Мертвые светляки

              В пачке затаилась последняя сигарета. Беверли задумчиво посмотрела на нее: покурить сейчас или оставить на ночь? С одной стороны, она невероятно зла, потому что Хаггинс (жирная свинья Хаггинс с дерьмовым чувством юмора) обманом заманил ее, чтобы поиздеваться с дружками. С другой — хотелось спокойно насладиться последним воином из племени «Мальборо» на ступенях родной лестницы. Бев вздохнула и сунула помятую пачку в карман рабочего комбинезона. Она подрабатывала «девочкой на побегушках» в закусочной. Сначала мыла посуду и драила полы — потом занялась доставкой еды. Хозяйка предоставила ей облезлый велосипед: собственного у нее никогда не водилось. Марш часто задерживалась: после девяти вечера часовая ставка шла по двойному тарифу. Она неспешно крутила педали, проезжая мимо припаркованных у тротуара машин. Безлюдные улицы в позднее время — обычное явление. Жители Дерри помнили страшные времена и комендантский час — редко выползали наружу и детей не пускали. Высок риск нарваться на местную шпану и бездомных, что топтались в переулках, рылись в мусорках и посасывали пойло из безымянных бутылок. Беверли ехала по условно безопасному маршруту: здесь мало дорожных ям, много исправных фонарей и работающих допоздна магазинов. Она варилась в чане тревожных мыслей — резко дала по тормозам. Резина шаркнула об асфальт. Марш стала невольным свидетелем необычной сцены. Небольшой холодильник тихо гудел посреди улицы. Не фургончик, что весело разъезжал по району днем, зазывая детишек веселой музыкой и пестрым мороженым на бортах. Это была ручная тележка, неясно откуда взявшаяся на перекрестке. За ней стоял мужчина, будто сошедший со страниц карикатурных комиксов. Худощавый, до жути высокий и нескладный. Рыжие волосы, примятые клетчатой кепкой, торчали растрепанными пучками во все стороны. Беверли читала, что подобные люди редко доживали до тридцати лет. Бонусом шла тернистая жизнь, клеймо урода и трудности в работе. Кто захочет лишиться клиентов из-за сотрудника-фрика? Но мороженщик не выглядел несчастным человеком — широко улыбался. В глазах нет ни капли усталости, что сопровождала каждого трудягу. Возле тележки топтался мальчик. Он пытался выковырять мелочь из маленького кошелька на липучке. Торопился и нервничал — монеты выскочили из ладошки и рассыпались по щербатому асфальту. Мороженщик деловито навис над холодильником, наблюдая за неуклюжим ребенком. — Какое тебе дать мороженое, дружок? Попробуешь черничное? Я его лопаю на завтрак, обед и ужин! Такая вкуснятина! В тишине улицы раздалось булькающее дребезжание. Так звучали счастливые обладатели дыхательных трубок в горле. Дети боялись инвалидов, людей с дефектами, болезнями и ампутированными конечностями. Мальчик не стал исключением — услышав треск голоса, он потерял дар речи и замер в испуге. Оно перестало улыбаться. Уставилось на ребенка, как голодный одичавший пес на груду свежих кишок. Детский страх щекотал ноздри. Рот наполнился густой слюной. Оно лакомилось людским ужасом, оттягивая момент долгожданной трапезы. Когда взрослые начнут уделять должное внимание воспитанию отпрысков, из них перестанут вырастать зашуганные трусы. Оно не жаловалось: город, полный пугливых кроликов, ему на руку. Оно медленно раздвинуло губы, освобождая место для растущих акульих зубов. Маленькое сердце часто билось, приглашая впиться в него клыками и остановить навсегда… — Лопаю на завтрак, обед и ужин, — весело повторило Оно. — Черничных мальчиков. Клубничных девочек… — Сэмми, — позвала Марш голосом строгой старшей сестры. Она понятия не имела, как зовут ребенка. — Быстро ко мне. Ну и даст же тебе мама ремня! Беверли кивнула в сторону багажника и перевела взгляд на жутковатого