Один — слишком мало, шесть — слишком много

      С того дня… Он не сказал ни слова. Что он вообще мог?.. Хотел ли он принести извинения за свои слова и крики, за свою истерику и ревность? Хотел ли он извиниться за то, что сделал своей единственной родительской фигуре за всю жизнь, единственному человеку в мире, которому было не всё равно, так больно? Хотел ли он забрать назад слова, которые разбили сердце не только Дариусу, но ему самому? Хантер злился. Даже позже, тем же днём, когда Дариус просто позволил ему захлопнуть дверь в комнату и кричать самые глупые обвинения в мире, Хантер злился. Было бы проще, если бы отец разозлился в ответ. Если бы Дариус ударил его со всей силы, если бы он замахнулся и швырнул его на пол, если бы дал Хантеру самую сильную оплеуху, так было бы гораздо проще. Если бы лицо Хантера было в крови, если бы его нос был разбит, если бы запястья были перерезаны, если бы он был наказан за свои действия, серьёзно наказан… Если бы Дариус дал ему хоть малейший приказ, подсказку, указание, как себя вести… Впервые в жизни Хантеру всё сходило с рук. Почему от этого было так больно? Почему Дариус просто не мог наказать его, как Белос? И почему, если Хантер так жаждал причинить отцу боль, сейчас он чувствовал такие страдания и душевные муки? Почему слёзы сами появлялись на глазах, и почему, чем больше он кричал, тем хуже было? Дариус… Никогда не был жесток. Он только вздохнул на все крики Хантера, которые последовали на предложение спуститься к ужину, и совершенно непроницаемым твёрдым тоном велел ему идти в свою комнату. Было ли это своего рода наказание? Дариус не обнимал его уже неделю. С другой стороны… Хантер не позволял даже касаться себя уже неделю. Он не хотел этого говорить… Он не хотел… Он лишь хотел тех же объятий, тех же вечеров с отцом, тех дней, когда… Когда всё было в порядке. Когда их семья ещё была… Хантер скучал по Дариусу. Тогда, почему он отталкивал его? Почему, даже так сильно ревнуя, вместо того, чтобы попробовать отвоевать внимание, которое принадлежало ему, а не Аладору, Хантер стал избегать отца и ранить их семью так сильно? Несколько капель подряд упали на белоснежный альбомный лист, и Флепджек обеспокоенно зачирикал. Они сидели во дворе, в тени большого ветвистого дерева, и в любой другой день Дариус появился бы рядом, чтобы сказать Хантеру не сидеть на сырой земле, но сегодня… Папа не придёт сегодня, да? В этом правда не было смысла. Хантер отталкивал всех. Тогда, почему он так хотел, чтобы кто-то нашёл его? Подросток всхлипнул, качая головой и сжимая карандаш. — Всё хорошо, Флеп… — пробормотал он, глядя на палисмана. — Всё в порядке… Он сделал глубокий вдох, занося карандаш над бумагой… У него не было особых мыслей о рисовании сегодня… Сначала появился узор. Затем другой… За ними последовали причудливые странные линии, и Хантер увидел перед собой вырисовывающие определённые контуры… Ему нужно было это закончить. На траву рядом кто-то присел, и он поспешно вытер слёзы, моментально мрачнея. Он заставил себя прикусить язык прежде, чем язвительный комментарий вырвался изо рта. Отец злился, когда он огрызался на Блайта, и Хантер не хотел расстраивать его ещё больше. — Слышал… Вы с Даром немного повздорили? Как ты, малыш? — Не твоё дело. — процедил Хантер, шмыгая носом и надавливая карандашом на бумагу. Резкие узоры, зачеркивания и кресты… Подросток почувствовал, как в груди разрастается буря. Этот человек украл его семью, его отца, единственное, что у него было. И… И он должен просто сидеть, пока Аладор наслаждается его унижениями и своей очевидной победой. — Я уверен, всё образуется. Знаю, ты расстроен тем, что Дариус… — Аладор вздохнул. — Он не хотел говорить резко. И я тоже не хотел, чтобы… — Я просто пообещал быть паинькой. — огрызнулся подросток, перебивая, и слёзы снова покатились по щекам. — Можешь быть счастлив. Иди и развлекайся. У нас нет и никогда не будет