Калейдоскоп иллюзий

Слушание закончилось через четыре часа после прихода Каина, и Эдвард откровенно выдохся. Защищать самого себя оказалось отнюдь не простой задачей. Пришлось, будучи уже вменяемым, доказывать собственную же невменяемость на момент нападения на полковника Мустанга. Даже в мыслях такое сочетание звучало глупо. Медицинские и психологические заключения в виде документов, составленных как раз в нужное время — сразу после трагедии, — к рассмотрению не приняли. Откуда они вообще взялись в папке, Эдвард мог лишь догадываться, потому что у их с Роем первого лейтенанта был не только соколиный глаз, но и дьявольская интуиция, не ошибшаяся ни разу на памяти юного командира. Зато благодаря неожиданно отыскавшимся бумагам удалось наконец узнать имена врачей, которые занимались лечением подвинувшегося рассудком пациента. Вернее, пытались заниматься. Всё-таки через запечатанную алхимией дверь оказывать помощь представлялось задачей весьма проблематичной. Выторговав часовой перерыв, Эдвард отослал Джина в больницу с поручением доставить вышеназванных докторов в зал суда любыми способами в кратчайшие сроки. Однако даже со своим даром убеждения посланец провозился почти до возобновления заседания. Но главное — у него получилось. Рой всё это время, как и просили, висел на связи, периодически вставляя колкие комментарии, чтобы подбодрить напарника. Порой заблаговременно, будто задним чувством ощущая готовую сорваться с языка подсудимого-адвоката глупость или грубость, останавливал его, приказным тоном веля заткнуться, сделать паузу, ещё раз хорошенько подумать, прежде чем что-то сказать. Прямо за спиной сидела Риза, специально переместившаяся с дальних рядов зрителей поближе к начальнику. Примерно в те же моменты, когда в наушнике звучал предостерегающий тон Роя, она ощутимо сжимала плечо Эдварда. Первые пару раз он вздрагивал от неожиданности вперемешку со вспыхивавшими дежавю, но быстро брал себя в руки, стоило лишь обернуться. С такой поддержкой ему, пожалуй, действительно было по силам всё. В частности, проглотить вертевшиеся на языке ругательства и чуть изменить тактику защиты в правильном направлении. К свидетельским показаниям непосредственно пострадавшего прибегать в итоге не пришлось. Этот туз в рукаве Эдвард решил придержать на крайний случай, если других вариантов не останется. Но, к счастью, основательных развёрнутых ответов врачей хватило для успешного завершения дела. Коммуникатор, как ни странно, снять не попросили. Вероятно, после слов терапевта об очередной сильной травме головы обвиняемого все решили, что проблемы у него начались не только со зрением, но и со слухом. Недаром же тот просидел первую половину процесса, ни на что не реагируя, а оживился только после появления подчинённого со странным аппаратом и очками. Эдвард не стал отпускать комментариев на сей счёт, рассудив, что подобная мелочь ему даже на руку. Когда огласили приговор, Рой сдержанно коротко поздравил его, но мягкая улыбка ощущалась в звуке родного голоса слишком явно. Про время, потраченное на завершение суда, он так и не упомянул. Четыре часа вместо обещанных двух. Эдвард сам знал, что снова проиграл их небольшой шуточный спор, однако тоже замолчал эту тему. Его оправдали почти полностью под подписку о невыезде из столицы в течение следующей пары месяцев и допустили к службе с пятью неделями испытательного срока. Лицензии Государственного Алхимика не лишили, в звании не понизили, от командования отрядом Мустанга-Элрика не освободили — успех, как ни крути. Стоило им всем выйти из малого зала военного трибунала, Каин всё-таки расплакался, обняв тяжёлый аппарат связи, словно близкого друга. Никому другому он его нести не доверил, хотя помощь предлагали. Джин же, расчувствовавшись, решил обнять самого, так сказать, виновника торжества, даже почти успел, но в последний момент был остановлен рукой Ризы, возникшей между ними, и резким приказом: — Шаг назад, лейтенант! За это Эдвард решил высказать ей отдельную благодарность, но чуть позже. Желательно, наедине. Потому что она успела вклиниться настолько вовремя, пока он сам ещё не успел толком осознать, что произошло, и испугаться, снова нырнув в грязь неприятных воспоминаний. Лишь дыхание на миг потерялось, да сердце обдало холодом. До бесконтрольного приступа паники, благо, не дошло. В клинику для душевнобольных прямо из зала суда загреметь не хотелось. Однако, возможно, Эдварду стоило бы некоторое время посещать психиатра — или всё-таки психотерапевта? — во имя грамотной вправки мозгов. Но об этом он решил сперва хорошенько подумать, понадеявшись на привычное "глядишь, само пройдёт". Новую форму ему пообещали выдать уже завтра, когда утром явится на службу. Как и вернуть серебряные часы, конфискованные накануне его похищения. Эдварду было искренне безразлично — сознание целиком, по крышку черепной коробки, опять затопила прежняя мысль: "Я должен его увидеть". Кстати об этом. — Вот Ваши очки, сержант, — опомнился он запоздало, аккуратно стащив дужки с ушей. Переносица немного зудела, и Эдвард потёр её пальцами, когда их освободили от чужого имущества. — Ещё раз огромное спасибо. — Вы можете пока оставить их себе, если необходимо, сэр, — предложил Каин, сжимая очки в ладони, но не спеша надевать. — Спасибо, не нужно, — отрицательно мотнул головой собеседник, направившись к выходу из здания военного трибунала. Команда в неполном составе — не хватало Хайманса с Ватто — последовала за ним. — После суда мне обещали выписать рецепт на линзы, так что, думаю, в больнице и выдадут. — Насколько всё плохо? — спросил Рой на другом конце связи. Эдвард мимолётно улыбнулся, расслышав беспокойство. — Жить можно, — отозвался безразлично, за долгие месяцы успев смириться с неоспоримым фактом очередной увечности. — Вижу только то, что перед носом. Если прищуриться. А вообще мир стал прекрасен, знаете. Одно сплошное разноцветное пятно. — Осмотр проходил? — продолжил миниатюрный допрос Рой, не сменив тона. Правда, теперь в его звучании Эдвард улавливал знакомую холодность, которая появлялась в моменты, когда напарник уходил в свои мысли, но продолжал слушать вполуха. — Вчера, в КПЗ, — отчитался собеседник, заранее готовый к тому, что эмоционального окраса ответов Рой не воспримет. Никогда не воспринимал, если думал, поэтому шутить или увиливать было бесполезно. В первом случае — не поймёт, ещё и в какую-нибудь глупость поверит. А во втором — разозлится, начнёт наседать и всё равно додавит до чётких формулировок. — Сейчас, думаю, повторно заставят. — Хорошо. Потом доложишь о результатах. Рою не было необходимости разжёвывать мелочи. Он прекрасно понял, что Эдвард сейчас направлялся в больницу, куда на дежурство возвращались врачи, сорванные Джином с работы. Они наконец вживую увидели своего пациента и вряд ли позволят ему теперь отделаться от тщательных обследований. Никто, впрочем, не возражал. А подобием приказа доложить о результатах после Рой дал Эдварду уверенность в том, что дождётся его с этими самыми результатами. Ни намёка на излишне поздний визит или ограниченные посещения. Он собирался увидеться с напарником в любом случае. Сегодня же. В конце концов, ещё не вечер. — Я перезвоню, полковник, — мягко завернул разговор Эдвард, отдав наушник Каину, который уже успел нацепить очки и теперь шагал намного увереннее. Тот повернул какой-то рычажок на громоздком аппарате, видимо, отключив связь. Коммуникатор убрал в нагрудный карман. — Вы отлично сработали, ребята, — похвалил Эдвард, обратившись сразу ко