palpitations

>>>

— В общем, — начинает Марк, тревожно перебирая между пальцев края своего халата. Доён по его языку тела видит, что его ждут плохие новости, и его опасение, кажется, передается и Ренджуну, потому что тот отрывается от микроскопа достаточно надолго, чтобы заметить Марка. — Я знаю, я обещал, что займу вам третью операционную для коронарного шунтирования утром, но- — Но? — подталкивает его Доён, когда Марк замолкает. — Но, — продолжает тот, нервно поджимая губы. — Я опоздал сегодня, и Донхёк уже записался, и- — Третью операционную занял доктор Со, а вашу процедуру перенесли после обеда во вторую. Ренджун рядом с Доёном фыркает. Он многовато смеется для кого-то, кто был в том же положении всего три дня назад, но Ренджуну известно, что может сойти ему с рук. — После обеда? — хмурится Доён. — Сегодня пятница, — и вечер свидания. Джэхён придет к нему домой на ужин и наверняка заснет на диване рядом с ним, как и было во все последние недели. Но теперь это происходит не только по пятницам. Теперь у Доёна в ванной есть вторая зубная щетка. И каждое утро — даже когда Джэхёна нет рядом — он улыбается, глядя на нее. — Простите, пожалуйста, — начинает Марк, и выглядит он так, будто сейчас расплачется. — Я буду делать послеоперационные процедуры за вас всю неделю и даже кофе сейчас куплю- — Все нормально, — перебивает его Доён. — Не нужно делать за меня процедуры. — О? — Марк выглядит удивленным, как и Ренджун, который еще и немного расстраивается на отсутствие реакции у Доёна. — Увидимся в операционной после обеда, да? — Мне все еще можно прийти? — Конечно, можно, — отзывается Доён, кивая Марку. Марк уходит, выглядя облегченным, и Ренджун смотрит на него с легким недоумением. — В последнее время вы в хорошем настроении, — отмечает Ренджун, передавая Доёну колбу и черкая что-то в блокноте. — Наверное, — пожимает плечами Доён. За последние недели у него появилась привычка просыпаться на правой стороне кровати, но он не думал, что это так очевидно. — Наверное, это все регулярный секс, — спокойно продолжает Ренджун. — Нет, — шипит Доён, слишком поздно осознавая оговорку. — То есть, э-эм, у нас все не так. Мы просто двигаемся медленно. — Ну, — начинает Ренджун. — Очень медленно. — Мы можем не говорить об этом? — спрашивает Доён, имея в виду обсуждение его сексуальной жизни на рабочем месте. — У вас что… дисфункция? — давит Ренджун, решая, что они будут говорить об этом на рабочем месте. — Никакой дисфункции нет! — шипит Доён, роняя стеклянную колбу в раковину. Она не разбивается, но звук заставляет его подпрыгнуть вверх на милю. — Прости, то есть, у меня нет никаких проблем — мы просто, э-эм, стараемся быть осторожнее. Двигаемся медленно. — Ну конечно, — тянет Ренджун, совершенно не убежденный. Правда в том, что они не торопятся не из-за каких-то проблем. Доён в ужасе от мысли о том, что если он окажется с Джэхёном в постели, неважно, как постепенно это произойдет, все придет к повторению прошлого раза. Потому что Доён все так же неутолимо нуждается в Джэхёне, и где-то в ней ему нужно найти в себе силы тоже быть уязвимым, сделать так, чтобы дело здесь было не только в сексе. Их ситуация теперь другая — теперь они делают все в правильном порядке, но это не значит, что чувства Доёна или его способность их показывать, изменилась. — Сможете прийти на обед в среду? — вдруг спрашивает Ренджун, возвращая Доёна обратно в реальность, где он стоит посреди лаборатории, где должен работать, а не обдумывать свою личную жизнь. — Обед? — хмурится Доён. — Конечно, но- — Идеально, — улыбается самому себе Ренджун. — Я напишу о времени.

