанет, я обещаю. Поттер не знал, как еще заверить друга, что тот не похож ни на кого на этой планете или даже во всей Вселенной (Гарри не поверит, что у кого-то есть имя прекрасней, чем у Драко), потому был необыкновенным человеком, одним на миллион скоростных мётл. Пока первого сентября Гарри вместе с детьми Уизли собирался садиться в поезд, Молли Уизли расцеловывала всех-всех без исключения. И Поттер почувствовал такую радость на душе и материнскую любовь, которую никто не давал сыну Лили, когда мать Рона долго-долго держала в своих пухлых руках темноволосого мальчика и чуть не в десятый раз его целовала в щеки. Или как Нарцисса Малфой прощалась с едва знакомым ей Гарри, все равно выражала столь глубокое уважение и заботу… Почему-то именно сейчас гриффиндорец об этом вспомнил, разглядывая заплаканное лицо своего близкого друга. И посчитал правильным то, что сделал после. — Спасибо, что откровенен со мной, даже если это причиняет тебе боль, — взял слизеринца за запястья, потянулся к Драко, замер на одно мгновение (Малфой не отшатнулся, даже задержал дыхание) и прижался губами к солёной коже щеки; тут Гарри на подкорке сознания понял вдруг, что хочет продлить этот момент немного подольше. Медленно отвёл своё лицо от ровесника — тот разглядывал кафельный пол лазарета с некой растерянностью, слезы тотчас высохли. — Полагаю, пора ложиться спать… до утра всего ничего осталось, но… лишними часы не бывают… — хрипло произнес Драко, шмыгнул розовым носиком, встал на ноги и неуверенной походкой прошагал к двери, ведущей из Больничного крыла в комнату с раковинами. Зажурчала вода. Малфой был прав: предстоит долгое воскресенье. Уже укладываясь в свою постель, Гарри проследил за вышедшим из уборной белокурым волшебником. Драко даже не повернул макушку в сторону друга и не пожелал добрых снов, одеялом накрылся с головой и затих. Но полукровка не расстроился (возможно, слизеринец просто пока полностью не оклемался), снял очки и тоже постарался уснуть, хоть сердце и колотилось, как в припадке. Наступившим утром (вернее, когда на улице стало светло) в палату ввалилась вся факультетская команда Гриффиндора по квиддичу, и Оливер Вуд замогильным голосом (после того, как нарыдался в душе, пытаясь утопиться) сообщил, что ни в чем ловца не винит. Так же рассказал, что Диггори готов был отказаться от победы Пуффендуя, но тот словил снитч по всем правилам, потому Седрик остался победителем. Близнецы Уизли тем временем, полные забот, крутились вокруг белокурого слизеринца, смущая Драко своим братским вниманием. Рон и Гермиона просидели с Гарри и Драко весь последний выходной день, а те в свою очередь вели себя так, будто ночь тайн прошла много лун тому назад, а воспоминание о содеянном одним из волшебников притупилось дымкой забвения. Поттер все размышлял о Гриме, но никому не мог рассказать об этом: Грейнджер фыркнет, мол не верит в предсказания Трелони, Рон испугается, а Драко вновь загонится тревожными мыслями. Но никуда не денешься: Грим уже дважды являлся, и дважды гриффиндорец едва не погиб! Первый раз чуть не попал под волшебный автобус, теперь вот упал с такой высоты… Похоже, призрак пса не отстанет, пока Поттер не свернет себе шею. Что же, так всю жизнь и оглядываться с опаской, нет ли Грима поблизости? И дементоры… все боятся, но кто еще при их появлении слышит голоса погибших родителей и падает в обморок? Да, Гарри догадался, что это кричит его мама, Лили. Ночью перед понедельником он долго не мог уснуть, глядел на полосы лунного света на потолке, и ему все слышался ее голос. Когда дементоры приблизились к нему, он услышал последние минуты ее жизни; Лили пыталась защитить своего сына от Волан-де-Морта, а тот, убивая ее, смеялся. В понедельник ребята вернулись в обычное русло. В школьном шуме и суете думать Поттеру о материнском голосе было некогда. — Если Защиту от Темных искусств снова будет вести Снейп, я притворюсь, что болен, и не пойду, — проворчал Рон после обеда. — Гермиона, погляди, кто в классе. Грейнджер уперлась и не стала заглядывать в кабинет по указке рыжего подростка, сложила на груди руки и вперилась осуждающим взглядом в Уизли. Она терпеть не могла прогулы. Так что вместо нее в дверной проем заглянул Драко, шагнул внутрь и радостно пропел: — Добрый день, профессор Люпин! Как Ваше самочувствие сегодня? За учительским столом сидел настоящий преподаватель ЗоТи. Он осунулся, потрепанная одежда висела мешком, под глазами синели круги; но, когда большая часть студентов с двух факультетов стали рассаживаться по местам, приветливо улыбнулся. — Приятно осознавать, что кто-то интересуется моим здоровьем. Надеюсь, ты сам в порядке, Драко. Мадам Помфри мне поведала, в каком состоянии ты появился у нее в крыле. Вы с Гарри пролежали в лазарете все выходные… Должно быть, ужасно справлялись со скукой… — Вовсе нет: к нам заходили сокурсники. К слову о выходных… — слизеринец, севший за первую парту вместе с Гермионой, окинул взглядом других студентов. — Так вышло, что мистер Снейп нам задал очень сложное домашнее задание… И тут началось! Девичьи и мальчишечьи голоса стали хором жаловаться на учителя Зельеварения. — Это нечестно, он ведь только заменял Вас, а задал такое!.. — Мы ничего не знаем об оборотнях… — …целых два свитка! — Нужно было сказать профессору Снейпу, что вы еще оборотней не проходили, — Люпин озадаченно нахмурился. Класс загалдел громче. — Да мы сказали, а он говорит, мы очень отстали… — Он и слушать ничего не хотел… — Целых два больших свитка! — Не унимался американец с особенностью рук. Нет, не подумайте неправильно! Дилан умел быстро и много писать, просто после у него ладони напрочь отказывались работать пару минут. Обычно, сидя за домашними заданиями, ему в долгой писанине помогал Забини, ведь чистокровный хорошо умел подменять рукопись: в детстве часто копировал на бумажку записи из личных дневников исторических личностей, чтобы после разбрасываться умными фразами и цитатами перед друзьями. Общее возмущение было велико, но Люпин только улыбнулся: — Ничего, я поговорю с профессором. А его задание можете не делать. — Ну, вот! — Огорчилась Гермиона. — А я уже сделала… — А я бы к заданным конспектам даже не приступил: дело принципа, — признался второй по счету лучший ученик школы. — Какой прок от того, что у меня с мистером Снейпом расходятся мнения, потому он становится глухим, когда слышит отличные от его предположения слова? Он было выслушал мой ответ по поводу «Как надо жить оборотням», где я сказал, что оборотни вполне себе крутые и заслуживают размеренной жизни, а тот мне пригрозил, что люди, увлеченные правами «зараженных ликантропией», живут недолго… Римус Люпин странно глянул на Драко с улыбкой, но та показалась Малфою больше фальшивой, нежели расслабленной. — И где мистер Снейп такого понабрался? — Рассмеялся учитель и приступил к делу. Урок прошел, как всегда, замечательно. Люпин принес стеклянный ящик с болотным фонарником. Это хрупкое и безобидное на вид одноногое существо, казалось, было составлено из струек дыма. — Заманивает людей в болото, — диктовал учитель. — Видите у него в руке фонарь? Он с ним прыгает по кочкам, путник идет на свет, он все дальше… А с трясиной шутки плохи… При этих словах фонарник изо всех сил скребнул ногой по стеклу, не хуже чем ножом, так что детей передернуло. Прозвенел звонок. Собрав сумки, все двинулись к выходу. — Одну минуточку, Гарри, мне нужно тебе кое-что сказать. Подросток вернулся в кабинет. Мужчина накрыл тряпкой ящик с болотным чудищем: — По поводу того, что произошло на игре, — стал запихивать в портфель книги. — Сочувствую о случившемся. Метлу можно починить? — К сожалению, нет, от нее только щепки остались. Да и то… я их позволил выбросить. Главное, что мой друг цел. Люпин горестно вздохнул: — Гремучую иву посадили в тот год, когда я поступил в Хогвартс. Помню, мы с ровесниками придумали игру: кто первый подбежит к ней и коснется ствола. Одному мальчику, по имени Дэйви Гаджен, она чуть не выбила глаз, и нам запретили к ней подходить… Должно быть, и юный Малфой попал под нее… Давно пора убрать Гремучую иву с территории Хогвартса. В свое время я даже подписал петицию, созданную моей сокурсницей… увы… Опасения Гарри оправдались: — Он совсем не помнит, как и что было в день матча. Драко сказал, что побежал спасать мою метлу… а после все как в тумане… — Честно, для слизеринца он очень даже бесстрашен, — заметил с гордостью Римус Люпин, поджав губы, потому что просилась на лицо со шрамами ухмылочка подростковых годов. — Но мистер Малфой показал себя безрассуднее гриффиндорца (не у каждого получается переплюнуть львов)… Нет дождаться, ну не знаю, профессора Флитвика — тот бы достал метлу, хоть уже и поломанную, зато без увечий для своего тела. Но рисковать здоровьем ради неодушевленного предмета, хоть это и был твой, Гарри, «Нимбус»… — он пожал плечами и вяло хмыкнул. — Видимо, мои стандарты дружбы уже истерлись, и я не понимаю нынешнюю пылкую молодежь. Но прошу (и передай остальным): не подходите к Плакучей иве ни на шаг. Помфри, конечно, любые сотрясения мозга вылечит, но лучше поберегите себя. Гриффиндорец послушно кивнул. — А Вы, сэр, и о дементорах, вышедших на поле, слышали? Люпин бросил на ученика серьезный взгляд: — Да, слышал. Альбуса Дамблдора в такой ярости еще никогда не видели! Дементоры уже давно проявляли недовольство… разъярились, что их не пускают на территорию школы… Ты из-за них упал? — Из-за них — признался Гарри. И, сам того не ожидая, спросил: — Вот только почему? Почему из-за них я постоянно падаю в обморок? Я что… Люпин прочитал его мысли: — Нет, ты вовсе не трус. Дементоры так сильно действуют на тебя, потому что ты пережил такое, чего другим и в страшном сне не снилось… — на его молодое, хоть и в глубоких морщинах лицо, обрамленное поддетыми сединой светло-коричневыми волосами, упал косой луч зимнего солнца. — Дементоры — самые отвратительные существа на свете. Они живут там, где тьма и гниль, приносят уныние и гибель. Даже маглы чувствуют их присутствие, хотя и не видят их. Когда ты рядом с дементором, в тебе исчезают все добрые чувства и счастливые воспоминания. Это их пища. Они съедают все хорошее, что есть в человеке, и тот становится таким же, как они, воплощением зла. В нем остаются только самые страшные воспоминания. Если, конечно, это длится достаточно долго. Так что нет ничего удивительного, Гарри, что ты при их виде падаешь в обморок — страшнее того, что ты испытал, трудно придумать… Любой бы на твоем месте упал. И стыдиться тут нечего. — Когда они рядом, — Гарри опустил глаза, в горле у него встал липкий комок, — я слышу, как Волан-де-Морт убивает мою маму. Рука взрослого волшебника дернулась, будто тот хотел взять сына Лили за плечо, но передумал. — И зачем только они явились на матч? — Понурился третьекурсник. — Они голодны, — ответил Люпин и защелкнул портфель. — Дамблдор не пускает их в Хогвартс, и им не из кого вытаскивать радость — они ведь ею питаются… А на стадионе собралось столько болельщиков! Ликование, радость — для дементоров это настоящий пир! Они и не удержались. — В Азкабане, должно быть, ужасно, — глухо подметил Гарри. Мужчина нахмурился и кивнул: — Да, крепость стоит в ледяном море на маленьком островке, но дементорам не нужны ни толстые стены, ни вода; узники и так не сбегут: они заточены в темнице собственных мыслей. Почти все очень скоро сходят с ума. — Но ведь Сириус Блэк сбежал… Портфель соскользнул со стола, и Римус поймал его на лету. — Да, сбежал, — ответил он, выпрямившись. — Блэк, похоже, нашел способ с ними бороться. Ни за что бы не поверил… — сбросил появившуюся задумчивость и продолжил: — Дементоры высасывают из волшебника магические способности, если он надолго остается в их власти… — А ведь Вы прогнали дементора тогда, в поезде, — вспомнил вдруг студент третьего курса. — Есть… особые приемы… Да и потом, в поезде был только один дементор. Чем их больше, тем труднее с ними бороться; и не только с ними, но и со своими грузными мыслями. — Научите меня этим приемам! Пожалуйста! — Я, Гарри, вообще-то не мастер сражаться со стражами Азкабана… — смутился тот. — А вдруг они снова придут на матч? Люпин нерешительно поглядел на умоляющее лицо сына Джеймса Поттера: — Ну ладно, помогу. Только, боюсь, придется подождать следующего полугодия, у меня очень много дел. И угораздило же меня заболеть в самое неподходящее время! Гарри повеселел: преподаватель ЗоТи научит его отгонять дементоров, и, стало быть, он больше не будет слышать маминого предсмертного крика, от которого разрывается сердце.***
