Летучее партнёрство

Эйдена часто называли ебанутым. Иногда странным, авантюрным, даже целый комплимент в «милашку» удалось заполучить от Талии, но вот ебанутым – в первую очередь. Не подумайте, юноша не жаловался: чтобы стать пилигримом, а уж тем более прожить будучи им больше трех лет – нужно либо обладать удачею лепрекона, либо, в самом деле, быть наглухо двинутым. Коудвэллу даже начинал нравится имидж «главного сорвиголовы Базара»: Софи то и дело гоняла молодого человека по темным зонам да по лагерям ренегатов, которые каким-то немыслимым чудом очутились в Старом Велидоре. Ну и иногда территорию около Базара от особенно наглых зараженных почистить. Однако недавно Эйден умудрился переплюнуть вообще все, что он успел учудить в стенах города. А именно он подружился и начал успешное партнерство. С прыгуном. Хотя, это скорее прыгун нашел общий язык с ним. Да и, если уж совсем начистоту, судя по куда более меньшим габаритам, заметно суженной талии и куда более округлым бедрам – это не прыгун, а прыгунья, но это мало что меняет. Почему конкретно эта тварь при встрече не пытается разорвать его на куски или, скажем, утащить куда-то в свое логово, а лишь приветливо урчит, делая своеобразный жест когтистой лапой, Эйден понятия не имел. Каждый раз встречаясь со своей крайне своеобразной знакомой, юноша прокручивал в голове воспоминания о событиях, которые успели приключиться с ним в городе. И покамест ни одно из них не проливало свет на неожиданное дружелюбие со стороны прыгуньи. Появилась она в жизни пилигрима еще более странным образом: возвращаясь однажды с ночной вылазки для Сары и Джейн, которым Эйден уже неделю вторую как приносил детали из темных зон, пилигрим привычным движением перелез через небольшой желтый заборчик на балконе, придерживая подмышкой внушительных размеров ящик деталей. Все-таки, иногда удача ему улыбалась. Надо сказать, что несмотря на свое, так скажем, «эффектное» появление в мастерской девушек, отношение с помощью таких вот поручений удалось наладить. Дошло даже до того, что Эйдена сначала отпаивали чаем, а затем с почти детским любопытством просили рассказать одну-другую байку на ночь, коих у Коудвелла скопилось в избытке во время странствий по миру. А рассказывать Эйден еще как умел, причем не абы как, а в подробностях, с выражением – со вкусом, одним словом. Вот и сейчас пилигрим уже не без улыбки представлял, как его снова встретят, самую малость придушат в объятиях и усадят за стол дабы уболтать на очередную историю, еще более интересной и захватывающей, чем рассказанная в прошлый раз. Поправив металлическую маску, которая закрывала нижнюю часть лица, Эйден трижды негромко постучал по двери, но вдруг периферийным зрением уловил слабое движение на соседней крыше. Инстинктивно пригнувшись и поставив ящик около дверного проема, молодой человек зыркнул в сторону предполагаемой угрозы, и не прогадал: с противоположного уступа на него взирала самая настоящая летунья (по правде, именно самку Эйден видел впервые). Тварь буквально буравила пилигрима своим жутким взглядом, что-то стрекоча на своем. Простояв в оцепенении несколько мгновений, Эйден все же вспомнил, что стоит под УФ-шкой, и зараженная ему ничего не сделает, разве что ядом плюнет, по сему поспешил распрямиться. Только вот существо все не теряло интерес, поэтому, втянув носом пыльный ночной воздух, будто оценив обстановку, тоже распрямилось, как бы подражая движению паркурщику, и продолжило его разглядывать. К счастью, дверь позади пилигрима поспешила открыться, из-за которой выглянуло приветливое лицо Джейн. Завидев ее, летунья нырнула в глубь противоположного здания и скрылась из виду, оставляя Эйдена с недюжим удивлением (и подозрением на предмет несвежести недавно съеденной тушенки), так что открывшей дверь мастерице пришлось сильно дернуть пилигрима за рукав, дабы привести в чувство. Списав увиденное на усталость, Коудвелл повернулся в сторону Джейн и слабо улыбнулся, после чего подхватил стоящий у проема ящик и прошел внутрь вслед за девушкой. На вторую ночь повторилось все то же самое. Затем на третью. А вот на четвертую и пятую уже стало не смешно. Словом, знакомство у них не то что бы заладилось. Эйден все еще видел в ней прямую угрозу, однако шарахаться при каждом ее появлении, как это было в первый раз, перестал. Несмотря на то, что банальное любопытство все росло при каждом появлении «бракованной» летуньи, инстинкт самосохранения, все же, перевешивал. Но однажды случилось одно неприятное «но». И это «но» - прыгунье гнездо. Одним днем Эйден туда провалился. Пол, который, казалось, мог удержать даже громилу, содрогнулся под упавшим шкафом, инстинктивно сваленным Коудвеллом на приближающегося кусаку, и в считанные секунды рухнул под пилигримом, отправляя оного в кратковременный свободный полет. Благо, навыки не подвели: даже в такой суматохе парень, приземляясь с высоты минимум двух этажей, «на автомате» выполнил перекат, после чего резко хлопнул по плечу, к которому был примотан фонарик. Биомаркер противно запищал. Судя по всему, провалился он в какой-то небольшой универмаг, который сначала казался достаточно безопасным и вполне даже заманчивым в плане припасов. Однако оглушительный вой, что донесся из глубины помещения, а также стремительно приближающийся к нему топот крайне быстро начинали убеждать в обратном. Что есть силы бегун рванул в сторону расположенного по правую руку эскалатора. За спиной усиливался топот, а также до жути знакомое тяжелое пыхтение. Медлить было нельзя. Добравшись до второго этажа, Эйден проскользнул под не полностью закрытой гаражной дверью. Оказавшись по ту сторону, он схватился за цепочку, которая, по всей видимости, регулировала высоту двери, после чего с силой дернул ее вниз, закрывая дверь полностью. Как раз через секунду что-то будто бы врезалось в нее, после чего завыло и принялось что есть силы колошматить по металлу. Набрав скорости, Эйден побежал в зал. Глаза судорожно искали хоть какой-то намек на выход. Первой идей было попытаться покинуть злосчастное место через входные двери: так уж точно будет наверняка. Только вот обычно таковые были либо заставлены баррикадами, либо содержали кусак в избытке, либо все вместе. Поэтому такой вариант побега был благополучно отброшен. Куда более здравой мыслью казалось подняться на спасительную крышу через дыру в потолке на третьем этаже, что была отчетливо видна Эйдену. Взяв разбег, пилигрим прыгнул на оградительный бортик, оттолкнулся от него, как следует прицелился и метнул «кошку» в еще худо-бедно держащуюся люминесцентную лампу. Пролетев над своеобразной пропастью и под аккомпанемент из стонов зараженных и вою, что доносился все громче с главного холла, юноша ловко ухватился за выступы в кирпичной стене и начал активно лезть вверх. Примерно в это же мгновение гаражные двери на втором, а затем и на первом этажах сдались и, скрипнув напоследок, слетели, впуская в помещение разъяренных и, по всей видимости, голодных прыгунов (Эйден насчитал порядка шести). Один из них, самый шустрый, взял разбег на втором этаже и с оглушающим ревом направился в сторону пилигрима. Коудвелл стремительно карабкался вверх, стараясь достичь заветной пробоины в потолке, но видя, как ближайшая тварь, заорав в эдаком подобие боевого клича, оттолкнулась от пола и прыгнула в его направлении, юноша резко повернулся и вытянул правую ногу в направлении нападающего. Как