More Than Words (Breaking the Curse that Brought Us Here)

Чан очень волнуется за Джисона. Прошло всего пара часов с того, как Джисона ранили, он немного вздремнул, но после этого, кажется, стал выглядеть только хуже. Все трое из них умылись, и с Джисоном все было в порядке, но теперь его лицо побледнело. Они собрались за столом между кухней и гостиной дома ведьм и обедали тем, что приготовили Минхо и Феликс. Это было простое, но гостеприимное блюдо, как думал Чан, хотя он и не был голоден. Он не мог перестать думать о ране Джисона, и эта мысль не очень вызывала аппетит. Феликсу, как оказалось, почти не нужно есть, и у Джисона тоже нет аппетита, и сидеть и есть ему, кажется, не очень комфортно, хотя он сидит на диване. Чан поворачивается к нему и пытается поймать его взгляд, откладывая свои приборы. Диванчик стоит спинкой к столу, и привлечь внимание Джисона сложно, но он сидит наполовину повернувшись к столу, и Чану все-таки удается. Он на мгновение задумывается, как выразить свое волнение — ему просто хочется знать, в порядке ли Джисон. “Не голоден?” — решает спросить он. Джисон слабо пожимает плечами и кладет в рот еще один кусочек, медленно начиная пережевывать. — Я просто… агх, — произносит он, неловко жестикулируя свои слова, не выпуская из рук приборов. Чан сочувственно улыбается, и Джисон проглатывает еду и кладет приборы в сторону. — Я поем, просто медленно. Чан кивает и ждет, пока Джисон продолжит есть, прежде чем вернуться к своей еде. Ему немного неловко обедать с кем-то, кроме Джисона и Чанбина, потому что обычно, если ему хочется что-то сказать, он просто отбрасывает стыд и жестикулирует прямо во время еды, но сейчас он слишком стесняется это делать. — Так, э-э, Чан не только немой, но и глухой? — спустя мгновение тишины спрашивает Минхо. Чанбин кидает на него недобрый взгляд, и он поджимает губы. — Мне просто стало интересно, потому что вы тоже используете язык жестов. — Он не глухой, — говорит Чанбин, и его голос спокоен, но жестикулирует он резко. — Мы просто говорим на его языке. На нашем языке. Это правда. Даже, когда они едят или когда темно, говоря друг с другом или кем-то другим, Чанбин и Джисон всегда жестикулируют свои слова. Чану хочется плакать, когда он думает об этом, потому что он любит их так сильно, но ему так стыдно, что им приходится постоянно переводить и даже говорить за него. — Он отлично слышит и понимает вас, — бормочет Чанбин после этого, и в тоне его слышатся горькие нотки. — Хорошо, потому что мы изучали проклятия, и знаем, где искать способы его снять, но насколько нам известно — эти проклятия не из магических книг, — объясняет Сынмин. Это не похоже на хорошие новости. — Мы поищем еще, пока вы застряли здесь на время исцеления, но даже ваши маленькие проклятия не кажутся простыми. Чан виновато сжимает губы; он не хочет, чтобы его проклятие приносило другим столько трудностей, потому что как бы сильно ему ни хотелось говорить, петь, смеяться и привлекать внимание других не трогая их за плечо, он не хочет, чтобы его друзья и даже эти незнакомцы страдали из-за него. — Это еще не значит, что мы перестанем пытаться после того, как Джисон исцелится, — говорит Минхо, и Джисон показывает ему большие пальцы вверх и устало улыбается с полными еды щеками. Чану хочется тыкнуть в них пальцем, но он держит себя в руках, потому что они не одни, и Джисон может оказаться не в настроении. После ужина Чанбин переносит Джисона с дивана на кровать, а Чан предлагает свою помощь с уборкой, и после нескольких попыток и недоуменных взглядов от Сынмина, Минхо и Феликса, ему удается донести свою мысль. Чанбин старается держаться от ведьм подальше, и Чан