<<<

— Волнуешься? — спрашивает Доён. Не нужно иметь степень в дедукции, чтобы понять, что Тэён волнуется — кто угодно бы волновался на своей свадьбе. Но стоя здесь, в гримерной Тэёна, глядя в зеркало на будущего жениха, Доён думает, что и сам немного волнуется, так что эти слова кажутся правильными. — Конечно, волнуюсь, — говорит Тэён, выгибая бровь и показывая Доёну, что это тупой вопрос. — У меня свадьба, Доён, я боюсь, что запнусь о собственные ноги, пока мама ведет меня к алтарю, или что забуду, как говорить “да”, или запутаюсь в клятве- — Ладно, давай попробуем думать о хорошем, — перебивает его Доён, чувствуя, как и сам начинает паниковать. Если Тэён запнется, то Доён, как его свидетель, должен будет что-то сделать — например, помочь ему подняться с пола. Если он забудет клятву, то Доён, как его свидетель, должен прошептать ее ему на ухо, чтобы Тэён продолжил. На свадьбе нужно работать за двоих, правда. И Доёну даже не платят, даже благодарностью. — Уверен, что не забыл кольца? — спрашивает Тэён, и Доён демонстративно похлопывает по внутреннему карману своего пиджака, но его руки слегка подрагивают. — А ты волнуешься? — Да, — признается Доён. Он и сам потенциально может запнуться о собственные ноги и упасть на лицо прямо у алтаря. Такое может быть. Это, и то, что Доён — самый эгоистичный человек в мире, и волнуется он по совершенно другой причине. Когда он помогал Тэёну подписывать приглашения, там был один особенный конверт, который заставил его так волноваться; всего одна мысль об этом заставила его хотеть выбежать из свадебного зала и никогда не возвращаться. Доён не ожидал, что Тэён пригласит Джэхёна на свою свадьбу, но в то же время и, вроде как, не думал, что он него не пригласит. Как и все, связанное с Джэхёном, это сложно и переплетено с каждой самой маленькой частью доёновой жизни. Джэхён не придет — он занят работой за границей. Логически мысля, он никак не может приехать, Доён этого не ждет. Тэён отправил ему приглашение не в надежде, что Джэхён сможет приехать, это было больше абстракцией. Но шанс всегда есть. Прошли годы, но шанс все еще есть. Но Доён не позволяет себе надеяться, он волнуется — потому что это свадьба. На свадьбах люди волнуются — обычно новобрачные больше, чем свидетели, но Доёну не по себе, когда он идет к алтарю. Он кивает доктору Накамото, стоящему напротив него позади Джонни, и пожимает руку самому Джонни — рукопожатие выходит скорее мягким, чем крепким. Перед тем, как Тэён выходит, повисает пустое мгновение, когда вся толпа замолкает и с ожиданием поворачивается к дверям с ожиданием, и Доён рассматривает лица всех их, ища добрые глаза, мягкую улыбку и смущенные ямочки на щеках. Это глупо, потому что Джэхён не приехал — только не после того, как он отправил Тэёну длинное сообщение, где поздравил его со свадьбой и вежливо отклонил приглашение по той самой причине, которую предугадал Доён, но, может быть, где-то в глубине души, Доён надеется. Он надеется, ровно до того момента, как замечает в толпе глаза, смотрящие не на двери напротив алтаря, а на него. Чанёлю идет костюм, Доён отдаст ему должное — но это все, что он готов ему отдать. Он не мог попросить Тэёна и Джонни не приглашать их общего друга и коллегу, но хотел бы. Найти в толпе парня, с которым он спит, глядящим на него с ожиданием, вместо того человека, которого он ищет — неприятно. Доён привык к этому чувству, когда дело связано с Джэхёном. Но сейчас речь не о нем и не о Джэхёне — и это скоро становится очевидно, когда двери распахиваются, и Тэён входит. Он хорошо выглядел в гримерной, смущенно поправляя рукава пиджака и бросая взгляды в зеркало, но вот так он выглядит божественно: на его лице широченная улыбка, глаза блестят в свете сияющей люстры в зале. Тэён не запинается по пути к алтарю. Он не забывает клятвы, не роняет кольца, которые протягивает ему Доён — все идет по плану. Доён думает, что хоть у кого-то из них должно это быть.

