Отмщение

Впервые за последние годы утро началось для Эдгара после рассвета. Это было странно — проснуться и ощутить, что больше не нужно дрожать и прятаться. Да, над головой по-прежнему темнел тяжёлый потолок бункера, но сердце билось ровно и спокойно. Да и с чего бы Эдгару было волноваться? Ведь в тот вечер он выстрелил. За время, что Эдгар пестовал свою месть, он уже и забыл, как это — просыпаться с желанием жить. Он чувствовал себя почти хорошо — боль, преследовавшая его так долго, что Джомфру уже и привык к ней, как будто отступила. Эдгар даже не сморщился, когда взял с приборного столика очки и осторожно притянул руку обратно. Как Эдгар и ожидал, за запястье тут же ухватились аккуратные пальчики спящей девушки, предпочитавшей перебираться с подушки, в которой легко тонула голова, на его мягкую, чуть вздрагивающую руку или грудь. Эдгар же, которому совершенно не хотелось выбираться из-под нагретого их телами тонкого одеяла, улыбнулся, глядя в потолок, и только после этого перевёл взгляд на спящую. Лавона, блаженно чему-то улыбавшаяся самыми уголками высохших за ночь губ, расслабила пальцы, почувствовав, что Эдгар остался с ней. Растрёпанные за ночь волосы, ещё жёсткие от лака, делали её голову непропорционально огромной. Другая рука, закованная в гипс, неподвижно лежала поверх одеяла. В тот вечер Лавона не получила от Нэйтана того, что хотела — наоборот, он её чуть не убил. Эдгар едва отыскал девушку под горящими обломками Мордхауса — изломанную, избитую, с кровоточащей раной на затылке. Тогда Эдгар в недоумении переглянулся с Ассасином, который держал на руках потерявшего сознание подростка. Как Лавона выжила, оставалось только гадать. На разговоры не было времени. Они задыхались в дыму, и Эдгар приказал бежать в лес, пока их не схватили клокатиры, бросившиеся на выручку уже мёртвым повелителям. Эдгар вздрогнул — сердце, едва успокоившееся, снова тревожно сжалось. Тряхнув головой, он поспешно высвободился из слабой хватки Лавоны — хотя в глубине души надеялся на неудачу, из-за которой пришлось бы остаться в кровати. В последний раз взглянув на Лавону, которая тут же заняла оставленную им тёплую, почти горячую вмятину, Эдгар наклонился поправить одеяло, сползшее с голого плеча и, не сдержавшись, поцеловал его. Лавона слабо поёжилась и снова успокоилась, когда Эдгар укрыл её. Он без проблем добрался до кухни, не издав ни единого звука — если не считать электрического жужжания коляски. В бункере стояла мёртвая тишина — только из дальнего конца бетонной пещеры доносился раскатистый храп Убийцы в серебряной маске. Будить Ассасина Эдгар никогда не решался — хоть громила-альбинос и был лишь грубой рабочей силой, а не лидером Отомстителей, именно он отвечал за то, где они будут жить и что есть. А разозлить Убийцу было очень легко, пусть обычно он и выглядел спокойным. Лишь басовито взрыкивал иногда, если ему что-то не нравилось. Эдгар искренне не понимал, почему с Ассасином никто не хотел связываться — он-то с ним прекрасно поладил. Он нашарил на стене выключатель и задержал дыхание, увидев подростка, который спал под столом на свёрнутом одеяле. Маску подросток не снимал даже во сне — тусклый свет единственной лампочки позолотил белокурые волосы, но локоны Эрика, свисавшие на лицо, остались тёмными и мёртвыми. Теперь, когда всё было кончено, Эдгар больше не видел в этом мальчике своего брата. Эрик, отомщённый, был на небесах, с ангелами, а здесь сопел во сне какой-то ребёнок, который прибился к Отомстителям, чтобы выжить. Но выставлять