понимает это, но сам он предпочитает следить за ними, чтобы решить, заслуживают ли они доверия. Феликс готовит для Джисона еще обезболивающей мази, пока все остальные решают, как устроиться спать. Пока Джисон спит в кровати Минхо, и у них остается только один диван, места не хватает. Феликс оказывается согласен с тем, чтобы спать на полу или вовсе на улице, но они предлагают ему лечь на ковре. “Думаю, одному из нас нужно остаться с Джисоном на случай, если ему что-то понадобится, а остальные могут лечь на диван,” — предлагает Чан, указывая на Сынмина, — “так он сможет спать в своей кровати.” Чанбин быстро переводит, и ведьмы кивает. — Я посплю в кресле, — предлагает Минхо, но Сынмин качает головой. — Мы можем спать вместе, все в порядке, Мин, — говорит он; Минхо пожимает плечами. — Я знаю, что тебе это не нравится. Я согласен меняться через одну ночь. Кресло выглядит уютным, — говорит он, указывая на кресло рядом с диваном. Оно большое и просторное, зеленого цвета, сочетающееся с диваном на троих человек, и правда выглядит весьма уютным, но Чан все равно чувствует себя виноватым из-за того, что хозяину дома приходится спать в кресле. — И я буду рядом, если понадоблюсь кому-то из наших гостей. Сынмин соглашается и Чан предлагает самому занять кресло, слегка преувеличенно указывая в его сторону в надежде, что ведьмы поймут, но Минхо отмахивается. — Я бы предложил, чтобы я спал на диване, Чан-и, потому что думаю, что ты заслуживаешь поспать на кровати, — мягко говорит Чанбин, делая шаг к Чану и убирая челку от своих глаз, — но думаю, мне лучше остаться с ним, чтобы, если ему что-то понадобится, я мог попросить это у Феликса или у ведьм, знаешь? Чан кивает; он понимает. Он с радостью остался бы с Джисоном и был рядом с ним, но от него не будет пользы, если Джисону будет нужна чья-то помощь. И он знает, что Чанбину будет спокойнее, если он будет рядом с Джисоном — и, самое важное, на кровати ему будет комфортнее, чем на диване. Чан приходит проведать их, прежде чем все отойдут ко сну, потому что ему хочется увидеть Джисона, прежде чем провести бессонную ночь, полную волнений. Когда он заходит в спальню, Чанбин сидит на кровати, безмолвно разговаривая с Джисоном, который, уже укутанный одеялом, кивает ему, глядя на него полуприкрытыми глазами. Джисон замечает Чана первым, и на его губах появляется маленькая улыбка; он слабо машет ему рукой. Чан слегка тает от этого вида — его друг выглядит особенно мило из-за того, как его щека прижата к подушке. Чанбин оборачивается и тоже машет ему, убирая волосы, которые упали на глаза, когда он повернулся. — Привет, Чан-и, — шепчет он; его глаза наполняются нежностью. — Ты пришел пожелать спокойной ночи? Или тебе что-то нужно? “Я пришел пожелать спокойной ночи,” — говорит Чан. Чанбин двигается и похлопывает по свободному месту на краю кровати, куда Чан и садится. “Как ты себя чувствуешь?” — спрашивает он Джисона. Джисон пожимает плечами. Чан пропускает свои пальцы сквозь волосы младшего — привычка, оставшаяся с их детства. Раньше это успокаивало Джисона, когда он чувствовал себя плохо, и Чан надеется, что это все еще так. — Я в порядке, лекарство Феликса помогло, — Джисон тихо хихикает и подается к касанию. — Я просто немного устал, — он делает глубокий вдох, и Чан понимает, что ему трудно держать глаза открытыми. — Тебе будет удобно на диване? Чан кивает и неохотно убирает руку с головы Джисона, чтобы сказать: “Со мной все будет хорошо, пока с тобой и Чанбином все хорошо,” — Джисон кивает, и его глаза закрываются, так что Чан рисует маленький полумесяц на его руке и надеется, что тот понимает. Джисон слабо тянется к нему и мягко