Связанные. Ваниль и имбирь.

Голова раскалывается на тысячи кусочков, а в горле настолько сухо, что пустыня Сахара не позавидует. Ещё и настырный луч солнца бьёт прямо в глаз, мешая спать. Хенджин переворачивается на бок и благополучно сваливается на пол, отчего вырывается невольный стон. Голова болит и кружится ещё больше, а содержимое (если оно вообще есть) желудка рвётся наружу. Он дома у Чана - первое, что смог осознать Джин, продрав глаза. Что произошло вчера? Что он успел натворить? Однако, одежда на месте - значит, все не так уж и худо. Держась за край платформы, с которой навернулся, Хенджин привстает на колени, а затем довольно успешно садится на футон. В висках бьёт молот, стены ходят ходуном. На глаза попадается стеклянный стакан и пара таблеток. Хван с жадностью выпивает полстакана спасительной воды, а затем и аспирин. Только после этого он замечает записку: "Ушёл в магазин, скоро буду.

Чан"

Лекарство облегчило боль Хенджина, но лишь физическую. Совесть не даёт покоя, грызя изнутри. Как он здесь оказался, и что успел ляпнуть Чану? Можно, конечно, спросить, но ответ вряд ли порадует. Второй вариант - попытаться вспомнить самому. Джин задумчиво вертит стакан в руке, рассматривая диковинный узор. Итак, он выпил совсем чуть-чуть (вранье), хотел позвонить Чану, но… его отвлекли?.. Стакан с дребезгом летит на пол, когда Хенджин вспоминает противный и наглый поцелуй Ин Ука. -Айщ! Надо успеть убрать все до прихода Бана, иначе Джину явно не поздороваться: за последние сутки он напился, вызвонил посреди ночи Чана, заставил его приехать за ним, занял его кровать и, вдобавок, разбил посуду. Бан точно не будет в восторге, это Хенджина пугает. Страшно ещё и потому, что он может его потерять. Терять человека, который, возможно, является твоим соулмейтом и стал всем за последнюю неделю - сродни смерти по ощущениям (Джин точно не знает, но, по слухам, именно так). А с другой стороны, может, Хван и заслужил пару ударов? Может, он и впрямь не достоин любви? Джин с застывшим испугом на лице принимается собирать осколки, наплевав на порезы, боль. Ему повезло, что стакан разбился всего на четыре части. Только Хенджин встаёт, чтобы выбросить все в мусорку, как дверь открывается. -О, Хенни, доброе утро. Как себя чувствуешь? - Чан ставит пакет с продуктами на кухонную тумбу, разувается и проходит вглубь квартиры. -Н-нормально… - Хенджин натянуто улыбается заводит руки за спину, от страха сжимая кулаки с разбитым стеклом сильнее. Вот сейчас он узнает, что Джин разбил посуду и накричит, ударит и прогонит. -Все в порядке? - Хван напрягся и сжал кулаки ещё сильнее, но кивнул. Чан отрицательно качает головой. -Хенджин, я вижу, что что-то не так. Скажи, пожалуйста, что случилось, - голос такой приятный, добрый. Может, ничего не будет, если он расскажет ему? -Если я скажу, ты будешь ругаться, - Джин виновато смотрит в пол. -Обещаю, что не буду. Хенджин переводит взгляд на Чана, чувствуя, как ладони полыхают огнём и как горячая жидкость стекает по пальцам. -Я…случайно разбил твой стакан, прости, - он показывает старшему ладони со стеклом и кровью. -Господи, Хенни, - Чан бросается к младшему, тот пугаясь, отступает назад. -Я склею… или куплю новый набор… прости-прости-прости!.. -Хенни, бельчонок… - Чан медленно подходит к Джину, берет окровавленные руки в свои, - зачем… -Прости, пожалуйста, прости, я не специально… я на секунду задумался, а потом… - Хенджин уже начинает плакать. Он же правда не хотел, а Чан так расстроился. -Да черт с ним, со стаканом… Хенни, боже мой, у тебя руки все в крови… - Чан, вместо того, чтобы ругать Хвана, на чем свет стоит, летит к аптечке и тащит младшего в ванную. -Ты… не злишься из-за стакана? - ошарашенно спрашивает Джин, пока Бан перевязывает продезинфицированные раны. -Хенни, я не злюсь из-за него, - Чан тяжело вздыхает, - больше никогда так не делай. Ты меня так до чёртиков доведешь. Ты хоть представляешь, насколько я испугался за тебя? -Что? - Джин, не веря, смотрит Чану в глаза. -Вдруг бы все закончилось хуже? Хенни, твоё здоровье важнее какой-то там посуды, - у Хенджина кольнуло сердце. Как будто ему в любви признались, хотя Чан просто пожалел и сказал самую обыкновенную вещь. Родители никогда ему не говорили этого. От этого больнее вдвойне. -Эй, ну не плачь. Сильно больно? - Хенджин мотает головой. -Можно обнять тебя? -Конечно, зачем ты каждый раз спрашиваешь? И снова Джин в самом безопасном и уютном месте на всей планете. Чан такой тёплый, так заботливо относится к нему, такой невероятный, а помимо ещё и запах имбиря кружит голову. Хенджин мечтает всю жизнь провести, уткнувшись в его шею. -Родители всегда говорили спрашивать разрешения, прежде чем обнять их, - растаяв в объятиях Бана, как зефирка над костром, бурчит Джин. -Меня