Защитники демократии

Дверь за Дасти и Шёнкопфом закрылась со скрежетом. На этом старом заводе хоть крысы не водятся? Ян мрачно усмехнулся про себя. Предыдущий разговор с председателем Лебелло не задался. Что-то подсказывало, что угрозы и взятие в заложники человека, который до этого собирался тебя убить, — о, разумеется, из самых высоких соображений — не лучший путь к взаимопониманию. У Яна всегда была большая проблема с тем, чтобы правильно общаться с политиками. — Председатель, вчера мы остановились на том, что я собираюсь захватить наместника Ренненкампфа, улететь отсюда со своими людьми и оставить вас разгребать последствия. Но есть кое-что еще. Вы отделили меня от Альянса, но я-то сам себя от него не отделял. Вы — это еще не весь Альянс, простите. Да уж, не самое удачное начало. Ян помотал головой. Вчерашнее напряжение, бесконечно долгий и насыщенный событиями день совершенно вымотали его, да и ночью он почти не спал. — Я хочу спросить: что вы намереваетесь делать дальше, после того, как мы улетим? Как я уже говорил, лучший вариант — притвориться жертвой и слезно просить Империю поймать нарушителей Балаатских соглашений и бунтовщиков, то есть нас. Но что, если Империя не купится? Председатель Лебелло выглядел именно так, как должен выглядеть человек, которого по дороге в театр захватил вооруженный гранатометами десантный взвод, притащил на старый завод и запер в помещении с железной койкой, стулом и отсыревшим матрацем. На койку и матрац Ян уставился с особенным вожделением. Очень хотелось хотя бы сесть, но на единственный стул Лебелло повесил свой смокинг. Сам председатель устроился на кровати и на приход Яна отреагировал, поморщившись и раздраженно потерев висок. — Не считайте меня идиотом, Ян. Хотя признаю, причины у вас есть. Империи нужен повод для вторжения, я своими руками организовал им роскошный повод. Но это была классическая «вилка». Я не знал, что у Ренненкампфа было на вас. Если бы он вытащил из кармана доказательства того, что вы отдали приказ Меркатцу конфисковать корабли, и на этом основании выстроил обвинение в нарушении Альянсом Балаатских соглашений… Мы могли бы сколько угодно открещиваться вашей отставкой и вашей личной инициативой. Такое нельзя провернуть в одиночку, значит, — заговор в армии, который вы возглавляете. Они использовали бы это. — И когда наместник в обход соглашений потребовал моей выдачи для депортации в Империю, вы решили, что такие доказательства у него есть? Да Ренненкампф же прямой, как шпала! В этот момент Ян подумал, что за действиями простого и безыинициативного имперского вояки мог кто-то стоять. Лоэнграмм? Нет, он бы не подставил человека, под чьим командованием когда-то служил, и вряд ли стал бы подставлять самого Яна. Предпочел бы расправится с ним лично, на поле боя. А вот Оберштайн мог. Впрочем, он обдумает это позже. Сейчас имеет смысл говорить о будущем, а не о прошлом. — Господин председатель, если события пойдут по худшему сценарию, у Бьюкока не хватит кораблей отбить вторжение Империи, а у Рокуэлла — мозгов. Вы сдали меня имперцам и собирались убить, — мне плевать на это все. Мне не плевать на возможность драться за Альянс, когда Лоэнграмм начнет военную операцию. — Нет. — Простите? — Вы говорите, что перед лицом схватки с врагом я должен буду позвать вас обратно, снять все обвинения и объявить вашим людям амнистию. Потому что вы единственный, у кого есть шанс против Лоэнграмма с теми малыми силами, которыми располагает Альянс. О, я прекрасно это понимаю. Как и то, что армия пойдет за вами куда угодно. Особенно после того, как политики — то есть мы, предали ее под Вермиллионом. Мой ответ — нет, этого не будет, пока я сижу в своем кресле. Ну вот и все. Черт, он же знал. Почему, ну почему он всегда недооценивает человеческую тупость и гордыню? Этот ведь был из лучших. «Ну да, и поэтому попытался тебя убить во имя спасения нации», — съязвил внутренний голос с интонациями Шёнкопфа. Ян шагнул к двери, отворачиваясь. — Я должен был попытаться. — Потому что выбирая между Лоэнграммом и вторым Рудольфом, я голосую за Лоэнграмма. Ян медленно развернулся обратно к Лебелло. Тот вытащил из кармана брюк носовой платок и промокнул вспотевший лоб. — Жарко