«Мы боимся неизвестности, когда смотрим на смерть и темноту, ничего более.» —
«Гарри Поттер и Принц-полукровка»,
Джоан Роулинг.
***
Температура в комнате, лишённой дверей и окон, как и любой щели, была настолько низкой, что практически достигала абсолютного нуля, того состояния, при котором даже элементарные частицы были скованы холодом, отсутствием энергии. И всё же температура немного, не не дотягивала до него — толика живительной энергии источалась цилиндром, стоящим в центре помещения. Его поверхность было изготовлена из практически непроницаемого ни для какого излучения материала, который невозможно встретить в природе, и будь тут хоть пучок света, неясно как забредший в это пространство, можно было бы удивиться белизне этого «монумента». Окружающее пространство было в чем-то схоже с космическим вакуумом, а то и вовсе первородной пустотой, с плавающими в нем комками вещества и первичной энергией, однако довольно значительная гравитация опровергла бы это предположение. Её присутствие подтвердили внезапно открывшийся в стенах комнаты отверстия и полетевшая из них смесь газов, стремящаяся заполнить комнату. Огромная отрицательная температура мгновенно замораживала поступающую смесь, отчего она, обращаясь в твёрдое вещество, валилась на пол или забивала выпускные клапаны, не давая закончить накачку. Однако начавшие исходить из цилиндра молнии мгновенно очищали забивавшиеся протоки, позволяя закончить дело. После этого они благополучно закрылись сами, и молнии, лишившись ориентира, начали мерно перетекать по поверхности цилиндра. Вакуум постепенно терял свои позиции и вскоре энергии стало хватать, чтобы смесь стала сначала жидкой, а в последствии и вовсе растворилась в прозрачном составе газов. Спустя какое-то время молнии исчезли, отдав свой заряд в окружающию, и цилиндр, до того стоявший недвижимой статуей, медленно и даже в какой-то мере величественно раскрылся бутоном цветка, явив мирозданию три лепестка. Между ними не было швов или креплений, и казалось, их двигали не незримые механизмы, а сама магия явила себя в мир ради этого. Лепестки разошлись в разные стороны, а затем скрылись в ровном полу, не оставив в том и следа, после чего потолок начал светиться мягким, хоть и весьма тусклым светом, позволив рассмотреть, что же скрывало в себе эта металлическая скорлупа. На месте цилиндра оказалась конструкция, правильная шестиугольная призма из, кажется, мутного стекла, если такой некачественный материал вообще мог оказаться в этом месте. Основание оной покрывали «электроно-мехнические наросты тёмных оттенков» от которых выходили прозрачные и чёрные трубки, внутри которых вяло перетекали разного рода полужидкие вещества, пока в оранжевой суспензии покоилось некое тёмное пятно. На том, что могло было приборной панелью, совершено хаотично с точки зрения не осведомленного мелькали различного цвета огоньки, передающие различную информацию пока не пришедшему сюда оператору — они говорили, что содержимое призмы стабильно и готово к извлечению. В полу появилась дыра, из которой вылезло странное, маленькое животное — оно имело четыре, относительно остального тела, длинных лапы с «вывернутыми наружу» суставами, на которых перемещалось, а также большой набор игл на животе. Существо обладало серой, почти прозрачной, гладкой кожой и волокнистыми мышцами, покрывающими кости. Головы как таковой у него не было, хотя небольшой «горб» по центру был усеян сотней мелких глаз-бусенок. И несмотря на несуразный вид, в движениях этого создания не было биологической нерешительности, лишь машинная устремлённость. Это был так называемый «псевдорганический механизм синтетического типа», что и являлся «запоздавшим» оператором. Он направился к устройству, а точнее к его контрольной панели. Синтетический механизм без особых проблем забрался на неё и вытянул свои иглы, забарабанив ими по, казалось бы, абсолютно ровной поверхности. Махинации продолжались, с пару минут, пока все огоньки не засияли насыщено-желтым. Существо, издав, кажется, удовлетворенный звук, взглянуло на призму, и, мигнув сразу всеми глазами, еще один раз нажало на контрольную панель, после чего спокойно сползло на пол и вернулось в отверстие, закрывшееся за ним. В тоже время устройство вошло в активную фазу.***
