***
- Кай, ты куда так спешишь?! - Стэн звонко хихикает, в то время как мои руки хватаются за его запястья и тащут в дом, затем быстрым шагом направляясь к лестнице. Увидев палец у губ, он затихает и успевает оглянуть взглядом гостиную, прежде чем наши фигуры улизнут на второй этаж. Семейное застолье в кругу каких-то дальних родственников со всего Колорадо не вызывало желания присоединиться к празднованию единственного более-менее любимого мной праздника - Пурима. Пурим - еврейский праздник, установленный в память о спасении евреев от рук врагов во время правления персидского царя Ахашвероша ещё в пятом веке до нашей эры. Хвала небесам, в гостиной темно, да и громкие голоса взрослых заглушали шаги по скрипучим доскам - никто и не заметил, как с накрытого стола исчезло небольшое количество треугольного печенья, набитого черничным джемом - хоменташен; бояться нечего - кружки, наполненные красным вином, что сейчас распивает старшее поколение уже стоят на столе в комнате. Звонкий стук тарелки о письменный стол побуждает издать шипение от излишней громкости. Поверить только, у меня голова кружится от того, насколько неловко мне будет осуществлять основную часть моего плана. Ну почему, почему смотреть на заинтересованного тем, что перед ним Стэна так страшно? Хотя, нет - не столько страшно, сколько волнительно. - Сегодня ещё один древний праздник, который я люблю, поэтому хочу тебя угостить, - твою мать, только не опять начавшаяся дрожь в ладонях, берущих одну штуку и протягивая её к губам лучшего друга, - Только попробуй! Это вкусно. Печенье и вправду божественное на вкус - немного хрустящее и не сильно сладкое. - Охрененное печенье, - неужели, довольное личико словно зрительный сигнал в мозг, чтобы расплыться в такой же довольной улыбке, - Твоя мама готовила? - Не без моей помощи. - Вау, такое вкусное... - эта похвала со стороны Стэна, которой иногда так не хватает, - Спасибо тебе, чувак. Ты молодец! Подумать только, мог ли я себе представить, что от простых предложений, комбинированных с этой лучезарной улыбкой я разомлею настолько, что опять почувствую как будут гореть мои щеки. Может в чём-то это действительно похоже на некую болезнь, проявление которой ты не в состоянии контролировать. Единственная болезнь, от которой не хочется даже пытаться искать лекарство. - Спасибо, - как же нервно я себя чувствую, вот так по-идиотски расставив руки в разные стороны, безнадёжно вглядываясь в его спокойные глаза, в которых, кажется, промелькнул огонёк, - Стэн, можно я...? - О, хочешь обняться? - Стэн сам делает первый шаг, широко распахнув уже свои руки и обхватывая мой корпус в ответ, - Не спрашивай в следующий раз, хорошо? Мы слишком близки по отношению друг к другу; он никогда не сказал бы это кому-нибудь другому и он сам это знает. Может я и преувеличиваю, но в его объятиях так и хотелось расслабиться и уснуть, продолжая ощущать тепло этого желанного тела. Кудрявая голова ложится на одно из широких плечей, а ладони стискиваются на пояснице, в то время как Стэн проходится рукой по всему позвоночнику, сжимая мою спину ещё крепче. То самое тепло, что раньше томилось только в груди теперь свободно путешевствовало по всем внутренним органам и конечностям. Стоит только рукам выскользнуть с области поясницы и обхватить ими шею, как сердце Стэнли начинает стучать намного быстрее, видимо, от неожиданности и в этом мы абсолютно идентичны. Мы оба чувствуем, что это взаимно. Чувствуем, но, сука, молчим, словно не понимаем, что оба готовы пойти на рискованный поступок. Стэн молчит, потому что боится понадеятся на слишком многое, чтобы не остаться без лучшего друга, а я... всё ещё не могу придумать, что буду говорить и за что буду каяться перед раввином на следующий день. - Знаешь, для праведного человека важно соблюдать множество правил и обязанностей. Ну, там заповеди всякие, различные правила, - после сказанного тёмноволосое чудо и вовсе растерялось, робко кивнув несколько раз, прижимаясь к тёплой шее ещё ближе, - Я долго думал об этом и всё же пришёл к выводу, что Богу на самом деле всё равно на то, чем мы занимаемся при жизни. Просто представь насколько обидно было бы создавать человека и запрещать