и рассчитывал молодой человек, прыгун налетел на подошву ботинка и со свистом полетел вниз. Неожиданно уступ, за который держался Эйден, начал сыпаться и так и норовил отвалиться от стены. Резко толкнувшись, парень уцепился за выпирающую из обломков потолка арматуру, благодаря которой впоследствии подтянулся на третий этаж. Быстро оглядев комнату на наличие прыгунов, которые, по всей видимости, сообразили, куда конкретно он залез, в связи с чем крайне энергично перемещались в сторону лестничного пролета. К слову, количество преследователей заметно возросло. Эйден что есть силы рванул в сторону раскрытой лифтовой шахты, надеясь через нее покинуть злополучное гнездо. Откуда-то сзади, где располагалась дверь с лестницей, послышались знакомые удары о металл, которые почти тут же сменились глухим грохотом от падения чего-то тяжелого и оглушительным воем. Перемахнув через офисный стол, пилигрим продолжил движение, всячески увиливая от норовящих вцепиться кусак. Вскоре показалась дверь в коридор и спасительная табличка «Выход». Тяжелое пыхтение и громкие шаги все приближались. Юркнув через проем, Эйден спешно закрыл за собой дверь, после чего, не раздумывая, подпер ее стоящим в аккурат рядом шкафом. Казалось бы, уже можно частично выдохнуть: заветная шахта была прямо перед ним. Вот он, выход из этого «филиала ада»… По двери справа донесся удар. Затем еще один, после которого она, словно отброшенная каким-то взрывом, вылетела из проема и ударилась о стену. Из темноты показалась жуткая рожа с раздвоенной челюстью. С отнюдь не дружелюбными намерениями. По правде говоря, Эйден впервые дрался с летуном один-на-один. Хотя, если уж совсем честно, то он в принципе впервые дрался с таковым, а не удирал в сторону ближайшего источника ультрафиолета, попутно припоминая все самые нелицеприятные выражения. Поэтому сейчас Коудвеллу, впервые за несколько лет, стало действительно страшно. Очень немногие были способны выстоять в открытом бою с этим чудищем, выйти победителем – вообще, можно сказать, единицы. Рука Эйдена быстро метнулась к поясу, где все это время был закреплен ультрафиолетовый фонарик. Вот он уже в ладони и готов к активации, но… Неожиданно Эйдена скрутил приступ. Бедный юноша осел на пол, извиваясь в неестественных конвульсиях, громко пыхтя и надрывисто дыша. Все звуки смешались в одну общую кашу: вой и стрекотания прыгунов, оглушительный писк биомаркера, который сейчас чуть ли не надрывался, его собственные крики. Летун что-то угрожающе прорычал, после чего встал в стойку и приготовился к прыжку. Все, Коудвелл, ты теперь обед и ужин в одном экземпляре. Существо оттолкнулось от пола, но тут же было отброшено чем-то тяжелым. Сквозь помутненное зрение, Эйден смог кое-как разглядеть сгорбленную фигуру, что сейчас прикрывала его собой. Может, конечно, ему чудиться, но кого-то она ему точно напоминает. Прыгун взбешенно зарычал, и, что самое поразительное, «фигура» зарычала в ответ, но куда менее басистым тоном и набросилась на оппонента. Завязалась потасовка. Тем временем, приступ отступал; четкое зрение и здравомыслие потихоньку возвращались. Кое-как поднявшись на ноги, глазам пилигрима предстала такая картина: прыгун, что пару мгновений назад был готов разодрать его в клочья, боролся с… еще одним прыгуном, только куда более меньшим. Эйден тряхнул головой: игрой воображения это точно не было. И тут пришло узнавание: это ведь она, та самая «бракованная» летунья. И теперь, она его защищает, можно сказать, предает своих. Хотя, судя по тому, что сейчас нападавший благополучно придавил ее к полу, была она… не в выигрыше. Собрав остаток сил, Эйден выхватил из ножен военное мачете, после чего замахнулся и со всей силы