всем членам отряда. — Без вашего вмешательства всё могло бы закончиться печально. — Рады помочь, — улыбнулся Каин, сиявший, как начищенный ценз. Его заслуги в успехе сегодняшнего дела было больше остальных, но упоминать об этом он не считал нужным, как всегда. Просто радовался хорошему исходу. — Не за что, шеф, — в свою очередь улыбнулся Джин, под строгим взглядом Ризы убрав руки в карманы. На всякий случай. — Вы можете выписать нам премию, — предложила та в излюбленной отрешённо-деловой манере. Эдвард не сдержал задорного смешка. Раньше подобные устные прошения о повышении жалованья доставались исключительно полковнику Мустангу. Теперь, видимо, настал черёд младшего начальника разбираться с тем же самым. Однако, в отличие от старшего напарника, он всерьёз решил последовать полушутливому совету. Заслужили ведь. — Я посмотрю, что могу сделать, лейтенант, — отозвался нарочито серьёзно, вновь потерев переносицу — до сих пор чесалась. — Только сперва у меня к вам будет ещё одна просьба. — Мы посмотрим, что можем сделать, майор, — вернула фразу Риза, искоса взглянув на собеседника, коротко рассмеявшегося над неуставным поведением. Всё же ситуация больше не обязывала к неукоснительному соблюдению субординации. Они давно покинули коридоры здания трибунала, направляясь к уже знакомому служебному автомобилю. Да и Эдвард зачастую настаивал, чтобы ему лишний раз не давили на совесть званием, предпочитая общаться с отрядом на равных, как при командовании полковника Мустанга. — Эдвард! Подожди минутку! — окликнули его из-за спины. Обернулись все. К ним почти бегом спешил подполковник Хьюз, с которым они не успели обмолвиться даже толковыми приветствиями. — Ну и напугал ты меня, приятель, — начал тот с места в карьер, догнав их уже у обочины дороги. — Если бы Рой не связался с тобой, не знаю, что бы я делал. Дальше тянуть резину на заседании было уже просто некуда. "Вот оно что, — с теплотой подумал Эдвард, наконец отыскав причину столь долгих допросов второстепенных свидетелей. — Он не издевался надо мной, а давал время собраться и построить линию защиты. Но мне просто хотелось, чтобы всё поскорее закончилось. Сдался без боя. Какой же я дурак..." — Простите за беспокойство, подполковник, — извинился неловко, опустив взгляд. Как вдруг что-то больно кольнуло в затылок. Откуда он узнал о том, с кем именно Эдвард разговаривал? — Как дела дома? — спросил максимально нейтрально, вновь подняв глаза на собеседника. — О, рад, что ты спросил! — мгновенно воодушевился тот, ловко вытащив из внутреннего кармана кителя прямоугольную карточку. — У Элисии выпал передний зубик, и она стала выглядеть ещё очаровательнее! "Настоящий, — мысленно выдохнул Эдвард, внезапно осознав простую истину. — Да я же стал параноиком". Фотографии, которую ему показали, он не видел — лишь расплывчатые очертания. Но даже по ним смог догадаться, что малышка Элисия в кадре смеялась, приоткрыв рот. Эдвард лишь улыбнулся, решив уже не спрашивать, откуда всё-таки подполковник Хьюз узнал о звонке. Ему можно было доверять. — Она у Вас просто красавица, — произнёс негромко, чуть попятившись, стремясь увеличить расстояние между ними. — К сожалению, нам нужно ехать, простите, подполковник. Я позже обязательно отыщу Вас, чтобы взглянуть на фото ещё разок. — Ладно, главное, не забудь, — легко согласился собеседник, спрятав карточку обратно. — Поздравляю с ещё одним успешным разбирательством, кстати. И передавай ему от меня привет. — Обязательно, — кивнул Эдвард и забрался в машину вместе с остальной командой. Кому именно требовалось передать привет уточнять не стоило — только дурак не понял бы. Салон изнутри был прохладным. По большей части из-за того, что автомобиль долгое время стоял в тени. Но и тонкая светлая роба не особо грела. Джин без лишних слов завёл мотор и включил печку. — Так вот, собственно, возвращаясь к моей просьбе, — глядя на резиновый коврик на полу, прервал тишину Эдвард. Он устроился боком, вытянув костыль вдоль сиденья, на другом конце которого его уложила на коленях Риза. Вторую ногу подогнул под себя, чтобы не мёрзла. Навалился живым плечом на спинку, избегая прижиматься лопатками к металлической двери. — Если сегодня, когда всё-таки удастся добраться до полковника, я начну вести себя странно... Например, снова не узнаю его или наброшусь, как тогда. В этом случае просто застрелите меня. Потому что, если я до сих пор не в себе, то это уже не вылечить. — Эдвард намеренно повысил голос, чтобы не дать себя перебить. Пока хватало смелости говорить, он предпочитал этим пользоваться. — Не желаю жить, зная, что стал убийцей. А полковник сейчас не в том состоянии, чтобы вовремя отреагировать, если меня сорвёт с катушек. Спасите хотя бы его, чтобы отряд не расформировали, иначе я ещё и за это буду чувствовать себя виноватым. — Для подобных опасений должна быть серьёзная причина, Эдвард, — с намёком на вопрос произнесла Риза. Её пальцы заметно побелели от напряжения, сжавшись вокруг стального костыля. Эдварду стало стыдно. Он снова причинял всем неудобства, снова заставлял других волноваться, принимать тяжёлые решения, последствия которых будет не разгрести за целую жизнь. Но дать гарантию, что в случае внезапного срыва сможет остановиться сам, не наломав дров, не мог. Поэтому приходилось обращаться за помощью. И, логично, отвечать на соответствующие вопросы, которые тянулись за озвученной просьбой. — Причины есть, лейтенант, и их много, поверьте, — уклончиво сказал Эдвард, поёжившись отнюдь не от холода. Опять вылезли наружу воспоминания о лже-Рое, раз за разом умиравшем от руки пленника в подвалах. Говорившем совершенно отвратительные вещи, смотревшем сверху вниз, зло, издевательски. Рвавшем безвольное тело изнутри, когда иных средств надавить на изрядно потрёпанную психику, видимо, не нашлось. Причин в самом деле было в достатке. Только рассказать хоть кому-то ещё о них у Эдварда не хватило бы духу. Впрочем, его уже не хватало. — Ведь с пустого места я не набросился бы на него тогда, верно? — Верно, — вынужденно согласилась Риза, приняв поражение. Не верить собеседнику у неё не имелось причин. Конечно, она не знала, с чем ему пришлось столкнуться в плену, что пережить за столь ужасно долгое время, проведённое там. Но явно ничего хорошего. Результат был налицо: измученный подросток, которого она видела перед собой, неряшливо растрёпанный, без привычного огонька в полуослепших расфокусированных теперь глазах, он напоминал лишь призрак старого Эдварда, который никогда не сгибал спину даже под гнётом наиболее достаточных для этого обстоятельств. Внутри у неё всё холодело от страха перед неутешительной реальностью: того Эдварда они всё-таки потеряли. А новый, просивший застрелить его, как бешеного пса, был уже другим. Пусть опять сильным, готовым защищать дорогое любой ценой, принципиальным, добрым, но — другим. Словно пыль, с него слетели детские наивные идеалы, доверчивость, излишняя вспыльчивость, оставив голый стальной хребет характера, упорство, жёсткость и прямолинейность. Иногда среди всего этого угадывались давние черты веры в людей, в лучшее будущее, светлые надежды. Просто они больше не бросались в глаза, превратившись в едва различимые тени. — Я лично исполню Вашу просьбу, майор, — отрешённо произнесла Риза. Как эпитафию зачитала. Но на другой тон она оказалась не способна — чувствовала, как предательски дрогнет голос, если добавить в него хоть каплю эмоций. Остальные молчали. Хорошее настроение вместе с ликованием после победы в суде сдуло, будто пепел — порывом ветра. — Бессмысленно, наверное, опять извиняться за хлопоты, — невесело фыркнул Эдвард, потерев лицо ладонью. Убрал её вверх, на волосы, зачесав их назад, чтобы не мешали. — Так что рассчитываю на Вас, лейтенант. * * * Эдвард оказался прав относительно повторных обследований. Стоило небольшой команде перешагнуть порог больницы, как его сразу же потащили по кабинетам. Беглый опрос по жалобам, взятие крови на анализ, проверка общего состояния, зрения, реакций, внимания, УЗИ, рентген и ещё целая куча того, что даже выговорить удавалось с трудом. Дольше всего затянулся приём у психиатра, которому насилу удалось доказать собственную адекватность, продемонстрированную, впрочем, ещё в зале суда. Куча тестов — визуальных и письменных — перемешались в голове сплошным водоворотом, от которого та шла кругом, разболевшись до кучи. В конце, правда, дали обезболивающее вместо витаминки, записали на следующий приём через пару дней, вручили рецепт на линзы, послав за очками в оптику. Туда Эдвард без зазрения совести перенаправил Каина как самого сведущего в подобных вопросах. Аппарат, который тот таскал с собой всю дорогу, вручили Джину. — Да наш сержант не такой хлюпик, каким кажется, — обронил тот с долей уважения, оценив вес приёмника связи. Никто не отреагировал на реплику, погружённые в мрачные мысли. Эдвард пытался предугадать собственную реакцию на встречу с Роем, которой ждал и боялся в равной степени. Риза же упорно укладывала в голове вероятную необходимость исполнения недавней просьбы младшего командира. У дверей реанимационного блока они стояли хмурые и сосредоточенные. Кровать, на которой лежал нужный им пациент, окружали, будто щит, всевозможные приборы, громоздкие, в человеческий рост. Мелких тоже имелось в достатке, но на фоне других они откровенно терялись. Эдвард отмер первым, почувствовав на себе прожигающий внимательный взгляд Роя, которого не мог рассмотреть. Обернулся к Ризе через плечо, напряжённый, собранный, решившийся. Они обменялись безмолвными кивками, подтвердив напоследок договорённость. Из-за аппаратуры Каина на входе Джина не пропустили, и тот ждал в коридоре, предоставленный собственной фантазии, полной безрадостных мыслей. — Лейтенант Бреда, освободите помещение, — приказал Эдвард, хромая шагнув к нужной постели. Хайманс, ожидавший чего угодно, спешно ретировался за спину Ризы. Та, помедлив мгновение, вскинула пистолет на уровень лица, сняв с предохранителя. — Лейтенант Хоукай? — предупреждающе окликнул её Рой, но без ответа. — Молчите, полковник, так надо, — ровно пояснил Эдвард, приблизившись к кровати вплотную, ощутив край матраса бедром выше крепления автопротеза. — Мой приказ, — добавил тише, чтобы больше никто посторонний не услышал. — Я могу быть опасен. Сейчас, когда здоров — втрое опаснее, чем когда вылез из подвалов. Так что помолчите пока и дайте мне Ваши руки. Прошла секунда, другая. Рой внимательно посмотрел на Ризу, застывшую изваянием у порога. Натянутую, как струна, с пистолетом в прямой руке, которую снизу в районе ладони поддерживала другая, согнутая. Холодный взгляд упирался Эдварду в спину, а дуло пистолета было направлено ему в затылок. Сомнений не осталось — пристрелит, как бы ни хотела обратного. Сам подошедший щурился на Роя, но совершенно безэмоционально — лишь бы просто видеть. Тот, оценив ситуацию, медленно поднял обе ладони на уровень груди, сместив их влево, ближе к посетителю, чтобы ему не пришлось тянуться. Внимательно осмотрел похудевшего напарника, отметив изменившуюся осанку, новые, пока неглубокие морщины на лбу, переносице, возле глаз, шрам на щеке, ёжик коротких волос на месте сорванной когда-то кожи над ухом. Наконец сфокусировав зрение, Эдвард потянулся сперва к правой ладони Роя, расположенной чуть дальше. Обхватил пальцами поперёк, внимательно прощупав. Нахмурился словно недоверчиво, повторил то же самое со второй. И замер, позабыв отпустить чужую руку, сжав в своей. Внимательный прищур исчез, морщинки разгладились, едва приоткрылись плотно сжатые до этого губы. — Это, правда, ты... — прошептал Эдвард почти беззвучно, едва услышав сам себя. Не доверяя голосу, он сглотнул тяжело, надрывно, словно силился проглотить огромный кусок хлестнувших через край эмоций. Не вышло. Выдох прозвучал рвано, сбитый в дробь внутренним ознобом, который Рой ощутил через их сцепленные руки. Тонкие пальцы дрожали, но не отпускали — не собирались даже. На фоне широкой ладони старшего напарника ладошка Эдварда выглядела почти детской, хрупкой, бледной. Хотелось накрыть её сверху второй, свободной, которая до сих пор оставалась поднятой над кроватью. Хотя бы как-то продемонстрировать участие, понимание, желание помочь, защитить, согреть, в конце концов, эту холодную цепкую руку. Но свидетелей вокруг было слишком много, а субординация сама себя соблюдать не станет. — Столько времени... — безжизненно обронил Эдвард. Рой вгляделся в его лицо и внутренне обмер. Всякое выражение на нём отсутствовало, глаза остекленели, как у мертвеца, коих довелось вдоволь наблюдать в Ишваре во времена гражданской войны. Побледневшие бескровные губы толком не шевелились, пока продолжали шептать на грани слышимости, будто в трансе. — Столько времени каждый день слышать твой голос, видеть твоё лицо... Но это был не ты... И только сейчас — настоящий... Сколько же времени я ждал, что снова увижу тебя... Я думал, что схожу с ума, и я же сошёл... Ты был мёртв из-за меня столько раз... Так много, Рой, так много... Я со счёта сбился... Столько времени ждал, что ты придёшь... Настоящий, живой... Живой... Рой... Живой... — Стальной? — на пробу позвал невольный свидетель странного приступа, но реакции не последовало. — Эдвард, — попробовал Рой ещё раз, понизив голос до минимума, на который был вообще способен его баритон. — Эд, ты слышишь меня? — Столько времени... — повторял тот, как заведённый. — Настоящий... Фразы становились менее осмысленными, отрывистыми, бессвязными. Эдвард гонял по кругу одни и те же слова, они перемешивались, сливались в подобие предложений, становились отзвуками мыслей в тишине, нарушаемой лишь мерным писком приборов. На долю секунды Рой ощутил страх. Вдруг не получится докричаться? Вдруг шок отбросил Эдварда обратно глубоко в себя, где тот никого больше не услышит, не узнает? Зато хрупкая на вид и на ощупь ладошка перестала дрожать в руке единственного слушателя. Рой понятия не имел, что ему следовало сделать, чтобы вывести товарища из прострации, в которую тот ушёл. А главное, стоило ли вообще что-то делать? Вдруг, если попытаться, станет только хуже? — Знаешь, я сегодня опять целый день сидел у твоей постели, полковник, — неожиданно чётко, но по-прежнему тихо выдал Эдвард, только сказанное никак не вязалось с реальностью. — Ну и ленивая же ты задница: всё спишь, а ребята пашут вместо тебя. — Рой напрягся, ощутив странный знакомый укол совести. Будто он уже когда-то слышал то же самое. — Они все меня выгоняют домой, но как тебя такого оставить? А, если что случится, когда меня не будет? Нет уж, пусть говорят, что угодно — я останусь. Подумаешь, ещё пару ночей поспать на стуле, пока ты отдыхаешь. Это ничего, что ноги уже еле в ботинки помещаются. Уж извини, но сегодня они займут кусок твоей кровати, а то утром мне на них не встать будет. Придётся опять тебе одеяло поправлять. Хрен знает, как оно умудряется сползать — ты ж не шевелишься. Или я так крепко сплю, что не чувствую? И тут Роя как молнией ударило. Эдвард слово в слово повторял то, что говорил ему, когда он лежал в