ему его естественные потребности. - Кайл, ты иногда пугаешь меня такими рассуждениями, - в напряжённом смехе Стэна чувствовалось что-то подобное нетерпению к пояснению того, к чему ведёт этот разговор, - Интересно звучит, но к чему ты сейчас? Да, к чему это я сейчас?! Как быстро между нами всё поменялось, даже глазом моргуть не успел, как чуть не выдал себя с потрахами, не смотря на то, что пару секунд назад толковал речь о том, насколько сильно мне уже всё равно на любой запрет. - Я надеюсь, - резко отпрянув от уютного плеча ладони ползут вверх с шеи до горящих щёк лучшего друга, приближаясь с каждой секундой буквально на миллиметр, - Бог не будет против, если мы немного согрешим сейчас... Какой же он красивый, когда смущается... Смотря в полуприкрытые глазки с чёрными ресницами на веках я в который раз клянусь любить и их, и гигантские мешки под глазами, и ямочку на подбородке, и эти влажные приоткрытые губы, до которых мне хочется дотронуться, словно ребёнку до яркого солнышка. Не помню кто из нас первым потянулся за поцелуем, кажется оба одновременно, но ощущение блаженства обожгло сухие губы, впредь растекаясь по всему лицу, особенно в тот момент, когда он взял на себя инициативу, проводя языком по дёснам, предлагая этим жестом стать ещё ближе. Так приятно ощущать на своих рёбрах его тёплые пальцы, проходящиеся по лопаткам. На что это похоже? Простыми словами невозможно описать подобные ощущения. Хотелось кричать. Хотелось смеяться. Да и в целом, хотелось большего. Это именно то, ради чего можно было рухнуть на колени и начать вымаливать хотя бы ещё одно мгновение, наделённое этой прекрасной нежностью и страстью одновременно. С губ тянется тонкая нить слюны под глубокие вздохи, опаляющие горячим воздухом щёки, именно, как в различных фильмах. Случилось то, что случилось - от накатившей резкой волной дозы адреналина и окситоцина внутри проснулось желание не останавливаться и забираться руками под одежду. Может тёмное время суток сыграло на руку, но это невозможно было подавить, ведь так давно хотелось вкусить запретный плод и сейчас он здесь - перед тобой. Мне нужна его любовь прямо сейчас, без неё я сойду с ума. От этого мы уже не откупимся, поэтому и хочется продолжать.***
- Кайл, малыш, твоя тётя Сара снова хочет с тобой встретиться. Она так соскучилась по тебе, - внезапно раздавшийся из под двери голос матери усилил мою тревогу, - Будь добр, выйди из комнаты и поздаровайся! Я не могу! О, Боже, это так чертовски приятно... Нас так легко разоблачить - достаточно открыть дверь, но от этого огромного скачка адреналина я схожу с ума. Всё зашло слишком далеко - Стэн сам стянул мой свитер, за ним футболку, джинсы, носки... Мы могли бы успеть к тому моменту, как матери бы приспичило постучать. Всё то, что она говорила я еле услышал среди наших вздохов и скрипов кровати, удивительно, как она их не услышала, когда стояла за дверью. Я не сдерживался особо, ведь хорошо понимал, что родственники болтают громко, начинают петь, когда выпьют, стучат посудой. Никому не было дело до того, где же там "старший сынок, который как капля воды похож на Шейлу". - Ммхмн... Б-Быстрее! - единственный громкий стон, что чуть трясётся от движений Стэна. Он избирателен настолько, что даже не удивился смазке, лежащей у меня дома, поэтому сейчас его было не остановить. - Кайл?! Ты что там делаешь, молодой человек! Мам, замолчи, пожалуйста и дай мне получить от него то, что точно не возвысит меня в глазах Всевышнего, но окончательно убьёт во мне ненависть. Любовь к ближнему своему. "Шейла! Шейла-а-а" - кажется, со второго этажа слышен голос тёти Рахель - моего ангела-хранителя, который своим присутствием спасает меня от любопытных глаз родителей. "Дорогая, ты спустишься к нам? Мы уже заждались! Только посмотри на малыша Кайла в фотоальбоме." Спасибо, Рахель, ты уже спасала меня от мамы, когда я сидел под столом, перепачканный в украденной со стола клубнике; спасала меня, когда пришёл домой не совсем трезвым. А сейчас вы в очередной раз оказали мне услугу, вовремя окликнув мать, чтобы перед её набожными глазами не возникла картина того, как "Буббочка" - умный и прилежный мальчик, отличник и активист трахается