***
- Bendita Virgen Maria… Карандаш неуверенно бегал по бумаге. Мира ещё никогда нечто подобное не изображала. Видеть – видела: случайно застала Долорес и Мариано в саду на заднем дворе, но эти двое, казалось, не замечали никого вокруг, и Мирабель вихрем унеслась незамеченной. Тогда, увиденная картина вызвала только смущение и толику любопытства, и снова видеть кузину в такой «ситуации» девушке точно не хотелось. Но, как художник, Мирабель отметила для себя анатомию тела и взаимодействие, так скажем, физических объектов. Сейчас все совершенно иначе. Образы на бумаге вызывали дрожь в коленях. Внизу живота словно горело пламя, дыхание было отрывистым и опаляло сухие губы, а между ног стало невыносимо мокро. Девушке хотелось выть раненым зверем от собственных мыслей, что толкали её в омут похоти и заставляли карандаш дальше скользить по бумаге - создавать картину, что станет точкой невозврата в отношении Мирабель к её любимому tio… Если бы Бруно увидел её сейчас, увидел бумагу, то, как его милая sobrina сидит за письменным столом и с горящими от желания и лёгкого безрассудства глазами создаёт его же с ней образы, объятые зелёным огнем греховного желания, наверняка бы испугался – она, такая невинная в глазах семьи и всего города, творит подобные вещи. От этих мыслей у Мирабель в голове кипит котёл противоречивых эмоций: она чувствует вину перед Бруно, но в то же время похоть поглощает её. Краем сознания девушка понимает, что ей необходимо что-то сделать с этими образами. И что она непреодолимо желает покончить со своим возбуждением. Одинокая свеча практически догорела, когда пальцы Мирабель опустили карандаш. Глаза бегло скользят по наброску. Dios, кажется она будет молиться на него, словно на икону в церкви. Молиться, стоя на коленях и прикасаясь к своему распалённому естеству. Молиться, чтобы этот взгляд с созданного ею же образа был всегда обращён только в её замутнённое желанием сердце. Молиться снова и снова, шёпотом выстанывая его имя… - Бруно… С бумаги на Мирабель смотрел её tio. Его взгляд был взглядом голодного ягуара, который загнал добычу после долгой охоты и медленно ею наслаждался. Худой, но при этом атлетически сложённый, он прижимал нарисованную Мирабель спиной к своей обнажённой груди, губами прикусывал кожу на её тонкой шее. Одна его ладонь сжимала упругую грудь девушки, пропустив сквозь пальцы бусинку соска. Подушечками пальцев другой руки он ласкал её клитор, проводил пальцами по влажным складкам её промежности. На лице нарисованной Мирабель выражение болезненного удовольствия: голова откинута на плечо предсказателя, глаза полуприкрыты, губы застыли в немом крике экстаза. Одна её рука зарылась в волосы Бруно, сжимая на затылке угольные, с отливом серебра, пряди. Ладонь её другой руки накрывает длинные пальцы tio, сжимающие бугорок её груди. - Бруно… Мирабель выдыхала его имя с каждым движением руки под юбкой. Влажные звуки наполнили маленькую комнатку, но ей это было абсолютно неважно. Её мысли были заняты тем, насколько восхитительны были бы пальцы Бруно на месте её собственных. Мирабель прикусила ладонь, заглушая тем самым последний свой стон, и медленно опустилась на колени. Тело девушки пронзали судороги. Какое-то время она не двигалась, приводя сбитое дыхание в порядок, ей ужасно хотелось пить. Взгляд Мирабель останавливается на бумаге, оскверненной её больной фантазией. Зелёный туман греха рассеивается и с новой силой чувство вины перед Бруно захватывает девушку. Резко поднявшись на все ещё дрожащие ноги, Мирабель вздыхает и, немного подумав, прячет рисунок так далеко, насколько позволяет ей комната. Лёжа в своей постели девушка старается поскорее уснуть, чтобы не остаться наедине с мыслями о произошедшем. Слёзы наполняют её глаза. - Я отвратительна… Perdóname Dios. Bruno, Perdóname…***
- Все равно, я не привыкну к гвоздике, мам, - Мирабель задумчиво крутила в руках пустую чашку из-под выпитого кофе, - Слишком горькая. Лучше уж я изничтожу все запасы мятного чая tia Пеппы. - Лишь бы на пользу тебе и твоему сну, mi vida, а с Пеппой я справлюсь, если что, - подмигнула Джульетта дочери. – Завтрак будет готов только через пару часов, пойди поспи немного, уж очень уставшей ты выглядишь. - Хорошо, mamita, – Мира уже встала из-за стола и хотела уйти, но заметила мелькнувший край хорошо знакомой зелёной руаны, приближавшийся к кухне с противоположного конца внутреннего дворика Каситы. Сердце Мирабель пропустило пару ударов. «Только не сейчас…» - Хотя, знаешь, я не приду завтракать. Есть не хочется. Да и не помешало бы прибрать комнату… - Мира поспешила к себе наверх. Девушка старалась не смотреть на маму, чтобы не выдать свою ложь – кофе всё ещё жёг ей нутро, и не хотелось превращать этот жар в стихийное бедствие на глазах у семьи. На губах Мирабель до сих пор чувствовала вкус гвоздики. «Интересно, его поцелуй может быть таким же на вкус?»***
- Да уж, Касита, беспорядок ещё тот. Ответом девушке был лишь жалобный скрип створок окна. - Я тоже виновата: надо почаще тебя слушать, - засмеялась Мирабель и принялась за уборку. Когда-то ведь придется её сделать. Уж лучше сейчас, чтобы привести в порядок не только пространство, но заодно и мысли. Девушка перенесла мольберт с законченным портретом абуэлы в сторону от двери для сохранности, отмыла кисти, прибрала краски. Осталось лишь собрать с пола черновики. Мирабель вздохнула: на краях некоторых листов уже были следы маленьких зубок – крысы навещали комнату в её отсутствие; нескольких листов не хватало. - Странно, - Мира заметила на полу плотно скомканный лист бумаги. Девушка не имела привычки сминать бумагу в принципе: неудачные или ненужные наброски она рвала на части и жгла их в печи. Мирабель опустилась на пол и с любопытством развернула комок. На ощупь бумага отличалась, от той, на которой девушка привыкла работать. Значит эту бумагу притащили крысы откуда-то извне комнаты. Мира пробежала глазами по листу. Он был исписан до боли знакомым почерком. - Что за…? На лице Мирабель отразились испуг вместе с невероятным смущением. Девушка читала рукопись, с каждым прочтённым словом в тексте перед глазами возникал её рисунок. Тот самый рисунок... Описание сопровождалось подробным действием, образы были изощрённо приукрашены. Мирабель стало не хватать воздуха, сердце забилось где-то в горле, а комната словно плыла перед глазами. Ноги сами понесли Миру к её тайнику. Она открыла нижний ящик стола, пальцами приподняла дощечку, которая скрывала двойное дно. Ничего нет… В панике девушка перевернула вверх дном всю комнату, искала пропажу в каждом тёмном уголке, между страниц всех её альбомов. Рисунок исчез… Мирабель без сил опустилась на кровать. Взгляд был пустым, как, впрочем, и голова. Внутри была лишь одна мысль. Одна мысль, уничтожающая все остальные. Это почерк Бруно…