тут у вас, в узилище. С вами обращение было получше, и еда была — не армейские пайки. Вы удивлены? В камере воцарилось непродолжительное молчание. Затем Ян тихо и зло сказал. — Да честно говоря, просто потрясен. Когда-то давно вы сказали мне, что Альянс — это оранжерея для выращивания диктаторов, а я в этой оранжерее — самый красивый цветок. Поэтическое было сравнение, признаю. Однако я не ожидал, что именно им вы будете руководствоваться, принимая такие решения. — Я вижу то, что вижу. Прямо перед собой, адмирал. Ян стиснул кулаки до хруста. «Спокойно, эти люди всегда выводили тебя из себя, пора бы уже привыкнуть. Их образ мыслей — это что-то невообразимое». — Вы думаете, что я собираюсь организовать переворот, взять власть и установить военную диктатуру? — Вы будете вынуждены. И почему сразу переворот? Люди сами вам все принесут, на серебряном блюде. Рудольф был избран абсолютно демократически и пользовался полной поддержкой населения. — У меня была прекрасная возможность присоединиться к перевороту Гринхилла, которой я не воспользовался. — Не жалеете об этом сейчас? О том, что в итоге спасли власть председателя Трюнихта? Ох, простите меня, это было неуместное замечание. Адмирал, для нас не было секретом, что вы не устраивали огромное количество высших военных чинов. Они не поддержали бы вас, присоединись вы к Гринхиллу и попробуй оттеснить его в Комитете народного спасения. Зато теперь все эти люди мертвы, как и Гринхилл. Идеальная ситуация. Бьюкок, Чун У Чэн, Ситоле, даже этот солдафон Паэта — вся уцелевшая старая гвардия поддержит вас, что бы вы не сделали. — И поэтому вы назначили главнокомандующим идиота Рокуэлла. В этой стране хоть когда-нибудь политики будут доверять армии? — Пока политики могут контролировать армию и командующих — безусловно. Проблема в том, что вас очень сложно, практически невозможно контролировать. Вы хуже Брюса Эшби в этом отношении. Последний раз Ян чувствовал такую злобу на тех подстроенных парламентских слушаньях. Он знал за собой это неприятное свойство: резкие вспышки холодной ярости, когда отказывали мозги и расчет. Когда летел к черту сложный анализ вероятностей, постоянно ветвившийся и перестаивающийся в его голове подобно трехмерной изменчивой паутине. Последствия… Ох, тогда он чуть не бросил этим сволочам свою отставку в лицо, чего они и добивались, — он же ясно видел это! Но сейчас председатель Лебелло воткнул ему нож в свежую рану и умело провернул его. — И именно в силу своей неконтролируемости я выполнил приказ председателя Трюнихта о капитуляции, вместо того, чтобы послать его к черту и спасти страну? Напомните мне, где вы были в это время, господин Лебелло, — валялись под столом в обмороке? — Трюнихт оказался предателем, — Лебелло дернул углом рта и и резко ссутулился. — Я сам признаю, что решение и попытка главнокомандующего Бьюкока в тот момент арестовать мерзавца были правильными, хоть и совершенно недемократичными. Разве вы не видите? Именно так это и работает! Недемократическое самовластное решение Бьюкока могло бы спасти нацию. Ваше неподчинение законному приказу могло бы спасти нацию. Сейчас мы находимся в такой глубокой яме, что нацию может спасти только чудо. Точнее тот, что умеет его творить. Вы. Я это знаю, вы это знаете, последний дворник на улицах Хайнессена знает это. И вот мы уже готовы на все, чтобы нас спасли. Этот плод уже не просто созрел, он перезрел и с трудом держится на ветке. Вопрос времени, когда обстоятельства вынудят вас протянуть руку. — Да даже если Тринадцатому флоту в одиночку придется спасать наш образ жизни, я никогда не позволю себе… — Какой замечательный выбор слов! «Позволю себе…». Видели бы вы себя со стороны, адмирал. Отказались возглавить Главный штаб, зато предпочли далекий и изолированный Изерлон. Вы тщательно отбирали людей, и каким-то чудом они не просто талантливы, они все как один преданы не Альянсу, а вам лично. Последствия мы можем наблюдать прямо сейчас на улицах города. Все эти имперцы вокруг вас — розенриттеры, адмирал Меркатц. Бездомные ронины, нуждающиеся в хозяине, чующие сильную руку. Ваш Тринадцатый флот, я уверен, именно в эту самую минуту раскочегаривает дюзы, чтобы вывозить с планеты