В ноябре когтевранцы наголову разбили пуффендуйцев (Ли Джордан на матче никак не мог уняться о слухах, созданных им самим, про Чжоу Чанг и Седрика Диггори, будто ловец Пуффендуя засмотрелся на когтевранку, потому-то всё и пошло не по плану у желтой команды), и у Гриффиндора еще оставалась надежда выиграть Кубок школы, нельзя только проиграть следующий матч с Когтевраном (и последующий за ним — со Слизерином). Вуд неистово тренировал команду, несмотря на холодный дождь, который исправно лил в декабре изо дня в день. Дементоры больше не появлялись: гнев Дамблдора оказался так велик, что они не осмеливались уходить со своих постов. За две недели до начала каникул небо прояснилось, стало светло-опаловым, ударил легкий морозец, и, проснувшись как-то утром, студенты увидели на траве кружево инея. Замок окутывал знакомый аромат Рождества. Профессор заклинаний Флитвик украсил свой класс мерцающими огоньками, которые вдруг обернулись настоящими летающими феями. Студенты в предвкушении каникул обсуждали, что будут делать дома. Рон и Гермиона решили остаться в замке. Уизли клялся, что не вынесет две недели дома с Перси, в то время как Драко сообщил гриффиндорцам, что уедет на пару дней (но не на все каникулы) в имение: у него появилось жгучее желание побыть рядом с семьей; а Грейнджер уверяла, что ей нужно порыться в библиотеке, но Гарри-то отлично понял, что два друга остаются ради него, и был им за это благодарен. А Малфоя полукровка, разумеется, дождется. К радости всех, кроме Гарри Поттера, объявили, что последний выходной семестра можно провести в Хогсмиде. — Вот здорово! — Захлопала в ладоши Гермиона. — Там и запасемся подарками к Рождеству. Мама с папой очень обрадуются волшебным гостинцам! Однако брюнету снова весь день предстояло быть в замке единственным третьекурсником. Чтобы убить время, он взял у Вуда каталог «Выбери себе метлу». Он тренировался пока на допотопной школьной метле — медленном, тряском «Метеоре» и понимал, что нужна собственная новая метла, но принимать «Молнию» от Драко подросток ни в коем случае не собирался! В воскресенье утром Гарри проводил Рона и Гермиону до холла, послушал монолог от белокурого чистокровного в очень забавном (ведь вся зимняя одежда у него в черно-белых тонах) небесно-голубом шарфе в фиолетовую крапинку, который считает, что деньги и подарки решают все (Драко выпрашивал список хотелок у полукровки, а Поттер так вообще не знал ассортимент магазинов Хогсмида), помахал друзьям из дверей и побрел по мраморной лестнице в башню Гриффиндора. За окнами падали крупные хлопья снега, в Хогвартсе стало все спокойно и тихо. — Гарри, — кто-то тихонько позвал его, когда он шел по коридору четвертого этажа. Гарри обернулся и увидел за статуей горбатой одноглазой ведьмы Джорджа и Фреда. — Почему вы здесь? Я думал, вы ушли со всеми в Хогсмид. — Мы хотим сделать тебе праздничный подарок, чтобы ты не скучал, — ответил Фред и лукаво подмигнул. — Иди сюда… — и он кивнул на открытую дверь пустого класса. Поттер вошел вслед за близнецами, Джордж тихонько закрыл дверь и сияющими глазами взглянул на лучшего друга брата. — Вот тебе наш подарок на Рождество! — Вытащил из-под мантии большой квадратный лист старого пергамента и торжественно протянул Гарри. Пергамент был совершенно чист, на нем не было ни единой строчки, и гриффиндорец решил, что это очередная шутка близнецов. — И что же это такое? — Это, Гарри, секрет нашего успеха, — ответил Джордж и нежно погладил лист. — Нелегко с ним расстаться. Но мы решили, что тебе он нужнее. — Мы-то его наизусть знаем, поэтому и вручаем тебе. Нам он больше ни к чему. — И что я буду делать с куском старого пергамента? — «С куском старого пергамента»?! — Фред зажмурился и скорчил рожу, как будто Гарри смертельно его обидел. — Объясни ему, Джордж! — Когда мы учились на первом курсе, Гарри, мы тогда были совсем еще зеленые, беззаботные и невинные… Во всяком случае, более невинные, чем сейчас. Ну так вот, мы как-то рассорились с Филчем. — Взорвали в коридоре грязевую бомбу, а Филч почему-то на нас разозлился… — …затащил в свой кабинет и, как водится, стал грозить… — …наказанием… — …четвертованием… — …мы слушали, слушали и вдруг заметили особый ящик с табличкой: «Конфисковано, очень опасно». — Только не говорите… — губы Поттера расползлись в улыбке, уже зная исход. — Ну, а как бы ты поступил на нашем месте? — Лукаво пожал плечами Фред. — Джордж кинул еще одну бомбу, и, пока Филч суетился, я открыл ящик и взял вот этот кусок пергамента. — А что тут плохого? — Невинно спросил Джордж. — Филч не знал, как с ним обращаться. Хотя, раз отобрал его, наверное, догадывался, что это такое. — И вы знаете, что с ним делать? — Знаем, — один из близнецов самодовольно улыбнулся. — Этот свиток научил нас такому, чему не научит ни один учитель. — Ого! — Что, здорово? То-то! Фред достал волшебную палочку, слегка коснулся ею пергамента и произнес: — «Торжественно клянусь, что замышляю только шалость» («I solemnly swear I am up to no good»). Тотчас на пергаменте, в том месте, которого коснулся Уизли, одна за другой стали появляться тоненькие чернильные линии. Линии соединялись, пересекались, расползались как паутина по краям пергамента, и скоро наверху распустились, как цветы, выведенные зелеными чернилами слова: «Господа Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост! Поставщики вспомогательных средств для волшебников-шалунов с гордостью представляют свое новейшее изобретение — КАРТУ МАРОДЕРОВ!» На карте были видны все до единого закоулки замка Хогвартса и территория на много миль вокруг. Но, что самое удивительное, по ней двигались крошечные чернильные точки, каждая была подписана. Гарри в восхищении склонился над волшебным пергаментом. В левом верхнем углу профессор Дамблдор вышагивал в своем кабинете; миссис Норрис, кошка завхоза, кралась на четвертом этаже, полтергейст Пивз носился в Зале Почета. Были там еще закоулки и потайные ходы, где он никогда не был. Некоторые из ходов вели… — Прямо в Хогсмид, — Фред указал один из них. — Таких ходов семь. Филч знает об этих вот четырех, об остальных — только мы. В тот, что за зеркалом на пятом этаже, можешь не ходить. Мы сунулись было прошлой зимой, а там потолок обвалился. И вот сюда тоже лучше не ходить: прямо над выходом Гремучая ива. Зато этот ведет прямо в подвал «Сладкого королевства». Мы этим ходом частенько лазаем, он, кстати, начинается в горбу старой карги за дверью. — Спасибо нашим предшественникам, — мечтательно вздохнул Джордж и дружески похлопал по странным четырем именам на карте, походящие на ребяческие псевдонимы, какими, к примеру, слизеринцы называли Малфоя «Барби» или Дилана — «Хидсом». — Благородные, славные помощники новому поколению проказников! — Провозгласил Фред. — И, Гарри, не забывай стирать, образно выражаясь, карту… — предупредил Джордж. —… а то кто-нибудь еще узнает ее секрет, — закончил за брата другой Уизли. — Дотронься до нее волшебной палочкой и скажи: «Шалость удалась!» («Mischief managed!») — и чернила исчезнут. — Ну, дорогой Гарри, — сказал Фред деловым голосом Перси, — веди себя хорошо. — Увидимся в «Сладком королевстве», — подмигнул на прощанье Джордж. И близнецы, довольные собой, удалились. Гарри любовался чудесной «картой мародеров». Вот крохотная точка, миссис Норрис, повернула налево и принюхалась к чему-то на полу. Если Филч и вправду не знает… а мимо дементоров-то проходить теперь и не надо… Поттер не помнил себя от восторга, но тут ему на память пришли слова мистера Уизли: «Не доверяй вещам, которые умеют думать; кто знает, что у них на уме?» Волшебная карта как раз из таких опасных вещей… «вспомогательные средства для волшебников-шалунов»… А так хочется в Хогсмид! Что он, украсть что-нибудь хочет или обидеть кого? Да и близнецы Уизли вон сколько лет картой пользуются — и ничего… Провел указательным пальцем вдоль тайного хода от замка до «Сладкого королевства». Потом быстро, будто ему приказали, свернул карту, сунул под мантию, подошел к двери и сквозь щелку выглянул в коридор. Пусто. Гарри осторожно вышел из класса и спрятался за статуей одноглазой ведьмы. Что теперь? Мальчик вынул карту из-под мантии и с удивлением обнаружил новую фигурку с подписью: «Гарри Поттер». Фигурка стояла как раз в том месте, где стоял сам волшебник, — посредине коридора на четвертом этаже. Фигурка малюсенькой палочкой стукнула статую. Гарри торопливо сделал то же, но ничего не произошло. Он снова поглядел на карту. У головы фигурки появилась надпись: «Диссендиум!». — Диссендиум! — Прошептал Гарри и снова тронул статую. Горб старухи открылся, и появилось отверстие, как раз такое, чтобы в него пролез мальчик. Новый обладатель магической карты огляделся по сторонам, спрятал подарок от Уизли и нырнул в статую вниз головой. Каменный склон скоро кончился земляной площадкой, и Гарри встал на ноги. Темно, хоть глаз выколи (хотя в такой-то тьме мальчику и не нужны глаза, из-за плохого зрения даже в очках плохо видны точные очертания местности)! Поттер достал палочку, произнес «Люмос!» — и холодное пламя осветило низкий и узкий земляной коридор. Гарри поднес пергамент к глазам, тронул кончиком волшебной палочки, сказал: «Шалость удалась!» — и карта исчезла. Он осторожно свернул пергамент, спрятал под мантию и с замирающим сердцем двинул по коридору. Длинный проход петлял словно нора гигантского кролика или юркой лисы. Гарри держал палочку с пламенем на конце над головой, но то и дело спотыкался. Идти пришлось долго, и он уже подумывал, не вернуться ли, но вспоминал про «Сладкое королевство» и шел дальше. Ему стало казаться, что он идет уже целый час. Наконец коридор направился вверх. Гарри прибавил шагу, сердце у него забилось, лицо пылало, а вот ногам было холодно. Скоро показались ступеньки, вырубленные прямо в земле, некоторые из них обвалились. Гарри стал подниматься, глядя под ноги, — как бы не упасть и не наделать Шуму. Он принялся считать ступени, но скоро сбился со счету и вдруг стукнулся головой обо что-то твердое. Похоже было на люк. Потирая макушку, Гарри прислушался: все тихо. Он медленно приоткрыл крышку люка. Над ней оказался подпол, заставленный деревянными ящиками и корзинами. Волшебник выбрался из подземелья и опустил крышку. Она легла так плотно, что если про нее не знать, то и не догадаешься, что в этом месте начинается подземный ход. На цыпочках прокрался к деревянной лестнице. Наверху отчетливо слышались голоса, скрип входной двери и звон колокольчика. Гарри не решался идти дальше, но вдруг дверь в подпол распахнулась, и кто-то стал спускаться. — И не забудь коробку желатиновых червячков, дорогой… — крикнул кому-то вдогонку женский голос. Гарри притаился за большой корзиной, кто-то прошел мимо и стал передвигать ящики в дальнем конце подпола. «Пора», — решил гриффиндорец, накинув на себя мантию-невидимку, которую как нельзя кстати взял с собой подросток. Тихонько вышел из-за корзины и поднялся по лестнице, глянул вниз: в ящике роется толстяк с блестящей лысиной. Поттер проскользнул сквозь полураскрытую дверь и очутился за прилавком «Сладкого королевства», пригнулся, выполз из-за прилавка и выпрямился во весь рост. Магазин был битком набит учениками Хогвартса, никто не обратил на невидимого Гарри внимания, и тот со спокойной душой стал разглядывать полки со сладостями. Дадли перекосило бы от зависти, знай он, где сейчас его кузен! Чего только не было на полках! Огромные куски нуги, грильяж с дробленым кокосовым орехом, толстые медовые ириски, штабели всевозможных плиток шоколада. Посреди магазина громадный бочонок драже разных вкусов «Берти Боттс», бочонок сахарных свистулек, воздушное мороженое, о котором говорил Рон. Целый стеллаж «потешных угощений»: взрывающаяся жевательная резинка «Друбблс» (из нее можно выдувать огромные синие пузыри, которые потом несколько дней летают по комнате), мятные нитки для чистки зубов, перечные чертики в пакетах с надписью «Дохни огнем!», мороженое «Зубом застучи, мышью запищи», мятная помадка