<<<

Свадебная церемония — очень слезливое мероприятие, как и речи у алтаря — но вечеринка это полная противоположность. Там есть диджей, танцпол и открытый бар, и Доён принимает все это в обратном порядке, начиная с блестящего розового напитка в баре, который и на вкус, и на запах похож на что-то, что они привыкли вытирать с пола в операционной. Доён как раз заказывает себе еще один, когда его партнера по выпивке, очень уставшего и трезвого Ренджуна, который не перестает бросать взгляды на свой пейджер, как будто бы хочет, чтобы кто-то умер, и он смог выбраться отсюда, забирают танцевать. Джемин очень очарователен и убедителен, когда хочет быть. Доён думает, что если бы он его попросил, то он бы и сам с ним потанцевал. Но правда в том, что Доёна никто не просил — и причина, по которой он так ненавидит подобные мероприятия, снова всплывает в памяти. Он ненавидел вечеринку в честь помолвки Тэёна и незапланированное барбекю на заднем дворе, которое Марк устроил на своем заднем дворе вместе со своей девушкой, потому что такие события всегда напоминают Доёну, как он одинок. То, что он сидит здесь один, уже достаточно плохо — но теперь он чувствует еще и это. Джемин и Ренджун, кажется, слушают не ту песню, что все остальные, потому что они все хихикают и распускают друг с другом руки больше, чем это приемлемо для песни Careless Whisper от Джорджа Майкла. Марк — безнадежный романтик, и не отводит взгляда от своей жены с того момента, как она распустила волосы под What a Feeling. Тэён и Джонни не только поженились, но и успешно превратились в одного человека. Доёну кажется, что это довольно грубо — приглашать так много людей, чтобы они смотрели, как ты обращаешь все свое внимание на своего мужа. Когда у него будет свадьба, он напишет строгое расписание того, кто, когда и с кем танцует. Только вот, у Доёна не будет свадьбы — Доён одинок. — Хочешь еще один? — Доён вдруг оказывается не один, но он узнает хозяина голоса и хочет, чтобы все оставалось, как раньше. Он смотрит на свой пустой бокал и качает головой. — Нет, спасибо, — отказывается он от предложения доктора Пака. Улыбка Чанёля даже не натянутая, будто бы социальные нормы его не касаются, потому что он их не понимает. — Тогда может хочешь потанцевать? — предлагает Чанёль. Доён взвешивает плюсы и минусы. Тэён хотел бы, чтобы он притворился, будто бы у него есть романтический интерес в ком-то на его свадьбе, и он еще ни разу не танцевал — так что, может быть, ему стоит. Это и то, что Чанёль не сможет много болтать, когда они будут танцевать, так что, несмотря на все минусы, Доён соглашается. Песня продолжает играть, и Чанёль берет его за руку — не протягивает в предложении и не ждет, пока Доён ее возьмет. Чанёль не джентльмен, и Доён полагает, что он все равно этого не заслуживает. Он мало что знает о Чанёле кроме того, что он прекрасный хирург и что он хорош в постели. Доён ставит эти качества в приоритет именно в этом порядке. Этой ночью Доён узнает о Чанёле еще кое-что — он не умеет танцевать. Не то чтобы Доён сам в этом хорош, но у него, по крайней мере хватает здравого смысла, чтобы не наступать на ноги партнеру и держать руки в рамках приличия на плечах Чанёля. Он не лапает Чанёля за бицепсы — так почему его рука лежит на его заднице? Неудачники не выбирают, но Доён не может долго терпеть. — Ты- — начинает он, дергаясь, когда это происходит еще раз. Не то чтобы это больно, но эти туфли стоят дороже, чем большинство вещей в шкафу Доёна вместе взятые. Вот что больно. — Можешь перестать наступать мне на ноги? — шепчет он Чанёлю на ухо, с доброй насмешкой и вежливой улыбкой, надеясь, что остальным людям в толпе это покажется дружелюбным. По крайней мере одна из медсестер Чанёля смотрит на них сейчас, а завтра утром в операционной уже будут об этом сплетничать. — Прости, — извиняется Чанёль, и это немного очаровательно. — Прости, я так больше не буду. Только вот он снова так делает. Джордж Майкл заявляет, что больше никогда не будет танцевать, и Доён думает, что он тоже больше не будет танцевать, если Чанёль еще хоть раз наступит ему на ноги. — Прости, — снова извиняется Чанёль, но Доён уже делает шаг назад. — Давай уйдем отсюда, — предлагает он, опуская руку, чтобы схватить его за запястье. Они проходят сквозь толпу, в коридор и по лестнице на балкончики, где Тэён и Джонни больше часа фотографировались перед началом вечеринки. — Хочешь, принесу нам что-нибудь выпить? — предлагает Чанёль, когда они поднимаются по лестнице на балкон, к большим открытым окнам, выходящим на город. Доён кладет руки на изгородь и отклоняется назад, ловя прохладный ветерок. — Нет, — решает он, и тянется, чтобы потянуть за лацканы пиджака Чанёля и притянуть его ближе. Он позволяет прижать себя к изгороди, позволяет встать между своих ног, пока сам смущенно поднимает ладонь, чтобы обнять его за челюсть и притянуть к себе за поцелуем, приподнимаясь на носочках. Чанёль целуется лучше, чем танцует — но Доён это уже знал, и он думает, что только это и имеет значение: то, как это ощущается, когда они целуются. Это приятно, и Доёну хочется большего — достаточно приятно, чтобы забыть их кошмарный танец. Он скользит рукой под пиджак Чанёля, вверх по его груди и кладет на плечо, счастливо выдыхая ему в губы. — Что ты- — Чанёль отстраняется, берясь за запястье Доёна. — О, да ладно, — говорит Доён, фыркая на его колебание. — Ты готов трахнуть меня в комнате для дежурных, где все снаружи слышат, но здесь — нет? — Что? — хмурится Чанёль, комически недоуменно рассматривая его. — Мы на вечеринке, на свадьбе Тэёна — с чего бы мне этого хотеть? — Ты не поэтому ко мне пришел? — спрашивает Доён, вытирая влагу с губ тыльной стороной ладони. — Нет, — Чанёль качает головой, и делает большой шаг назад, — нет, Доён, я не этого- Я просто хотел с тобой выпить. — Почему? — спрашивает Доён, потому что не может сдержать этот вопрос. Он винит во всем алкоголь или то, что он просто не понимает, почему Чанёль хочет с ним выпить — они не друзья. То, что Чанёль выше его по статусу в больнице, едва ли становится преимуществом в их отношениях. Чанёль — его старший, но то, как он сейчас смотрит на Доёна, заставляет его чувствовать себя так, будто он тут главный. — Почему? — повторяет Чанёль. Его взгляд нисколько не обвиняющий. — Почему я хочу с тобой выпить? Ты мне нравишься, Доён. Первый вопрос, который возникает у Доёна — это, опять, “почему”, но в этот раз ему удается себя сдержать. В этой фразе кроется слишком много всего, что нужно осознать. — Чанёль, мы работаем вместе, — смеется он, ранено и немного панически. Может, это несерьезно, может, они смогут просто посмеяться над этим. — Ты знаешь, это плохая идея. — Ты буквально сейчас говоришь это на свадьбе двух людей, которые познакомились на работе, — отвечает Чанёль. — Я интерн, это не- — Ты знаешь, что мне неважно это, да? Но для Доёна это важно. Спать с Чанёлем весело, но он не может позволить себе что-то большее, чем простое веселье, во время интернатуры. Честно, здесь на кону очень много всего — то, что первый человек, о котором думает Доён, пробуя эти слова на языке, “Ты мне нравишься”, это не Чанёль. Он думает о ком-то другом, когда пытается представить это теплое чувство в груди, восторженное предвкушение, желание чего-то большего — дело не в докторе Паке и наверняка никогда не будет. — Но для меня это важно, — отвечает Доён. — Для меня это просто работа, больше ничего. Чанёль теряет дар речи на мгновение, и Доён почти думает, что должен сказать что-то еще, будто бы он сказал все недостаточно понятно, когда говорил, что для него это только профессиональное. Это работа. И Чанёль — часть работы. — Хорошо, — в конце концов выдыхает Чанёль, и плечи его ссутуливаются, — я понял. Доёну становится стыдно, когда он уходит, но не настолько, чтобы позвать его обратно. Просто достаточно стыдно, чтобы выглянуть с балкона и посмотреть, ушел ли Чанёль. Он замечает, как из двери выходит пара туфель — но не те, которые только что топтались по его ногам.