похлопывает его по руке, прежде чем погрузиться в сон. Чан ждет пару секунд, смотрит, как Джисон размеренно дышит, и поворачивается к Чанбину, который смотрит на него с нежной улыбкой. Чанбин снова смахивает с лица челку — ему и правда стоит ее подстричь — и придвигается ближе. — Поцелуй его на ночь, Чан-и, — шепчет он с игривой улыбкой, кивая в сторону Джисона. — Думаю, он будет рад. Чан слегка краснеет в ответ на его слова. Они возникли не из ниоткуда — раньше они целовали друг друга на ночь каждый день, и делают это до сих пор, но почему-то Чану слегка неловко. Чанбин нетерпеливо поднимает брови и тихо вздыхает, когда Чан не двигается. Чанбин пододвигается к Джисону и склоняется к нему, чтобы оставить маленький поцелуй на его макушке. Чан хихикает от того, какой он крошечный, и ему становится проще повторить за ним, так что он наклоняется к Джисону и целует его щеку, упираясь рукой в матрас рядом с ним. Младший не двигается, и его дыхание остается таким же спокойным, так что Чан отстраняется и не может сдержать улыбку. Он снова поворачивается к Чанбину, раскрывая руки, чтобы обнять его перед сном. Он украдкой целует его в висок, прежде чем они отстраняются друг от друга, заставляя Чанбина тихонько фыркнуть. “Ты будешь хорошо спать?” — спрашивает он, и Чанбин кивает. — Как ты и сказал — со мной все будет хорошо, пока все хорошо с тобой и Джисоном, — повторяет он слова Чана. — Я найду тебя, если что-то случится, не волнуйся. Сладких снов. “Сладких снов.” Чан просыпается со слегка затекшей шеей — но в остальном чувствует себя хорошо. Диван оказался удобным, и от изнеможения он уснул быстрее, чем ожидал, погрузившись в сон без снов, и, судя по тому, как сквозь шторы гостиной проглядывают лучи солнца, он проспал до самого утра. Феликс сидит на подоконнике, балансируя пальцами ног на карнизе и сидя на удивление неподвижно. Лесной дух смотрит в окно через щель между занавесками, и по тому, как его волосы слегка шевелятся, Чан понимает, что он открыл окно. Кресло в углу комнату пустует, так что Минхо, должно быть, уже проснулся. Из кухни раздается тихая возня — судя по всему, ведьма сейчас там. Чан сразу думает о том, как там Джисон и Чанбин, так что поднимается на диване и смотрит на дверь спальни, моргая и просыпаясь окончательно. Он слегка трет глаза, заставляя зрение сфокусироваться, но боковым зрением замечает движение. — Доброе утро, — Феликс неожиданно оказывается перед ним, маша ему рукой и тихо извиняясь, когда Чан смотрит на него полным неожиданности взглядом. Он машет ему в ответ, и Феликс улыбается. — Не стесняйся использовать со мной язык жестов, я хочу его выучить. Чан еще не проснулся достаточно, чтобы прожестикулировать что-то, кроме “Доброе утро, я хочу увидеть Джисона и Чанбина”, но даже если Феликс не знает, что именно сказал Чан, он наверняка понимает это по тому, как Чан пытается заглянуть в дверь спальни Минхо через его плечо. — А, твои друзья, — говорит Феликс, тоже оглядываясь на дверь через плечо. — Чанбин пришел раньше, когда Минхо только проснулся, и они вместе пошли на кухню, но потом он вернулся в спальню. Чанбин пошел на кухню с одним из ведьм? Это звучит неправильно, думает Чан, так что он смотрит на Феликса недоуменно. Феликс слегка ерзает и на мгновение оглядывается в сторону кухни. — Сначала он пришел ко мне, спросил, есть ли у меня еще мазь, но она кончилась вчера вечером, сегодня нужно сделать еще. Потом он пошел к Минхо. Чан поднимается на ноги сразу же, как Феликс заканчивает фразу, пугая лесного духа и заставляя его потерять равновесие. Он бездумно тянется, чтобы поймать его, но Феликсу удается удержаться. Чан думает только о Джисоне, потому