Бруснятка

Спокойная размеренная жизнь давно опостылела им обоим. Видимо, уже в их венах не могло течь ничего, кроме адреналина и жажды новых ощущений. И тогда Никита предложил очевидную идею — потихоньку, прерываясь на дни реабилитационного отдыха дома, исследовать ближайшие острова. Тимур план одобрил, и они с возросшим интересом отправились на поиски приключений. Однажды лапы вывели их на этот остров. Он был небольшим — всего пара сотен кроличьих прыжков — и почти полностью состоял из болотистых пустошей, в которых редкими зелёными вкраплениями росли карликовые деревца с влажными стволами. Никите остров не понравился — под его весом кочки то и дело уходили под воду, цветущую ряской, и ему приходилось постоянно встряхивать лапами. Тимур, как более лёгкий, свободно сновал по округе, его длинные уши ловили разнообразные болотные звуки, а нос беспрестанно дёргался. Никита знал, что зайцу здесь нравилось. Он вообще обладал каким-то извращённым вкусом на любимые укрытия. Снова и снова снуя меж деревьев-карликов, он заглядывал под каждый камыш, водил лапами по воде, собирая ряску и тотчас пробуя её на вкус. Заинтересовавшись, Никита тоже набрал полные ладони этого болотного планктона. Что ж, было неплохо, но это всё ещё не могло заменить сочные побеги или овощи, выращенные в столичных теплицах. — О! — вдруг выдохнул Тимур и прыжками удалился. Никита старался не отставать, но местность была не на его стороне. На миг он улыбнулся, подумав, что судьба очень благоволила ему тогда, когда он ловил этого невероятного зайца. Если бы тогда им попался подобный остров, Тимур бы сбежал, и Никита ничего не смог поделать. — Стой, я сейчас… — Козерог неловко перешагнул на более кустистую кочку и замер, настраивая локаторы. Ну и куда он делся? Спрятаться на острове, где практически не было потайных мест — это, конечно, мощно. Ближайшие камыши задрожали, и из-за них выглянула перепачканная красным морда. Боги знают, каких усилий стоило Никите не кинуться вперёд. Он весь напрягся, его сердце с тихим уханьем упало куда-то вниз и затерялось в копытах. Заметив его ступор, Тимур высунулся сильнее и провёл языком по губам, собирая красную влагу. Что ж, по крайней мере, это была не кровь… Никита звонко выдохнул, и его тело, напряжённое, как струна, слегка расслабилось. — Так я и думал, — невозмутимо продолжил заяц, тактично не замечая его состояния. — На болотах часто попадаются вкусняшки. Иди сюда, вон на те кочки — они твёрдые, здесь есть суша. Суша! Никита моментально почувствовал себя лучше. Он любил твёрдую землю, поскольку лишь на ней мог контролировать свои шаги и передвижения. Осторожно пройдя вперёд, он с облегчением ступил на участок плотной земли. Камыши послушно расступились перед его лапами, и козерог прошёл на окружённую куцыми деревцами полянку. Тимур нашёлся там — деятельно принюхиваясь, он кружил по местности, заглядывая под низко растущие у земли листья. Никита чуть склонил голову набок. — Вкусняшки? — напомнил он. Вместо ответа Тимур нырнул под группу листьев и вскоре распрямился. В лапах он сжимал продолговатые красно-бурые ягоды. — Бруснятка, — пояснил он, протягивая находку козерогу. — Очень вкусная, попробуй. Никита сжевал пару ягодок. На вкус они были как очень водянистые вишни и пахли примерно также. Козерог не сказал бы, что это лучшее, что он ел в своей жизни, но, по крайней мере, оно было съедобно и в меру питательно. А вот Тимуру ягоды явно понравились больше — он прикрыл глаза, двигая челюстями, и кожа под пушистой шерстью на щеках слегка покраснела. Никита находил его вид весьма сексуальным. — М? — Заяц внезапно приоткрыл один глаз. Никита чуть не задохнулся, когда светлый взгляд прошёлся по его морде, словно собирал информацию. Успокоившийся было нос вновь дёрнулся. — Ты напряжён, — промурлыкал Тимур, хитро улыбнувшись. — Что-то произошло? Никита рвано выдохнул. — Любовь разлита в воздухе, — неопределённо пожал он плечом и задохнулся, когда заяц, привстав на подушечки пальцев, нежно коснулся его носа своим. — Это правда, — прошептал он, быстро увлажнив губы покрасневшим от ягоды языком. В следующий момент они целовались так неистово, будто это был их