можешь не спрашивать, - Чан улыбается и перемещает взгляд на губы Хвана, и почему-то именно сейчас их захотелось облизнуть. Как хочется его поцеловать. Но Бан прерывает сказочные объятия и идёт убирать аптечку к кухонным шкафичкам, оставив Джина сидеть на матрасе. -Чан, ты веришь в соулмейтов? - шепчет Джин. -Думаю, да, - усмехается старший. -А ты нашёл своего? - Хван сам не замечает, как от нервозности начинает кусать губы. -Недавно. -О… поздравляю, - что ж, значит, Чан не его соулмейт. -У меня, кстати, скоро соревнования. Я был бы рад видеть тебя в качестве болельщика, - Чан разворачивается к Джину с двумя кружками ягодного чая. -Конечно, я приду. Только можно друга с собой возьму? - на что получает утвердительный кивок. -Кстати, я, конечно, сам не без греха, но все же тебе лучше не так усердствовать с алкоголем в следующий раз, - Хенджин смущённо улыбается, - голова раскалывается, да? -Благодаря твоим чудодейственным таблетками почти прошла. Подавленность - лишь малая часть тех чувств, что Джин испытывает. Он думал, у них с Чаном все впереди, он так надеялся, что дружба перерастет в нечто большее, что тот умопомрачительный запах имбиря ему не причудился. Он был и остаётся его кислородом. Ему иногда казалось, что Чан испытывает то же самое… Но все было ошибкой? Сил шевелиться совсем нет, поэтому Хенджин лежит который час, уткнувшись в одну точку бессмысленным взглядом. Пусто. Невозможно тоскливо в душе. Болит в районе сердца, пальцы едва заметно подрагивают. Думал ли Джин, что пропадёт в случайном незнакомце с красной нитью на запястье, самым необъятным внутренним миром и добрыми глазами? Конечно же, нет. Он и думать про отношения себе запрещал, потому что ему всегда нравились люди его пола, а родители всегда были против "гомосятины". Но Чан… как Хенджин проживёт без него? -Почему хён глустный? Ты с кем-то поссолился? - к Джину на матрас забирается Чонин. -Совсем нет, - старший треплет тёмные волосы брата, улыбаясь, - Хочешь погулять? -Дааа! - столько вселенской радости в глазах, что Джин ненадолго забывает о своих горестях. -Тогда одевайся быстрее, иначе мы не успеем сходить на твою любимую площадку. Неправильно… Неправильно. Все это, черт его дери, неправильно! Хенджину всего семнадцать. Нельзя представлять его как своего парня, нельзя воображать о поцелуях, мечтать о касаниях, мыслить о нем в таком ключе. До трясучки без него плохо, без глаз его бездонных, без губ идеальных, без голоса карамельного, без запаха ванили, от которого торкает как от наркоты. Чан с ним стал чёртовым наркоманом без сна, спокойствия и рассудка. Бесконечная ломка, стертая ладонь, невозможное желание. Как сказать Хенджину? Посчитает ли он его маньяком? Чан глаза когда свои хоть на секунду прикрывает, видит его. Такого светлого, утоноченного, красивого. И снова не по-детски ведёт… Отдал бы Бан жизнь за это маленькое существо, что похоже на бельчонка? Не раздумывая. Лишь бы Джин был полон жизни и радости. Его счастливая улыбка. За неё можно достать звезду с неба. Он, как окрыленный, торопился домой, где его ждал Хенджин, чтобы увидеть скорее, чтобы утра доброго пожелать, но увидел глаза испуганные да улыбку натянутую. А затем ладони… изящные ладошки в крови, порезах и стекле. Чан не помнит, что шептал ему, как успокаивал, только в памяти отпечатался взгляд испуганной лани. Не может же быть все настолько плохо с родителями? Слезы, лишь при их виде на лице Джина, он вернулся из астрала. -Эй, ну не плачь. Сильно больно? -Можно обнять тебя? -Конечно, зачем ты каждый раз спрашиваешь? Чан никогда в жизни не любил обниматься, тем более с малознакомыми людьми, но с Хенджином он готов поваляться целый день в мягких объятиях, позабыв обо все на свете. Джин дышит ему прямо в шею, отчего бегут мурашки. Ваниль. Чан с ног до головы пропахнет ванилью, как и его квартирка. -Родители всегда говорили спрашивать разрешения, прежде чем обнять их. И до Чана внезапно дошло. Хенджин плакал не из-за физической боли, а из-за проявления заботы. Бан крепче сжал в объятиях младшего. Его воля - не выпустил бы. Не забыть расспросить Хвана об их отношениях с родителями. А сейчас он пока только может, поглаживать по спине, успокаивая. Случайно взгляд на губы опустил, когда Хенджин голову с плеча его поднял. И сразу ночной поцелуй вспомнился, а Джин ещё и облизывает их, испытывая последнее терпение. -Чан, ты веришь в соулмейтов? - доносится шёпот со спины. -Думаю, да, - как же не поверить, когда собственный сидит в его доме. -А ты нашёл своего? -Недавно, - дурак. -О… поздравляю, - наигранное веселье, что бьёт под дых. Бан пытается перевести тему на другую, подвозит практически до дома и совершенно растерянный отправляется на тренировку. Чан признается ему, обязательно, но когда будет правильное время и место.