ничего общего, ты выиграл, я проиграл, так что просто убирайся и оставь меня. Можешь идти к па… К Дариусу. — Хантер… — голос Аладора стал тише. Он поднял руку, словно намереваясь коснуться его, но тут же её опустил. — Поверь, это не соревнование. — только и произнёс мужчина, но подросток не ответил, склоняясь ещё ниже над блокнотом. — Дар любит тебя, и ты всегда будешь его приоритетом. Я понимаю, что ты чувствуешь, пожалуйста, не… — Ты ничего обо мне не знаешь! — из глаз брызнули слезы, и Хантер резко вскинул голову. Сердце громко застучало, грудь вздымалась, но он уже не мог остановиться. Этот человек забрал его отца, этот человек был виноват во всём, это его вина, что теперь Дариусу всё равно! — Просто уходи и займись своими делами, Блайт! Мне не нужна нянька! Достаточно того, что ты забрал моего отца! И собираешься снова испортить его жизнь! — Испортить его… Жизнь? Флепджек зачирикал, пытаясь успокоить хозяина, но Хантер только сжал кулаки, глядя Аладору прямо в глаза. — Да! — вскрикнул он. — Когда ты ни с того ни с сего бросил его прямо на школьном выпускном. Я слышал, как Дариус говорил об этом с Эвером. И что ты можешь сказать на это? Аладор застыл. Его глаза расширились, а на лице тут же отразилось неясное болезненное выражение лица. — Я жалею об этом. Больше всего на свете. И… Я никогда не хотел отпускать Дариуса. Но… Мне пришлось сделать это по многим причинам. — взяв себя в руки, ответил он спустя минуту, и слова словно давались ему с большим трудом. Чудесно. Хантеру не было его жаль. Он в любом случае не верил ни единому слову. — Но я люблю своих детей. Даже, если бы я мог вернуться в прошлое, я бы не смог поступить иначе. — Мне плевать. — прошипел Хантер, захлопывая блокнот, в ярости от последней фразы. И даже несмотря на то, что Аладор был таким придурком, Дариус всё ещё предпочитал именно его! Это было нечестно! — Ты слаб, ясно?! И теперь, когда Дариус наконец восстановил свою жизнь, ты тут как тут! В императорском ковене за это убивают! Мой дядя никогда не дал бы мне второго шанса! А ты так просто прыгаешь в эти отношения и не испытываешь вины к тому, что Дариус боролся с тем, что ты создал! Ты трус — вот ты кто! Могу поспорить, ты даже не извинился за то что был так слаб, чтобы выбрать его, а не… Я не знаю, как зовут твою бывшую жену, но это не важно! И ты никогда не отпустишь своё глупое прошлое! Ты снова его бросишь, но в этот раз ты ещё и разрушил то, что было у меня и отца! Дариус - моя первая семья, и ты забрал её! — Послушай. — с нажимом произнёс Аладор, стараясь предотвратить истерику. — Я понял и осознал всё слишком поздно, знаю… Но я не собираюсь разбивать Дариусу сердце. И тем более, забирать его у тебя. Если бы я попытался сделать это или хоть как-то навредить вашей с ним семье, то он сам незамедлительно расстался бы со мной. Я не знаю, чему тебя учил император, но… Обещаю, я не хочу сделать тебе больно. Сделать больно тебе, это как сделать больно кому-то из моих детей. И я не хочу рушить твою семью. Хантер поднял полный слёз взгляд… Руки задрожали. Плечи затряслись в приступе рыданий. Всё внутри разрывалось от чувства одиночества и разбитого сердца. Он был один. Он всегда был один. Он был гримволкером, кому вообще нужен был живой мертвец. Аладор выдохнул, осторожно протягивая руку, чтобы коснуться его плеча, но Хантер резко отшатнулся. — Т-ты… Ты уже её разрушил... — задыхаясь, выдавил он, и Аладор замер. — Вот вы где. Я уже хотел... Что происходит?.. — медленно спросил Дариус, появляясь на дорожке у места, где они сидели, и улыбка тут же исчезла с его лица. — Ал? Хантер? Хантер вскочил на ноги, не в силах больше слушать… Голова кружилась, а во всём теле чувствовалась слабость. — Неважно! Оставьте меня в покое! От их семьи не осталось совсем ничего… И совсем как на рисунке, полном зачеркиваний и кривых линий, жизнь, которая налаживалась, становилась такой же чёрной и опустошающей.