вас, десантников и захваченного наместника. Они готовы ради вас стать мятежниками, бросить все и идти на край света. Сейчас в этой комнате вы говорите со мной и предлагаете союз не как военный, подчиняющийся гражданским выборным властям, а как глава независимой вооруженной группировки. — Извините, что не согласился умереть добровольно или дать себя убить по вашей указке. — О, вы бы на моем месте так не сглупили, не правда ли? Всегда знаете, как надо, и видите выход. Вас же просто корёжит о необходимости о чем-то договариваться со мной сейчас. Вы слишком привыкли понимать всё лучше всех и командовать. Яну показалось, что ему не хватает воздуха. Политические идиоты будут болтать и беспокоится о власти, даже стоя с петлей на шее. К сожалению, петля эта общая для нас всех. Он сделал последнюю попытку. — Председатель, вы сами понимаете, у нас общий враг. Когда он придет в движение, давайте попробуем остановить его, клянусь, я буду так же лоялен вашим приказам, как до того распоряжениям председателя Трюнихта, — внезапно ему оказалось действительно сложно произнести эти слова. — Ответьте мне только на один вопрос, адмирал. Вы отдали Меркатцу тот самый приказ о конфискации кораблей? А до этого — фальсифицировали данные потерь при Вермиллионе, в результате чего у Меркатца оказался инструмент для выполнения вашего приказа? Ян знал, что прямо сейчас он должен соврать. Самым убедительным образом из возможных. К несчастью, он действительно был никудышным политиком. Не умел притворяться. Он не мог показать сидящему на железной кровати человеку то, чем не является. Проблема в том, что тот, кажется, твердо знал, чем именно Ян является. И, к сожалению, не только он. У него не было времени. Абсолютно. Ренненкампф сидел, забаррикадировавшись в своей резиденции с полком вооруженной охраны, потому что Шёнкопф, Аттенборо и Багдаш слили по имперским каналам переговоры с Рокуэллом и подоплеку происходящего в столице. Теперь практически невозможно замести ситуацию под ковер и представить дело иначе, чем вооруженный мятеж армейских частей. Шёнкопф перестраховывался. Он делал именно то, о чем сейчас говорил Лебелло. Проклятье! — Что до Лоэнграмма, то демократия всегда погибает под гром аплодисментов, а не пушек. Тем более пушек неприятеля. — Лоэнграмм не оставит демократии выбора, каким путем ей погибнуть, вам не кажется, господин председатель? Лебелло сжался на кровати. — Я понимаю, что вы не причините мне вреда, а все равно трясусь сейчас в этой камере, как овечий хвост. Интересно, тут водятся крысы? Я не самый лучший лидер для сложного периода, который сейчас переживает нация. Про председателя Трюнихта лучше не вспоминать. Зато вот вы, Ян, — вы идеальны. Со всех сторон. Даже этот милитарист Лоэнграмм вас уважает, кажется, он лично предлагал вам пост адмирала? Мы так долго обращались к вам с мольбой о спасении, что вы, похоже, уже и забыли, как это — не отвечать за всё и вся. К сожалению, я вижу, чем это закончится. Чужого диктатора можно прогнать. Своего же, любимого и долгожданного… Лебелло еще что-то говорил, но Ян уже больше не слушал. «Эта одежка не по мне», — так он сказал тогда Шёнкопфу перед экраном с «Брунгильдой», висящей прямо под прицелом его флота. Жалел ли он о своем решении? Каждую минуту. Будь у него второй шанс, поступил бы он иначе? Нет, но все же хорошо, что никто и никогда не дает переиграть такие вещи. Например, совершить прыжок в прошлое. У нас тут не третьеразрядное аниме. «Ты думал, что Вермиллион — это конец. Но на самом деле ты еще не дошел до конца», — заметил в голове всё тот же голос. — Похоже, вы слишком долго болтали на трибунах, председатель. Я понял вашу позицию и не знаю, как убедить вас в том, что на орбите Хайнессена не летает невидимый чайник. Такие чудеса не по моей части. Я оставлю вам канал для связи. Надеюсь, что когда все полетит к черту, вы им воспользуетесь. Ян так и не дождался вестей с Хайнессена и 9 декабря 799 года прибыл на объявивший о своей независимости Эль-Фасиль. Председатель Жоан Лебелло был убит на Хейнессене 2 февраля 800 года в результате заговора военных, возглавляемых адмиралом Рокуэллом. 20 февраля 800 года Альянс Свободных Планет прекратил свое существование.