в форме лягушат — «В желудке прыгают, ногами дрыгают», хрупкие сахарные перья и карамельные бомбы. Гарри протиснулся сквозь толпу шестикурсников и увидел, как на улицу выходят его трое друзей: Гермиона и Рон спорили об ассортименте «О вкусах не спорят!», пока Драко ступал тихонько следом, держа в руках пакеты с покупками, и присматривал за двумя гриффиндорцами, словно старший брат. Поттер поспешил за ними, до сих пор придерживая над головой мантию-невидимку. Они ровным строем вышли на околицу Хогсмида, оставив позади рождественскую суету. Гарри ахнул — на отшибе возвышалось трехэтажное здание, все заколоченное досками и заброшенное, перекошенное от старости. В белых одеяниях зимы дом темнел угловатым пятном пролитой туши, преломляя дневной свет, как Черная дыра, пожирающая космос непрерывно. Подростки подошли к изгороди, небрежно обмотанной проволокой для защиты, хоть и рядом светился прогал в заборе. — Вот бы посмотреть убранство Визжащей хижины! — Приложила ладошки в варежках Грейнджер к своим губам, блестящим от гигиенической помады, во все глаза красуясь старым особняком, полном призраками, по словам жителей деревеньки. По крайней мере, два десятилетия назад уж точно что-то да происходило в хижине, но теперь присутствовала тишь да гладь и городские легенды. Девочка повернулась к двум мальчикам: — Хотите подойти поближе? Лицо Рона сморщилось: — Нет… спасибо… мне и тут хорошо стоится, — сложил руки на груди в замок, показывая, какой он весь из себя невозмутимый. — Ой, да брось, Уизли! — Хитро ухмыльнулся Драко. — Неужели маленький Ронни боится какой-то байки о страшных-престрашных монстриках? Самый высокий студент из группы стрельнул голубыми глазами в лисью мордашку слизеринца: — Ничего я не боюсь! — Ну да, припоминаю… только пауков… — блондин сделал вид, что заскучал и скосил взгляд куда-то за плечо рыжика. Постепенно выражение его лица менялось, а серые глаза в испуге увеличивались. — Так… Рон… медленно и осторожно… Уизли подскочил настолько высоко, как если бы ему Гремучая ива дала пинка веткой под зад. Подросток завертелся вьюнком, ища глазами громадных пауков, размахивая палочкой, на кончике которой уже зрело заклинание. Гермиона и Драко покатились со смеху, а испугавшийся волшебник заалел в щеках, буркнув: «Не смешно!»; Гарри сам, пока не вышедший из укрытия мантии, хихикал под нос. — Ну, Веснушка, как хочешь… — Драко оставил пакеты витать в воздухе и сунулся в дыру в заборе, ступая на территорию Воющей хижины. Так он какое-то время постоял, покрутившись вокруг своей оси. — Хм… пока меня не съели… Пройду-ка я чутка подальше! Гермиона и Рон, оперевшись руками на деревянную с гвоздями изгородь, с поглощающим интересом наблюдали за слизеринцем-третьекурсником, оставляющим подошвами углубления в снегу, уходя по засыпанной дорожке ближе к старому дому. Больно уж Драко осмелел, подумал с озорной улыбкой Гарри, и тоже пролез через забор, пока гриффиндорцы не обращали внимания ни на что больше вокруг. Поттер старался наступать точно на следы Малфоя, дабы никто не заподозрил, что тут есть кто-то еще. Подул ветер, взметнув обратно вверх снежинки, падающие с небес, растрепав шарф волшебника, и тот остановился, развернувшись к оставленным за «защитной стеной» приятелям и невидимому Поттеру. Драко поправил съехавшую меховую шапку. — Как-то даже скучно! — Крикнул подросткам чистокровный, показушно зевая, потягиваясь вверх руками. — А я думал, что тут действительно призраки имеются! Печалька!.. — и выпятил нижнюю губу. Однако волшебнику долго скучать не пришлось: в грудь подростка прилетел из ниоткуда слепленный круглый комочек снега. — …а ну-ка признавайтесь: кто из вас в меня бросил снежок? — Выдержав паузу, спросил блондин, но заметил, что Уизли и Грейнджер сами пребывали в недоумении. Тут-то Драко стало не по себе. Он выхватил волшебную палочку и покачал указательным пальцем, ругая воздух: — О нет, нет, мистер Привидение! Я выжил после страстного поцелуя со школьной ивой! Ты мне не угроза! Поттер, сощурив один глаз, взял еще снега в руку — снежок стал летать рядом с Драко, потому слизеринец развернулся в ту же сторону. — Поиграть, значит, решил… — взмахнул палочкой и пульнул снаряд в пустоту, разбившись об невидимое стенку-существо (о мантию-невидимку). Кадык у волшебника дернулся, но тот не показал вида, что напуган до коликов в животе. — Тогда ты водишь! — И резво засверкал низкими каблуками ботинок дальше по дороге к Визжащей хижине, лихорадочно соображая, как поступить дальше. Бегать, правда, по снегу — то еще занятие (не для слабонервных, особенно если за тобой спешит по пятам непонятно кто, так еще невидимый)! Холмик поднимался вверх, где страшно сбоченилась хижина, вот-вот готовая обрушиться на головы двух волшебников. Гарри, полный до краев наследственной энергией отца, оказался в нынешней ситуации быстрее друга и прыгнул на спину Драко, сцепив руки кольцом на его груди. У Малфоя ушла земля из-под ног, и они вдвоем повалились на мягкий снег, перекатившись вместе вниз. Пока они кубарем летели в зимнюю преисподнюю, мантия Поттера-старшего сбросилась с мальчика, но тот успел схватить звездную ткань одной рукой, чтобы не потерять. Наконец два студента разлеглись в самой низине холма, что даже взволнованные Рон и Гермиона не видели их со своего места. Платиновые волосы перемешались с зимней природой, шапка осталась где-то на дорожке, белые щеки горели цветом Амортенции, а серые глаза слезились из-за сухого до жажды воздуха и потери прочных нервов. Драко повернул голову влево, к напавшему на него волшебнику. Гарри криво, выпустив клубок пара изо рта, улыбнулся: — Да я сразил тебя наповал, — и подмигнул. Блондин раздул легкие, те похолодели изнутри, сравнявшись с температурой на улице, и выдохнул с криком: — ФАНТОМ! — И смуглого паренька в очках завалил тонной снега. «Фантом» стал отплевываться и морщиться. Кожа — колоться от мороза. Гриффиндорец схватил за руки друга, который каким-то образом успел уже сесть на него сверху, обхватив туловище полукровки бедрами, и сумел остановить следующую атаку. — Тихо, тихо! — Успокаивал Гарри с красными от мороза щеками сокурсника, и тот, будто получив ожог, мигом слез с него. — Это я, обычный я! Драко присел на колени, рыхлые частички замершей атмосферной воды запорошились внутрь ботинков; помог выпрямиться Поттеру. Полукровка вытряхивал из капюшона игривый холодный пух. — Что ты тут делаешь?! Точнее, как ты сюда попал?! Они стали подниматься по крутому склону на равнину, Рон и Гермиона побежали навстречу двум насквозь продрогшим от лавины снега приятелям. — Вот это да! — Уизли раскрыл от удивления рот, окидывая с ног до головы взглядом лучшего друга. — Ты что, научился трансгрессировать? — Разумеется нет! — Ответил Гарри и рассказал о «карте мародеров». — Надо же, мне Джордж с Фредом ни разу ее не показали! — Обиделся Веснушка. — А я им все-таки брат. — Какая разница? — Пожала плечами Гермиона. — Гарри все равно не оставит карту у себя, а отдаст ее профессору МакГонагалл. Верно, Гарри? Поттер лишь продолжал улыбаться. — Ты ведь ее отдашь? — Повторила сказанное девочка, выгнув бровь, готовая ругаться на друга. — Ну уж нет! — Ответил ей Поттер. — Ты что, спятила? — Выпучил глаза Рон. — Отдать такую ценность! — Если ее отдать, придется объяснить, откуда она у меня. А тогда Фреду с Джорджем влетит от Филча. — А вдруг Сириус Блэк знает тайные ходы в замок? — Не унималась Гермиона. — Нужно предупредить учителей! — Никого предупреждать не нужно, — возразил Гарри. — Кажется, я не рассчитал силы, когда тебя завалил снегом, — Драко забеспокоился о здравом уме друга и принялся в перчатках ощупывать лохматую голову брюнета. А Поттер продолжал говорить: — На карте семь тайных ходов. По словам Фреда и Джорджа, Филч знает только четыре. Из трех других один завален, у входа во второй стоит Гремучая ива… — Повтори? — Перебил его нахмуренный Малфой, развернув курчавую макушку брюнета к себе. — У входа во второй стоит ива… Слизеринца как в холодную прорубь окунули: — Так вот куда я провалился! — ЧТО?! — Спросила хором троица. — Я-то подумал, что это воображение разыгралось… — почесал темную бровь блондин, воспоминания потихоньку возвращались, но не целиком. — Когда твою метлу, Гарри, разломала ива, она бросила щепки куда-то под себя. И я туда упал, вовнутрь… а там оказался земляной проход… правда очень малюсенький… низкий такой. — Будто норка лисы или кролика? — Подначивал Поттер. — Да! Именно так! — Малфой рассмеялся, ухватившись за ребра, которые были когда-то сломаны драчливым древом. — Теперь понятно, почему второй вход лучше обходить стороной… — И есть еще один ход, через который пришел я, он… откуда Блэку знать, что вход в него в подсобке магазина «Сладкое королевство»?.. — Но Поттер запнулся, обдумывая слова Гермионы: а что, если преступник все же знает о потайных проходах? Рон важно кашлянул, обратив свет софитов на себя: — Мы прочитали на объявлении рядом с одним магазином, что, по указу Министерства Магии, дементорам приказано каждую ночь, после заката солнца, обходить улицы Хогсмида… Хотел бы я поглядеть, как Блэк без палева проникает в «Сладкое королевство», ведь в деревне дементоры кишмя кишат! Да и хозяева услышат шум, попробуй он туда вломиться. Они живут на втором этаже. — Но ведь… Но ведь… — курчавая подруга подыскивала возражение, которое воззвало бы к благоразумию друзей. — Гарри не дали разрешения ходить в Хогсмид. Если кто-нибудь узнает, что он здесь, его могут даже исключить (да, видимо, это страшнее, чем быть убитым)! И солнце еще не село, вдруг Блэк нагрянет в Хогсмид сегодня? Прямо сейчас?! — Да он в такую метель Гарри и не разглядит, — застучал зубами слизеринец, кутаясь сильнее в пальто с плотной кашемировой подкладкой, кивнул на густой снег, прыгающий вокруг них ураганом, танцующий на свой лад. — Будет тебе, Гермиона. Рождество на носу, что, Гарри хуже других, что ли? — Рон повел сокурсников обратно в деревушку Хогсмид, потому что все, в частности Поттер и Малфой, отморозили конечности. Гермиона в тревоге закусила губу. — Ты на меня наябедничаешь? — Улыбнулся Гарри. — Ну что ты! Нет, конечно. Но все-таки… — не успела девочка договорить, а Уизли схватил лучшего друга за руку и потащил побыстрее к магазинам, перебирая в голове все, что успел увидеть за прошлое и сегодняшнее посещения деревушки, особенно речь шла о магазинчике со сладостями: «Свистульки видел? А желатиновые червячки? Кислые шипучки, мои любимые! Помню, Фред дал мне одну, мне тогда было лет семь, а она мне язык насквозь прожгла! Мама потом его здорово метлой отлупила!» Малфой нес купленные подарки на Рождество родителям Гермионы, что-то для себя или же друзьям. Он шел нога в ногу со взволнованной гриффиндоркой, то и дело трепавшей челку, пока та никак не могла найти себе место, ведь Гарри в данный момент рузгуливал по открытому полю с «минами». Чтобы хоть как-то успокоить маглорожденную на остаток предпраздничного дня, Драко заботливо вложил ее ладошку в свою; Гермиона скрыла розовеющие (от мороза, как посчитал мальчик) щеки за большим факультетским шарфом. Хогсмид походил на рождественскую открытку для туристов. Сказочные домики под соломенными крышами, магазины в снежных шапках, на дверях венки из остролиста, кроны деревьев украшены гирляндами волшебных свечек. Друзья шли по улице навстречу суетливому и разбушевавшемуся за пару минут ветру со снегопадом, рассказывали Поттеру все, на что хватало дыхания. — Здесь почта… — А там магазин «Зонко»… — О, а пойдемте лучше в «Три метлы»! Выпьем сливочного пива, и ты с Малфоем согреешься, — предложил Рон, тоже потихоньку начиная скрипеть зубами от холода. Гарри обрадовался: дул пронизывающий ветер, и у него совсем закоченели руки без перчаток, было бы очень кстати посидеть в тепле. Четверо третьекурсников перешли на другую сторону улицы и вошли в уютный паб — на первом этаже крохотной гостиницы. В «Трех метлах» было людно, шумно и дымно. За стойкой расположилась компания весельчаков, они смеялись и громко разговаривали, полная миловидная женщина едва успевала наполнять бокалы. — Это мадам Розмерта, — сообщил Уизли, тон у него при этом мечтательно смягчился, будто мальчик рассказывал о вкусном зефире. — Пойду принесу нам всем по кружке, — прибавил он и густо