ударил по морде прыгуна. Это хватило, чтобы существо ослабило хватку. Ну и переключило внимание на парня. Летунья, воспользовавшись моментом, ударила прыгуна в живот, окончательно спихивая с себя, после чего с боевым ревом дважды ударила своими огромными лапами в туловище. Не давая прыгуну опомниться, из-под правой руки летуньи вновь вылетел Эйден, нанося стремительные удары с помощью мачете. Прыгун предпринял контратаку, но был остановлен на полпути ударом в торс от зараженной. Коудвелл же довершил эффект крепким локтевым ударом в челюсть существа. Тогда Эйден был и правда был удивлен, как он мог так слажено работать с той, которой должен был бояться, как огня. Да и кооперировались они оба столь синхронно, будто бы уже не первый год взаимодействуют. Однако факт остается фактом: спустя нескольких таких серий, атакующий прыгун, еле-еле держась на ногах, отполз в сторону дверного проема, из которого явился несколькими минутами ранее, после чего, что-то гневно прорычав, нырнул в темноту комнаты. Вернув мачете в ножны, Коудвелл зыркнул на свой биомаркер. Из четырех огоньков зеленым горел только один, да и то очень слабо. В дверь же, забаррикадированную с помощью шкафа, долбить не переставали. Более того: она уже потихоньку начинала деформироваться, у замка в особенности, так что можно было разглядеть жуткие туловища ломящихся прыгунов. Времени у пилигрима критически мало, решение нужно было искать как можно быстрее. Летунья, к слову, прекратив угрожающе рычать в сторону улизнувшего прыгуна, теперь переключила внимание на Эйдена, в частности, на оглушительно пикающий браслет. Вряд ли она знала, зачем людям эти штуковины. Во всяком случае, носили их все в этом городе, даже некоторые разносчики. Правда, у последних маркер горел полностью красным (у тех, у кого таковой еще работал). Единственное, что сейчас откровенно раздражало летунью, судя по большей хмурости и сморщенному носу, был писк этого самого «браслета» на руке пилигрима. Эйден тем временем лихорадочно перебирал все возможные и невозможные варианты, пытаясь найти спасение из почти безысходной ситуации, пока наконец не вспомнил, что еще перед выходом он приобрел у одного торговца Базара пару УФ-ламп, одна из которых была как раз прихвачена с собой, на всякий случай. Рывком запустив руку в недра рюкзака, юноша с облегчением нащупал ручку факела. Выудив предмет, он уже было собирался дернуть за кольцо, приводящее к активации, но вдруг остановился. Повернувшись в сторону летуньи, которая до сего мгновения любопытно рассматривала Эйдена, пилигрим крикнул: «В лифтовую шахту, живо!», и, не будучи уверенным в том, что существо все еще понимает человеческую речь, сделал характерный жест рукой. Прыгунья вопросительно изогнула голову, но, заметив в правой руке Коудвелла факел, закивала и резво нырнула в темноту шахты лифта. Помещение озарил лиловый свет. С тех пор они часто пересекались. Пилигрим даже в шутку окрестил ее «личным проводником по темным зонам». И не сказать, чтобы он был этому рад. С одной стороны, довольно полезно заручиться поддержкой прыгуна. Причин было масса: во-первых, она без особых усилий может раскидать с дюжину кусак, тем самым освободив путь; во-вторых, ей ничего не стоит сделать брешь, пускай даже небольшую, в бетонной стене, через которую юркий пилигрим мог попасть в забаррикадированное помещение; в конце концов, она даже может саботировать погоню, уведя преследующих прыгунов и разносчиков по ложному следу. Но с другой, она все еще прыгун. Никто не знает, что на самом деле эта странная летунья задумала. Вдруг эти твари настолько эволюционировали, что научились вот так вот дурачить выживших? В конце концов, разве Эйден мог