Мальчик-зайчик

      Антон лежал и смотрел в окно, за которым еле дребезжал рассвет. В квартире царила тишина и тьма, лишь дом по-прежнему скрипел, выдавая музыку, известную еще маленькому Тоше, когда их семья переехала сюда на постоянное место жительства. Дома совершенно никого не было: Оля, учившаяся во втором классе, все чаще оставалась на ночевке у одноклассницы, с которой сильно сдружилась.       Антон вспомнил, с каким восторгом и упоением сестра рассказывала ему про большую коллекцию кассет, хранящихся в большом стеклянном шкафу, и новый заграничный видик. Это заставило Антона по белому завидовать, ведь, судя по описанию Оли, отец ее подруги работал на таможне, и мог позволить себе периодически получать такие редкие штуки. Он всегда носил костюм цвета металлик, голубую рубашку и ярко-желтый галстук — так говорила Оля.       Оно и к лучшему — считал Антон. Пусть Оля остается с подругой, не будет лишний раз слышать ссоры родителей, которые внезапно участились, видеть приступы матери. Никто из взрослых, что удивительно, дружбе не препятствовал, особенно узнав про заграничный видик и значок таможенника.       Семейные отношения, которые Антон так старался спасти, будучи ребенком, рушились стремительно, как падающее от гнилых корней дерево. С годами не мальчик, а уже юноша, выяснил, что даже самый крепкий дуб можно свалить, если о нем не заботиться и устроить вокруг чавкающее, грязное болото. Самое страшное для любого человека — это наблюдать за его близкими люди, совершающими ошибки, и понимать, что ты ничем не можешь помочь.       Истинное отчаяние, за которым приходит холодное смирение.       Данный жестокий урок Антон усвоил, поэтому, когда мать впервые произнесла страшное слово на букву «р», он почувствовал странное облегчение, смешанное с каплей сожаления. Наконец-то тянувшаяся годами неопределенность завершилась.       Отец уже полгода не жил с ними. Он по выходным появлялся дома под строгим надзором мамы. Для Оли была выдумана легенда — папа получил престижную работу в городе и вынужден туда переехать, посещая «дом» лишь дважды в неделю. Антон очень хорошо помнил, как вмешался в разговор родителей, обсуждающих развод на повышенных тонах. Они делили Олю так, будто та была плюшевой игрушкой на детской площадке. Чаша терпения, заполняемая годами по капле, треснула, облив Антона гневом, сдержать который было уже невозможно. Это придало храбрости. Пускай лают друг на друга сколько хотят, но Оля не должна страдать из-за их безответственности. В тот вечер Тоша постарел на несколько лет, чувствуя себя нянькой, пытающимся угомонить двух дерущихся детей.       Только малышня порой бывает умнее взрослых.       А про развод Антон сам потом сестре расскажет, когда та постарше станет. Сейчас у нее должно быть хорошее, счастливое детство. Хватит с них страхов. Антон вот-вот выпустится из школы.       Юноша тихонько приподнялся, осторожно переползая через свернувшееся в одеяле тело, и выскользнул из комнаты. Оля снова на ночевке у подруги, мать зачем-то уехала в город к отцу, так что дом был практически пуст. Антон прошел на кухню, стараясь не шаркать тапочками, и взял чайник, налить воды. В горле пересохло, будто песка наелся.       Сзади послышались тихие, вальяжные шаги.       — Чего не спится, Антошка?       Юноша продолжал опустошать стакан, игнорируя дразнящий голос, возникший в проеме кухни.       — Про тебя могу о том же спросить, — не робея, ответил Антон, когда поставил посуду.       — Ну-ну, ты чего-то осмелел с утра пораньше.       Сзади возникла высокая фигура. Юноша мог чувствовать тепло, исходящее от тела его бывшего когда-то друга. Антон повернул голову и поймал прищуренный хищный взгляд Ромки. Он стоял полуобнаженный на кухне, засунув руки в карманы спортивных штанов, и зевнул. Антон следил за ним, пока тот тоже налил воды в другой стакан.       — Не смелее тебя.       Возникла небольшая пауза, после которой Ромка резко закашлялся и воды фонтаном брызнула из его рта.       — Слышь, очкарик! Ты че спизданул, а ну повтори?       Эти нелепые и совершенно глупые слова, выведшие одноклассника из равновесия, заставили Антона по-доброму усмехнуться.       — Вчера ночью ты был куда смеле… — юноша не успел договорить, как раздался звон металлической посуды, падающей на пол.       Рома оказался вплотную к нему и закрыл рот ладонью, зашипев.       — Пасть захлопни! Я тебе не педик какой-то!       Видя, как взбешенное лицо этого малолетнего гопника заливается яркой краской, Антон подумал, что эта ложь — самая сладкая из всех, которые он когда-либо слышал.