зарделся. Малфой шепнул на ухо Гарри: — Блуждает легенда, что волшебник (а может и волшебница), хоть раз запавший на мадам Розмерту, найдет настоящую любовь в скором времени. — И что? Кому-то посчастливилось? — Поинтересовался мальчик, стряхивая с волос снежинки. Чистокровный неоднозначно повел плечами, не ответив, но в ухмылке читалось: «Всё тебе да расскажи, хитрец!» Гермиона, Драко и Гарри уселись за маленький круглый столик в дальнем углу между окном и нарядной рождественской ёлкой. Рядом потрескивал камин, было очень тепло и празднично. Рон принес четыре дымящихся сладким жаром кружки Сливочного пива. Уизли произнес праздничный тост: — Счастливого Рождества! — Ребята со свистом радостно чокнулись. Гарри пил большими глотками: чудесный карамельный напиток согревал все тело до кончиков пальцев. Полное зверство со стороны учителей — держать Поттера от Хогсмида подальше! Волшебник ведь мог пропустить столько всего прекрасного здесь, в компании хороших друзей. Захмелев от счастья, полукровка откинулся на плечо сидящего справа Малфоя, млея от мягкой атмосферы паба. Вдруг входная дверь отворилась, и сквозняк взъерошил волосы на голове Гарри. Он, протрезвевший, глянул в сторону двери и чуть не захлебнулся. В бар вошли МакГонагалл и Флитвик, за ними — Хагрид с Министром магии, Корнелиусом Фаджем, толстячком в темно-зеленом котелке и полосатой мантии. Вошедшие увлеченно о чем-то беседовали. В мгновение ока Драко нажал ладонями на курчавую макушку Поттера — тот соскользнул со скамьи и очутился под столом, вылив на себя остатки Сливочного пива. Сжимая в руках кружку, подросток видел ноги вошедшей компании: вот они подошли к стойке бара, постояли немного и, развернувшись, двинулись прямо к нему! Гермиона прошептала: — Мобилиарбус! Рождественская елка оторвалась от пола и, плавно покачиваясь, полетела. С глухим стуком приземлилась возле их столика и загородила пушистыми ветками. Сквозь ее нижние лапы Гарри видел, как к соседнему столику придвинулись восемь пар ножек четырех стульев, и на стулья — кто крякнув, кто вздохнув — сели учителя и лесничий с Фаджем. К ним сейчас же приблизились лаковые туфли бирюзового цвета на высоком каблуке. — Маленькая кружка минеральной… — спросил наимилейший женский голос. — Это мне, — ответила профессор МакГонагалл. — Горячий грог… — Спасибо, Розмерта, — пробасил Хагрид. — Содовая с вишневым сиропом и зонтиком… — М-м-м… — чмокнул губами профессор Флитвик и протянул руку за бокалом. — Стало быть, Вам, господин Министр, смородиновый ром. — Спасибо, дорогая. Рад Вас видеть! Посидите с нами? — Благодарю, господин Министр, с удовольствием! — Блестящие каблуки ушли и снова вернулись. У Гарри Поттера сердце ушло в пятки: как он мог забыть, что у учителей сегодня тоже выходной? Они еще, чего доброго, здесь дотемна засидятся! А ведь ему еще надо как-то извертеться с мантией-невидимкой (в пабе много людей-волшебников и антропоморфных сознаний, потому своей невидимостью всех, кто на мальчика наткнётся, напрочь перепугает) и вернуться в «Сладкое королевство», а то и в школу не попадешь… — Каким ветром Вас сюда занесло, господин Министр? — Подала голосок хозяйка паба. Гарри увидел, как задвигалась нижняя часть упитанного туловища — Фадж, похоже, обернулся посмотреть, не подслушивает ли кто. — Ясно каким… Сириуса Блэка, дорогая моя, ищем. Вы ведь слышали, что он учинил в школе на Хэллоуин? — Слышала, слышала. — Вы, Хагрид, всем успели рассказать, всему пабу? — С укоризной вопросила МакГонагалл. — Думаете, Блэк все еще поблизости? — Тревожно поинтересовалась Розмерта. — Уверен. — Дементоры уже дважды обыскивали мой паб, распугали всех клиентов, одни убытки… — Розмерта, дорогая, мне и самому дементоры не по душе. Но что ж поделать? Как иначе прикажете Вас охранять? Раз Ваша гостиница стоит именно здесь, значит, дементоры еще не раз к Вам зайдут. Я только что с ними встречался, они в бешенстве: Дамблдор не пускает их в школу. — И правильно делает, — вступилась за директора школы Минерва. — Как мы стали бы преподавать в присутствии таких чудовищ? Дети бы впали в глубокую депрессию! — Верно, верно, — тоненьким голоском поддержал коллегу малыш Флитвик, не достававший ногами до пола, болтал ими как младенец. — Что поделаешь… — сдержанно заметил Министр. — Они охраняют вас от злодея. Блэк способен на все… — А мне как-то не верится, что Сириус Блэк мог переметнуться на сторону Темного Лорда. Это на него совсем не похоже… — задумчиво проворковала мадам Розмерта, и «фаворит Римуса Люпина» со всей внимательностью вслушался в слова женщины. — Помню его студентом Хогвартса… Скажи мне тогда кто-нибудь, что из него выйдет Темный маг, я бы подумала, что этот человек выпил слишком много медовухи! — Вы, Розмерта, и половины всего не знаете… Люди не знают самых страшных его дел. — Что может быть страшнее убийства невинных маглов? — Удивилась хозяйка. — Кое-что может… Поттер нахмурился, понимая, о чем пойдет дальше речь, и в знак поддержки разместил ладонь на коленку слизеринца: показать, что он рядом. — Сомневаюсь. — Вы, Розмерта, говорите, что помните его студентом, — заметила профессор МакГонагалл. — А помните, кто был его лучшим другом? — А как же! — Та усмехнулась. — Два неразлучных приятеля. Они часто бывали здесь. Столько от них было веселья! Друзья — не разлей вода. Так и стоят перед глазами — Сириус Блэк и Джеймс Поттер. Гриффиндорец чуть не лопнул стеклянную кружку от злости. Гермиона с невероятно грустными и большими глазами обернулась к Драко. — Верно, — подтвердил преподаватель Трансфигурации. — Блэк и Поттер. Зачинщики всевозможных проказ. Оба блестящие ученики, на редкость блестящие, но отчаянные сорвиголовы! Таких ни раньше, ни позже не было! — Ну это еще неизвестно, — промычал Хагрид. — Близнецы Уизли, пожалуй, дадут им фору… — И они были как братья, — вставил Флитвик. — Как два сиамских близнеца. — Именно. Поттер никому не доверял так, как Блэку. Они и после школы дружили. Сириус был шафером на свадьбе Джеймса и Лили. Потом родился Гарри, и Блэк стал его крестным отцом… Малфой с треском столешницы поставил кружку, приложил ладони ко рту. Гарри посмотрел снизу на слизеринца в поиске ответов, которые Драко и сам хотел найти… Но раз уж Блэк — опекун Гарри, тогда почему?.. Неужели Люпин смолчал о таком важном, на минуточку, факте? Зачем профессору что-то недоговаривать? — Гарри, конечно, ничего об этом не знает. Узнает — будет очень страдать. — Из-за того, что Блэк стал сподвижником Сами-Знаете-Кого? — Прошептала мадам Розмерта. — Хуже… — Корнелиус понизил голос. — Не многим тогда было известно, что Поттеры знают: Тот-кого-нельзя-называть за ними охотится. У Дамблдора, который, разумеется, всегда боролся против Темного Лорда, было много тайных агентов, и один из них сообщил, что Джеймсу и Лили грозит опасность. Дамблдор тут же дал им знать и посоветовал спрятаться в тайном укрытии, а для верности подсказал воспользоваться заклятием Доверия. У Грейнджер, догадавшейся об исходе истории, стали слезиться карие глаза, и Рон успокаивающе приобнял подругу за плечи. Уизли знал немногое от прошлого у родителей, но про Сириуса мама и папа молвили пренебрежительным, но в то же время разочарованным, голосом. Рыжик сочувствующе, с пониманием, обратил взор в сторону слизеринца, кивнув. — Что это такое? — Мадам Розмерта слушала, затаив дыхание. Профессор Флитвик откашлялся и стал тонким голосом объяснять: — Заклятие Доверия — одно из самых сложных, оно запечатывает тайну в сердце человека. — Хранителя Тайны, как его называют. Эту тайну раскрыть невозможно, разве что сам Хранитель ее выдаст. Вы-Знаете-Кто мог годами искать Лили и Джеймса и не найти, даже если бы сунул нос в окно их дома. — Значит, Блэк был Хранителем Тайны Поттеров? — С ужасом догадалась хозяйка «Трех метел». — Да. Джеймс Поттер говорил Дамблдору, что Блэк скорее сам погибнет, чем их выдаст, что тот и сам вместе с кое-кем подумывает об укрытии, — шептала с горестью профессор МакГонагалл, она прекрасно знала, кто этот «кое-кто». — Но Дамблдор все равно за них тревожился. Он даже сам себя предложил в роли Хранителя Тайны. — Значит, Альбус подозревал Блэка? — Не то чтобы подозревал, но ему сообщили, что кто-то из близких друзей Поттеров переметнулся на сторону Вы-Знаете-Кого и сообщает ему об их передвижениях. Он уже какое-то время знал, что среди нас завелся предатель. — Но Джеймс Поттер настоял на своем? — Конечно, настоял, — вздохнул Фадж. — Заклинание Доверия применили, а две недели спустя… — …Блэк предал их? — Горестно выдохнула мадам Розмерта, послышались хрусталики слез, стекающих по щекам. — Ему надоело быть двойным агентом, он хотел открыто объявить, на чьей стороне, потому и выдал Поттеров. А дальше вы все знаете: Тот-Кого-Нельзя-Называть убил Джеймса и Лили. Хотел убить и малыша Гарри, но лишился волшебной силы. Мощь его исчезла, и он бежал. Блэк остался ни с чем: его патрон сгинул как раз, когда предательство его обнаружилось. Оставалось только спасаться бегством… — Гнусный, смердящий душепродавец! — Прорычал лесничий Хогвартса на весь бар. Соседи притихли и повернулись в их сторону. МакГонагалл зашикала на него. — Я тогда его видел, — понизил голос. — Наверное, самый последний перед тем убийством. Это я спас Гарри, вынес его из развалин, Лили-то с Джеймсом, бедняжки, уже погибли. Я мальца тогда вытащил, а у него на лбу рана… а тут этот… Сириус Блэк на своем мотоцикле. Я-то тогда не знал, зачем он явился… что он Хранитель Тайны. Я подумал, он… э-э… прилетел помочь. Бледный как смерть, весь трясется. А я-то, я-то! Я Сириуса утешать стал! — Хагрид разрыдался. — Рубеус, пожалуйста, поумерьте голос, — взмолилась МакГонагалл. — Откуда мне было знать, что ему наплевать на Лили и Джеймс, что он шпион?! А он еще говорит: «Я крестный Гарри, отдайте его мне, я, мол, о малыше позабочусь»… Ха! Я ребенка не отдал — Дамблдор велел мне отвезти его к тетке. Блэк поспорил-поспорил и наконец согласился, отдал мне свой мотоцикл отвезти Гарри: «Мне он больше не нужен». И как это я не догадался? С чего это он отдает любимый мотоцикл? И как это он больше не нужен? Эх, дубина я, дубина! Дамблдор-то знал, что Блэк — Хранитель Джеймса. Тот думал улизнуть в ту ночь, думал, у него есть часа два, пока Министерство узнает. А отдай я ему Гарри!.. Он бы повез его на мотоцикле да кинул бы в море. Сына-то лучшего друга! Да чо уж там, переметнулся волшебник на сторону Темных сил, нет для него ни свата, ни брата… Великан замолчал, и никто долго не решался заговорить. — Но далеко он не убежал, — произнесла мадам Розмерта. — Министерство Магии сцапало его на другой день. — Увы! — Вздохнул Фадж. — Не мы его нашли, к сожалению. Его нашел друг Поттера, Питер Петтигрю. Чуть с ума не сошел от горя. Знал, что Блэк — Хранитель Тайны Поттеров, и сам стал искать Блэка. Малфой вспомнил тяжелый разговор с профессором по Защите от Темных искусств, произошедший в день матча Когтеврана и Пуффендуя; Драко не посчитал нужным приходить тогда на стадион, для слизеринца важным было полностью разобраться в завершающих итогах Войны: «Джеймс умер первым. Я мог этого ожидать… Он бы встал прямо к входной двери; у него даже не возникло бы мысли спрятаться или убежать. Затем — Лили, закрывая собой своего сына… Могу только представить, с каким воинственным лицом она стояла около кроватки Гарри, сжимая перегородку, как пламенели ее зеленые глаза. А после… Питер… Ох, Питер, этот глупец — храбрый, невозможный идиот! Он, должно быть, сразу же понял, кого стоить винить в этом. Спустя столькие годы, проведенных в тени Джеймса и Сириуса, первым инстинктом Питера стало разобраться с Блэком самому… Он непреднамеренно привел мракоборцев прямо к Сириусу, так что его жестокая смерть не была совсем напрасной…» — Петтигрю, Петтигрю… уж не тот ли толстячок, что еще в Хогвартсе всюду таскался за Поттером и Блэком? Как странно, притупленно подумал Драко, никто из взрослых до сих пор не упомянул Люпина… будто тот и вовсе не причастен к этой истории. Конечно, Римуса не было несколько дней, потому узнал всё последним… через телефонный звонок от подруги… но он являлся такой же неотъемлемой частью Поттеров, как тот же Блэк. — Он самый, — подтвердила МакГонагалл. — Он души не чаял в Блэке и Поттере. Он им был, конечно, не ровня, не те способности, а