мороженщика, похожего на фонарный столб. Тревога осела на коже противными мурашками. «Мороженщик? В такое позднее время? Наверняка псих какой-то или… педофил!» — Марш ощутила прилив гнева. «Дичайшая дичка, мэм», — раздался в голове голос Ричи Тозиера, и она без раздумий с ним согласилась. Пахло скверно — гнилью. Снова где-то горит мусорка, или так воняет из неисправной морозилки? Вдруг там (отрубленные ручки и ножки) не мороженое? Беверли нервно повела плечами. — Сэмми! — громко повторила она, радуясь, что страх не закупорил глотку. Мальчик резко обернулся — мороженщик поднял голову. — Я тебя знаю. Ты ведь… Джим, правда? Джимми. Вы его с кем-то спутали, юная леди. Оно неуловимо мотнуло головой, избавляясь от воображаемой мухи на носу. Сбросило злую рожу, которая проступала вместо человеческого лица. Тихо звякнули колокольчики. Оно знало: настырная Марш не отцепится. Не сдастся после первой неудачной попытки. — Ступай домой, Марш. Снова мерзкий треск. Ладонь в белой перчатке протянула ребенку мороженое. В остром вафельном рожке лежал крупный шарик пломбира, обильно сдобренный ягодным сиропом. Джимми жадно посмотрел на мороженое и обернулся к Беверли, молча спрашивая разрешение. Растерялся. — Я только… попробую, — виновато пробормотал он. Днем хулиганы обменяли синяки на карманные деньги. Джимми просидел на площадке с тяжелым рюкзаком до глубокого вечера: не хотел идти домой из-за родителей. Они ссорились, прикладывались к бутылке и опять ссорились, не обращая внимания на тревожного и испуганного сына. Такие дети — легкая добыча. В них много страха и отчаяния. Такие дети не должны гулять одни по ночам, но они гуляют. Марш прищурилась. Откуда мороженщик узнал ее фамилию? Наверное, она забыла снять бейдж с куртки — он разглядел буквы. Бев не решилась проверить эту версию. Чутье подсказывало, что страшного человека нельзя терять из виду. Он не из Дерри. Приезжий. С такой внешностью невозможно слиться с толпой. Мороженое выглядело аппетитно — Беверли тоже залюбовалась десертом. Она никогда не была избалованным ребенком. Отец покупал ей только подержанные учебники, а дарил — синяки и чувство вины. Сейчас Марш сама зарабатывала и могла позволить себе сладости и приличную одежду, но не позволяла. Весь немногочисленный доход отправлялся в большую банку из-под кофе с черной надписью: «Я НЕНАВИЖУ ДЕРРИ». Город воистину ублюдский. Беверли окончательно убедилась в этом, когда Бауэрс резал Бена, а мимо проезжали машины, управляемые людьми с черствыми и трусливыми сердцами. Она никогда не станет такой жалкой тварью: прекрасно знала, каково это — чувствовать себя недостойной, одинокой и чужой. Хорошо, что Марш подружилась с Беном и другими мальчишками из Клуба Неудачников. Это спасло ее. Она поставила велик на «лапку» и слезла. — Не надо пробовать, оно тухлое. Ты разве не чуешь запах? Там черви и крысиные хвосты! Джимми скривился, словно вернулся в реальность из ловушки сна, и бросился к ней. Он не видел, как шарик пломбира шмякнулся на асфальт, а почерневшие пальцы мороженщика схватили пустоту. Мальчик спрятался за спиной Беверли и вцепился в лямки рюкзака. — Вы приехали, чтобы красть детей? Какой вы глупый и нелепый человек! — Марш комично повесила руки, потрясла ими и скорчила рожу, показывая, насколько тот уродлив и туп. — Джимми, иди домой. Она никогда не смеялась над убогими, но этот экземпляр выглядел... плохим человеком. От ее выкрутасов Джимми истерично хихикнул. — Спасибо, — шепнул он и унесся прочь со страшной улицы. Оно недовольно смотрело на Беверли: она испортила ему аппетит. Хотелось блевать не только крысиными хвостами, но и детскими косточками шестидесятилетней давности. — Щас я заору — все выглянут в окна. Они не помогут, но