коме после встречи с Такером и химерами! По спине прокатился неприятный мандраж — ведь слышал тогда всё через ватный туман, в котором ощущал себя. Только ответить не мог, хотя порой очень тянуло. Но персональный бессменный сторожевой пёс отлично справлялся сам. Пару раз даже озвучивал придуманные Роем колкости. "Он снова там же, восемь месяцев назад, в палате, где я умер", — ошалело констатировал разум, привычно сделавший выводы из предоставленной информации. И следом пришла безумная идея. Шанс был один на миллион, пожалуй, но Рой решил рискнуть. Жестом подав Ризе знак опустить оружие, он вцепился свободной рукой в приклеенные к груди датчики пульса, сорвав их один за другим. Эдвард смотрел прямо перед собой и видел знакомую палату. Светлые стены, груда приборов, мирно пищавших в такт неуверенному пульсу. А на кровати, аккуратно заправленной, лежал без сознания и движения Рой, на котором задержавшийся посетитель машинально поправлял одеяло, поддерживая односторонний диалог. Снова было тихое утро, через окно просторное помещение освещало яркое солнце. Но Эдвард не видел ничего дальше родного лица, такого расслабленного сейчас, бледного до серости. Он сидел возле больничной койки уже не первую неделю, ожидая чуда, которое не спешило происходить. В груди ворочалась тревога, подпитываемая странными опасениями, что вот-вот должно было случиться непоправимое. И Эдвард лишь напряжённо вглядывался в резкие очертания знакомых скул, твёрдой линии подбородка, плотно сомкнутых тонких губ. "Почему я помню это? — оформился наконец в голове вопрос. — Откуда?" Аппаратура вдруг панически замигала индикаторами, а мерный писк слился в единый звук без конца, противный, высокий, громкий. Ладонь Эдварда коротко дрогнула, взгляд в ту же секунду стал осмысленным, живым и чертовски напуганным. Он смотрел прямо на Роя, но никак не мог разобраться, что было не так. Его сознание отказывалось сопоставлять двух абсолютно одинаковых людей. Первого, который только что лежал в коме перед ним, на мягкой кровати, залитой солнцем из окна, и второго, уже полусидевшего, опираясь на локоть, смотревшего на посетителя с каким-то нелогичным ожиданием, надеждой. Картинка поплыла, смешав обоих Роев воедино. Размазались очертания палаты со светлыми стенами, обросли новыми громоздкими аппаратами, а наверху, под потолком, загорелись мощные лампы. "Что-то не так, — запаниковал Эдвард, не до конца вынырнув из омута излишне реалистичных воспоминаний. Завертел головой из стороны в сторону, отступил назад, собравшись бежать за помощью, но уверенная хватка на запястье не позволила ему отодвинуться далеко. — Всё было не так! — вспыхнуло на задворках мыслей, сбив дыхание напрочь. Но, вопреки страху, неожиданно пришла осторожная догадка. — Неужели, не умер?" В палату влетели врачи, готовые уже реанимировать очередную остановку сердца нестабильного пациента, как тот заставил застыть всех разом, громогласно объявив: — Я живой! Иллюзия рухнула с грохотом чужого топота. Тихая одиночная палата окончательно растаяла, как дым, явив нечёткому взору Эдварда настоящего Роя, действительно живого, из плоти и крови. Такого, каким запомнил его ещё до роковой остановки сердца. Собственное испуганно сжалось в груди, не смея поверить, не в силах разобраться, где именно была правда. Но под пальцами отчётливо ощущалась тёплая ладонь, широкая, как раньше. Она держала крепко, не давая шевельнуться, повторить всё по заученному давным-давно сценарию. А главное, в её жилах бился пульс, вполне осязаемый под давлением уверенной хватки. "Что это? — растерялся Эдвард, запутавшись ненадолго в собственной голове. — Что происходит? Когда? Где я?.. Кто я?.." Риза с Хаймансом бросились наперерез докторам, загородив живой стеной конкретную кровать. Что-то неразборчиво объяснили, извинились, пообещали, что больше ничего подобного не повторится, попросили уйти, чтобы не сделать хуже. Как именно им удалось добиться неохотного согласия от персонала, Рой не знал. Честно говоря, ему было безразлично. А вот растерянный взгляд золотистых глаз — не был. Испуганный до увлажнившихся ресниц, отчаянный до хриплого дыхания. Эдвард смотрел прямо на напарника, но будто не узнавал, пытался понять, кто перед ним: кошмар или несбыточная мечта? Выдумка или реальность? Всё это легко читалось на побледневшем лице и заставляло внутренности сжиматься комом. — Со мной всё в порядке, Стальной, — повторил Рой, сбавив тон, принудив себя говорить спокойно, хотя как раз спокойствия не чувствовал абсолютно. — Я живой. — Где я? — затравленно спросил Эдвард, предприняв очередную неубедительную попытку вырваться. — Какого хрена... — Опустил глаза вниз, прищурился, сжал пальцы вокруг ладони, знакомой до мельчайших деталей, выдохнул резко, вновь замерев на миг. Иллюзия пропала окончательно, не оставив ничего, кроме пустоты. Словно снова хорошенько приложился головой — и память выветрилась. Эдвард всего лишь стоял возле кровати Роя, к которому зашёл после собственных обследований, держа его руку, чтобы обнаружить под кожей титановые пластины. А то, что происходило в неверном мозгу ещё секунду назад, пропало без следа. Попытка ухватить ускользнувший образ провалилась, заставив замереть в недоумении. — Что это было, полковник? Что... — решил спросить Эдвард, прервавшись на полуслове ради более важного. — Я сделал что-нибудь? — Нет, ты просто стоял здесь памятником и держал меня, — ответил Рой, решив оставить часть правды при себе. — Тебя как будто отключило. — Надолго? — моргнул Эдвард, наконец сориентировавшись. — Около минуты, — пожал плечами его собеседник, не сдержав улыбки, полной облегчения. Сработало. — О... — С возвращением в мир живых, Гороховый Майор. — Ага, и тебя туда же, Подгорелый Полковник. Их взгляды надолго пересеклись, будто разговор продолжался. Лёгкая тень волнения, до конца не сошедшая с лица старшего напарника, вызвала немой вопрос в строгом прищуре напротив. Рой отрицательно покачал головой, чем вызвал ироничное недоверие. Нарочито тяжело вздохнул, закатив глаза, и вновь вернул всё внимание визитёру. Тот успел привычно насупиться на стандартные отговорки безмолвного собеседника, но неожиданное ощущение мягкого прикосновения заставило Эдварда подавиться собственным возмущением, посмотрев вниз, где их ладони всё ещё держались друг за друга. По тонкому запястью, практически утонувшему в широкой ладони товарища, легко скользил его лежавший сверху большой палец. Он аккуратно поглаживал жилистую кисть, словно она была хрустальная, обличив в простейший жест всё то, что не было шанса произнести вслух. Не при посторонних. Рой извинялся. Как умел, без заезженных фраз, которые вообще не шли на язык, независимо от ситуации. Как чувствовал, потому что в такие моменты полагался на интуицию, а не на разум. Как мог, когда не находилось других вариантов. Эдвард отстранённо отметил безоговорочную капитуляцию недавней злости, прикрыл глаза, удручённо покачав головой, а на губах против воли появилась улыбка. Тёплая, светлая, мягкая, расслабленная, домашняя. Та самая, от которой у Роя сладко замирало сердце, даже ещё будучи здоровым. Особенно, когда к этой улыбке прибавлялся взгляд, прямой, смелый, переполненный искренними эмоциями. Вот практически, как сейчас, когда Эдвард распахнул ресницы, подняв подбородок. Будто в полуподвальном помещении реанимационного блока взошло солнце. Хотя тут и окон-то не было. "Главное, что он живой, а с остальным мы уже разберёмся по ходу", — подумал каждый из них двоих, уловив в лице напротив отражение