я была чересчур строга с ним. Как я теперь раскаиваюсь… — всхлипнула. — Ну всё, всё, Минерва, — похлопал ее по плечу Фадж. — Петтигрю умер как герой. Очевидцы (маглы) — мы потом стерли им память, — уверяли, что Петтигрю со слезами укорял Блэка: «Как ты мог, Сириус? Лили и Джеймс наши друзья!», потянулся за волшебной палочкой, но Блэк, разумеется, опередил его. От юноши почти ничего не осталось… Учительница Трансфигурации высморкалась и сказала севшим голосом: — Глупый, глупый мальчишка… Дуэли никогда у него не получались! Зачем только он сам… Ведь есть же Министерство… — Эх, добрался бы до Блэка раньше Петтигрю! — Взревел Хагрид. — Уж я бы с ним не канителился, я бы его голыми руками на куски… — Нет, Хагрид, вы бы с ним не справились, — покачал головой Фадж. — Схватить его могла бы только полиция маглов. Я в те времена был заместителем главы Департамента чрезвычайных ситуаций и прибыл на место происшествия одним из первых. Никогда не забуду того, что я там увидел: посреди улицы глубокая воронка, всюду искореженные трупы, маглы кричат, а Блэк стоит и хохочет над тем, что осталось от Петтигрю — кучкой окровавленной одежды и… и… кое-каких фрагментов… Все пятеро достали носовые платки. — Вот, милая Розмерта, что содеял Блэк, — глухо продолжал Министр. — Убийцу забрал оттуда патруль волшебной полиции, Петтигрю посмертно получил орден Мерлина первого класса — слабое утешение для его бедной матери. А Блэка упрятали в Азкабан. Мадам Розмерта протяжно вздохнула: — А правда, что он лишился рассудка? — По-моему, нет, — ответил Министр, растягивая, как подобает хорошо воспитанному англичанину, слова. — Могу одно сказать: поражение Темного Лорда временно помутило его рассудок. Убийство Петтигрю и всех тех маглов, жестокое, бессмысленное, было действием отчаявшегося, загнанного в угол человека. Но недавно я был в Азкабане и разговаривал с ним. Все заключенные там явно безумны, сидят в темноте, что-то бормочут, а Блэк… он выглядел и говорил как нормальный. Даже мурашки по коже! Вид у него, как у человека, которому все надоело. Увидел у меня газету, спросил, прочитал ли я ее и не могу ли дать ему, сказал, что соскучился по кроссвордам. Дементоры круглые сутки дежурят у двери, а ему хоть бы что. Правда, охранники мне поведали, что уж сколько лет заключенный отматывает свой срок, но с регулярностью одного-двух раз в месяц бунтует, чуть ли не лезет на стены… не знаю, почему так случается и что там в голове Блэка в тот момент… — Как по-Вашему, господин Министр, зачем он сбежал из тюрьмы? Уж не хочет ли вернуть Знаете-кому силы и примкнуть к нему? — Думаю, что это его… э-э… конечная цель, — уклончиво ответил Корнелиус Фадж. — Но мы надеемся поймать Сириуса Блэка раньше. Тот-кого-нельзя-называть сейчас один, но… дайте ему преданного и способного слугу… Подумать страшно, что будет… За соседним столиком помолчали. Гарри услышал, как кто-то поставил на стол свой бокал, так и не выпитый. — Нам пора в замок, Корнелиус, — заметила профессор МакГонагалл. — Вы ведь не хотите опоздать на ужин к директору? Стулья отодвинулись, запахнулись полы мантий, блестящие каблуки мадам Розмерты вернулись за стойку. Слышно было, как открылась входная дверь, в бар ворвался вихрь снега, и вся компания вышла. Драко, Рон и Гермиона наконец-то заглянули под стол к Гарри; некоторое время все четверо, настороженно и молча, приглядывались друг к другу, не находя утешительных слов. Поттер смутно помнил, как добрался до подпола «Сладкого королевства», миновал туннель и очутился в замке: вот он еще в «Трех метлах», а вот уже вылез из горба статуи. Всю дорогу он думал только о нечаянно подслушанном разговоре. Почему взрослые любят все скрывать от детей, ведь сами же дети и так все понимают, потому мучаются? И как же так вышло, что никто не рассказал Поттеру, даже сам Дамблдор, что Сириус Блэк — не просто лучший друг его родителей, а крестный отец мальчика? Ведь о таком даже Малфой не знал, а у него мать — двоюродная сестра Блэка! Все запутанней запутанного… и не в скором времени собиралось распутываться… За ужином Рон и Гермиона тревожно поглядывали на Гарри, не смея заговорить с ним — рядом сидел Перси. После приема пищи Поттер стремглав улетел в башню, а гриффиндорцы вместе с одним слизеринцем смотрели ему вслед. Как только курчавая макушка, у которой черные волосы торчали в разные стороны, пропала из вида, Драко твердо заявил: — Я попрошу отца научить меня долговременному отслеживающему заклятию, — произнес слова тихо, дабы никто, кроме Рона и Гермионы, не услышали. Они встали под статуей коршуна, держащего в остром клюве потрескивающий звездной пылью факел. — Так что, думаю, придется задержаться в Мэноре еще на пару-тройку дней. — Но ведь вне стен Хогвартса нельзя колдовать! — Заметила Гермиона. — И зачем тебе что-то отслеживать? Рон округлил глаза: — Только не говори, что ты собираешься… — Еще как собираюсь! — Слизеринец сжал кулаки. — Если Азкабан не заставил Блэка проникнуться виной, я заставлю! — Мы дети, Драко! — Печально закачала головой девочка, обняв себя руками. — Мы Блэку не ровня и уж тем более не угроза, даже если сильно постараемся. — Василиску Гарри Поттер был как беспомощный зайчик, легкая добыча, — подметил слизеринец, дернув бровями. — Однако где эта змеюка сейчас? Разлагается в Тайной комнате. — Гарри помог феникс… — напомнил Уизли. — А мне поможет родовая магия! — Уперся блондин. Так же мог помочь мистер Люпин, но причастность мужчины ко всему этому Драко не мог раскрыть: не его тайна. — «Пыл и энтузиазм очень важны для волшебника», — припоминаете слова Флитвика на первом курсе? Эмоции направляют нашу магию, укрепляют её. — Но если мы не будем их контролировать, то станем опасны для всех вокруг нас… — зашептала лучшая ученица Хогвартса, опасливо поглядывая за спину, — и для себя… Серые глаза с азартным огнем осознания сверкнули: — Это-то мне и нужно, — взмахнул мантией, как любит делать Северус Снейп, и решил заскочить напоследок в кабинет профессора Люпина, перетереть косточки перед сном.(Teenage wildlife — David Bowie) How come you only want tomorrow With its promise of something hard to do? A real life adventure worth more than pieces of gold! Blue skies above and sun on your arms, Strength in your stride And hope in those squeaky clean eyes… You'll get chilly receptions everywhere you go, Blinded with desire, guess the season is on
Мужчина освободился от ужасных заштопанных одежд, облачившись в теплый кардиган кофейного цвета на пуговицах. Почуяв (ну, у мужчины уж очень хороший нюх, а мальчишка носил на себе запоминающийся приторно-терпкий парфюм) в дверях белокурого волшебника, Римус отложил чтиво, перевернув книжку лицевой стороной обложки вниз, словно не хотел показывать студенту, что читает. — Не ожидал увидеть в столь позднее время — рано утром тебе еще уезжать на поезде домой. — А Вы, как я погляжу, никуда не собираетесь, — слизеринец помялся на пороге проема. — Можно войти? Римус рукой изобразил пригласительный жест, так и не встав из-за стола. Волшебством опустил один стульчик напротив своего места — туда Драко и приземлился. — Я ненадолго, — учтиво заверил учителя сын Нарциссы. — Как Вы знаете, сегодня ученикам разрешили последний раз за уходящий год посетить Хогсмид. Вышло так, что я подслушал разговор, о котором должен был не знать, хоть и без него имел понятие, что плохого сделал мой двоюродный дядя. Римус безмолвно кивнул, ожидая продолжения. Драко сцепил под столом, чтобы взрослый не заметил, трясущиеся руки: — Почему Вы мне не рассказали о том, что Блэк — крестный для Гарри? После громового молчания бесцветно ответили: — Посчитал ненужным… — Ненужным?! — Оторопел Драко, неосознанно повышая тон голоса. — Я племянник этого подлого предателя, у Поттера родители погибли из-за Блэка, а Вы посчитали сказать про крестины ненужным делом?! Усталый мужчина никак не отреагировал на поведение подростка (когда-то он и сам, в том юном возрасте, не держал в себе негативные эмоции): — Даже если и сообщил, это разве хоть как-то поменяло бы прошедшие события? — Поменяло бы, если вы тогда использовали на Блэке зелье правды! Волшебники вы или кто?! Гнев резко пропал, осталось еле проглядное разочарование. — Несправедливо… Все-таки Вы знаете Гарри с самых первых шагов… а даже не рассказали ему, кто Вы, кем были Поттерам. — Боюсь, он бы меня возненавидел за то бездействие, — откровенно сообщил преподаватель, стряхивая с челки мнимую насмешку. — Да и в раздосадованных чувствах из-за войны никто и подумать не мог о предательстве самых близких людей, чего уж говорить о применении к Сириусу Блэку Сыворотки правды… а стоило… Малфой так и не узнал, какова была причина отсутствия Люпина в злополучную ночь и последующие. Взрослый что-то, разумеется, умалчивал, но пуще теребить его зажившие раны после Войны не хотелось, особенно перед праздниками. — Рад сообщить, что Вы ошибаетесь, — робко улыбнулся блондин. — Гарри Вас глубоко уважает, тем более, Вы тот самый человек, который старается найти со всеми общий язык. А некоторым лень даже это сделать, чтобы ученики внимали словам на уроках, а не срывали их или еще что… — и больше для себя Драко задал вопрос: — И почему профессор Снейп так не может поступить? — У Северуса сложноватый характер, — пояснил Римус, намеренно проигнорировав сказанное до вопроса мальчика. — К тому же, вероятно, наше совместное обучение в Хогвартсе повлияло на его отношение к нынешним студентам, особенно к гриффиндорцам. Уж не знаю точно, как сейчас, но, насколько помню, у меня за все семь лет, проведенных в стенах школы, никогда не было ни одного приятеля со Слизерина. Да и у змей было так же с нами. В общем, вражда между этими двумя противоположными факультетами казалась более существенной, нежели сейчас. Слизеринец-третьегодка припомнил слова Джеммы Фарли, бывшей старосты и выпускницы прошлого года, на его первом курсе: — Как только меня распределили на факультет, нам поведали, в чем же заключается причина такой неприязни двух «домов» — как оказывается, мы две стороны одной медали. Салазар Слизерин и Годрик Гриффиндор ценили те же качества в своих послушниках, но пользовались ими по-разному, потому, как бы некоторым не хотелось думать, гриффиндорцы и слизеринцы, если не буквально, являются семьей. Немного странноватой, любящей соперничать и ссориться, но всё же семьей. Я уже на третьем курсе и до сих пор не отрекаюсь от сравнения. — Всегда хотел поинтересоваться: неужели твои родители, зная, с кем ведёшь дружбу, так спокойно к этому относятся и даже не запирают на три замка, дабы ты «образумился»? — Римус, как вы поняли, думал вовсе не о Нарциссе и Люциусе, а о скрупулёзной матери Блэка, сделавшей много ужасного со своими сыновьями (впервые за столь долгое время Римус припомнил младшего брата Сириуса, Регулуса). Даже дошло до того, что та вместе с родственниками применяла заклинание терзания, причиняющее невыносимую боль и психологические муки. Перед янтарными с проблесками зелени глазами мелькала картина той зимней ночи, когда в дом родителей Джеймса через камин провалился измученный до потери сознания Сириус… Драко приподнял тонкие брови вверх, на лбу углубились мимические морщинки: — Моя мама никогда не ограничивала меня в общении с ровесниками; а отец… придерживается воспитательным беседам, вот только, что странно… Летом, ближе к концу августа, я гостил у Гарри (нет, не у его дяди с тетей; тогда Поттер сбежал от них и остановился в «Дырявом котле») на неделю. До того, как я отправился в Косой переулок, отец повторял всякий раз, что не стоит мне возлагать большие надежды на дружбу с Гарри, мол когда-нибудь мне это не сыграет на руку. Вот только после прошедших дней, возвратившись в Мэнор, заметил, что папа… он… будто стал другим: поинтересовался, как все прошло, как у Гарри дела… На него это не похоже, не знаю, что могло произойти всего лишь за неделю, почему тот так изменился, но рад, что, возможно, имеется призрачная догадка: mon père оттаивает насчет опасений по поводу Поттера. — Никогда бы не подумал… — забавно скривил брови мужчина. — Рад, что твои родители, воспитанные в «фанатичных» средах, не подвергают тебя тем правилам. — …к слову о правилах… — нахмурился Драко, обдумывая, как бы лучше попросить об одолжении мистера