гарантировать, что в одну из их случайных встреч она не перепутает его с другим выжившим и не наброситься на него? Не безопаснее ли начать избегать её? И все же, какая-то часть Коудвелла упорно твердило об обратном. Была ли это чуйка, которая не раз вытаскивала пилигрима из неприятностей? Одержимость поисками сестры, из-за чего Эйдену она чудиться чуть ли не в каждом обращенном? Или, может быть, он просто увидел в ней самого себя, такого же одинокого и потерянного в этом наглухо двинутом мире? В конце концов, она ему, черт возьми, жизнь спасла в той темной зоне! Словом, пилигрим еще не спешил полностью доверять свою шкуру огромной и жуткой летунье: покамест, между авантюризмом и осторожностью лидировала последняя. Однако, справедливости ради, свой определенный кредит доверия обращенная заработала. Во всяком случае, в ее присутствии Эйден уже не держал руку на рукояти мачете, закрепленном на поясе, да и само расстояние, приемлемое для них обоих, сократилось до расстояния вытянутой руки. Вблизи летунья довольно существенно отличалась от остальных представителей своего, так скажем, вида: как уже до этого подметил Эйден, она была куда меньше и ниже, чем другие прыгуны. Лицо с раздвоенной нижней челюстью, теперь напоминающей жвалами, выглядело куда человечнее, начиная с оттенка кожи, который был менее пепельный и куда сильнее напоминал телесный, и заканчивая минимальной мимикой. Все же, мышцы лица, ввиду ненадобности вирусу, частично атрофировались. Что до языка тела и жестов, коими прыгунья обладала в избытке, то даже походка очень сильно выделяла ее среди остальных заражённых: если среднестатистический прыгун перемещался как примат и редко выпрямлял спину (ввиду первого фактора, вероятно), то ее движения выглядели более человечными. Более того, судя по манере ходить в обществе Эйдена на исключительно прямых ногах и с едва ли не идеальной осанкой, до обращения его новообретенная знакомая точно была либо сотрудником полиции, либо кадровым военным. Одним словом, жизнь у Эйдена все веселее и веселее.

***

- Птичка! Надо спасти Птичку, - вдруг говорит Барни, нервно кусая внутреннюю сторону щеки. Поняв, что визуально его нервозность видно невооружённым взглядом, напыщенно добавляет: «Без него я хрен куда пойду!» - Кого? – недовольно вопрошает Эйден, с приподнятой бровью буравя парня перед собой. Он и так порядком злой из-за его упрямства, так он еще куда-то мотаться ему предлагает! - Он зараженных на себя отвлек, чел. Если б не Птичка – я б кончил как Коджак! – энергично ответил бегун. – Понимаешь, я его мамке живым вернуть обещал: зеленый он еще. Коудвелл испустил раздраженный вздох, сжав левой рукой переносицу. Сейчас больше хотелось было взять Барни за шкирку и волоком потащить на Базар к сестрице на поучительную беседу, нежели вытягивать очередного выжившего из темной зоны. Однако тогда чем он лучше тех же бандитов, или даже зараженных? С какого это вообще хрена Эйден колеблется между выполнением задачи и спасением человеческой жизни?! - Ладно, куда он пошел? – выдохнув, наконец говорит пилигрим. - В сторону зданий по левую сторону от этого, - говорит Барни, неопределённо махая правой рукой. - Ясно. Запрись здесь и жди меня. – командным тоном констатирует Коудвелл. – Если маркер начнет краснеть – прими вот это. - Что это? – удивленно произносит бегун, принимая из рук пилигрима два небольших фиолетовых ингалятора. - То, что не даст тебе обратиться. Скоро буду, - все тем же тоном чеканит Эйден, после чего покидает пределы подсобного помещения и закрывает за собой дверь. В первую очередь, нужно было найти хотя бы минимальные подсказки, где искать Птичку. Пригнувшись, дабы не привлечь внимание спящих кусак, Эйден