подростка в лес, где наверняка бродили не прекратившие поисков клокатиры, Эдгар и не думал. В конце концов, он привязался к этому мальчику и любил его почти так же крепко, как Эрика. Но подросток был жив, а Эрик жил только у Эдгара в сердце. Настало время наконец похоронить останки Эрика, а подростку — снять маску. Эдгар ведь даже и не подозревал, как пацан без неё выглядит. Включая плитку, у которой работала только одна конфорка, Эдгар мельком оглянулся на подростка. Тот не пошевелился — набирался сил после того, как его чуть не убили. Но больше ему ничего не грозило — Эдгар сделал всё, что хотел. Если бы Ассасин нашёл под гнездо Отомстителей заброшенный дом, прислужники Оффденсена вычислили бы их в первый же день — желтоватый свет лампочки тут же стал бы виден на много миль вокруг. А здесь… Разве что последняя тускнеющая звезда над крышей бункера уныло мигнула в жидком розовом воздухе. Кухня была самым тёплым местом в бункере, но Эдгар поёжился. Всё равно он вылез из кровати в одних шортах — или том, что осталось от его брюк, которые он безжалостно пускал на перевязки, а в бункере всегда стояла холодная духота. Удивительно, как они тут ещё не загнулись. Хотя, когда приходится выживать, а не жить, сваливаться с простудой немного глупо. Эдгар снял с гвоздя фартук Ассасина и попытался завязать его за голой спиной. Сделать это сидя было не так-то просто, да и собственное тело изрядно мешало. Эдгар не мог свести ни руки, ни тесёмки. В итоге он сдался, и фартук остался болтаться на шее. Тяжёлая прорезиненная ткань была пропитана засохшей кровью, но Эдгара это не смущало. После фан-дня он научился смотреть на кровь равнодушно. Увидь сейчас Эдгара кто-нибудь из его прежних знакомых, не поверил бы, что он способен подняться утром ради того, чтобы приготовить завтрак. Раньше, если Эдгар хотел есть, он предпочитал быстро закинуть в желудок еду, с которой можно не возиться, а развернуть уже готовую. Это знали все — даже Ассасин. Тот, хоть и ел одно мясо, заметил, как Эдгар, когда они проезжали редкие заправки, смотрел на яркие фантики сладостей. И стал приносить ему каждый день выпечку в пакетах или салфетках, лишь иногда разбавляемую каким-нибудь салатом в контейнере. Где Убийца брал еду, Эдгар не спрашивал. Не так это было важно. Он бы мог и вовсе не есть. Или рвать полусырое, чёрное после костра мясо за компанию с Ассасином. Но мозгу нужны были калории. Без еды Эдгар бы ничего не придумал. А Ассасин поначалу терпел его рядом с собой только за выдумки. Эдгар не раз задумывался, зачем Ассасин заботится о нём — о нём, о беспомощном, озлобленном инвалиде, который с трудом научился держать ружьё. И благодарил его за заботу — как мог, придумывая всё новые, всё более жестокие способы отомстить. Но в этот раз Эдгар старался не для себя. Для себя он и не встал бы так рано, а предпочёл бы снова уснуть, грезя о прежней, совсем другой и как будто чужой уже жизни, где не было ни мщения, ни друга-маньяка — но где были безграничная любовь к Dethklok и обожаемый брат. До недавнего времени только воспоминания и утешали Эдгара. А потом в его жизни появилась Лавона. Эдгар хотел позаботиться о ней — и, если получится, устроить сюрприз в честь этого безмятежного утра. Романтиком он никогда не был, а потому выбирал сюрприз из своих небольших возможностей и того, что когда-то видел в фильмах. Фильмы он помнил плохо. Их смотрела ещё миссис Джомфру, пока Эдгар или играл на полу с Эриком, или сидел рядом и грыз что-нибудь, нашедшееся в кармане. Мать же и научила его готовить. Но