Люпина, — насколько Вы любите их нарушать? — Вопрос задан ради приличия, слизеринец и так знал наперед, что поймал мужчину на крючок. Римус кротко улыбнулся и упёрся подбородком о ладонь, подставленную под голову: — Зависит от того, зачем спрашиваешь. — Хочу научиться одному заклинанию, но его дееспособность можно проверить, если только Вы примените против меня другое, — расплывчато объяснил подросток. — Это заклинание должно защищать тебя от воздействия внешних сил? — В ответ кивнули, и мужчина понимающе охнул: — Речь идет о Протего. — Так точно, сэр! Знаю, что оно изучается с пятого курса, но сейчас заклинание мне жизненно необходимо. Преподаватель призадумался: — Для того, чтобы его освоить в совершенстве, требуется стальная выдержка… — Она у меня есть! — Нетерпеливо заявил слизеринец. — Но я себе не позволю причинить тебе вред, Драко, даже мизерный… Как мы узнаем, сильный ли получится щит или нет? — Так Вы, сэр, не жалейте меня, — заговорчески понизил голос подросток, пристально вглядываясь в лицо со шрамами напротив. Драко даже привстал и уперся ладонями на гладкую поверхность стола, желая все-таки заполучить свое. — Я согласен даже на Вспыхни! — Ну уж нет, Драко! — Янтарные глаза округлились в категоричном отказе. — Конфундус? — Нет. — Редукто? Римус отрицательно замотал головой. Из-за иногда нестабильной магии мужчина боялся, что даже самые легкие вредящие чары могут возрасти в стократ и превратиться в невыносимо тяжелые. — М-м-м, Баубиллиус? — Да откуда ты знаешь все эти заклинания… — Ладно, ладно… А что Вы тогда предлагаете? Не заклинание же щекотки? — Может остановимся на Фульгари? — Предложил наконец учитель по Защите от Темных искусств. Заклинание, как Инкарцеро и Брахиабиндо, связывает человека крепкими путами, потому, как подумал, хоть и с опасением, взрослый волшебник, не должно принести непоправимую травму мальчику, если магия выйдет из-под контроля. Драко скептично дёрнул уголком губ: — Так я его отобью обычным Эманципаре. Тот облегченно выдохнул: — Превосходно! Если ты усомнишься в способности отвести Фульгари защитными чарами, применишь контрзаклинание. Согласен на это? — Взглядом мужчина показал всю надежду на то, что блондин сжалится над ним и остановится на магическом способе связывания рук и ничего более. — Малфои никогда не сомневаются в своих способностях, мистер Люпин, — вскинул горделиво подбородок мальчишка, отбросив длинную челку назад (пора соглашаться на заколки Пэнси). — Феноменальной гордости у вашей семьи не занимать, — беззвучно рассмеялся преподаватель, проведя пальцами по линии ярко выраженной скулы. Драко хотел еще чуть-чуть поболтать со взрослым волшебником: поинтересоваться, почему Люпин остается в Хогвартсе на Рождество — неужели дома его никто не ждет (на безымянном пальце обручального кольца не оказалось)? Однако время скоротечно, не терпит запозданий и уж тем более не дает поблажек. Комендантский час благодаря одному худому мужчине с длинными черными волосами-колтунами стал наступать гораздо раньше, чем в прошлом году. Слизеринец припомнил рассказ Северуса о школьных днях, когда Сириус, Римус и Джеймс с Питером натворили дел со временем, потому студенты вместе с преподавателями учились ни свет ни заря, ночью и вечером — проще говоря, учебное время пошло насмарку, и его пришлось возвращать на прежнее место. Конечно, четверо гриффиндорцев не были пойманы с поличным, но Снейп знал точно, что это их рук дело (и Драко не то чтобы собирался возражать). В дверях на подростка рухнуло осознание: — Можно сказать еще кое-что, пока я не ушел? — Почувствовал, как ладони даже заледенели от догадки. Люпин качнулся на стуле и развернулся к послушнику: — Безусловно. — Мне уже сколько месяцев не дает покоя один сон… — Драко путался в словах, потому что они бежали вперед мыслей, а за ними язык слизеринца не успевал. — Все думал, почему я его до сих пор помню, почему вижу столько совпадений с ним: что в жизни, что на пергаментах или чаинках… Снились мне животные (четыре вида), которые по закону природы не обязаны быть дружны друг к другу, разве что пес с волком… и то не всегда… Римус напрягся, но задумчивый ребенок этого не заметил. — А после… — блондин посчитал, что не стоит называть нового обладателя магического предмета, — а после нашлась одна специфичная карта… Выражение лица учителя было до глупости наивным и ошарашенным, словно к нему в приют Святого Эдмунда снова пришел Дамблдор и завел беседу о неизведанном маглами мире. — «Карта мародеров» (у Люпина не хватило кислорода в легких), а их… как написано на пергаменте… тоже четыре, — слизеринец выискивающе взглянул на полукровного волшебника, постукивая пальчиком по нижней губе. — И уж больно много невообразимых пакостей четыре гриффиндорца устраивали, ведь так? Небось те поклялись, что будут до истечения веков совершать шалость и только шалость? Римус — бестолковый лжец, потому не стал искать оправдания, мол это всего лишь совпадения в цифрах и событиях, как учила расчетливая до нюансов Нумерология: — Где ты ее нашел? — Тот даже корпус выдвинул вперед от любопытства, мужчина вновь вернулся к своей подростковой версии, еще не повидавшей ужасов Войны. — В руках нового поколения, — туманно выразился мальчишка, нахально показывая полуулыбку. — Не волнуйтесь, она в полном порядке. Показалось, что глаза Римуса Люпина стали стеклянными, цвет радужки превратился в смолу раненого древа с опавшей кроной. — Неужели… Питер говорил, что карту конфисковал Филч в наш последний день школы! — Он приложил ладонь к груди, ноющую от воспоминаний: гостиная Слизерина плавает в Черном озере, сплоченность трех факультетов, слова Кристофера, найденная кровать Сириуса, девочки (Лили, Мэри, Марлин), тот разговор ночью о квартире в магловском Лондоне… Недалекое будущее, которое теперь казалось несбывшимся, немыслимым счастьем нынешнего Римуса. — Выходит, кто-то все-таки преодолел препятствия в лице завхоза и защитных заклинаний… — семикурсник-Люпин грезил о наследии, хотел, чтобы мародеров вспоминали испокон веков еще не родившиеся детишки… и это свершилось… Как жаль, что никто из прошлых лет не может разделить ностальгическую радость с ним. — Драко, ты, наверное, сейчас посчитаешь меня размякшей нюней, но не представляешь, насколько мне радостно слышать эти слова! И ярко улыбнулся — настолько заразительно, что слизеринец не смог сдержаться и приподнял уголки губ в ответ. В хорошем настроении профессор молодел лет на десять, ему это жуть как шло. Также племянник Сириуса Блэка порадовался, что именно из-за него сейчас профессор Люпин на время позабыл о плохих мыслях. Тут мужчина опомнился: — Ой! Раз уж ты все равно здесь… — он вскочил со стула, стал отходить спиной к учительской, — у меня есть кое-что для тебя с друзьями! «Неужели подарок?» — Покраснел слизеринец. У Драко при себе не было ничего, дабы ответить на столь неожиданно приятный жест со стороны преподавателя ЗоТи. Римус вернулся с плоским крафтовым пакетиком, по виду это было что-то через чур легкое. Может… одна большая контрольная работа на проверку (юному волшебнику вполне себе понравилось данное занятие… «Мерлин, ну я и ботан», — мысленно дал себе щелчком по лбу)? Или… картина? Но зачем Люпину дарить детям картину? Он не похож на такого человека, который дарит подарки как получится; мужчина сначала продумывает каждую деталь, а уже потом вручает в руки друга или подруги значимый презент. — Не буду туманить тебе голову секретностью, — взрослый передал студенту большой «конвертик». — Это была любимая виниловая пластинка одной музыкальной группы юношества… Она хоть и не моя собственная, а моего… прошлого друга… но я хочу, чтобы она стала твоей. Все равно слышать песни того времени мне тяжело. Драко понимающе кивнул, пальчиком отлепил липкий квадратик от упаковки, заглянул вовнутрь — с его точки зрения нельзя было прочитать название группы, но на картонной обертке винила играли черные и желтые цвета (но темный в приоритете). «Моего прошлого друга» — кто это мог быть? Петтигрю? Поттер?.. или Блэк? Нет, подумал Малфой, чтобы старший сын Блэков, которого сама семья выжгла на гобелене, увлекался магловской музыкой?.. Хотя… Драко, наследник своей семьи, и сам не прочь узнавать, если есть на то возможность, все больше и больше вещей (в основном, художественных) из немагического мира. Чистокровный волшебник не знал, что и сказать. Поднял серые глаза на высокого мужчину с такой сердечной благодарностью, что можно было глупым людям, желающим во всем обвинять кого попало, не о том подумать. Римус Люпин — добрейший на свете человек после Гарри Поттера (список же возглавляла Нарцисса, матушка слизеринца), по мнению Малфоя. Почему же мужчине досталась столь тяжелая судьба в лице Войны и потери верных друзей, ужасных предательств? Вероятно, большую часть времени тот чувствует себя глубоко одиноким, как Ахиллес в Трое, позволивший гордости забрать все без остатка, оставить полубога без части его души, как выразились бы поэты, — Патрокла. Вопрос сам слетел с уст мальчика: — Почему хороший человек всегда попадается на подводные камни плохих людей? Сказанное привело в ступор взрослого колдуна. Он опечаленно выгнул брови, отвел глаза от кукольного личика. — …мы воспринимаем только то отношение к себе со стороны, которое, по нашему мнению, заслуживаем. Драко очень не понравился пессимистичный ответ: — Мы можем заставить их понять, что те заслуживают большего? — Только сильно не разочаруйся… — дал своеобразное одобрение преподаватель. — Можно и обжечься неудачей. — Как повезло, что я приемлемо владею заклинанием Глациус, — при его использовании из палочки вылетает подобный взрыву выброс морозного воздуха, способный заморозить воду, отбиться от огненных саламандр или превратить человека в ледышку. Драко вернул внимание к подарку профессора Люпина: надо бы сегодня со слизеринцами послушать музыку; вновь поднял серые глаза, обрамленные частыми ресницами, на высокого мужчину. — Счастливого Рождества, сэр, — мальчик задумался: будет ли на праздниках преподаватель вспоминать о своих ушедших в мир иной друзьях? Как те проводили праздники и где? В доме Поттеров, Петтигрю или Хогвартсе? Люпин рассказал, что во времена дошкольных лет жил в приюте, так как отец умер, а маме-маглу одной было тяжело справляться с неконтролируемой магией сына-волшебника. По крайней мере, Драко понадеялся, что профессор никогда не оставался одиноким в праздники. — И тебе, Драко, проведи радостно выходные в семейном кругу, — Люпин широкой ладонью сжал маленькое плечико подростка. — И передай, пожалуйста, своей матери от меня «привет». После мальчишка побежал в подземелья, перепрыгивая несколько ступенек за раз, соскакивая с одной лестницы на другую. Интересная мысль вертелась в голове блондина: его мама и профессор знают друг друга? Как такое возможно? Люпин сказал, что у него нет приятелей со Слизерина, а тут Драко надо передать его слова приветствия маме. В письмах миссис Малфой тоже ни разу не упоминала про волшебника со шрамами. Может, их двоих связал Сириус Блэк, как сейчас связал Драко и Люпина? И снова дядя… снова всё о нем… — «Метаморфозы», — произнес пароль сплоченной камнями стене. Та задрожала, серые кирпичи надломились, образовав проход для чистокровного волшебника — туда он и пролез. Дилан как-то дал почитать один из его комиксов про своего любимого персонажа издательства «DC Comics»: Бэтмен — тайное альтер эго миллиардера Брюса Уэйна, успешного промышленника и филантропа. В детстве, став свидетелем убийства своих родителей, Брюс поклялся посвятить свою жизнь борьбе за справедливость. Подготовив себя физически и морально, он надевает стилизованный костюм летучей мыши (Северус Снейп может только позавидовать!) и выходит на улицы города для противостояния преступникам. Место действия историй о Бэтмене — вымышленный американский город Готэм, созданный на основе Чикаго с элементами Нью-Йорка. При содействии нескольких второстепенных персонажей, в том числе своего напарника Робина, дворецкого Альфреда, комиссара полиции Джеймса Гордона, а также супергероинь (к примеру, Бэтгёрл или Женщина-кошка), Бэтмен противостоит преступному сообществу, коррумпированным политикам и продажным представителям власти Готэма, а также группе злодеев, среди которых: Джокер, Двуликий, Пингвин