Душа Ёнвана

***

Чимин смотрит на ёнгуна устало и раздражённо. Будет ещё в такой примечательный момент глумиться над несчастным рыбаком, который поставил жизнь свою на кон. Джихун обещал ведь, что поможет – и что в итоге. Вокруг одни обманщики и лжецы, заставляющие Пака терять рассудок и сознание. Однако долго злиться на Мина он просто не может. Внутри снова нежданно вспыхивает пожар. Могущество мульквисина чувствуется необычное, да и притягательность его никуда не исчезла. Гневом просто чувства притуманились, а он уж почти весь и вышел. Чимин сконфуженно молчит, долго поглаживая приглянувшуюся ощущениями под пальцами жемчужину. Юнги чинно откланивается и ступает к трону, затем на него присаживаясь. Пак вновь интенсивно гребёт тяжёлыми вёслами в пучине мыслей. Для него ёнгун Мин никак не вяжется образом с сущностью Бога Моря. И пусть по думам его шанс на такое был ничтожно мал, он оказался вовсе не равен нулю. — Принимаю твоё замешательство и помыслы о том, что ты был безжалостно обманут, — Мин вещает прямо с трона, не стесняясь аристократично упирать ладонь в колено. — Однако понимаешь ли ты, почему тебе приходится всё это совершать и испытывать некоторое притяжение к моей персоне. — Какое ещё притяжение? — человек старается не звучать обиженным ребёнком, но внутри продолжает сражаться с собой. — Твои глаза сами всё рассказали. Они как окно в твой внутренний мир, тут и души не надо. — Всё ещё не до конца понимаю. Вы действительно и есть всемогущий Бог Моря? — Чимину хочется добавить пресловутое: «Да непохож ведь!», но он замирает в благоговейном трепете сразу после отражения сущности Бога как таковой в своих словах. И пахнет ему тут же прибрежным бризом да зеленью водорослей. — Да, всё так. И ты вправе требовать доказательства, — Юнги соглашается, а его волосы скользят по глади шёлка и парчи на плечах от коварного сквозняка, снующего по тронной зале игривыми вихрями. — Ты мой предназначенный человек, как оказалось волею судьбы. Готов ли ты принять сие? Чимин готов был днями назад. А может быть и когда прыгал в водную пучину, бросив вёсла с сетями на долю поражённого Сокджина. Он искренне верил в чистоту своего поступка. Он настроил себя принять всякий исход. — В самом деле, для меня ты – драгоценный дар. Я ждал твоего прихода веками, — Мин спускается с тронного помоста. — Ты останешься теперь со мной навсегда, потому что наши души должны единиться. Все, кого жертвовали мне прежде, были не те. Я всякий раз встречал несчастных, но видел в юнцах лишь будущих мульквисинов, а в девах - русалок ино. Мои войска и слуги – все были мне посланы глупыми людьми. Нелепость в том, что жертв мне слали насильно. Их выбирали те, кто оставался жить свою поганую долгую жизнь. Старики, именующие себя мудрецами, отправляли молодую кровь на верную смерть от наполнения водою лёгких. Никто из них не смыслил, что моей жемчужине был нужен тот хранитель, который придёт по своему собственному желанию. — Хранитель жемчужины? — пришла пора Чимину изумляться пуще прежнего. Он был готов услышать что угодно и принять любую реальность, даже ту, в которой водные духи мульквисины полны лжи и любви к состязаниям в поедании кимчи. Однако же совсем не сказ о безрассудстве старейшин своей приморской родины. — Слышал ли ты легенду, которая начинается так: «Его кровь – холодна, его кожа – бледна, а сердце его – чёрное»? — правитель водных драконов приближается к Чимину достаточно близко, чтобы его сердечный ритм вновь начал отбивать мелодию праздничных барабанов чангу. — Бабушка Намджуна говорила, — человек роняет, не глядя Юнги в глаза. Сей жест мнится опасным. — Что-то припоминается. — Подозреваешь о ком? Мне служит не только Белый Ёнван Пэннён. Остальные три дракона тоже мне подчинены. По всем сторонам света у меня свои морские владения, — Юнги стоит рядом с ровным станом. Чимин в этом угрозы не видит, да дышать громче обычного страшится. — Три? Драконов же… — Верно. Мои служители: красный Чоннён и жёлтый Хваннён – стражи юга, зелёный Чхоннён – страж востока. Хосок – белый глава западных владений, осенний Ёнван, — Мин начинает бродить по залу сцепив руки за спиной. — Значит владыка севера и зимы – это Вы… — Пак прижимает ладонь к губам, словно боясь, что за сказанное может последовать кара. — Всё так. Теперь понимаешь, почему мои сердце и жемчужина чёрные? — Бог Моря останавливается в центре церемониального помещения. — Я – Ёнван Хыннён, ставший Богом. — Ах да, жемчужина! Вы так и не ответили. Я теперь Ваш хранитель жемчужины? — юноша порядком устаёт стоять ровно на ногах, как того требует весьма важный разговор. Его силы ещё малы, а тело довольно слабо. Он чувствует себя несколько чужим в своём теле. Голова стремительно тяжелеет. — Очевидно. Ты прорастил на западной поляне только цветы возрождения и вкусил семя цветка жизни, данного мне в дар от сэнбульван, — мужчина задерживает взгляд на тускнеющем лице очаровательного человека. Как же Чимин всё таки красив и изящен. Юнги чувствует взаимное притяжение к своему человеку всякий час и минуту, однако гласит ровно дальше. — Все раньше ошибались до единого, взращивая один из цветов губительным аконитом. Ты – другой. Ты сможешь стать моим вечным проводником полночных лабиринтов. Я рад, что ты, наконец, пришёл ко мне. — Я стану Ваш всецело, однако же, избавите ли Вы мою родную землю от морских напастей? — Чимин теряется в сильных руках подскочившего Мина, и невдомёк ему, что кара людская не козни верховного ёнвана. — Чимин, услышь меня. Не я насылаю беды, на это есть богиня судьбы Геймучжанг-эгия. Не моим гневом полнятся воды и рушатся порты. В моей воле лишь подчинение ей. Ты больше не должен думать неверное и постоянно пропадать в забытье. Все позади, не засыпай пожалуйста больше, — Юнги жмёт плывущего разумом юношу к груди в чёрных одеждах. — Заклинаю больше не пропадать твоему сознанию. Будь со мной всегда рядом во согласии, — Бог Моря целомудренно прикасается губами к горячему чужому лбу, успокаивая бурю и бушующие волны внутри их тел. Вне залы, по коридору шурша полами, турумаги внимательно подслушивают их слова служители, дабы передать до последней фразы любознательному Хосоку. Там, за стенами Чонгук прижимает к стене любимого ёнгун-тэгама, поддаваясь всеобщей чувственности и вплетая пальцы в белые локоны, для последующего глубокого поцелуя. В сём подводном владении Бога Моря и духи не лишены любви. Чимин остаётся в чувствах, едва дышащий и прижатый к желанному Богу Моря. Юнги тихо гладит пальцами его белоснежные волосы на макушке, сочтя за истину, что волосинок в разы меньше, чем долгих лет, которые ёнван ждал под водой своего единственного человека. Любовь всему божественному противоестественна, однако и Бог Моря Дракон Хыннён наконец полюбил. По небу мчатся богатые колесницы над морем. Сменяется власть водных просторов. Цветёт и благоухает бутонами поляна западных земель под западными небесами. Волны ритмично плещутся об вечерний берег старого порта Пусанпхо. На хрупкой людской шее тела без души висит драконье чёрное сердце.