«Мама… Сестры… Четыре… Мамоно… Радикалы… Орден… Герои… Эльт… Лескатия… Лескатия… Лескатия…» Размытые образы плавали в голове без всякого порядка и лишь некая «Лескатия» упорно держалась там. Всё тело ныло, но при том не чувствовалось уставшим, напротив, словно после хорошего сна, оно стремилось выплеснуть избыток сил. Хотелось потянуться, сбросив с себя одеяло и смяв простыню из лучшего арахнийского шелка, однако стоило открыть глаза, как тут же я поняла что-то тут не так. Прежде всего оранжевый — он был везде, и не было ничего, кроме него. Лишь через несколько секунд я поняла, что была полностью погружена в мутную, а оттого и непрозрачную жижу оранжевого цвета. Резко заиграл животный страх, и избавившись от блаженной неги долгого сна, я инстинктивно стала пытаться выплыть на наружу. Увы, это было бесполезно: эта дрянь мешала не только видеть, но и двигаться — мои мышцы просто не могли подняться, в чем не последнюю роль играли странного рода цепи, сковывающие и руки, и ноги. «Что же делать, что же… Магия!» Резко обратившись к своему магическому ядру, я сконцентрировалась на колдовстве, но… Ничего. Я не чувствовала ответа: маны не ощущалось ни во мне, ни в окружающем пространстве, отчего привычные конструкции так и остались невоплощенными. Мышцы начало покалывать, а в груди словно поселился комочек пустоты, затягивающий в себя всё и вся — воздух подходил к концу. «Неужели эта штука ещё и анти-магическая? Нет… Нет, нет, нет! Я не могу вот так… Просто закончится!» Боль в груди всё нарастала — словно загорелось второе солнце, но вместо ласковых лучей оно выжигало, казалось, саму душу. А вместе с ней и горела надежда остатся в живых… «Проклятье! Вашего же отца, не уж-то это всё?! Недотраханные верхолюбы, это они сделали?! Да поцелуйте зад своей недокурицы, я не дамся! Ненавижу! Как же… ненавижу!» И не смотря на отчаянную брань, сил на рывки не хватало — каждый новый взмах лишь приносил усталость и усиливал боль. И пусть энергия подходила к концу, но останавливаться, прекращать тратить скудные остатки в надежде… на что-то, буквально запрещал животный страх того, что перестав напрягать их сейчас, через секунду они уже не откликнутся. «Это не может быть правдой! Это все сон! Просто сон, сон! Надо… Надо просто проснутся! Просто… проснуться и всё кончится!..» Веки наливались свинцом. Сознание сопротивлялось цепкой хватке зверя под именем Морфей, пытающегося затянуть очередную жертву в своё логово. Единственным заслоном между голодной пастью, за которой была вечная тьма, стала стальная воля великой демоницы… «М-мамочка! Па-па! Пожалуйста, не бросайте свою дочку! Сестрёнки, прошу простите, простите меня! Спасите, кто-нибудь! Я не хочу умирать!» Мысли таяли, словно догоряющей воск свечи. По мере того, как кончина все приближалась и приближалась, они становились лишь спутанней. Многие думают, что в такие моменты, когда разумный стоит у грани, жизнь будто проносится перед глазами. Но все что проносилось в глазах сейчас — это размытые, невнятные образы, смутные картины, обрывки мыслей о пробуждении. В конце концов все слилось в один ком, в одно слово… «Конец…» Тело раслабилось, отдавшись волне судьбы, и из рта вышли последние пузырьки газа.***
Любой плод биологической жизни своего рода сложный механизм — сочетание множества деталей. Так низшие из животных, амебы, содержат в себе твёрдое ядро с жидкой цитоплазмой, а их мембраны могут сжимается и растягиваться в зависимости от химического состава внешней среды, за счёт чего они ловят частицы питательных веществ, будь то останки более крупных организмов или их дальние и менее везучие родственники. Да даже вирусы, то, что некоторые до сих пор не признают жизнью, имеют в своём составе свернутую ДНК, позволяющие им реплицироваться, размножатся, иными словами, за счёт чужих клеток. Устройство млекопитающих, названные так за счёт их способности кормить потомство выделениями, известное как «молоко, млеко», куда сложнее. Каркасом всего организма служила костная ткань, прочная и гибкая, насыщенная как минералами, так и органикой, благодаря чему сочетающая в себе оба этих свойства. Сервоприводами для них выступали мышечные волокна вместе с хрящевыми креплениями, которые соединяли кости воедино и образовывали двигательную компоненту. Центральная часть туловища, как правило, хранила в себе целый завод по переработке определенной, обычно тоже органической, материи, в топливо и строительный материал для тела с защитной системой, а также поршневое устройство с целой сетью отходящих от него трубок, ведущие во все части организма и обеспечивающих как доставку необходимых материалов, так и извлечение шлаков. Все это было покрыто слоем упругой защиты из эпидермиса, многокомпонентной защиты, чья роль заключается в предотвращении вторжения посторонних во внутрь и в защите от иных воздействий внешней среды. И первым среди равных частей был нейронный процессор — мозг, осуществлявший контроль и координацию всех остальных частей и позволяющий им функционировать, как единое целое через маленькие проводки-нейроны. Как и компьютеры далекого прошлого, он обладал оперативной и встроенной памятью: первая отвечала за, так называемые, осмысленные действия, пока вторая выполняла автоматизированные функции, такие как пищеварение, сердцебиение и дыхание, а также некоторые другие, которые сам процессор решил на неё переложить.***