>>>

Доён запирает дверь после того, как закрывает ее, и садится на край нижней полки двухэтажной кровати в комнате для дежурных. — Привет, — говорит Джэхён, сонно улыбаясь. — Не спишь, — отзывается Доён, протягивая руку, чтобы смахнуть прядь волос с его лба. — Я тебя разбудил? — Нет, — тянет Джэхён, качая головой. — Ну, — произносит Доён, скидывая халат и бросая его на верхнюю полку, — двигайся, доктор Цянь дежурит в неотложке, а мне нужно вздремнуть. — О, — говорит Джэхён, перекатываясь на спину, давая Доёну место вытянуться. Доён с легкостью устраивается рядом с ним, кладя голову на подушку и бросая взгляд вверх, чтобы посмотреть ему в глаза. — Привет, — выдыхает Джэхён, встречаясь с Доёном игриво блестящим взглядом. Это один из любимых его взглядов у Доёна, и он чувствует такую любовь, что его руки просто сами тянутся, чтобы коснуться его. — Привет, — отвечает он, смущенно хихикая и склоняясь, чтобы поцеловать Джэхёна в щеку. — М-м, пахнешь приятно, — бормочет Доён, мягко тычась носом в его челюсть и чувствуя едва ощутимый запах его хлопкового геля для душа. — Только принял душ, — смеется Джэхён, — сегодня был пациент с ужасной тошнотой. Доён морщится, но снова начинает смеяться, когда целует Джэхёна в уголок губ. Он спускается поцелуями по линии его челюсти, по следам от подушки на его щеке и по легкой щетине, которой явно здесь не было, когда он целовал Джэхёна на прощание пару дней назад. Губы Доёна спускаются по его шее, в ямочку ключицы, открывающуюся из-под ворота. Он дышит в его кожу, прижимаясь к ней губами и наслаждаясь его запахом, тем, какой он теплый — и ему хочется большего, чем просто это. — Доён, — спорит Джэхён, сжимая руку вокруг его талии. — Что ты делаешь? — М-м-м-м, — тянет Доён, оставляя на его челюсти еще один поцелуй. — Я думал, ты хотел спать, — устало говорит Джэхён, дыша тяжелее. Доён знает, что это он сделал это, и чувствует, как от этой мысли возбуждение только растет. — Может, я передумал, — шепчет он, поднимаясь рукой по его груди, до изгиба шеи, и склоняет голову Джэхёна набок. Их поцелуй полон желания, возбуждения, накрывающего Доёна, и он сжимает в кулак волосы на затылке Джэхёна, сжимая их губы вместе и сталкиваясь зубами. Губы Джэхёна слегка обветренные, но мягкие, на вкус, как дешевый кофе из комнаты для дежурных, и почему-то именно этого Доён и искал — комфорта. Рука Джэхёна ложится ему на поясницу с такой нежностью, что Доён льнет к нему ближе, хватаясь за его плечи, чтобы прижать ближе к себе. Мягкий звук, который срывается с губ Джэхёна в тот миг, как они отстраняются, заставляет все тело Доёна наполниться желанием, и он ахает в влажные от слюны губы Джэхёна. Перекидывая ногу через бедра Джэхёна, Доён садится ему на колени, упираясь ладонями в его грудь. Он старается держать голову ниже, чтобы не удариться о верхнюю полку, и глаза ему закрывает челка, когда он склоняется вниз. — Осторожней, — выдыхает Джэхён, кладя руку на его шею и слегка притягивая к себе. На мгновение Доён смотрит ему в глаза, наслаждаясь тем, как Джэхён мягко играет с его волосами пальцами одной руки, а другая лениво лежит на его бедре. Доён прикрывает глаза, опускаясь вперед, чтобы сократить расстояние между ними, и, когда их губы встречаются снова, Джэхён тихо выдыхает, и Доён счастливо проглатывает этот звук. — Будь тише, — шепчет Доён ему в губы. Он не против того, чтобы переспать с ним в комнате для дежурных, но он не рад мысли, что вся больница об этом услышит. — Кто бы говорил, — тянет Джэхён, сжимая его талию. Он ныряет одним пальцем под футболку Доёна, касаясь кожи, и по позвоночнику Доёна пробегают мурашки. Он скользит языком между его губ, отчаянно толкаясь им внутрь и кладя руку на его затылок, чтобы притянуть его в поцелуй. Руки Джэхёна ползут дальше под его футболку, так высоко, что когда он отстраняется, чтобы вдохнуть, Джэхён может просто поднять ее и снять через голову. Воздух прохладой ощущается на коже, но скоро это ощущение сменяется теплом от одеяла, которым его до середины талии накрывает его Джэхён. Повторяя за Джэхёном, Доён тянет за его рубашку, вытаскивая ее из штанов и поднимая так высоко, как только можно в их положении, ерзая, чтобы сесть на его бедра. Его руки блуждают по его животу, пальцы вжимаются в кубики пресса, и он чувствует, как рот заполняется слюной. Он мокро проводит языком прямо над дорожкой волос, ведущей к паху, и под его прикосновениями мышцы сокращаются, заставляя Доёна довольно улыбнуться. Доён прижимается губами точно над поясом Джэхёна, мягко целуя, а потом дразняще прикусывая кожу. Джэхён снова напрягается, сжимая простыни между пальцев, когда Доён оставляет засос прямо над его пупком. — Доён, — стонет Джэхён, когда поддразниваний становится слишком много. Доён поднимает на него взгляд, встречаясь с ним полными вызова глазами. — Иди сюда. И Доён подчиняется, потому что Джэхён просит, и он выглядит слишком хорошо, чтобы отказаться, снова седлая его колени и целуя в губы. Джэхён садится на кровати, встречаясь с ним, и стонет в губы Доёна, когда тот садится на его колени, прижимаясь к члену, твердеющему в штанах. Ткань их формы такая тонкая, что едва ли что-то скрывает, и Доён чувствует его даже через свои брюки. — Сними, — ворчит Доён, наконец снимая с него футболку. Она приземляется на пол рядом с футболкой Доёна, и они оба оказываются полуобнаженными на нижней полке кровати в комнате для дежурных. Стоит признать, Доён не так это себе представлял — но он слишком возбужден, чтобы думать об этом. Это особенно сложно, когда Джэхён сидит перед ним без футболки, и румянец возбуждения разливается до самой его груди. Он выглядит хорошо, даже под этим слабым флуоресцентным светом, и Доён думает: как же это глупо ,что они ждали этого так долго, что он не позволял этого себе столько времени. Он разочарованно притирается бедрами на коленях Джэхёна, чувствуя, как член прижимается к его заднице, как только Джэхён открывает рот, чтобы что-то сказать. — Ты- о, блять, Доён, ты уверен, что хочешь делать это здесь? — Почему нет? — невинно спрашивает Доён, хватая его за волосы, чтобы не дать отвести взгляд. — Я закрыл дверь, — успокаивает он его, и от улыбки на джэхёновых губах его сердце трепещет. — Блять, да, хорошо, — выдыхает Джэхён, снова устраивая руки вокруг его талии, прежде чем склонить голову и поцеловать Доёна снова. И только его язык проходится по нижней губе Доёна, с силой скользя внутрь, чей-то пейджер срабатывает на полу, спрятанный в куче одежды. — Блять, — ругается Доён, резко выпрямляясь. Он в момент забывает о верхней полке и ударяется головой, когда он отстраняется, низко выстанывая. Держась рукой за затылок, он наклоняется к полу, чтобы схватить свой пейджер — пейджер Джэхёна он проверяет первым, и он молчит, — так что это доктор Мун требует его в неотложке. — Тебе нужно- — начинает Джэхён, тяжело дыша и кладя руки на его талию, мягко гладя ее большими пальцами. — Ага, — говорит Доён: неважно, как сильно ему это не нравится, он все еще на работе. — Блять, нужно идти, — решает он, тихо ноя и скатываясь с джэхёновых коленей на пол, хватая свою футболку. — Что там? — спрашивает Джэхён. — Везут травму, — морщится Доён. — Блять, прости — я заглажу вину. Джэхён фыркает и качает головой. — Иди уже, — торопит он, похлопывая Доёна по плечу. — Может, я еще буду здесь, когда ты вернешься. — Лучше бы так и было, — угрожает Доён, заправляя футболку в штаны. — Буду ждать, — Джэхён подмигивает, игриво шлепая его по заднице, когда он уходит.