медленно спустился по ступенькам на первый этаж. У колонны рядом с выходом была небольшая кровавая отметина, напоминающая ладонь. Вот и первая зацепка. Подобравшись к находке поближе, Эйден внимательно ее осмотрел. След некрупный, так что это вряд ли был кусака или другой зараженный. Кровь свежая, оставлена совсем недавно. Кроме того, судя по существенной стертости, оставивший ее сильно торопился. Нетрудно заключить, что отметина принадлежит Птичке. Покинув территорию темной зоны, пилигрим повернул налево и побежал в сторону выстроенных вряд домов, попутно уклоняясь от особо нахальных зараженных. Совсем скоро Эйден приблизился к строениям и совсем скоро заметил, что подоконник одного из окон на первом этаже сильно испачкан кровью, все также свежей. Пнув ногой подбирающегося справа кусаку, Коудвелл забрался в помещение и чуть не споткнулся о труп зараженного. Немного поодаль лежал еще один, с размозженной головой. Кое как пробравшись мимо них, юноша с рывком уцепился за уступ, на котором вновь располагалась кровавый след ладони, и, подтянувшись, залез на второй этаж. Первое, что сразу привлекло внимание Эйдена, был мужской, даже юношеский голос, напевающий какую-то песню, поздравительную, судя по содержанию. Пилигрим иногда такие слышал, когда еще кочевал от одного лагеря выживших к другому: их поют тем, у кого наступил день рождения. На мгновение в голове промелькнула злая мыслишка, с издевкой напоминающая, что ему-то, Эйдену, такую песню никто не пел. Да и сам он вряд ли смог бы точно сказать, когда у него это самый день рождения. Тряхнув головой, дабы избавиться от ненужной мысли, Коудвелл нырнул в сторону комнаты, балкон которой выходил на соседнюю крышу: по мнению Эйдена, оттуда забраться на третий этаж будет проще. Разогнавшись, юноша оттолкнулся от перил и ловко перелетел пропасть между зданиями. Достигнув нужной поверхности и сделав перекат, пилигрим подпрыгнул и взобрался на дымоходную трубу. Сделав завершающий прыжок, Эйден схватился за уступ и нырнул в помещения. Пение слышалось все отчетливее. Проскользнув через баррикаду из шкафа и тумбочки, коими был заставлен проход в одну из комнат, глазам Коудвелла предстал молодой человек шестнадцати – семнадцати лет, сидевший на полу и сжимавший уж алую от впитавшейся крови повязку. Неожиданно, Эйдену пришло осознание, что перед ним был не просто новичок в деле паркура, как очень красиво расписывал Барни, а самый настоящий ребенок, впервые выбравшийся за территорию Базара с полной уверенностью, что он все может и все ему по плечу. И Барни решил, что прикрываться таким, как Птичка – вариант?! - Эй… а ты… собственно, кто? – заметив присутствие пилигрима, слабо проговорил раненый. - Я Эйден. От Барни. – коротко ответил юноша, опускаясь на одно колено и осматривая рану. Артерии не пробиты, кровь густая. Сам порез крупный, но не глубокий; если вовремя перебинтовать и обработать, то должен затянуться сам. Однако, судя по нешуточно большой луже крови и очень бледному Птичке, имеет место быть обильная кровопотеря. Хреново. - А… конечно… старина Барни… Он ведь жив, правда? Кристаллы с ним? – с небольшой улыбкой, которая, очевидно, давалось ему с трудом, говорит парень. Даже сейчас, на пороге смерти, он продолжает интересоваться, как дела у его «дружка», который его оставил умирать. От одной этой мысли у Эйдена непроизвольно сжимались кулаки. С Барни он еще точно поговорит… Но сначала надо вернуть Птичку обратно на Базар, в теплые объятия матери. - Жив, - коротко отвечает Коудвелл, добавляя про себя ехидное «пока что». – И жив он только благодаря тебе. - Хах… выходит… я теперь… герой, правда? – с усмешкой произносит Птичка, сквозь голос которого так и сочиться