они запомнят такого жирафа, как ты! — Марш сунула руку в карман. — Запомнят и расскажут полиции! Эй ты там, наверху, слышишь меня? Или мне говорить еще громче? Шаг, еще один. Беверли нарочно дразнила его, чтобы он сделал необдуманный поступок и получил струю слезоточивого газа в лицо. Раскосые глаза мороженщика на мгновение разъехались в стороны. — Слышу-слышу, Бев. Ты умеешь испортить настроение. Оно устало вздохнуло и закрыло холодильник. Не закрыло — нетерпеливо захлопнуло. Вновь тряхнуло головой, как при тике, который невозможно контролировать. Звякнули колокольчики. Запахло попкорном. Ни того, ни другого поблизости не было. Марш не боялась сталкиваться с ним нос к носу. Сил нет — момент упущен. «Нет так нет. Подумаешь…» — мысленно рассудило Оно и надуло губы: насмешки Беверли горчили на языке. — Ну, беги домой, глупая девчонка. Все. Мороженщик отмахнулся от нее, как от надоедливой шавки. Марш не возражала. Она вернулась к байку спиной вперед, запрыгнула на него и спешно укатила прочь. Крутила педали так быстро, что могла обогнать даже «Сильвера». Длинноногая и узкобедрая Беверли в свои почти шестнадцать походила на пацана. Она затягивала грудь широким эластичным бинтом и горбилась. Убивала женственность, чтобы: папочка к ней не лез, парни не хватали за прелести, а в городе перестали ассоциировать с малолетней шлюхой. Возле дома Марш почувствовала слабость: адреналин мягко отхлынул. Пальцы мелко тряслись — в голову лезли мысли об уродливом мороженщике. Он казался смутно знакомым. Чем старательнее Беверли пыталась вспомнить, тем сильнее резало виски. — Да чтоб тебя, — буркнула она и уселась на подгнившее крылечко: сидеть на железной лестнице холодно. Закурила, довольствуясь заставленным машинами двором, а не облезлой стеной их синего многоквартирного дома. Прикрыв глаза, Марш позволила мыслям хаотично летать в черепной коробке. Капает слюна. Рука черная. Пахнет попкорном и гнильцой. Визгливые нотки в голосе. Звон колокольчиков. Неестественные пропорции тела. И... ничего. Все это напоминало сон, что никак не можешь вспомнить поутру, но все еще чувствуешь кожей его послевкусие. «Чертовщина какая-то».

×××

Минуло несколько дней. Беверли вскочила посреди ночи вся в поту и включила лампу. Теплый свет вычленил из темноты куцый островок иллюзорной безопасности. Ни чудовищ, ни подозрительных теней, ни отца с расстегнутыми штанами здесь нет. Марш сдавленно выдохнула и подтянула колени к груди, вжимаясь спиной в изголовье. Тук-тук. Робкий стук по дереву — отголосок дурного сна? — Мистер Молчун, — судорожно прошептала Беверли и, скатившись на пол, подползла к заколоченному тайнику. Она приволокла инструмент и вскрыла доску. Из дыры потянуло холодком. Марш хранила там всякую всячину, вроде фантиков или красивых камешков. Позже это место стало схроном для сигарет, а затем — могилой. Тусклый луч фонарика (батарейки доживали последние часы) ощупал пустоту и запнулся о желтое пятно. «Джорджи был в желтом дождевике в тот день, когда…» Беверли сунула руку в дыру. Наткнулась на что-то мягкое, теплое, живое — и с визгом отшатнулась. Всего лишь крыса. Жирная мерзкая крыса. Марш сглотнула и пошарила в дыре деревянным мечом, который ей сделали мальчишки для игры в Пустоши. Убедившись, что грызун скрылся в одном из своих тайных ходов, она вытащила его. Мистер Мо — старая тряпичная кукла-клоун в желтом комбинезоне. Раньше на нем красовалось три помпона — теперь два. Беверли нашла игрушку в детстве, когда тайком копалась в маминых коробках. Клоун Мо был ее любимой и единственной куклой до тех пор, пока... Пока она не встретила другого клоуна. Злобную тварь, пожирающую детей. Как Оно себя называло? Пеннивайз. — Господи, тот мороженщик... Оно не сдохло.