«Я… Мертва? Не понимаю…» Вдруг до сонного разума дошло открыть глаза. Картина тьмы сменилась уже привычным, хоть и весьма тревожным оранжевым. «Странно… Разве тут не должна быть Хель? Или кто-то ещё? Не знаю…» Я, уже не одержимая яростным желанием выжить, раскрыла свой рот. Но вместо пузырьков воздуха из неё не вышло абсолютно ничего. «Дышу жидкостью?.. Я что теперь, нереида? Лилим-нереида… Дальше что, вампир?» Могло показаться странным, что нашлось место в столь тревожной ситуации юмору. Но как говорили некоторые «смех продлевает жизнь». В этом была толика смысла, поскольку юмор — один из способов смягчить психологические удары судьбы. Не спроста же безумцев в культуре разных народов изображали с улыбкой. Правда… сомневаюсь, что смех продлит жизнь того, кто уже мертв. «Нереида-лилим» медленно и плавно опустила свою голову вниз. Как оказалось, студень действовал как зыбучий песок: мешал лишь тем, кто много двигался. Я осознала, что, что теми цепями были простые верёвки, придерживающими корпус в одном положении. «Это какой-то абсурд. Из чего они вообще сделаны? Я должна была их запросто порвать! Магии в них ни капли, хотя возможно действительно есть тут некая «анти-магия»… Да и вообще, что тут творится? Может это просто предсмертная иллюзия? Кажется, я окончательно схожу с ума… » Внезапно, раздался оглушительный гул и, прежде чем мне удалось понять, что происходит, в глаза ударил яркий поток света. Жидкость схлынула вниз, отчего, потянув меня за собой, вызывала болезненное трение о ремни, а по оголенной коже тут же распространился жгучий холод, и она покрылась мурашками. Очередная пытка, правда, продлилась не долго: глаза вскоре адаптировались и стало видно три грязных стеклянных панели. Такое стекло… да, оно всё ещё было покрыто остатками оранжевой жижи, но даже так было видно, что без неё оно было если и не идеально прозрачным, то близко к этому, а также огромного размера и весьма сложной формы — кем бы не пленители, но на стеклодувов они явно не поскупились — поставить такие оконные рамы было бы не стыдно даже в личной спальне. Вдруг та, что была прямо перед моим лицом, поднялась, выпуская остатки тепла. Ремни же ослабли, а когда мои ноги коснулись пола, то ленты раскрепились и я, не ожидавшая такого, едва не упала, в последний миг поставив пред собой руки. К горлу подступило содержимое желудка. Я попыталась хоть как-то сохранить достоинство принцессы, но меня охватил неодолимый кашель от ощущения тяжести в груди. Где-то с минуту длилась агония для внутренностей, в ходе которой я старательно избавлялась от излишков дряни в легких и лишь затем я смогла нормально дышать, вдохнув морозный, но какой-то… пустой воздух. Казалось, даже эта оранжевая жижа, в которой тут еще много что было заляпано, ничем не пахла. Ослабленные руки задрожали и пришлось облокотится на скользкое стекло. С трудом удалось раскрыть заслезившиеся глаза, а после того, как я их протерла, начала мотать головой по сторонам, не до конца контролируя координацию. На полу из буро-зелёного металла ещё оставалось небольшие следы оранжевого вещества. А одна из лужиц была особо большой и имела бледно-жёлтую примесь. Взглянув на себя, до меня дошло, что это была окружавшая меня жижа, которая, судя по всему, служила мне заменителем и пищи и воздуха. Думать о том, что это могло быть «маринация» вовсе не хотелось. Пускай не с первой попытки, но встав на ноги и взглянув в отражение стекла, мне стало слегка легче: всё та же нежная розовая кожа, на которой остались следы от веревок, всё те же руны, который теперь никак не помогали в магии. Всё те же упругие формы, не стесненные ничем, разве что покрытые слизью. Ну и всё те же белые крылья, хвост и волосы, которые передала мне матушка с рождения. При мысле об ней, я немного улыбнулась и вот, комбинация была собрана: хитро-пошлая улыбка Принцессы Друэллы, Лидера Фракции Радикалов, Покорительницы Орденского Государства Лескатия и Дочери Повелительницы Демонов, Рождённая -…Ч̵̣̪͇̊̎̇̀͛̓͐̄͊͝Е̴̡̬̮̲̫̲͊̉̐̾̋̑̋̌̕͜Т̸̮̭̞͗͂̊͂̈̾̀̈́В̶̢̡̜̗̬͛͊͋̓̽̏Ё̵̧̤̜̲̮̬͉̯̓̈́̈̀͂͑́͝ͅР̸̯͓͋͗͛̆Т̴̥͚̞̈́̐́͆̇̏А̸̢̤̗̊́͋͋́Я̸̧̢̡͚͕̻͉͐̂̎̃̚
— А?! Кто тут? — Я встревоженно осмотрелась по сторонам, но крайне тусклый свет не позволял видеть дальше пары метров пленяющей тьмы. Через пару тянущихся вечностью секунд вдалеке открылись двери, совершенно неслышно, и рассмотреть их получилось только благодаря контрасту — за ними прятался совершенный мрак.