что, если Чанбин пришел в гостиную, чтобы попросить мазь у Феликса, и даже пошел к одному из ведьм, Минхо, несмотря ни на что, — Джисону, должно быть, больно. Он торопится в спальню, в два больших шага добираясь до двери. Внутри он находит Чанбина, стоящего на коленях и держащего руку на копне взъерошенных темно-русых волос, но разглядеть Джисона ему не удается. Он падает на колени рядом с Чанбином, и звук его коленей, ударяющихся о пол, дает им знать о его присутствии. Чанбин оборачивается к нему, и удивленное выражение его лица сменяется печальным. Чан видит, что Джисон сжался в комочек, почти полностью спрятав лицо в одеяле и сведя брови на переносице, и его лоб блестит от пота. Сердце Чана падает в груди и сквозь пол, когда он слышит сбитое дыхание и тихие стоны младшего. Он протягивает руку, чтобы стереть капельку пота с брови Джисона, прежде чем спросить Чанбина, что случилось. Чанбин тоже слегка отстраняется от Джисона, но оставляет руку на матрасе, запутавшись пальцами в раскиданные по подушке волосы Джисона. — Я не знаю, что случилось, я проснулся, и он был таким. Думаю, обезболивающее перестало действовать, — тихо объясняет Чанбин. — Минхо сейчас делает чай. Чан кивает, и смотрит, как Чанбин бормочет что-то успокаивающее Джисону, и так хочет сделать то же самое, сделать что-то большее, чем просто пытаться успокоить его, гладя его руки и бедра через одеяло. Чанбин говорит Джисону, что Чан здесь, и глаза Джисона слегка приоткрываются, и как только они встречаются взглядами, и Чану хочется сказать ему, что все будет хорошо, Минхо, запинаясь, входит в комнату с чайником чая и чашкой, извиняясь за то, что заставил их так долго ждать. — Я сделал целый чайник, так что он кончится не так быстро- О боже, он выглядит не очень хорошо, — произносит Минхо при виде Джисона. Он подходит к Чанбину и безмолвно просит подвинуться, чтобы он мог осмотреть Джисона. Чанбин нехотя повинуется, сдвигаясь в сторону и позволяя ведьме делать что нужно. Минхо кладет ладонь на плечо Джисона и слабо толкает его, чтобы тот лег на спину. — Я только взгляну на рану, хорошо? Я принес чай, ты можешь выпить его. Чан чувствует облегчение, когда видит, с какой заботой Минхо относится к Джисону, но ему очень не нравится то, как дрожат джисоновы руки, когда он берет чашку чая. Чану хочется взять его руки в свои и помочь, но он наверняка будет только мешаться. — Боже мой, эти бинты надо сменить, — бормочет Минхо, подняв рубашку на Джисоне, когда тот садится на кровати и делает глоток за глотком из кружки с чаем. — Я приведу Сынмина, чтобы он тоже проверил, но думаю, твоя боль значит и то, что бинты нужно сменить, и то, что магия Сынмина все еще действует. Джисон кивает и отпивает еще чая. Его брови перестают хмуриться, когда он допивает, и тело немного расслабляется. Минхо бормочет себе под нос что-то про завтрак, и Чан хочет сказать ему, что они с Чанбином будут не против позавтракать позже, если это значит, что сейчас они смогут позаботиться о Джисоне. Прежде чем ему удается привлечь внимание ведьмы, в комнату заглядывает Феликс, а за ним следует Сынмин. Минхо рассказывает ему о положении дел и оставляет его проверить состояние раны Джисона, пока сам он уходит за новыми бинтами. Чанбин отводит взгляд, пока Сынмин снимает старую повязку, но Чан смотрит: кожа вокруг раны все еще бледная, и он понимает, что они не скоро смогут продолжить путь, если процесс исцеления не ускорится. Джисону, кажется, совершенно не становится легче по сравнению со вчерашним вечером. Джисон чувствует себя немного получше после того, как ведьмы заканчивают, и они завтракают все вместе, но после этого дня Джисон каждое