последний день. Никита, подрагивая, прижимал к себе поджарое тело, чувствуя под копытами огненный жар, яснее ясного возвещавший о том, насколько Тимур изголодался по ласке. Тимур громко мурлыкал, его жёсткие усы покалывали щёки козерога. Никита поднял лапу и мягко провёл по прижатым заячьим ушам. Камыш зашелестел, когда два тела плавно опустились на землю возле зарослей. Расстегнув чужую рубашку, Никита принялся осыпать кожу ласковыми поцелуями, в перерывах приглаживая шерсть мокрым языком. Заяц извивался в его лапах, мурлыча так громко, как только мог. Ягоды, зажатые в лапе, смялись в мягкую кашицу. Никита осторожно разжал сведённые судорогой наслаждения пальцы и легко всосал в себя это пюре, напоследок пройдясь языком по шершавым подушечкам. Тимур всхлипнул. — О боги!.. — выдохнул он, обвивая талию козерога задними лапами. С недавних пор он стал ощущать непривычное чувство лёгкой щекотки, которое наступало во время их интимных игр. Тимур не понимал, откуда оно бралось и почему, но чувство было приятным, и он не собирался его уничтожать. Выгнувшись под умелыми прикосновениями козерога, он усилил давление лап на талии и мурлыкнул: — Наклонись. Тяжело дыша, Никита чуть опустился, расположив локти по бокам от заячьего тела. Тимур зарылся лицом в мягкую кашемировую шерсть — на груди, скрытой обыденно военным кителем, шерстяной покров козерога был необычайно нежным, — и протяжно выдохнул. Они сменили позу. Никита завалился прямо на ближайший камыш, усадив зайца верхом, и тот спешно расстегнул чужие штаны. Никита нетерпеливо дёрнул бёдрами и громко застонал, когда горячий влажный рот мягко всосал его естество. Тимур с причмокиванием облизал заинтересованно дёрнувшийся член, потёрся носом о сочившуюся предсеменем уретру и принялся сосать так самозабвенно, будто ничего важнее в мире не было. Никита вцепился в его талию, его расфокусированный взгляд остановился на ладной заячьей заднице, колыхавшейся под такт движениям. Ведомый каким-то прихотливым инстинктом, он сжал в копытах пушистые ягодицы и провёл языком по коже меж ними. Тимур замер, непроизвольно дёрнувшись от неожиданно приятного прикосновения. Мокрый язык нежно проводил дорожку по разгорячённой коже, и это было так пошло, так сладко, что пальцы на лапах поджались от наслаждения. Тимур застонал, посылая вибрацию горлом и ещё больше возбудив тем партнёра. А тот, видимо, распробовав новый трюк, принялся с оттяжкой вылизывать анус, вырывая из зайца новые, ранее малоизвестные звуки. Тимур ненавидел умолять — хватило с него покорности и унижений в лабораторном аду. Но сейчас его мысли плавились, как оставленное на солнце мороженое, а с обветренных сухих губ невольно слетали просящие стоны. — М-м-м… фолофо… — невнятно пробормотал он, заполошно дыша. Щекотка вновь вернулась, и заяц задрожал, сильнее отогнув хвостик. Выпустив член изо рта, он выдохнул, пытаясь собрать дыхание, и просипел: — Перейдём… к блюду?.. Никита согласно замычал, и через некоторое время мог лишь стонать и рычать, пока Тимур, высунув от наслаждения язык, скакал на нём, потираясь мехом о крупные яйца. Их спаривание не длилось долго, но было чувственным, как всегда. Протяжно кончив в Тимура, Никита сграбастал его в охапку, и некоторое время они лежали молча, восстанавливая дыхание. Тимур прикрыл глаза, щекотка собралась в одном месте, сосредоточившись у паха, но возбуждение не наступило. — Если верить данным из столичной ботанической википедии, — вдруг произнёс козерог слабым подрагивающим голосом, который у него был всегда после оргазма, — бруснятка содержит вещества, стимулирующие или усиливающие половое влечение или половую активность, проще говоря, она является, в некотором роде, природным афродизиаком. Интернет подгрузился, — добавил он слегка смущённо, когда Тимур, не открывая глаз, издал тихий смешок. — Зачем нам бруснятка, если наш возбудитель всегда с нами? — хрипло уточнил заяц, и козерог, подумав, согласно хмыкнул. В мелких кронах деревьев мерно шелестел ветер. Камыш покачивался из стороны в сторону, мигая коричневыми головками. Природа вокруг дышала радостью и свободой, и два существа, нежно любящие друг друга, следовали за её нежным зовом.