со своим лучшим другом во время религиозного праздника. Храни вас, Б-г! - Иду, уже иду! - растерявшись, я слышал сквозь туман всю растерянность мамы за дверью. Знаю, что она не хотела уходить, но выглядеть глупо в глазах родственников - это не её жизненное кредо. Я чувствовал всё. Я даже смог представить, что в своей голове она так и сказала "Поговорим позже, молодой человек...". Стэн. Стэн. Стэн... Он повсюду: в моей голове, теле, лёгких, сердце, душе, не важно есть она или нет. Это не похоже на то, что красиво описывают в фильмах - это нечто аморфное. За всё то время, пока мы находились слишком близко относительно друг друга было ощущение того, что я не в своём доме, а в ночном, спящем храме, что не видит того, что происходит прямо у него под носом. Это не секс - это ритуал, которому положено было случится. Для полного эффекта не хватало только завывающих песнопений на старинном языке. - Шма Исраэль...* - почти касаясь его приоткрытых мокрых губ, мои губы мягко нашёптывают то, что я не должен говорить ни сейчас, ни после этого, - Амен.* Он улыбается. Ему всегда нравилось, когда я говорил на иврите какие-либо фразы или обрывки от молитв. Это звучит необычно и ещё больше подчёркивает то, кем я на самом деле являюсь. Забавно, когда Стэн впервые услышал от меня "Тодà рабà"* в ответ на его маленький подарок в виде маленькой безделушки, сделанной его руками, первым же делом последовал вопрос: - А ты можешь сказать "блять" на еврейском? - На иврите, а не на еврейском. Честно говоря, ничего, кроме базовых слов я не знаю. У нас не принято говорить сразу и на английском и на иврите. - Научи меня чему-нибудь! Пожалуйста! Научил в итоге говорить "привет", "спасибо" и "извините". И теперь, кажется, я знаю что мне говорить, чтобы превратить этот вечер в нечто, напоминающее ролевую игру. - Мне безумно нравится... когда ты... разговариваешь так, Кай, - голос Стэна такой сиплый, такой низкий, - Я никогда не думал, что меня так сильно будут заводить твои просьбы на другом языке. Он точно не ожидал того, как быстро я начну вводить его в транс своим полустоном, мотивирующим его рвано толкаться всё сильнее. И как же приятно чувствовать, когда твои внутренности сначало медленно-медленно покидает его эго, которое вскоре после этого ударится о твою самую слабую, самую сладкую точку и продолжаться это будет по твоему мнению вечность. Ты думаешь лишь о том, чтобы это продолжалось как можно дольше - час, два, десять, бесконечность... Это совсем не ощущается как грехопадение, это просветление в виде самой запретной для человечества форме. - Лигмòр бэфеним* - если бы он знал, что я сказал, ему бы это точно понравилось, - Кен! Кен...! - Ч-Что это значит?! О, да, я уже слышу как его дыхание становится всё чаще и оно сильно выдаёт то, что он на пределе. Те движения, что он совершает, то приятное чувство трения его члена о стенки мышц, громкие вздохи Стэна прямо под ухом. Будто специально, из-за спины любимого виднеется яркий белый свет от полной луны, выглянувшей прямо из угла оконной рамы, а может и из-за длинной шторы. Его чёрные как небо волосы на лунном свету становятся тёмно серыми, но его тело - мокрое, блестящее от выступившего пота и слюны я не забуду долго, это точно... Он наполняет всё естество собой, своей любовью, своими именем. Хочу ещё. Хочу! Хочу! Хочу! Мне слишком мало этого, Стэн, я хочу всего тебя! Наверно, утром я буду стыдиться того, что выдыхал громкое "Да!" с каждым последующим его толчком, но даю голову на отсечение, это ещё не самое стыдное из всех вещей, которых я готов был сделать ради того, чтобы почувствовать это ещё раз и с каждым разом всё сильнее и сильнее приближаясь к оргазму. Грубо прижав своими горячими пальцами затёкшие запястья к постели, Стэн не думал становиться нежнее ни на одну секунду. Но дразнил меня он часто, останавливаясь прямо перед тем, как я уже готовился кончить, и по его представлениям я должен был умолять о продолжении, однако сил не хватало даже на то, чтобы попросить перестать мучить изнывающее тело. Ноги, которые находились у него на плечах были как натянутая струна, именно настолько напряженными были мы - два грешника, которх, кажется, уже ничего кроме