утро просыпается от боли, потому что чая и мази Феликса недостаточно, чтобы он смог продержаться всю ночь. Но Джисон отказывается позволять Сынмину смягчить лечение, предпочитая иногда терпеть боль, если это позволит исцелению течь быстрее. Чан может только наблюдать и беспокоиться. Несмотря на то, что рядом с кроватью Джисона всегда есть чайничек успокаивающего чая и мазь, Чан каждый день просыпается рано, чтобы проверить его. Он знает, что ему будет больно видеть, как друг страдает, и это не поможет ему избавиться от кошмаров, но он не может перестать. Даже если он не может быть полезным, ему все равно хочется быть рядом с Джисоном. Ведьмы, кажется, почти не продвигаются в поисках способа снять с них проклятие. Они проводят дни читая книги и разговаривая друг с другом о проклятиях приглушенными голосами, пока Чан, Чанбин, Джисон и Феликс пытаются убить время разными способами. Иногда они учат Феликса языку жестов — к урокам даже присоединяются ведьмы, если у них есть время. Иногда Чан и Чанбин составляют Феликсу компанию на его прогулках, пока Джисон дремлет, или помогают ведьмам в их огромном саду. Им не то чтобы скучно, даже Джисон чувствует себя вполне неплохо, даже несмотря на то, что не может ходить самостоятельно, но Чану хочется, чтобы он поправлялся поскорее. Еще ему хочется поскорее избавиться от проклятия, но когда ведьмы каждый вечер рассказывают им, что они нашли, они никогда не звучат многообещающе. — Простите, мы правда не можем найти ничего о ваших проклятиях, — пораженно вздыхая, говорит Сынмин спустя неделю после того, как они пришли в их дом. — Технически, мы могли бы попробовать что-нибудь сами, но слишком много всего может пойти не так. Боюсь, нам придется попробовать что-то еще — Вы знаете других ведьм, которые могли бы помочь? — предлагает Джисон. Он все еще ест на диване, потому что за обеденным столом есть место только для четверых, так что Феликсу и Джисону приходится занять диван. — Или место, где мы могли бы поискать больше информации? Чанбин вздыхает и поджимает губы — он не выглядит восторженным от мысли встретить других ведьм. Чан тоже этому не рад, но только из-за того, что он слышал о других ведьмах от Минхо и Сынмина; пока что ведьмы, у которых они остановились, были вежливыми и порядочными. — К сожалению, мы никого не знаем, — окидывая всех сожалеющим взглядом, говорит Минхо. — И нам некуда больше пойти, все что у нас есть, и все, что мы знаем, — здесь. В гостиной на минуту повисает тишина. Тишина напряженная, только звон приборов о посуду заполняет комнату. Чан не знает, что думать: неужели они правда пришли сюда только, чтобы увидеть, как Джисон получает рану в живот, и все? Ну, хотя бы теперь они знают, как сложно снять проклятие, но стоило ли оно того-? — Неподалеку есть источник, — вдруг говорит Феликс. Чан оборачивается на стуле к лесному духу, на лице которого задумчивое выражение. — То есть, животные приходят туда отдохнуть и исцелиться… Может, он волшебный? Э-э, думаю, люди тоже приходят в лес только ради источника. Феликс выглядит совершенно не уверенным. Он уже говорил, что не знает о магии почти ничего, но Чан благодарен ему за то, что он предлагает решения. Он думает, что попробовать предположительно целебный источник им не повредит. Даже если он только поможет полностью исцелить рану Джисона — Джисон еще не готов отправиться в путь, но когда он сможет — это не будет пустой тратой времени. — Я слышал об этом источнике, — кивает Сынмин, по-видимости что-то вспоминая. — Сам я его не видел, но в наш дом приходили люди, которые искали его, спрашивали правда ли он магический. — Мы можем попробовать, — соглашается Минхо, оглядывая остальных. Джисон слегка поворачивается на диване и улыбается ведьме. Чан чувствует, как в животе что-то сжимается при виде этой улыбки, но он не обращает на это внимания. Джисон встречается с ним взглядом и быстро показывает “Сделаем это?”