собственной мысли. — Кто-нибудь может наконец выключить этот писк?! — оборвал затянувшуюся паузу Рой, скорее чтобы дать понять паре подчинённых, что всё в порядке. — Нечего было датчики срывать, тупица, — насмешливо, без тени злости, ответил Эдвард, осторожно высвободив ладонь из ослабившейся хватки. Надавил аккуратно собеседнику на грудь, заставив его лечь ровно, и поочередно начал лепить пульсомеры обратно. Закончив, машинально проверил капельницу — в плотном прозрачном пакете оставалось чуть-чуть. Притворно обречённо вздохнул, проковылял к стойке, перекрыл ток жидкости, ловко переткнул иглу из одной почти пустой ёмкости в другую, полную, висевшую рядом. Сделал что-то с системой гибких трубок, так, что в них не попало ни грамма воздуха. Будто опытный медик. А тело просто помнило неизменный алгоритм, повторяемый когда-то на протяжении долгого времени. Писк, однако, и правда, затих, сменившись привычным рядом однотонных коротких сигналов. Рой благодарно улыбнулся, расслабившись на кровати. Его руки снова лежали по бокам от туловища, глаза ненадолго закрылись. — Спи, придурок, — почти приказал Эдвард, но улыбка в его тоне выдавала шутку. — Я ещё зайду к тебе. — Есть, сэр, — покладисто согласился Рой, лениво отсалютовав ему. — Только, полковник... Тут такое дело... В общем, пока я не буду уверен, что это точно ты, разговаривать с тобой не стану, — пробурчал тот, ощутив лёгкое смущение, спрятанное за словами, и сам себе удивился. — Как скажешь, — кивнул собеседник, взглянув на Эдварда из-под ресниц. — Ладно, — отзеркалил бессознательно он чужой жест, неловко переступив на месте. — Короче, пока, — смазанно бросил напоследок и, всё так же хромая на костыле, вышел к остальным. Сказал им что-то, безадресно взмахнул рукой, ухватился за шею. Риза убрала наконец пистолет, поставив обратно на предохранитель. Хайманс шумно выдохнул, приложив ладонь к груди. Эдвард обернулся, словно ещё раз убедиться наверняка, что разговаривал не с пустой кроватью. Рой, памятуя об упавшем зрении младшего напарника, широким жестом помахал ему рукой, получив в ответ еле различимую улыбку. Когда все ушли из блока, он тяжело вздохнул, нахмурившись. Теперь на личном опыте довелось убедиться, что от прежнего Эдварда, которого Рой знал как облупленного, осталось мало. Но главное всё же сохранилось. Обрывочное, бессвязное бормотание в полубреду навеяло мысли о чём-то вроде галлюцинаций на нервной почве. Правда, не могло объяснение быть настолько простым. Под ним явно крылось другое, неочевидное. Однако не непоправимое. В этом Роя сегодня убедила рука Эдварда, со знанием дела исправившая труд врачей, нарушенный опрометчивым поступком пациента. Рука, задержавшаяся на его груди дольше необходимого, отмерив несколько ударов сердца. И медленно, нехотя соскользнувшая оттуда, огладив часть пресса, до куда позволяла достать больничная рубаха-распашонка, державшаяся на единственной верёвке под рёбрами на правом боку. Достать именно напрямую, кожей по коже. О конкретном значении весьма интимного, впрочем, жеста Рой задумался фоново, дабы скрасить другие мысли. Несмотря ни на что, было приятно. Прохладные пальцы словно все ещё ощущались вживую в районе выреза. Как если бы повторяли свой путь снова и снова. Аж мышцы отзывчиво напрягались, давно отвыкшие от ненавязчивой ласки. Вообще целиком недавний визит походил на разряд тока по оголённым нервам — остаточное напряжение зашкаливало даже после ухода его источника. Пожалуй, можно было рассчитывать на полную нормализацию психологического состояния Эдварда. По крайней мере, Рой готов был согласиться на любую глупость — лишь бы она помогла. Прогнав в голове, получившей гору новой информации, события их последней встречи у руин третьей исследовательской лаборатории, он начал сопоставлять факты. Кроме слов и действий Эдварда у него, правда, не имелось других источников, но и их вполне хватило для осознания довольно многих вещей. Дураком Рой себя не считал, вопреки стороннему мнению, обоснованно. Поэтому, сложив воедино важные моменты, сделал несколько выводов. Во-первых, его самого Эдвард явно с кем-то перепутал. Возможно, конечно, виной тому галлюцинации от недоедания, боли или эмоциональной перегрузки, но маловероятно. Ведь зачем в таком случае было необходимо проверять конкретно титановые пластины в ладонях? Значит, именно благодаря им распознал подделку. Или копию. Во-вторых, он путался в реальностях. Сознание металось между несколькими событиями, оставившими глубокий след в памяти. Они служили своеобразными якорями, чтобы не позволить вернуться к исходной точке — может, к самому человеческому преобразованию. В-третьих, невзирая на предыдущие пункты, Эдвард отлично осознавал степень развившихся проблем, искал выходы, принимал меры предосторожности, стараясь максимально обезопасить близких. Как раз последнее обстоятельство порождало уверенность в возможности исправить нынешнее положение дел. Ни один сумасшедший не признает, что он сумасшедший. К тому же, ребята, прибежавшие к нему ещё среди ночи, успели многое рассказать. В частности, о приступах Эдварда, запершегося в палате, о рекомендации психолога и её исполнении всем отрядом. Однако Рой готов был спорить на собственную жизнь, что момент, выбранный ими как наиболее травмировавший, оказался ошибочным. За эту гипотезу говорило ещё и недавнее поведение визитера. А именно то, как его перебрасывало между моментами смертей напарника. "Ты был мёртв из-за меня столько раз..." — всплыло в памяти хрипловатым надломленным голосом, и Рой знал, что не обманывался. Именно он, вернее, его очередная почти гибель от рук Эдварда сломала того окончательно. Значит, собрать себя снова, вытащить в реальность и вынырнуть из затянувшегося кошмара напарник тоже сумел сам. "Сколько же в тебе силы, Стальной?" — с откровенным восхищением подумал Рой, улыбнувшись собственной мысли. Прозвище, данное фюрером, действительно ему очень подходило. И дело было не только в автопротезах руки и ноги. Точнее, совсем не в них. А от осознания количества ужасов, которые выпали на долю, по сути, совсем ещё ребёнка, Рою на мгновение стало нехорошо. Тут бы взрослые не выдержали. Он бы не выдержал, признаться откровенно. Но Эдвард не был никем из них, никем другим. Был намного выносливее, как показала практика. И его психика, поразительно гибкая, устойчивая, подстраивалась под обстоятельства раз за разом, лишь единожды дав трещину под напором накопившегося. Глубоко вздохнув, Рой распахнул глаза, уставившись в потолок. Будь он проклят, если не сделает всё возможное и невозможное для Эдварда, чтобы тот снова смог жить нормально, двигаться вперёд, как раньше, без постоянных оглядок на прошлое. "В лепёшку расшибусь, но сделаю это для тебя, Эд, — пообещал Рой, сжав кулаки. — Чего бы мне это ни стоило". * * * Когда Эдвард узнал, что Уинри до сих пор не уехала из Централа, он искренне удивился. Когда Риза сообщила, что всё это время они жили вместе — оторопел на мгновение, а потом рассмеялся, не потрудившись объяснить причин. Мозг помимо воли провёл параллели между ними и им самим с Роем. Выглядело забавно. С одной стороны. Но стоило подумать о собственных спонтанно возникших чувствах к вынужденному сожителю, как веселье иссякло. Эдвард не был слепым — пока, по крайней мере, не совсем — или глупым. Он замечал отношение к нему Уинри и даже в некоторой степени ощущал подобие угрызений совести за невзаимность. Правда, поделать ничего не мог. Раньше только рядом с Роем его сердце прыгало в глотку: хватало одного взгляда