>>>

Доён не возвращается в комнату для дежурных вовремя. Пациента приходится вести прямиком в операционную, где Доён и проводит остаток ночи с доктором Муном и доктором Со. — Классная рубашка, — говорит Джонни через два часа операции разрыва аорты. Доён даже не заметил, но когда он смотрит на свою рубашку — простую форменную рубашку с короткими рукавами, как у Джонни, — он осознает, что они не совсем одинаковые. На кармашке рубашки прикреплен маленький пин с подсолнухом, тот, который явно не принадлежит ему — а, он узнает, Джэхёну. В спешке одеваясь, чтобы спуститься в неотложное отделение, он надел не свою рубашку. — Заткнись, — шипит Доён, краснея щеками в трех разных оттенках от стыда.        — Доктор Ким, уберите, пожалуйста, — просит Тэиль, и Доён думает — вот и все, сейчас доктор Мун увидит его рубашку, пока он убирает кровь отсосом. — Я не понимаю, что не так с рубашкой Доёна?        — Все нормально, — смеется Джонни, — но я скажу отделу педиатрии, что им лучше подыскивать нового врача. Когда Доён в прошлый раз спал с врачом из больницы, он сбежал.        — Да пошел ты, — шепчет Доён в надежде, что это не будет заметно под маской, но это не станет концом света, если Джонни что-то услышит.        — Шучу! — говорит Джонни, поднимая руки в защитном жесте. — Прости, несмешно вышло.        — И правда не очень, — соглашается доктор Мун, успокаивающе глядя на Доёна. — Если мы собираемся говорить об этом, то, боюсь, мне придется рассказать Доёну о том, как я однажды поймал тебя и доктора Ли.        — Уверен, в этом нет необходимости, — пищит Джонни.        — Нет-нет, — смеется Доён, — продолжай. — Доктор Мун, можете взглянуть вот сюда для меня? — отвлекает его Джонни, и Доён морщится под маской. Шесть часов спустя Доён полностью готов вернуться в комнату для дежурных, и не потому что планирует закончить то, что они начали — а потому что у него болят ноги и ему нужно прилечь. Он не ожидает, что Джэхён будет там, когда он наконец вернется, но все равно немного расстраивается, когда находит кровать пустой. Доён пытается не думать о том, что сказал Джонни — о том, как он прогнал Чанёля и как секс с другими врачами в комнатах для дежурных не принес ему ничего хорошего в прошлом. То, что он делает с Джэхёном сейчас, ощущается по-другому, и Доён так сильно хочет, чтобы все было по-другому, но не может справиться с противным голоском в мыслях, который все говорит ему, что он сделает те же ошибки, если продолжит так. Вздыхая, Доён ерзает под одеялом, поворачиваясь к стене. Лежа на спине он наконец замечает ее, рубашку, аккуратно сложенную на тумбе рядом с нижней полкой. На ней лежит записка, написанная на листке из блокнота с логотипом больницы. “В следующий раз позволишь сначала сводить тебя на свидание?” — Джэхён. Счастливо выдыхая, Доён прижимает записку к груди и засыпает с улыбкой на лице.