и Ядовитый Плющ «Айви». Драко не хотел признаваться, но последняя злодейка ему очень понравилась в плане рисовки и продумывания персонажа, будто греческая нимфа, но круче; плюс у нее офигительные силы и способности: флорокинез, иммунитет к токсинам, сама может умертвить одним касанием кого угодно и контролировать феромоны, завлекая смертных ради своей выгоды. В отличие от большинства супергероев, Бэтмен не обладает сверхспособностями, а использует свой высокий интеллект, различные навыки боевых искусств, познания в науке и технике, а так же несгибаемую волю, способность внушать страх и запугивать своих врагов. А еще у него крутой особняк с «тайной пещерой» — Хи Сонгу нравилось думать, что он, как и Бэтмен, творит немыслимые изобретения в собственной лачуге (гостиной Слизерина). Кстати, было бы забавно, если Поттер станет таким же, как и Бэтмен: у них имеется общая трагедия; но все-таки в наличии ума у Брюса Уэйна есть преимущество. Может, гриффиндорцу пойдет роль Робина, ставшего в последующих комиксах носителем псевдонима «Найтвинг», — имел превосходную физическую форму, выносливость и ловкость ловца в квиддиче, хорошо отработанные акробатические навыки (в детстве Робин выступал в цирке), был мастером побегов. С мыслями о Гарри Потере в черно-синем костюме и маске на лице супергероя Драко Малфой наконец дошел до своей спальни. Повернул ручку двери, вошел в проем и увидел, как его три друга сидят на диване с Пэнси и Дафной, девочки «химичили» над их руками. — Ой, простите, mesdames, я позже зайду, — подмигнул сероглазый и демонстративно развернулся, прикрывая за собой дверь, но в его руку уже впились длинные темно-фиолетовые ноготки Гринграсс, брюнетка втащила слизеринца в комнату с четырьмя кроватями — усадила блондина на одну из них (постель Дилана). «Восточный» мальчик с волосами уходящей осени округлил карие глаза, заметив в руках друга бумажный прямоугольник: — Что это, Драко? Показывай! — Он подскочил с дивана около трех окон, но вышло так, что у него ногти были покрыты еще не высохшим белым лаком, потому полукровка лишь разжимал и сжимал пальцы, желая потрогать принесенное «что-то». Малфой почувствовал, что его кончики ушей порозовели, так что пригладил белокурые волосы, чтобы не было заметно смущение: — Это, мои бравые собратья и сестры, подарок на Рождество от профессора Люпина! Гринграсс заинтересовано прикусила губу: — А чего это тебе, Малфой, красавчики-учителя дарят подарки? Слизеринец промолчал, придвинул ноги ближе друг к дружке, стукнувшись коленками. За него ответил Нотт: — Так, Дафни (использовал прозвище от Астории), наш друг — любимчик преподавателя ЗоТи! — Повел торжественно рукой, но Паркинсон на него шикнула, дабы тот не двигался: она держала бутылёчек с черной жидкостью внутри, со всей внимательностью красила указательный ноготь Тео узкой кисточкой. Забини молчал, а после, заметив, что Драко постепенно превращался в спелый томат без использования знаний по Трансфигурации, исказил тему разговора: — Так что внутри? — Без определенного тона поинтересовался темнокожий чистокровка (у него только четыре пальца на левой руке сверкали на кончиках горчично-желтым). Драко осторожно отлепил вновь скотч, заботливо раскрыл упаковку и выудил грампластинку в первоначальном издании того года, когда Римус Люпин еще со своими сокурсниками вслушивались в текста «семидесятых». На черной обложке был изображен силуэт музыкальной «коробки» (кажется, это магловский усилитель звука, но чистокровный волшебник не мог сказать точно) и мужчины с гитарой перед ней. У него длинные кудрявые волосы, тот эффектно стоял, широко расставив ноги, окружённый золотым свечением. Блондин прочитал название альбома: «Electric Warrior» и развернул лицевой стороной обложки к слизеринцам, чтобы те тоже могли узнать, что это за группа. — T.Rex?! — Единственным, кто понял что по чем, разумеется, оказался Дилан Хи Сонг. — Святые низзлы, моя мама впервые по-взрослому поцеловалась под один из их треков! Драко рассматривал список песен, напечатанных с задней стороны пластинки. — Включай! — Нетерпеливый Хидс махнул палочкой в сторону постели Забини, из-под нее полетел на его кровать, на которой сидел Малфой-младший, бирюзовый патефон и плюхнулся на мягкий матрас близ белокурого подростка. В шоколадных глазах горела щенячья мольба — как такому Хидсу отказать? Слизеринец под взволнованные и любопытные взгляды собравшихся волшебников (одна Паркинсон дотошно докрашивала, закрепляя цвет, ногти Нотта) достал черный гладкий диск с мелкими зазубринами и установил его в проигрыватель. Виниловая пластинка закрутилась, и спальня мальчиков в компании двух юных прелестных дам наполнилась дребезжанием золотых тарелок у барабана, столь любимых Дилану, а после запела гитара струнами, ее мелодию подхватил мужской голос, любовно шепчущий слова. The planet queen perchance to dream. She used my head like an exploder. The planet queen… The worlds the same — I am to blame! She used my head like a revolver. The worlds the same Остолбеневшие, детишки сидели и внимательно слушали. Когда музыка закончилась, уже с подсушенными ногтями Хи Сонг помог Драко перевернуть пластинку на «сторону B». А после прослушивание пошло по кругу. Нотт с Забини болтали стопами в такт песни, то качали головами, если бит ускорялся. Паркинсон вместе с Дафной, слегка нахмуренные, вслушивались в слова «Lean Woman Blues», «There Was A Time / Raw Ramp / Electric Boogie» и «Girl» (третью Пэнси попросила произвести ещё разок). Дилан же веселился под «Hot Love» и развязно качал бедрами, выступая перед друзьями, как профессиональный танцор (или «космический», подстать названию одной из песен), а иногда выкрикивая «Ау!» на разные лады, чем смешил друзей. Драко пытался воссоздать картинку из прошлого, каким образом слушали этот альбом «мародеры»: кому какие песни понравились, кто просил на повтор один из треков, кто был громче, а кто стучал по балкам кровати, как сейчас делал Хидс, представляя в голове барабаны. Возможно, Римус Люпин лежал на кровати, пялясь в потолок, под более медленные и спокойные композиции, к примеру, «Monolith» — космическая (словно продолжение песни «Space oddity» всеми известного мистера Боуи) и плавная; слова песни, конечно, звучали бессмысленно, но от того до странности многозначительно. А вот «подростковой» версии Сириуса, может, нравились «Jeepster» или «Get It On» (эта заняла особое местечко в душе Забини) гремящими куплетами о пылких девушках, агрессивным ритмом. Профессор как-то вскользь упомянул, что Блэк был тем еще обольстителем — Малфой не удивлен, у самого имеется такой «Джакомо Джироламо Казанова»: как в женском роде, так и мужском. А что до самого Драко? Трудно выбирать, когда даже не знаешь свой вкус в магловской музыке, но «The King Of The Mountain Cometh» завлекла подобием колыбельной сказки, которую рассказывали давным-давно мама и папа ночью, чтобы маленький сын хорошо спал, без кошмаров. Так они вшестером и засиделись до глубокой ночи. Потом девочек прогнали, чтоб староста не стал ругаться на Пэнси и Дафну, мол те «раньше времени блуждают по кроватям парней» — за сказанное в шутку предложение Теодор чуть не подавился большим печеньем с миндалем, потому что невестка гневно запихала выпечку, присланной миссис Хи Сонг, ему в рот, дабы тот поскорее заткнулся и не позорился. Блейз решил не оставлять американца одного в их комнате на каникулы, так что просидит праздники в Хогвартсе, а вот Драко будет мучиться с мистером и миссис (в будущем) Нотт в собственном имении: они обещали блондину, что на один из обширных обедов в Малфой-Мэноре уж точно попадут с семьями! Забини заколдовал пластинку — та стала самостоятельно переворачивать себя и обниматься с иголкой, щекочущей ее по линиям записи, гитарными мотивами хихикая. И вот четыре подростка забрались на кровать Дилана, повидавшую уже столько катастроф из-за любознательности «хозяина» с его опытами. Хидс вновь завелся разговорами о крутости Бэтмена и принялся листать какой-то комикс, что-то поясняя Блейзу (наверное, как устроен Бэтмобиль: итальянские корни Забини напомнили о себе), Теодор сел у изголовья, а ноги согнул, чтобы на них облокотился спиной Драко, выхвативший из комода артбук и заточенный карандаш, белокурый слизеринец поймал осязаемое вдохновение от льющихся из патефона мелодий. Малфой попробовал себя в сложной — в движении — зарисовке фигуры: кучерявый гитарист, изображенный на альбоме T.Rex, прыгал на листах вместе с инструментом, то выгибая назад спину, то поднимая над головой струнный предмет. Мальчик проводил линию от головы вниз, через позвоночник, до пятки — главную ось движения, а после от нее разводил руки, ноги, контуры высокой фигуры. Добавил фон, начеркав за основным предметом (человеком) линии с острыми загибами и углами, передавая огненную энергию композиции. Потом занялся самым нелюбимым делом — добавлением резких складок на одежде, чтобы сразу было понятно, что магл находится в скрученной позе; заштриховал грифелем места на коленках, на талии (в особенности) и спине. Волшебник так увлекся рисованием, что не заметил, через какое время друзья успели крепко заснуть. Нотт сместился со стенки кровати, обернул руку вокруг талии Драко, а темная макушка утыкалась лбом ему в бок, потому слизеринец не мог встать, не разбудив лучшего друга, а следом и Забини с Диланом. Малфой снял чары с пластинки и патефона — спальня погрузилась в непривычную тишину. Свечки погасли сами по себе, только квадратный «бассейн» в центре комнаты продолжал источать нежно-небесный свет, как Патронус, отражаясь бликами на стенах, покрытые глянцем. Слизеринец насколько возможно медленно перегнулся через тихо сопящее тельце сокурсника, положил на тумбочку Дилана художественный блокнот с грифелем, сел обратно и подумал: как ему-то среди всей этой гущи ног и рук улечься? Ладонью поправил положение головы Тео, иначе утром у шатена будет сильно болеть шея всю дорогу домой на поезде; уместился на свой бочок, перед Ноттом, подложив под щеку руку. Драко скосил серые глаза на Забини и Дилана, между ними ютился тот самый комикс про Брюса Уэйна. Нотт сзади завозился и уткнулся в загривок Малфоя — чистокровный блондин ради эксперимента прислушался к своим чувствам: ничего компрометирующего. Странно, подумал слизеринец, будь на месте Поттер, то… ну, во-первых, Драко и не смог бы так легко лечь вместе с Гарри в такой позе… это бы очень-очень напрягало. Возник вопрос: а почему же с Теодором всё нормально — сердце не стучит как угорелое, пьяная сухость во рту не появляется? Это из-за того, что Тео — лучший друг? И что они друг друга знают уже Моргана пойми сколько лет? А может, дело в очках гриффиндорца, которые аристократу просто не дают покоя? Он развернул голову назад, чтобы частично узреть лицо ровесника — лицо как лицо, более привлекательное, чем обычное, однако как у любого другого мальчика. Драко припомнил последнюю ночь в «Дырявом котле»: как у Гарри упала челка на глаза, а слизеринец откинул ее назад, чтобы не мешала. Вообще видеть летающего в сонных мечтах Поттера было в новинку, для белокурого волшебника Гарри является всегда полным энтузиазма ребенком: что-то делает, что-то говорит, но не молчит и уж тем более не спит в объятьях Драко. А когда Поттер неожиданно заплакал на втором курсе (перед новогодними праздниками), то у слизеринца так вообще сердце треснуло. Мерлин, чем он занимается на ночь глядя?! Волшебника словно пробило трескучей молнией, и тот упал головой вновь на сложенную в локте руку, сильно зажмурил глаза. Ему рано вставать, чистить зубы и укладывать волосы, нужно прилежно одеться (без единой складочки), а еще собрать чемодан, также надо наконец отдать факультетский джемпер Поттеру. Плюсом сто́ит в дороге обдумать, как подойти к разговору с отцом о выучивании выслеживающих заклинаний, да так, чтобы родитель не заподозрил ничего пугающего. Столько дел! А Драко мается дурью какой-то… Ну и что с того, что с «особенным мальчиком» вечно всё по-другому?! Ну и что, если Малфой горит лишь от легкого воспоминания кожи в том месте, куда приложились чужие губы?! Великий Салазар… ГАРРИ ЧМОКНУЛ ЕГО В ЩЕКУ! Широко раскрыл глаза от осознания. Так это был не сон?! М-да, с изменением времени и потерей сознания шутки плохи — много