на эти сильные руки с широкими ладонями, которые гладили и удерживали его, на эти тонкие губы, которые в то же время горячо, ненастойчиво целовали. Теперь же оно замирало по иной причине, ухая в пятки, стоило лишь вспомнить, что происходило в плену. В любом случае, Уинри никогда не вызывала подобного отклика — ни плохого, ни хорошего. А сейчас, наверное, уже никто не сможет, учитывая обстоятельства. "Поздравляю, блядь, — нервно усмехнулся про себя Эдвард, когда мысли зашли в неожиданный тупик. — Теперь ты стал калекой ещё и эмоционально. Как будто протезов половины тела мало было". Осознание, свалившееся как снег на голову после первой реальной встречи с Роем, удручало. Эдвард начал опасаться, что больше не сможет нормально реагировать даже на его мимолётные, без подтекста прикосновения, некогда очень приятные, почти необходимые. Впрочем, на прикосновения в целом реакция уже была вполне однозначной: паника и аффективная самозащита. Проще говоря, действуя по привычке, въевшейся намертво вместе с подвальной вонью, недавний пленник представлял нешуточную опасность для окружающих. Без одной руки, с неудобным костылём, который больше мешал, чем помогал — ещё куда ни шло, но вот за дальнейшее, когда вернут автопротезы, Эдвард не отвечал. Старался, конечно, однако гарантировать адекватность спонтанной реакции не мог. Это стало сильнее него. Поэтому, прежде чем они с Ризой вошли в её квартиру, он остановился, ухватившись за рукав чужой формы. — Лейтенант, — окликнул негромко, чуть замявшись, когда к нему обернулись. — Та моя просьба относительно полковника... Боюсь, она касается и остальных тоже. Только Вы знаете, что со мной происходит сейчас, и я не хочу никому больше говорить об этом. Пока что. — Я понимаю, — мягко кивнула Риза. — Возможно, Вам будет спокойнее, если я буду неподалёку, чтобы по возможности не допускать неприятных ситуаций? — предложила на опережение, памятуя о том, как тяжело собеседнику было просить о чём-то. Особенно — о помощи. — Как с лейтенантом Хавоком сегодня? — фыркнул Эдвард скорее утвердительно. На душе стало ощутимо легче, когда его поняли без лишних усилий. — Спасибо Вам за это, кстати. Всё хотел поблагодарить, да случая не представилось. И, да, мне будет спокойнее под Вашим присмотром. Надеюсь, не сильно обременю. — Никак нет, майор, — по форме ответила Риза, дав понять: этот момент только что вошёл в число рабочих. — Отлично, — выдохнул Эдвард, заметно расслабившись. Отпустил чужой рукав, отступил на шаг. Когда дверь наконец открылась, сбоку послышались торопливые лёгкие шаги. — Ради всего святого, лейтенант, два дня! — донеслось ещё из коридора. — Хоть бы позвонила! В прихожую тонким светлым ураганом вылетела Уинри, босая, но аккуратно причёсанная, в домашних широких брюках и явно чужой футболке, великоватой ей в плечах. Хотела, видимо, ещё что-то добавить, но замерла, увидев, с кем именно Риза вернулась домой. Следом выбежал Хаято, насторожённо принюхавшись. Выступил вперёд, словно защищая гостью от хозяйского спутника, и негромко зарычал. — Фу! — хором скомандовали они обе, заставив Эдварда едва заметно вздрогнуть от неожиданности. — Он не чужой, Хаято, — добавила Риза уже одна, нахмурившись. Пёс присмирел, затих, дёрнул носом ещё пару раз и отступил, однозначно фыркнув. — Прости, приятель, — произнёс Эдвард, вполне поняв реакцию животного. — С твоим-то нюхом, представляю, чем от меня несёт. — Эд... — еле различимо обронила Уинри, сделав шаг к давнему другу, но тот проворно отступил за спину Ризы, которая успела перехватить объятия, предназначавшиеся не ей. — Не нужно, — сказала спокойно, тоном, в котором явно было нечто большее, чем простая просьба. Однако подтекста Эдвард не уловил. Зато Уинри хватило коротко глянуть на собеседницу, чтобы понятливо кивнуть и отступить, сжав напоследок её ладони. — Привет, Уинри, — принуждённо улыбнулся тот из-за спины новоиспечённой телохранительницы, почесав затылок. — Ты, наверное, злишься на меня, но... — Не злюсь, — перебила его Уинри, вздохнув как-то совсем иначе, чем обычно. — Я уже смирилась, что ты вечно во что-то вляпываешься. Раньше, правда, ты не заставлял меня так сильно волноваться, но лейтенант Хоукай объяснила мне, что это не всегда твоя вина. Они даже всем отрядом порой не могут тебя защитить. Главное, ты ещё жив. — Спасибо, — автоматически ответил Эдвард, растерявшись от прозвучавшей спокойной речи. Видимо, многое успело измениться за время его отсутствия. — Я тоже рад тебя видеть. — Может быть, чаю? — предложила Риза, тронув ладонью плечо Уинри, и обернулась на командира. — Можно мне сперва в душ? — неуверенно спросил тот, оттянув волосы в сторону вместо лишних слов. — Я покажу тебе, где шампунь и мыло, — отозвалась хозяйка квартиры, быстро расшнуровав ботинки, чтобы не разносить по комнатам уличную пыль. — Принесу чистое полотенце, — нашлась Уинри, скрывшись за ближайшей дверью. Эдварду оставалось лишь подивиться слаженности их действий. И, пожалуй, немного позавидовать, потому что единственного человека, который понимал его так же, без лишних вопросов, уже почти год не было рядом. Вдруг кольнуло тоской, немыслимо сильно захотелось, чтобы Альфонс вернулся наконец. Чтобы они смогли поговорить. Брат бы точно сумел понять, дать дельный совет. Возможно, Эдвард даже рассказал бы ему о Рое, просто не сразу. Или не рассказал совсем — сути это всё равно не поменяет. Главное, хотелось привычного тепла, не физического — от него передёргивало сейчас круче, чем от удара током. Вероятно, предложи Эдварду в таком состоянии кто-нибудь выбрать: обнять ту же Уинри, к примеру, или залпом выпить литр молока — он без колебаний взялся бы за стакан. — Идите за мной, майор, — позвала его Риза, выдернув из неприятных мыслей. — Можете звать меня просто по имени, лейтенант, — предложил тот, послушно последовав за ней вглубь квартиры, сбросив тапок с единственной ноги. — В конце концов, мы не на службе, да и я у Вас в гостях. — Может, Вы и в гостях у меня, но при Вас я всё ещё на службе, — резонно возразила она, открыв перед ним нужную дверь и включив свет. — В таком случае, считайте эту просьбу приказом, обязательным к исполнению, — неуверенно улыбнулся Эдвард, проковыляв по кафелю к ванной с клеёнчатой шторкой с мелким геометрическим узором. "Чёрт, я же ей полы исцарапаю, — подумал досадливо, по звуку распознав свежие борозды, оставленные костылём. — И всё остальное — тоже". — Хорошо, Эдвард, — с мягкой улыбкой согласилась Риза, открыв зеркальный ящичек над раковиной. — Здесь мой шампунь, с краю, так что далеко тянуться не придётся, — подсказала, заметив внимательный прищур собеседника, пытавшегося рассмотреть содержимое полочек внутри. — Мыло — на углу бортика ванной. — А вот и полотенце, — весело сообщила Уинри, вошедшая почти бесшумно. — Повешу сюда же, — добавила, обойдя гостя по максимально возможной дуге, чтобы зацепить принесённый предмет за край зеркальной дверцы. — Могу поискать тебе в своих вещах резинку для волос, если нужно. — Да, пригодится, пожалуй, — тихо ответил Эдвард, почувствовав себя совершенно неловко. С одной рукой, едва державший равновесие на скользком для него полу, грязный и насквозь провонявший подземельями, он ощущал себя то ли побитой дворнягой, подобранной по доброте душевной, то ли бесполезным инвалидом, не способным даже минимально позаботиться о себе без посторонней помощи. Его буквально придавило подобными сравнениями, вынудив опустить голову. Лишь бы не видеть вообще ничего и никого, кроме пока ещё ровного светлого