<<<

— Вы видели доктора Пака? — это первое, что спрашивает у него Марк, когда Доён возвращается на работу со все еще свежими воспоминаниями о вчерашних шотах текилы. Это последнее, что ему хочется слышать, но Марк никогда не умел чувствовать обстоятельства. — Нет, — говорит Доён, ударяя по кофемашине с такой силой, что на столе все звенит. — Его имени нет в расписании, — продолжает Марк, — вы поговорили прошлой ночью? — Нет, — в этот раз Доён лжет. — Странно, я должен был прийти на его операцию сегодня утром, но- Доён делает глоток обжигающе горячего кофе, обжигая рот. Морщась от боли, он с извинением смотрит на Марка и принимает салфетку, которую тот протягивает. — Ну, вчера ночью с ним все, вроде как было нормально, — лжет он. — Правда? — спрашивает Марк. — Я думал, я видел, как он уходит- — Мы можем не говорить о прошлой ночи? — спрашивает Доён, пронизывая Марка взглядом, чтобы донести до него свою мысль. — Да, конечно, ладно- конечно, — Марк путается в словах и заметно расслабляется, когда дверь в раздевалку открывается и кто-то прерывает их разговор. — Тэён? — спрашивает Доён — это последний человек, которого он ожидал здесь сегодня увидеть. Меньше двенадцати часов назад Доён проводил его до лифта в их комнату в отеле. Они уезжают на Гавайи на три дня, Тэёна не должно здесь быть. — Что ты здесь делаешь? Тэён смотрит на него, поджав губы в тонкую линию. — Я думал, вы собирались на Гавайи- — начинает Марк, но Тэён его перебивает. — Когда главврач кардиологического отделения увольняется, мне приходится вернуться сюда и убедиться, что люди не будут умирать, потому что нам не будет хватать персонала, когда я уеду. — Что значит уволился? Тэён открывает шкафчик и резким движением вытаскивает сумку с чистой формой. — Чанёль ушел, — говорит он, сбрасывая обувь. — Ушел? — пищит Марк. — Вот так просто? — Ну, он уведомил нас за две недели, но у него накопилось с полгода выходных, так что не то чтобы мы можем заставить его работать. — Черт, — говорит Марк, — вчера ночью что-то случилось? Доён почти повторяется: они договорились не говорить о прошлой ночи — но его взгляд говорит за него. — Доктор Ли, не могли бы вы оставить нас ненадолго? — мило просит его Тэён. — Да, конечно, — говорит Марк, торопливо хватая пейджер со скамейки. — Я, э-эм, я тогда просто пойду. Дверь за ним даже не успевает закрыться, прежде чем Тэён срывается. — Что за хуйня, Доён? — Прости, — морщится Доён, чувствуя себя ребенком, которого ругают за то, что он сделал что-то не так. Реальность от этого не так уж и далека. — Я не думал, что он уйдет. — Ты не ожидал, что человек может уйти после того, как ты используешь его для секса? — восклицает Тэён. — Смешно, я помню, как ты расстроился куда сильнее него, когда это случилось с тобой. — Тэён! — шипит Доён, но слова ранят, каждое из них — будто короткий удар ножом. В горле Доёна тут же встает ком, а внутри некомфортно тянет. — Нет, серьезно, Доён — я поверить не могу, — вздыхает Тэён, проводя рукой сквозь волосы. — Ты знаешь, мне неважно- — Я не виноват, что не чувствовал к нему того же самого- — Ты давал ему ложные намеки, — рявкает Тэён, вытаскивая из шкафчика целую стопку папок. — Мы просто спали- — Я не собираюсь больше говорить с тобой об этом, — кричит Тэён. — На вот, — потом говорит он, пихая Доёну в руки целую кучу бумаг. — Что это? — Резюме, сегодня мы звоним каждому кардиохирургу в городе, чтобы узнать, не заинтересованы ли они в месте Чанёля. Доён осознает только тогда, когда они роются в бесчисленных резюме потенциальных кандидатов — что он прогнал Чанёля, что это его вина. Чанёль предлагал ему больше, чем то, что у них было, и хотя Доён и отказал ему вежливо, Тэён прав в том, что видит здесь повторение прошлого. Тэён не настолько добр, чтобы простить его в этот раз. Он реагирует по-другому, потому что ситуация другая — но Доён и правда использовал его для собственной выгоды, и он не хотел ничего большего. Потому что Доёну одиноко, когда он сидит в баре и смотрит, как люди танцуют, но настоящая проблема в том, что ему все еще одиноко, когда его приглашают на танец и наступают ему на ноги. Доён отталкивает всех, когда они оказываются слишком близко, но не потому что не хочет быть рядом — а потому что боится, что не сможет дать им того, что они хотят, что его будет недостаточно, или, самый убедительный аргумент, который он может придумать — что он просто этого не заслуживает. Они находят трех подходящих кандидатов. Интервью назначены на следующие дни, но они удаленные — и Тэёну не нужно их посещать. Временный руководитель отделения кардиохирургии, доктор Цянь, решит, кто заменит Чанёля, и Доён будет помогать ему в проведении интервью. Это не должно быть наказанием, но Доён думает, что это могло бы и быть им. Только вот реальное наказание приходит в конце дня, когда Тэён возвращает свои вещи в шкафчик и всем в лицо тычет тем, что у него целых две недели отпуска и следующий его пункт направления — солнечный гавайский пляж. Доён пойдет спать в комнату для дежурных. — Я не был уверен, стоит ли тебе это показывать, — говорит Тэён после того, как уходит Чону, садясь напротив Доёна на скамейку в раздевалке. — Что это? — спрашивает Доён, но в руках Тэёна конверт, который он держит на безопасном расстоянии от него. — Увидел вчера, — объясняет Тэён, — он был в куче подарков. Конверт приоткрывается, и на нем написано: Для Тэёна (и Джонни). — Джэхён. Конверт выпадает из рук Доёна и летит прямо в ладони Тэёна. Первое, что замечает Доён — это то, что письмо не подписано и на нем нет марок — на нем лишь подписаны имена Тэёна и Джонни, и имя отправителя. Никак не может быть так, что оно оказалось на свадьбе, только если кто-то не принес его туда сам. Второе, что замечает Доён, то, что ему приходится проверить дважды, прищуриться, чтобы понять, что почерк принадлежит Джэхёну. Он узнает его: он списывал его конспекты, видел его записи в блокноте, и списки продуктов, которые он прикреплял к холодильнику. Это безошибочно,без всяких сомнений, почерк Джэхёна. Что оставляет Доёна в недоумении: неужели Джэхён все-таки пришел? Это правда, которую Доён не может вынести. Если Джэхён был там, а Доён его пропустил — если Джэхён видел Доёна, а Доён его — нет, то- Он почти желает, чтобы Тэён оставил это от него в секрете. — Что это? — спрашивает Доён после. Он не знает, чего ожидать. В какой-то момент он хотел бы услышать долгое и подробное объяснение всему, письмо об их расставании или что-нибудь написанное от руки, ощутимое, имеющее смысл. Иногда Доён все еще этого хочет. Но Тэён открывает конверт, и Доён больше не знает, чего желать. Оно адресовано даже не ему — он вообще не может чего-то желать. — Подарочная карта в Le Jardin, — смеется Тэён, — конечно же. — Джонни ненавидит дорогие рестораны, — отвечает Доён. Тэён хихикает. — Может быть, когда-нибудь сходим вместе, — тянет Тэён, успокаивающе похлопывая Доёна по плечу. — Мне жаль насчет доктора Пака. — Я думал, ты на меня злишься, — произносит Доён. Тэён кивает. — Конечно, злюсь, но я знаю, что ты не хотел, чтобы это случилось. Так что мне жаль, что он оставил тебя. — Он не оставлял меня, — отмечает Доён, но говоря это осознает, что здесь и лежит корень проблемы. Чанёль не оставлял его, это он оставил Чанёля. Доён всегда уходит. Это проще, чем ждать, пока откроется правда, что Доён не заслуживает усилий, и что он никогда не ждет, чтобы это узнать. — Я знаю, — тянет Тэён, поднимаясь на ноги, — но ты всегда уходишь.