чего можно спутать с реальностью. К примеру, слизеринцу недавно почудилось, что в том проёме под Гремучей ивой он слышал мужской голос, а также видел черную собаку, похожую на Грима. Но это точно были галлюцинация да яркая фантазия ребенка! Драко же избалованный художник, он часто много чего ненастоящего выдумывает. Но та ночь не надуманная, она была реальна: «Мы с тобой — это настоящее», — вот что тогда сказал Поттер, убеждая слизеринца в разнице его личности и дядиной. Иногда Гарри умел говорить как в книжках авторов-романтиков — и это каждый раз озадачивало, изредка пугало Драко. В такие моменты гриффиндорец вовсе не казался забавным болваном, а вполне себе умным и через чур сострадающим человеком. Тот пообещал, что ничто никогда не встанет между ними — говорил ли тогда полукровка правду? Или это было сказано ради утешения в предутренние часы? Блондин понадеялся на верность, чем кичился львиный факультет, дорогого сердцу друга. Где-то ближе к полуночи, если не позже, Малфой, насмотревшись на потолок, забылся живописными картинами во сне о том, как станет ужасна жизнь, если хоть кто-то из близких друзей предаст Драко так же, как Сириус — «мародеров». Наверное, слизеринец наложил бы на себя руки, не вытерпев столь невыносимую боль; он не такой храбрый и сильный, как профессор Люпин. Поттер тоже не сразу лег в эту ночь спать, думая обо всем и ни о чем. После ужина, добравшись до башни Гриффиндора, Поттер встретился с Джорджем и Фредом, на радостях взорвавших десяток бомб-вонючек. Брюнету не хотелось рассказывать близнецам о походе в Хогсмид, и он тихонько выскользнул из общей комнаты, поднялся в пустую спальню. В спальне присел у тумбочки, вытащил книги и нашел спрятанный за учебниками фотоальбом в кожаном переплете, который ему подарил Хагрид два года назад. Там были колдографии мамы и папы. Гарри сел на постель, задернул полог и стал разглядывать магические снимки… На свадебной фотографии Джеймс Поттер машет камере (интересно, кто стоял по ту сторону объектива?) рукой, на смуглом лице у него сияет яркая улыбка, непослушные черные волосы на голове, такие же, как у Гарри, торчат в разные стороны. Папа держит под руку маму в прекрасном белом платье невесты, и Лили тоже светится счастьем. А рядом — шафер жениха; Поттер-младший раньше не обращал на него должного внимания. Если не знать, что это Сириус Блэк, то и не догадаешься! На фото, сделанном в прошлом, он сказочно красив и весел, а теперь, в настоящем, у него осунувшееся, бледное лицо. Неужели он уже тогда переметнулся на сторону Волан-де-Морта? И замышлял убить лучших друзей? Понимал ли двоюродный дядя Малфоя-младшего, что его ждет двенадцать лет в Азкабане, после которых он станет неузнаваем? «Но ведь на Блэка дементоры не действуют!» — Думал Гарри, а Сириус глядел на него с фото и улыбался. И когда они совсем близко, тот не слышит вымученный горем крик родителя… Полукровный волшебник зло захлопнул альбом и сунул в тумбочку, снял мантию и очки, плотнее задернул полог и лег. Кто-то отворил дверь спальни: — Гарри, ты здесь? — Осторожно спросил Рон. Гарри притворился, что спит, — рыжий приятель вышел. Брюнет лег на спину и принялся бездумно разглядывать потолок; в душе чувствовал смердевшую ненависть. Изображение Блэка словно вырезали из альбома и наклеили перед взором тринадцатилетнего волшебника, и тот в темноте смеялся над зеленоглазым ребенком в очках. Потом, как на экране кинотеатра, Блэк убил Питера Петтигрю (Петтигрю почему-то немного смахивал на Невилла Долгопупса). И у гриффиндорца в ушах зазвучал тихий, взволнованный голос (хотя он никогда в жизни не слышал Блэка): «Мой господин, наконец-то я стал Хранителем Тайны Поттеров!»; его собеседник пронзительно захохотал, именно этот хохот Гарри слышал всякий раз, когда приближались дементоры: «Гарри Поттер, да на тебе лица нет!» Так что волшебник заснул под самое утро, а проснувшись, обнаружил, что спальня осталась такой же пустой, но уже не от того, что все проснулись и ушли, а что вещи Дина, Симуса и Невилла пропали. Оделся и спустился по винтовой лестнице в гостиную. Рон и Гермиона тихонько сидели вдвоём на диване. Уизли жевал мятную жабу и поглаживал живот, в то время как подруга корпела над домашней работой, разложенной на всей поверхности стола перед двумя студентами; на ее коленках лежало что-то, завернутое в бумажную упаковку, завязанное тонким красным бантиком. — А где все? — Хриплый ото сна Гарри рассеянно огляделся. — Разъехались. Сегодня первый день каникул, ты что, забыл? — Рон пристально всмотрелся в лицо лучшего друга. — Скоро обед, уже собирался пойти тебя будить. Гарри ухнул в большое кресло у камина. За окнами падал пушистый снег. Перед местом у огня, как рыжий пушистый коврик, растянулся Живоглот. — Тебе нездоровится? У тебя правда больной вид, — Гермиона обеспокоенно взглянула на пришедшего сокурсника. — Нет, всё путем, — он снял очки, провел ладонями по лицу, пытаясь отойти от опухшего состояния пересыпа, и натянул обратно оптический прибор. Девочка прочистила горло и протянула Поттеру тот самый, лежащий ее на коленках, завернутый предмет: — Драко попросил передать тебе. Сказал, что должен был вернуть это уже давно. И за что-то благодарит — он не уточнил… Волшебник озадаченно рассмотрел вещь, но предположил, что Драко все-таки решил подарить мальчику хоть что-то, ведь гриффиндорец так сам и не скажет, чего хочет; развязал алый атласный бантик, распаковал предмет из шуршащей бумаги таким образом, чтобы ни Рон, ни Гермиона не видели: полукровка посчитал, что это что-то личное, только между ними (Гарри и Драко). И оказался прав — он смотрел на свою когда-то отданную кофту, чтобы Малфой побежал навестить Нотта после инцидента с гиппогрифами. На то был сентябрь… сейчас уже конец декабря. Прошло четыре месяца! Гарри и напрочь позабыл, что у него, помимо мантии, есть факультетская толстовка, просто надевал на себя магловскую одежду и делов-то. Поттер поместил ладонь на мягкую ткань и по ощутимому бугорку осознал, что в нее завернуто что-то еще. Он развернул бережно сложенную кофту. На желтой коробочке с переливающейся позолотой надписью «Godiva» изображена девушка с длинными волнистыми волосами верхом на лошади; слегка приподнял крышку квадратной упаковки — внутри благоухали невероятным ароматом какао-бобов конфеты разных цветов: красного, бело-малинового, оранжевого, фисташкового и светло-коричневого — так еще некоторые форменные шоколадки имели на себе узорчики с крупицами орехов. Гарри сдержал полуулыбку: Драко, кажется, тоже проникся большой любовью к шоколаду, как и профессор Люпин (с кем поведешься, от того и наберёшься). Тут мальчик заметил маленький сверточек пергамента размером с записочку: он его раскрыл, и сердце налилось теплом карамельного напитка из «Трех мётел» — слизеринец нарисовал две фигурки мальчишек, крепко державшихся за ручки, которые оборачивались друг к другу, а на их лицах сразу цвели широкие улыбки. Все-таки пора разузнать, как созданное рукой Драко может двигаться, — это по-волшебному невероятно! Нарисованный Драко взмахнул над их макушками палочкой, и появились слова: «You’re my wonderwall music» («Ты моя музыка барьера чудес»). Пока общий друг рассматривал с нечитаемым чувством в глазах какой-то листочек (рыжеволосый и шатенка не видели, что на нем изображено), Гермиона и Рон переглянулись: — Послушай, Гарри, ты, конечно, расстроился из-за того, что вчера услышал. Но все равно нельзя делать никаких глупостей… — О чем вы? — Поттер сложил рисунок пополам и прикрыл его рукавом факультетской кофты. — Нельзя самому охотиться за Блэком, — сорвалось с языка у рыжего чистокровного. Гарри промолчал: разговор был явно подготовлен, пока он спал. — Ты ведь не станешь, правда? — С надеждой спросила Гермиона: не хватало еще, чтобы Драко, подхватив единомышленника-Гарри, побежал сломя голову выискивать на свой страх и риск двоюродного дядю блондина. — Блэк не стоит того, чтобы из-за него умирать, — добавил Рон, пускай Поттер сейчас услышит друзей, а, когда приедет Малфой, сам остановит от беды слизеринца. Брюнет воззрился на двух студентов. Ну как же они не понимают?! — Знаете, что я слышу, когда рядом дементор? Рон с Гермионой в предчувствии чего-то страшного покрутили головами. — Я слышу, как перед смертью кричит мама, умоляет Волан-де-Морта пощадить меня. Если бы вы вот так услышали последние слова матери, вы бы их навсегда запомнили. Такое не забывается. А если бы вдруг узнали, что выдал ее Темному Лорду их лучший друг, который, в добавок ко всему, мне чертов крёстный!.. — Ты ведь еще учишься, а Блэк — взрослый волшебник! — Воскликнула Гермиона, бросая горох об стенку, которой оказался вчера Драко, а сегодня — Гарри. — Его поймают дементоры, увезут в Азкабан, там он понесет наказание! — Ты ведь слышала, что сказал Фадж. На Блэка Азкабан не действует, как на обычных людей. Какое это для него наказание?! — Мерлин, Вы с Малфоем, как два сапога — пара! — Возвел голубые глаза к потолку Рон. Гермиона пихнула сокурсника, и тот ойкнул; оба гриффиндорца со странными выражениями лиц оглянулись на непонимающего Поттера. — Драко что-то задумал? — Ну конечно, слизеринец не будет сидеть сложа руки, покуда Блэк на свободе! — …нет, — Уизли насупил брови, мотая головой, краснея ушами — верный признак вранья. Грейнджер цокнула языком: — Гарри, поклянись, что не собираешься рыскать в поисках Блэка. Ты же не хочешь никого убивать, правда? Поттер серьезным голосом повторил вопрос: — Что собирается сделать Драко? Уизли рассердился, хоть и пребывал в волнении, на упрямого как баран друга: — Я так посмотрю, ты по указке слизеринца сделаешь все что угодно! — Конечно, если потребуется! И сделаю то же самое, если вы попросите… Так поступают друзья! — Вспомни, что получила мама Петтигрю после его гибели от рук Блэка? Орден Мерлина первого класса и кончик мизинца в коробочке! Папа сказал, больше ничего не нашли. Этот Блэк чокнутый и очень-очень опасен… — И Нотт откуда-то все знает… — не слушал Поттер. — Должно быть, узнал от отца — тот, как и Люциус Малфой, был союзником Волан-де-Морта… или рассказал сам Драко… — И ты послушаешь не нас с Гермионой, а Теодора? Да тот лишь будет скакать от радости, что тебя прихлопнул родственник Малфоя! И если ты послушаешь дурного на голову Драко (ему, наверное, не вылечили полностью сотрясение!), то вас двоих просто сотрут в порошок к следующему матчу по квиддичу! — Гарри, хоть ты опомнись, пожалуйста! — Слезливо взмолилась Гермиона. — Сириус Блэк — страшный человек. Ну зачем вам лезть на рожон? Ты мгновенно попадешь Блэку в руки, тот только того и ждет… Твои мама с папой не позволили бы тебе самому искать Блэка. Они хотели, чтобы ты жил. — Я никогда не узнаю, чего они хотели. Я никогда — спасибо Блэку! — с ними не разговаривал. Живоглот потянулся и выпустил длинные когти. Карман Рона задрожал. Воцарилось молчание. — Послушайте, ведь сейчас каникулы! — Воскликнул, попытавшись разбавить атмосферу, Уизли. — Скоро Рождество! Идемте к Хагриду, мы у него сто лет не были. — Нельзя, — возразила Гермиона. — Гарри не должен выходить из замка… — А мне будто есть дело: что можно, а что нельзя? — Съязвил Гарри, выпрямляясь в кресле. — Заодно спрошу его, почему он, рассказывая мне о родителях, никогда не упоминал Блэка. Почему взрослые вечно врут и не договаривают… Разговор о Блэке принимал явно нежелательный оборот. — Может, лучше сыграем в шахматы? — Поспешно предложил Рон. — Или в плюй-камни? Перси оставил мне игральный набор… — Нет, мы пойдем к Хагриду, — твердо решил Поттер, надев на себя вернувшийся из рук слизеринца пуловер, от одежды веяло одеколоном Драко. Друзья сходили за мантиями, вышли сквозь портретный проход («К барьеру, гнусные желтопузики!» — Крикнул сэр Кэдоган вдогонку) и пошли по опустевшему замку, их шаги гулко отдавались в коридорах.(Where the Birds Always Sing — The Cure) The world is neither fair nor unfair. The idea is just a way for us to understand. But the world is neither fair nor unfair, So one survives The others die. And you always want a reason why, But the world is neither just nor unjust. It's just us trying to feel that there's some sense in it. No, the world is neither just nor unjust. And though going young, So much undone, — Is a tragedy for everyone!