кафеля. — Спасибо вам обеим. Дальше я справлюсь, — выдавил кое-как, проглотив неприятный осадок на языке. — Мы будем на кухне, чуть дальше по коридору, направо, — сказала Риза напоследок, и они с Уинри вышли, закрыв дверь с другой стороны. "Как же я жалок, наверное, — неприязненно подумал Эдвард, так и не подняв глаз. Расположение необходимых вещей он запомнил, поэтому смысла смотреть на них ещё раз не было. Повернул голову в сторону ванной, запоздало заметив коврик неподалёку. Решение пришло спонтанно. Эдвард аккуратно, насколько мог, приблизился к нему, наклонился, подхватив его с пола. Отодвинул занавеску, бросил мягкий отрез плотной махровой ткани на дно. — Хотя бы что-то целым останется", — улыбнулся мысленно, однако даже в собственном воображении улыбка вышла кривой, натянутой. Плюнув на неудавшийся самообман, быстро разделся, побросав одежду как попало, сел боком на бортик, перекинув через него живую ногу, и, оперевшись на неё, затащил следом костыль, встав на коврик. Вода настроилась легко, мыло лежало рядом, на углу возле стены, до шампуня, впрямь, совсем не пришлось тянуться. Оказавшись целиком в пене, Эдвард отметил, что наконец мог вздохнуть свободно. Как будто до этого вовсе не пытался. Сперва мешали сломанные рёбра, потом придавила вина. И сколько бы раз ни торчал в больничной душевой, смыть с себя налипшую грязь не получалось. Постоянно казалось, что сырая затхлость подвалов никуда не исчезала, залезла под кожу, прочно обосновавшись уже глубоко. Голова чесалась — то ли заживала, то ли новые волосы на травмированных участках росли, короткие и колючие. Хотелось вывернуться наизнанку, чтобы выполоскать себя изнутри, причём, хотелось каждый день. Даже сейчас навязчивое желание не отступило до конца, хоть изрядно притупилось. Смыв шампунь, Эдвард приложился лбом к стене, отделанной мелкой плиткой. Вода била по макушке и плечам, мягкими струями скатывалась вдоль спины вниз. Он медленно выдохнул, собрав мысли в проверенную последовательность. Зачистка подземелий от химер, создаваемых на протяжении двадцати лет, прошла успешно. Вся команда благополучно выбралась оттуда, отделавшись минимальными травмами. Рой вернулся в тот же день, после чего больше не исчезал. Значит, всё, происходившее в плену, было обманом. Не плодом разыгравшегося воображения, а именно обманом, проработанным, умелым. Правда, это ничуть не умаляло вины самого Эдварда в его бездействии. Ведь, сообрази он раньше, что никто за ним не придёт, сбежал бы сразу. Точно так же, обрушив здание, под которым находилась камера. Но тогда хотелось справедливости, наказания для похитителей. Да и разносить неизвестно что наверху казалось опасным — могли погибнуть люди, попавшие под обвал. Впрочем, насколько Эдвард узнал на суде, раненые всё равно были. Учёные, которые никак не могли уйти с работы, не закончив затянувшийся эксперимент. Благо, их число не превышало десятка, и они остались живы. Средь бела дня подобный отчаянный шаг повлёк бы за собой гораздо больше урона. Можно сказать, повезло. "Почему я вообще ждал? Чего? — сумел впервые честно спросить у себя Эдвард, аккуратно тронув кончиками пальцев затылок. Титановая пластина, стоявшая там после травмы черепа, ощущалась неровной. Даже под слоем мокрых волос и кожи получалось нащупать несколько вмятин, оставшихся после ударов головой о бетон с кирпичом. — Всегда ведь сам справлялся. Так почему?" Вроде ответ был простой: без алхимии и правой руки выбраться представлялось проблематичным, поэтому оставалось надеяться, что его найдут. Ведь он очнулся спустя совсем немного времени после того, как заснул на руках Роя. На губах все ещё горел их последний поцелуй, а спина уже замёрзла на сквозняках. Но определить время, которое проспал, помогли ежедневные тренировки на протяжении предыдущих шести месяцев, когда работа занимала большую часть дня, а на отдых оставались крупицы, которые приходилось жёстко контролировать. Благодаря такому режиму Эдвард научился без часов понимать, сколько конкретно провёл в отключке с минимальной погрешностью. В плену, однако, это умение пропало. В тёмном помещении без окон сбивались любые ориентиры, даже внутренние. Сейчас, оглядываясь назад, получалось назвать целый список действий, которые стоило бы попробовать предпринять для освобождения без посторонней помощи. Поэтому первоначальный ответ был откровенной пустышкой. Нелепым оправданием собственной глупости. "Меня поимели во всех возможных смыслах, — нервно усмехнулся Эдвард, обхватив ладонью изгиб шеи, где она переходила в плечо. Сильно сдавил мышцу — боль прострелила аж до локтя, — расслабил пальцы. — И я сам позволил это сделать". Вывод звучал неутешительно, зато справедливо. Никого даже не получалось обвинить в том, что из всего в итоге вышло. В том, что выпотрошило мозги до подкорки, бросив обратно в реальный мир совершенно не готовым к встрече с ним. А теперь нужно было учиться всему заново, опять исправлять очередную свою ошибку. Складывалось впечатление, будто вся жизнь Эдварда состояла сплошь из одних только ошибок и их последующих исправлений. Ничего больше не существовало, кроме них. И разум отказывался видеть остальное, потому что они затмевали собой любые события. Тяжело вздохнув, Эдвард заставил мысли сменить тупиковое направление. Насильно вернулся в палату Роя, вспомнил запоздалую встречу, короткий разговор. В этот раз уставшее сознание наконец приняло факт реальности напарника. Не было внутреннего негодования, недоверия или радости. Ничего, что раньше захлёстывало до краёв. Никаких сильных эмоций. Эдвард даже не придал значения собственным прикосновениям, хотя нарочно продлевал их в надежде хоть на какой-то отклик в душе. Но ощущал лишь теплую кожу, гладкую, местами располосованную старыми и новыми шрамами: от химер, от операций. Ни следа прежнего волнения, трепета — даже спокойствия, укрывавшего от внешних проблем в присутствии Роя не осталось. С таким же успехом Эдвард мог бы трогать сейчас стену в ванной. Безразлично, отрешённо. Эмоции словно выбило из него. Он понятия не имел, когда это произошло, и главное, что теперь стоило делать. Был ли вообще способ вернуть их? Однако вину за поступки, лёгкий стыд, страх Эдвард чувствовал. Значит, атрофировалось ещё не всё. Возможно, здесь крылась надежда на постепенное улучшение, но отнюдь не факт. Это была лишь догадка, не основанная ни на чём конкретном. "Нельзя сдаваться, — твёрдо сказал себе Эдвард, вылив шампунь на голову второй раз. Взялся за мыло, хорошенько натёрся им, используя отросшие ногти вместо мочалки, чтобы соскрести окончательно воспоминания о проклятых подземельях. На теле оставались багровые полосы, зудели, их щипало от пены, а Эдвард всё никак не хотел останавливаться. Будто вознамерился снять с себя кожу заживо, чтобы потом обрасти новой, не тронутой ни чужими руками, ни вонью подвалов, ни пытками. — Нельзя сдаваться, — повторил упрямо, встав наконец под душ, вернув мыло на место. — Только не теперь. Не после всего этого дерьма". Вода наконец стёрла с него призрак фантомных ощущений, оставшихся после плена, преследовавших по пятам на каждом шагу. В нос ударил запах шампуня с травами, приятный, лёгкий, ненавязчивый, вытеснив отвратительное кисло-горькое амбре из гнили, крови, пота, аммиака и чёрт знает чего ещё. Дышать стало наконец-то проще. Рёбра не болели, послушно расправляясь вслед за лёгкими, наполнявшимися под завязку. Аж голову немного повело. "Я живой, — подтвердил Эдвард неоспоримый факт, закрутив вентили. Взял полотенце, уткнулся в него