>>>

То, что должно быть двойным свиданием, оказывается обычным бранчем в кафе в паре улиц от больницы. Это все еще свидание в том смысле, что Доён надевает рубашку и прикладывает усилия, чтобы уложить волосы, а Джэхён по-дурацки идеален, как и всегда, но в этот раз на нем еще и рубашка, которая вдруг сочетается с рубашкой Доёна — но они едят между сменами, и это не очень отличается от их обычного обеда в кафетерии. Это не неприятно. Доён понимает, почему Ренджун решил это предложить. Было бы отлично, если бы они проводили больше времени вне больницы, чувствуя себя настоящими людьми, а не просто хирургами. Джемин и Ренджун — неплохая компания, они не те люди, которыми раньше были Доён и Джэхён. Им не приходится ходить на цыпочках, выбирать слова, они расслаблены, с ними весело проводить время. “Двойное свидание” не оказывается обязанностью, которой Доён боялся — все четверо из них отлично обедают вместе. Только вот когда Доён решает, что сейчас самое время заказывать десерт, его пейджер звонит, издавая громкий звук в его ушах, и Доён хватает его со стола. Доктор Мун требует его в неотложное отделение, и пейджер Ренджун срабатывает за ним, жужжа на столе. — Так, нам с Ренджуном надо идти, — говорит Доён, кавая Ренджуну через стол. К счастью, они врачи, и никому не нужно стыдиться резкого ухода. Так, их двойное свидание заканчивается в раздевалке в больнице, там же, где и началось, когда Джэхён забрал его сегодня утром. Доён говорит Джэхёну, что они увидятся днем, а Джэхён говорит, что он подождет его, если он задержится. Пейджер Доёна звонит еще раз, сообщая, насколько это срочно. Во всей суете переодевания и подготовки к тому, чтобы спуститься в неотложку, Доён замечает разговор между Джэхёном и Джемином. — О, кстати, не забудь вот это, — говорит Джемин, суя пачку бумаги Джэхёну в руки. Это похоже на карты пациентов, которых передает Джемин, но среди папок выглядывает другой документ. Рекомендательное письмо, резидентство в больнице Джона Хопкинса. Доён смотрит на заголовок слишком долго, будто бы неправильно его читает, будто бы если он прищурится, то в словах появится больше смысла, будто бы, может быть, там написано вовсе не это. Резидентство. Джэхён получил рекомендательное письмо для резидентства. За границей. Это амбициозная программа с отличными привилегиями, но Доён не может переварить ни один из этих фактов, потому что самый главный из них — это то, что это на другом конце океана. Если Джэхён вернется за границу, если он снова оставит Доёна, тогда- От одной мысли Доёна тошнит, и белая горячая ярость заполняет его, заставляя сжать зубы, глядя на документ. — Доктор Ким, — зовет Ренджун, — нас нам нужно- — Ты в порядке? — спрашивает Джэхён, чувствуя, что взгляд Доёна значит, что что-то не так. Он знает. Доён не в порядке. Прикосновение Джэхёна к его руке успокаивает его достаточно, не дает распасться на кусочки прямо здесь, дает ему момент ясности, чтобы подумать, что это, должно быть, какая-то ошибка, и есть объяснение том, почему Джэхён получает рекомендательное письмо. Может быть это не то, чем кажется. Доён делает глубокий вдох, чтобы собрать всю смелость и смотрит обратно на документ. Я пишу это рекомендательное письмо для потенциального кандидата на вашу программу педиатрической хирургии- И вдруг Доён не может читать дальше. Тошнота подступает к горлу, и он отводит взгляд, тяжело сглатывая и фокусируя взгляд на полу. — Доён? — снова спрашивает Джэхён, и Доёну приходится взглянуть на него, сказать, что он в порядке, или Джэхён поймет, что что-то не так, и Доёну придется спросить, уезжает ли он — и он не будет готов услышать ответ на этот вопрос, не сейчас, может даже никогда. Ренджун похлопывает его по плечу, привлекая его внимание. — Ваш пейджер снова звонит, нам правда пора. Доктор Мун будет ждать, — напоминает ему Ренджун, и упоминание доктора Муна возвращает его обратно в здесь и сейчас, заставляет думать, что он, наверное, увидел все неправильно, может, Джэхён не получает рекомендательное письмо для резидентства за границей. Наверное, он все придумал. Только вот оно все еще здесь, в руках Джэхёна, и Доён не может притвориться, что это не так. Его пейджер снова звонит, и ему нужно быть в другом месте — а не разваливаться по частям посреди раздевалки. — Нам пора, — говорит он Ренджуну и кивает в сторону двери, жестом говоря идти.