отблагодарить её Эдгар смог только сейчас. Ведь из минимума продуктов приходилось придумать что-то достаточно сытное, чтобы накормить громадину-Убийцу, который свалился бы с цингой, если бы продолжал есть одно мясо, подростка, который от еды вечно отказывался… А с недавних пор — и Лавону, которая была вынуждена лежать в постели. Со сломанной рукой и ногой она умудрялась вставать и ковылять по бункеру, но несколько раз чуть не падала — из-за небольшого сотрясения, что она получила после удара бутылкой, у неё постоянно кружилась голова. Эдгар устал втолковывать, что покидать кровать ей нельзя — но на всякий случай смастерил Лавоне два костыля. Пусть ходит. Так она быстрее восстановится, чем будет лежать пластом. А если она и не поправится, Эдгар научит её, что с этим можно жить. Он уже и не понимал, как другие ходят на двух ногах. Скинув в раковину картошку, Эдгар взял сковородку с конфорки, на которой толстым слоем наросла рыжая ржавчина. Убийца готовил на огне, разводя костёр под сенью разлапистых елей, но Эдгару удалось убедить его, что жаркое пламя только привлекает к ним лишнее внимание. Пришлось Убийце обустроить в бункере маленькую кухню — хотя он недовольно рычал, искренне не понимая, зачем им такие излишества. Ассасин прекрасно обходился сырым мясом и постоянно забывал о том, что делит бункер с больным и ребёнком, которые, конечно, могут спать за компанию на голой земле, но не вечно. Картошка, часто ворованная, была одним из самых частых блюд на столе Отомстителей. Особенно первое время, когда они были вечно голодными, а от того невероятно изворотливыми, когда Эдгар с жадностью вдыхал холодный воздух свободы и радовался тому, что наконец-то сбежал из тюрьмы, пусть и приходилось теперь делить бункер с сумасшедшим маньяком. Вкусный завтрак или несъедобный, его ничуть не беспокоило. А маньяк, как вскорости выяснилось, оказался отличным парнем. Он не раз баловал Эдгара, воруя для него мелкие закуски из супермаркетов. Каждый такой подарок сопровождался кровавой бойней со стоявшими на входе охранниками, но тем Эдгару было приятнее принимать из рук Ассасина буррито в забрызганной кровью бумаге. Тогда они с Убийцей стремились поскорее нажраться, а не наесться, чтобы потом смелыми и готовыми на всё, с идеей в голове и заплетающимся языком до треска в голове и искр из глаз спорить и выдумывать самые жестокие расправы над ненавистными Dethklok. Не признаваясь себе, они были немного влюблены в то время, когда каждый день находились на волосок от смерти. Эдгар даже усмехнулся краем рта, потянувшись за луковицей, которая устало хрустнула кожицей. Успокоившись, он взялся за нож, что любезно предоставил ему Ассасин из своего необозримого арсенала, и уже через несколько минут улыбался, совершенно не следя за руками. Эдгар не боялся порезаться — он был уверен в своих пальцах, которым хватило всего лишь раз научиться обращаться с картошкой, чтобы сохранить воспоминание об этом, похоже, на всю жизнь. Простейший рецепт этих картофельных оладий Эдгар пронёс с собой из самого детства, когда они с Эриком подскакивали в кроватях, если утром чувствовали с кухни перебивавший всё запах жареного лука. Правда, потом братья, потакая своему инстинкту изобретателей, как только не издевались над рецептом, каждый раз стараясь придумать что-то новое. Оладьи делали и сладкими, когда не хватало денег на мороженое, и кислыми, чтобы просто куда-то деть найденный лимон, и запекали, и пробовали безуспешно варить, а один раз умудрились залить алкоголем. Эрик, который