лицом, прикрыв глаза. — Я живой и я свободен. Уже неплохо. Остальное — поправимо". Выбрался из ванной он так же, как залезал: усевшись на бортик возле отодвинутой шторки и перебросив через него поочерёдно ноги. Вытерся до скрипа кожи, до мелких белых шарушек, подсушил волосы. Взглянул на валявшуюся рядом тюремную робу, подумал, оставил на месте. Обернул вокруг талии полотенце, прижав его с одной стороны бедром к стене, чтоб не упало раньше времени. Одной рукой было не очень удобно действовать, но приноровиться, впрочем, удалось. С ковриком, промокшим насквозь, правда, Эдвард ничего толком сделать не мог. Не держать же зубами, чтобы отжать от воды, в самом деле? Поэтому он лишь встряхнул его хорошенько да аккуратно развесил на краю ванной. Вернул на полочку шампунь, закрыл дверцу шкафчика. Зеркало на ней запотело от пара. Эдвард протёр его ладонью, внимательно взглянул на отражение, прищурившись. Розоватый шрам на правой щеке вместо старой рваной ссадины, след от давней раны возле уха, спрятанный под мокрыми светлыми прядями, сквозь которые угадывался торчавший короткий ёжик отраставших волос. Пара новых морщин на лице, но зато живой, цепкий взгляд, почти как прежде, только тяжелее. Даже самому себе в глаза смотреть оказалось малость неуютно. Словно они физически давили чем-то подозрительно знакомым. "Старость, наверное", — иронично фыркнул Эдвард, отвернувшись. Подобрал светлую робу, скомкав её, чтобы выбросить, и вышел из ванной, свернув направо по коридору, как ему сказали накануне. Воздух в квартире ощущался прохладным, свежим, вкусным. На кухне, куда привели ноги, пахло крепким чёрным чаем. Негромкий разговор затих, когда Эдвард шагнул через порог. К нему тотчас подошёл Хаято, снова внимательно обнюхав. Только в этот раз не зарычал, не оскалился — наоборот, привстал на задние лапы, аккуратно упёрся передними в живую ногу гостя и радостно гавкнул, завиляв хвостом. — Я тоже рад тебя видеть, — улыбнулся Эдвард, но явную просьбу погладить проигнорировал, не желая вытирать о тёмную шерсть пыль из камеры вперемешку с уличной, что осела на тонкой ткани робы. Взамен он отыскал взглядом Ризу, протянув ей ком вещей, и негромко попросил. — Выбросьте эту дрянь, пожалуйста. — А ты проходи и садись, — ответила та, освободив его руку от грязной одежды. — Чай как раз готов. — Спасибо, — кивнул Эдвард, доковыляв до ближайшего стула, чтобы сесть и выдохнуть наконец, дав левой ноге расслабиться. — Позволишь мне осмотреть ещё раз остатки протезов? — спросила Уинри, стоявшая у окна напротив. Эдвард лишь молча кивнул, отставив костыль в сторону. Подался вперёд, облокотившись на столешницу, взъерошил волосы, убрав с лица чёлку. И даже не вздрогнул, когда почувствовал прикосновение тонких пальцев к стыку живой плоти с металлом. Полотенце, благо, оказалось достаточно большим, чтобы не разъехаться в стороны. Впрочем, распахнись оно, Эдвард, пожалуй, наплевал бы на это. Хуже того, в каком виде он предстал перед всеми, выбравшись из подвалов, всё равно было некуда. — Если я сперва поставлю тебе руку, ты сможешь преобразовать крепление обратно? — уточнила Уинри, сидя на корточках, хмуро разглядывая, во что превратилась её работа. — Вряд ли, — честно признался Эдвард, кисло улыбнувшись. — Такое чувство, что я сто лет алхимией не пользовался. Простейшие формулы — и те забыл. — Ясно, — сдержанно кивнула собеседница, поднявшись. Обошла его стул со спины, оценила степень повреждений плечевого крепления, постучала по нескольким местам. — Здесь стоит поменять облицовку, а вот с ногой труднее — придётся делать с нуля, — вынесла неутешительный вердикт, о котором Эдвард, впрочем, знал заранее. — Повторная операция ведь не потребует такого же долгого восстановления, как первая? — уточнил он только, представив, что потеряет ещё целый год в этом случае. Из-за собственной глупости. — Зависит от тебя, конечно, но не должна, — спокойно отозвалась Уинри, вернувшись на место у окна. Задумчиво посмотрела в стену сбоку, скрестив руки на груди. — Самое сложное в привыкании к автопротезам это то, что телу нужно адаптироваться к новой конечности. К тому же, место крепления часто болит и воспаляется. Ты лучше меня знаешь, каково оно. — Она пожала плечами, посмотрев на собеседника. Тот, почувствовав взгляд макушкой, приподнял голову, взглянув в ответ. Медленно кивнул. — Но ты уже долгое время ходил с автопротезами, поэтому, думаю, большинства неудобств удастся избежать. Месяц, может, два — и всё придёт в норму. — Неплохой прогноз, — с усмешкой оценил Эдвард, откинувшись на спинку стула. Убрал костыль обратно под стол, вытянув вперёд. — Пары недель должно хватить, — добавил, прикинув собственные силы. — На мне ж заживает, как на собаке. — А ты этим пользуешься, — насупилась Уинри, хотя и без искреннего недовольства. — Ага, — согласился собеседник без лишних споров, закинув живую ногу ступнёй на бедро, подальше от холодного пола. Поправил чуть задравшееся полотенце. — Только вот что: когда будешь менять крепление, делай это под местным наркозом, ладно? — попросил Эдвард, вспомнив, сколько раз в плену его отключали непонятными уколами. Повторять не хотелось. — Пожалуйста, — добавил настойчиво, когда не получил ожидаемое согласие сразу. — Ладно, — после паузы кивнула Уинри, видимо, рассмотрев что-то в золотистых глазах напротив. — Но первый же твой комментарий насчёт моей работы — и я тебя безо всякого наркоза вырублю. — Буду нем как рыба, — с однобокой улыбкой пообещал Эдвард, подняв ладонь на уровень лица в знак примирения. — Когда начнём? — Хоть прямо сейчас, — фыркнула собеседница, гордо выпрямив плечи. — У меня уже давно всё готово. — Тогда сперва съешьте хотя бы что-нибудь, — подала голос Риза, поставив на стол корзинку с печеньями, конфетами и прочими закусками к чаю. "У Роя такая же была, специально для меня", — вспомнил Эдвард, машинально отметив сходство. Губы дрогнули в мимолётной улыбке, которая исчезла сразу же, оставленная где-то внутри, для себя — не для демонстрации. А рука привычно потянулась к угощению. "Будешь?" — вспомнился вопрос, который он задал однажды вынужденному сожителю, когда они сидели вечером в гостиной. Очередным вечером, потраченным на обсуждение расследования, вытянувшего из обоих все жилы. Эдварду тогда безумно хотелось завернуть надоевший разговор, предложить сменить тему или, на худой конец, наорать на собеседника и отволочь его за шкирку на кухню, отдыхать. От бесконечных отчётов уже просто слезились глаза. Но Рой никак не понимал тонких намёков, продолжал озвучивать по кругу одинаковые мысли, чем вгонял напарника в отчаяние. В момент, когда тот был уже на грани, неожиданно пришла идея: заткнуть чужой рот, причём, буквально. Желательно, стальным кулаком. Правда, сжалившись, Эдвард лишь разломил зефирное пирожное, аккуратно вложив половину в чужую ладонь. "Просто съешь и перестань наконец болтать", — попросил он мысленно, ничего не сказав вслух. Рой, вероятно, понял посыл, потому что в итоге сам позвал собеседника пить чай. "Хорошее было время, — с ноткой тёплой ностальгии подумал Эдвард, прислушавшись к себе. По-прежнему ничего существенного не ощущалось: ни ожидаемого покалывания за грудиной, ни головной боли, ни рези в глазах от просившихся слёз. Ноль. — Жаль, что прошло". Воспоминание спокойно закончилось на знакомой до мелочей кухне и исчезло, вернув Эдварда в реальность — на чужую, к другому столу, другому чаю, другим людям. А печенье, взятое из корзинки-близнеца — вместе с Роем покупали, не иначе, — на вкус едва отдавало горечью.