>>>

Доён не в порядке. Доктор Мун во время операции спрашивает его, в порядке ли он, потому что с ним, кажется, что-то не так, и это “что-то” — это то, что Доён пытается осознать то, что только что увидел перед тем, как пойти на операцию. Когда он думает об этом, все принимает смысл. Джемин — хороший друг Джэхёна, он скажет о нем только хорошее. Джемин — один из лучших новых работников в этом году, его слова что-то значат — Джэхён прав, что попросил его, но не то чтобы Доён думает, что ему это нужно. Но тот факт, что Джэхён этого попросил, то, что он уезжает тогда, когда они только начали собирать все по кусочкам снова — Доён просто не может в это поверить. В этом нет никакого смысла. Ничего в том, что Джэхён говорил ему за бранчем, не было похоже на то, что это последний раз, когда они идут куда-то вместе. Все до этого момента казалось маленькими шажочками к чему-то большему — а не к этому. Не к еще одному прощанию. И Джэхён даже не сказал Доёну об этом — ему пришлось узнать это от кого-то другого, снова, или в этом случае — самому, случайно прочитав что-то, не предназначенное ему. Джэхён уже сделал это с ним однажды, может быть, потому что тогда думал, что Доёну будет наплевать — но ничего из того, что у них есть сейчас, не предполагает того, что Доён будет не против, если Джэхён вдруг решит уехать. И опять же, это просто рекомендательное письмо — если он их собирает, значит его еще не приняли. Может быть, он скажет Доёну, когда это случится — но это ничего не изменит. Дело не в том, как и когда он ему расскажет — а в том, что Доён не может позволить ему оставить его снова. От одной только мысли его тошнит, и он не может это осознать. Он все еще не может в это поверить, когда выходит из операционной, так что он идет к тому, кто знает. Он замечает Тэёна на этаже операционных, когда выходит в коридор, и ловит его, когда заканчивает мыть руки. Полу-неловкая пробежка, которую ему приходится совершить, чтобы его догнать, будет стоить этого, если она значит, что он получит ответы. — Тэён, — произносит он, заставляя того коротко замереть, оглянувшись через плечо. — Слушай, прости меня, Доён — у меня правда нет сейчас времени на разговоры. У меня три собеседования днем, а Джонни в операционной, и Ару некому забрать, и… — Тэён делает жест, который явно должен что-то значить, но Доён застывает на месте, не в силах осознать ни слова, выходящего из тэёнова рта. Собеседования. У Тэёна днем собеседования. Это значит, они заменяют кого-то из педиатров, и Доён не может не сложить одно с другим. Он может даже добавить еще одну переменную и вспомнить, что за последние недели, которые он провел в квартире Джэхёна, в его спальне стояли коробки, которые он все еще не распаковал, и, может быть, все это время все казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой. Джэхён уезжает. Это сюрреалистично и тяжело осознать, сама идея, что Джэхён вернулся на такое короткое время, прокрался обратно в жизнь Доёна, заработал его доверие, стал его успокоением только, чтобы выбить землю у него из-под ног еще раз. Встать и уйти даже не предупредив. Он не может быть таким жестоким — Доён почти не может дышать, думая об этом, о том, как Джэхён собирает вещи и оставляет его позади снова. Но как бы сложно ни было в это поверить, Доён правда не думал, что Джэхён оставит его в первый раз. Он знал, но это казалось неправдой. Почему во второй раз что-то должно измениться? И если он оставит Доёна не сказав ему, не предупредив — тогда это просто потому, что Доён не заслуживает лучшего, потому что все это время он был прав. Говорить себе это так больно, как никогда раньше, будто каждая клеточка его тела разбита вдребезги на полу операционной, истекая кровью всем напоказ. Доён изучал сердца и проводил сложные операции, сшивал заново то, что, казалось, невозможно было спасти, но то, насколько больно это — он не думает, что кого-то можно спасти от такой боли.