готовить так и не научился, тоже строил из себя великого повара и кидал в картошку всё, что только мог найти — и иногда получал нечто намного более вкусное. Однако посвящать Лавону в их кулинарные "изыски" Эдгар не собирался. Он знал, что она не поймёт ни того вкуса, ни воспоминаний, а потому предпочёл вариант, знакомый каждой семье — и возможно, что готовил в Мордхаусе Жан-Пьер для самих Dethklok. Последние дни Эдгар старался не вспоминать брата лишний раз, не тревожить его теперь уже навсегда успокоившуюся душу — но догадывался, что никогда не разлюбит ностальгировать по этим уютным мелочам. На сковородке затрещало нагревшееся масло, и Эдгар поспешно положил на неё несколько картофельных комочков и прижал их, немного расплющивая. Его слегка напрягало то, как громко они теперь шипели, но надеялся, что ему мерещится, и Лавона от такой мелочи не проснётся. Но не всегда всё шло по плану. Вот и сейчас мужчина с ужасом смотрел на упавшую сковородку, которую не смог удержать, пока нёс к раковине. Он специально ждал, пока та остынет — придвинуться к плите Эдгар не мог, только если развернуть коляску боком, что сделать на тесной кухне было почти невозможно. Но вот поднять сковородку у него точно бы не получилось — Эдгару оставалось только корить себя за неуклюжесть. Дома у него была палка со щупами, которой он легко подцеплял с пола любой предмет, а здесь… Ждать, когда проснётся Убийца или тормошить подростка, который так мирно сопел под столом. Давно Эдгар не чувствовал себя столь бесполезным. Он уже думал слезть с коляски, лишь бы собрать оладьи до того, как их сожрут местные мокрицы, и вздрогнул, услышав за спиной тихий шорох. То подросток с негромким стоном потянулся, окончательно просыпаясь, и вылез из-под стола. Ничего не говоря, он подошёл к Эдгару, наклонился, касаясь пола кончиками свисающих с маски волос, сложил оладьи на сковородку, а сковородку аккуратно поставил на плиту. — Спасибо, — немного растерянно обронил Эдгар, отъезжая от плиты, и почему-то с опаской посмотрел на то, что раньше было лицом Эрика. — Можешь взять себе, сколько хочешь, мы сейчас всё равно будем завтракать. Подросток неопределённо пожал плечами, вытер скользкие от жира пальцы о замусоленную голубую футболку, но оладью всё же взял. — Постой, — окликнул его Эдгар перед тем, как подросток собрался залезть обратно под стол. Пацан обернулся. Голубые глаза чуть недовольно смотрели из кривых прорезей, и Эдгар невольно сглотнул. — Ты…можешь снять маску? — спросил он, задерживая взгляд на розовых губах подростка, которые выглядывали из-под землисто-серых ошмётков плоти. Эдгар только сейчас вспомнил, что никогда не видел подростка без маски. За время, проведенное с Отомстителями, Эдгар научился читать эмоции Ассасина и подростка по губам — и подумал, что парнишка наверняка удивился его просьбе. Но подросток отложил оладью, чуть дрогнувшей рукой вытащил из-за ушей дужки очков, которыми крепилась к лицу маска, и осторожно, боясь испортить, снял её. Знакомые Эдгару чуть косящие светло-голубые глаза — у Эрика были серые — взглянули на него с чужого лица. Очень даже приятного лица — чуть вытянутого, со вздёрнутым носом и пухлыми губами. Несколько соломенных прядей падали на лоб. Лицо Эрика шло ему больше. Подросток прятал глаза и поджимал губы — без маски ему было неуютно. А с губ Эдгара, пока он глядел на это незнакомое, но уже любимое лицо, сорвался вопрос: — А как тебя зовут? Пацан поморщился, сдвигая белёсые брови — вспоминал. — Диллан. — Диллан, — повторил Эдгар, пробуя