. Чан неуверенно кивает, и Минхо откашливается. — Конечно, после того, как Джисону станет немного лучше. — Как долго еще ждать? — спрашивает Джисон, отставляя полупустую тарелку и полностью поворачиваясь на диване, опираясь на спинку и кладя руки на локти. — Мы здесь уже восемь дней, я не хочу всех задерживать. Разве мы не можем просто пойти и исцелить меня в источнике? — Джисон, ты еле ходишь. Тебе понадобилась моя помощь, чтобы сходить в уборную вчера вечером, потому что идти от кровати до туда тебе было слишком больно. И это было всего несколько минут спустя после того, как ты выпил чай, — недовольно отмечает Чанбин. Чан не спал, когда это случилось, потому что шум от того, как Джисон споткнулся о кровать и уронил книгу, разбудил его. Чанбин добрался до него быстрее, чем Чан смог понять, что происходит, и он был рад, но лучше бы Джисон не отказывался от помощи, когда его голос явно звучал напряженнее, чем обычно. Было бы ужасно, если бы Джисон напряг себя слишком сильно и оказался в еще худшем состоянии. — Но вчера днем, когда вас не было, я отлично справился сам. Вечером я просто ударился мизинцем о кровать, — спорит Джисон — но Чан видит, что он придумывает оправдания: по тому, как его глаза слегка слезятся, а пальцы дрожат, пока он жестикулирует. — Мы не можем пойти сейчас. Такая рана заживает как минимум месяц при регулярном уходе, и даже после этого нужно быть осторожным. Мое лечение не такое мягкое, и может потребовать меньшее три недели, если быть оптимистами, а шрам не сойдет еще несколько месяцев, — говорит Сынмин, и наверное, он прав, особенно помня, что он был прав насчет внутренних травм. Первые пару дней Джисон даже стоять сам не мог, и он до сих пор не может нормально ходить. — Во время лечения будут хорошие и плохие дни, и после тоже. Нельзя торопить события. — Источник довольно далеко отсюда, идти до него придется не меньше целого дня, — добавляет Феликс. Джисон фыркает и задумчиво поджимает губы. — Нельзя ускорить процесс? — спрашивает он, и заметно, что он слегка не уверен на этот счет. Сынмин проглатывает кусочек еды. — Быстрое заживление будет больнее, — прямо говорит ведьма. Чан тут же морщится, и Чанбин делает то же самое. Джисон тоже, кажется, колеблется и замолкает, и Феликс подбадривает его продолжить есть. Он садится и открывает рот с уверенностью в глазах. — Если ты думаешь, что это поможет мне вылечиться за один или два дня, я хочу быстрое лечение, — говорит он и отворачивается, продолжая есть. Чан выпускает воздух, который неосознанно держал в легких. С одной стороны, он рад, что Джисон не хочет терпеть быстрое лечение дольше пары дней, но с другой — ему не нравится, как это звучит. Потому что быстрее — не значит надежнее. — Хорошо, но тебе придется отдохнуть хотя бы день после этого, — говорит Минхо. Чан согласен. Одного дня даже может быть недостаточно. Джисон, к счастью, не спорит, хоть и выглядит радостным наконец продолжить путешествие. Но они все равно смогут уйти не раньше, чем через две недели, и Чан надеется, что Джисон не будет винить себя за столь медленный прогресс. — Я отдохну, не волнуйтесь, — уверенно кивает он. Он смотрит прямо на Чана и Чанбина, говоря “не волнуйтесь”, и жестикулирует эти слова еще раз. Чан сжимает губы и кивает в ответ. Он не может не волноваться, потому что речь идет о здоровье и благополучии Джисона, но он постарается как только сможет. Конец третьей главы.