друг друга не волнует. - Наполни меня... пожалуйста, сделай это! Боже, я никогда не слышал, чтобы он рычал, тем более так низко, от чего по коже забегали мурашки. Нет-нет, слишком быстро! - Знаешь, что я сделаю с тобой? - он продолжает рычать и, чёрт возьми, мне так нравится это! - Я так хочу выебать тебя... - Чшшш, нельзя матерится, Стэн, - прости, малыш, но мне нужно было тебя перебить. Стэнли злится. Но злится лишь потому, что решается заткнуть меня своим ртом, почти кусая губы, спускаясь после этого всего к шее и уже лаская её, делая своим языком щекотно. Как ни старайся, рефлексы берут своё и голова и плечи начинают дёргаться в судорогах, увы, недолго, ведь на смену щекотке резко пришло ещё большее возбуждение. Я в твоей власти, Марш. Ты заставляешь меня кричать так, чтобы эхо разносилось по всей комнате. Плевать на родственников внизу, плевать на запреты и опасения. Соображать здраво уже не получится и вдруг резко появляется желание насаживаться на тебя всё быстрее и глубже. - Ещё! Ещё, да-а-ах! - сорвав с губ последний громкий стон, я начинаю чувствовать как лихорадочно трясётся и выгибается моё тело, сжимаясь вокруг Стэна настолько, что можно ощущать очертания его члена. На живот и грудь брызнула тёплая сперма, и, наконец, разум начинает успокаиваться. Но я ещё нужен Стэну, раз его всего трясёт, пока он продолжает двигаться и глухо стонать, пытаясь взять меня за руку. - Кайл, я не смогу...! Какой же ты милый, когда пытаешься сдерживать себя ради моего личного комфорта. Я знаю, что тебе нравится, когда я продолжаю насаживаться и сжиматься под тобой, имитируя жалобные стоны и трогая твои крепкие мышцы рук. - Лигмòр бэфним, Стэнни... - игриво тяну слова прямо как тебе и нравится - на другом языке. Это работает, ведь так, Стэнли? Тебе нравится, то чем Кайл - твой лучший друг доводит тебя до экстаза? Тяжко выдохнув, Стэн делает ещё несколько толчков, затем его бёдра начинают трястись и он, издав низкий стон, изливается внутрь, наполняя собой меня, как я и хотел... Прекрасен. Даже тогда, когда устало падает головой мне на плечо и пытается привести дыхание в норму, не имея достаточно сил, чтобы встать. Так приходится лежать минуту, может две, пока оставшаяся на теле сперма не дала о себе знать. - Нужно привести себя в порядок, малыш, - целовать его горячий лоб было так приятно, пока он лез со своими объятиями как ласковый питомец. Но сказав это я не ожидал, что он воспримет это не так и начнёт слизывать остатки семени своим мокрым языком. И даже смущённый взгляд, освещаемый светом луны нисколько не смутил Стэна - настолько он хотел остаться в кровати. Со мной. Уложив меня обратно в постель, он улёгся на меня и попытался заснуть, пока я медленно перебирал каждую прядку его густых чёрных волос. - Спи спокойно, мой ангелочек... Но в ответ не последовало ни одно слово - лишь нежные поцелуи по всему торсу и довольное сопение того, кто заставил меня отречься от себя.***
- Кайл, сыночек, просыпайся! У нас осталось всего двадцать минут, иначе мы опять заставим раввина отвлекаться. И почему это вдруг мне совсем не страшно от громкого стука по деревянной поверхности двери, и от голоса матери, а так же от осознания того, что на мне всё ещё спит Стэн, пусть мы оба обнажены и теперь уже никакого приятного адреналина почувствовать у нас двоих не получится. Потрепав свою любовь по плечу, приходится тихонько прошептать, - Вставай, ангелочек, нам нужно идти. Проснулся он моментально, подскочив на кровати и озираясь по сторонам. - Кайл, - ощущать тёпло от его рук на своих щеках было самой лучшей вещью, наступившей после пробуждения, - Солнце, ты не... сожалеешь об этом?! Ну что за чудо! Стэн так взволнован, что хочется прижать его к себе как ребёнка и никогда не отпускать. - Я никогда не стану сожалеть о том, что обрёл своё счастье, Стэн. Любовь - это очень сложно, даже для Б-га. Но иногда мне кажется, что мы созданы для того, чтобы находить красоту в самых необычных вещах, а остальные люди заставляют нас думать, что это неестественно. Это несправедливо по отношению к Всевышнему, несправедливо по отношению к самому себе... Теперь я, Кайл Брофловски - грешен перед обществом, но чист перед собой.