на вкус это имя — серьёзное, совсем не похожее на короткое и милое «Эрик». — Но я привык, что вы зовёте меня Эриком, — зачем-то прибавил подросток и уже смелее посмотрел на Эдгара. — Мне так больше нравится. — Нет, теперь ты будешь Дилланом, — строго отрезал Эдгар. — Так что, Диллан, — он запнулся о непривычное имя, — будь добр, скажи Ассасину, что готов завтрак. А мисс Суккубосо не буди, я сам принесу ей. Подросток — нет, Диллан — послушно кивнул, удаляясь в тёмные катакомбы, а Эдгар, собирая для Лавоны сюрприз, снова навострил уши. В воцарившейся тишине он очень хорошо слышал, как в дальней комнате раздались шаги, сопровождаемые нестройным стуком костылей о бетонный пол, как они переместились в коридор и вместе с тенью замерли у порога. — Ну и зачем ты так шумишь? — с ласковой усмешкой спросила Лавона, заходя на кухню, и принюхалась. — Что ты делаешь? На костыли она опиралась не очень уверенно — подпрыгивала на здоровой ноге, подтягивая за собой больную, согнутую в колене. Костыли были с опорой на локоть, но руки Лавоны дрожали от напряжения. — Да я... — Эдгар замялся и замолк, поняв, что Лавона заметила и составленные на стол тарелки, и стакан в его руке, и противень, должный исполнить роль подноса за неимением такового. — Хотел тебя порадовать, — вздохнул он, — но опять не получилось. Только сковородку уронил. А ты… зачем встала? Я же говорил, что тебе не надо вставать! На бледном лице Лавоны появилась хитрая ухмылка — та, которой она надеялась соблазнить Нэйтана Эксплоужена — и девушка, вцепившись в костыли покрепче, подковыляла к Эдгару. Лавона всё знала. Знала — Эдгар всё жалеет, что никак не может ей отплатить, а потому старается иногда устраивать сюрпризы. Неуклюжие, нелепые, но всё равно трогательные. Эдгар испуганно втянул голову в плечи, чувствуя, как готовится лопнуть собравшаяся волнами кожа на шее. Он пристыженно отстранился от Лавоны, которая наклонилась к нему, отставив костыли, но девушка заметила его широкую улыбку. Поднявшиеся к самым глазам его щёки почему-то так развеселили Лавону, что она, с тихим смешком забрав их в свои ладони, повернула лицо мужчины к себе. Тот тоже тихо фыркнул и, успокоенный, поцеловал Лавону в ответ, легко поглаживая по спутанным волосам. Пальцы нащупали выпуклость шва на проплешине в жёстких локонах — когда они укрылись в лесу за горящим Мордхаусом, оказалось, что на затылке Лавоны волосы сбились в кровавый колтун. Убийца вправил ей сломанные конечности, как мог — он умел не только убивать. А Эдгар, жалея, что приходится уродовать девушку, состриг клок волос и зашил рану. За время своего отомстительства он изрядно поднаторел в рукоделии. Лавона больше не дёргалась, когда он трогал её затылок — наоборот, счастливо прикрыла глаза и, ткнувшись носом в дрогнувшую щёку Эдгара, тихо попросила: — В следующий раз позови меня, хорошо? Эдгар ни разу не жалел, что разрешил тогда Лавоне присоединиться к Отомстителям. Уже позже, когда они все собрались за столом — как чёртова семья, подумалось Эдгару — он задумчиво потрогал ножом свою оладью и вздохнул: — Я теперь и не знаю, что делать. Всё, что я хотел, уже свершилось. — Потерял смысл жизни? — буркнул Убийца. Оладьи он не проигнорировал — хотя оскал неровных зубов кричал о том, что Ассасину хочется сырого мяса. — Типа того, — ответил за Эдгара подросток. Все пока ещё не привыкли к его настоящему лицу, но готовились забыть о маске. Лавона молча оглядела мужчин, и, подумав, положила руку Эдгару на плечо. — Жить, Эдгар, — мягко произнесла она. — Просто жить.