гордость за свой поступок. - Определенно. Только давай, чтоб не посмертно, - быстро говорит Эйден, после чего резким движением стягивает со спины рюкзак и выуживает оттуда красный чемоданчик с белым крестом. Поставив его на пол и раскрыв, пилигрим вынул упаковку стерильных бинтов и небольшую баночку со спиртом. Промокнув марлю обеззараживающей жидкостью, юноша снял повязку, которая была все это время на Птичке и уже порядком не справлялась со своей задачей, и ловко заменил новой. Осмотрев результат проделанной работы и удовлетворившись, Эйден принялся придумывать дальнейший план действий: надо же как-то дотащить парня до Базара. Путь по крышам – не вариант однозначно. Птичка и так еле на ногах стоять может, о паркуре и речи идти не может. По улицам идти – тоже не вариант: если от кусак или даже пары разносчиков Эйден может и с горем пополам отобьется, то вот от крикуна – навряд ли. Нет, сами по себе они донельзя хилые: хватит и пары ударов, чтобы принести ему вечный покой. Но если хоть один из них заорет, то погоню они точно не переживут. В здании оставаться они также не могут, поскольку УФ факелов точно не хватит, чтобы пережить ночь. Идей категорически не хватало: Коудвелл и не заметил, как начал расхаживать из стороны в сторону в попытке найти нормальный выход из положения, чем существенно озадачил Птичку. Можно было бы, конечно, поднапрячь Айтора или Софи, только вот еще не ясно, успеют ли они до того, как у них покраснеют маркеры. Неожиданно в тот же уступ, за который минутой ранее ухватился Эйден, кто-то вцепился и мгновенно взобрался в помещение. Пилигрим резко повернулся в сторону забаррикадированного прохода, инстинктивно выхватывая из ножен сделанный из дорожного знака топор. УФ фонарик был также отсоединён от пояса и приготовлен к использованию. Шаги по ту сторону были тяжелыми, слышалось тяжелое дыхание и время от времени негромкое стрекотание. Прыгун, без сомнений. - Кто это… там? – уже чуть бодрее спрашивает Птичка, но в его голосе уже четко слышится испуг. - Летун. Явился, падла, на запах крови, - чеканит Эйден, крепче сжимая оружие. Все же решив как-то обнадежить паренька, который, казалось, побледнел еще сильнее и вжался в угол комнаты, пилигрим добавляет: «Не волнуйся, я тебя вытащу». - Н-нам конец! Н-никто еще н-не см-м-мог выжить в др-р-аке с ними… - запинаясь, испуганно говорит раненый. - Это мы еще посмотрим. Тем временем тварь медленно приближалась к баррикаде. Вот уже огромная когтистая лапа пролезла через щель и коснулась дверцы шкафа, затем – уже нога и часть торса; наконец, существо протиснулось сквозь баррикаду и оказалось в комнате. Птичка испуганно пискнул, сильнее вжавшись в стену и что есть силы вцепившись в гаечный ключ, который использовал как оружие. Вероятно, так близко прыгуна он видит впервые. Если он вообще его хоть когда-нибудь видел. Существо тем временем хищно оглядывала присутствующих в помещении, широко расправив руки и ноги, а также чуть ссутулившись (боевая стойка, не иначе). Однако, как только вошедшая замечает Эйдена, то тут же расслабляется и чуть раздвигает жвалы по дуге в подобие улыбки. Мгновение – и пилигрим также возвращает топор в ножны и крепит фонарь обратно на пояс. Что сказать, «бракованную» летунью он узнает где угодно. - Это ты, - облегчённо вздохнув, говорит Эйден, приподнимая правый кулак, в который тут же летунья легонько бьет своим в качестве приветствия. – Признаться честно, ты то мне сейчас и нужна. В ответ прыгунья изогнула голову набок, будто удивилась. Сохранись у нее хоть одна бровь – она бы точно оную приподняла, как бы довершая эффект. - Вот его надо довести до Базара, - указав на Птичку, начинает Эйден, но вдруг останавливается. Он вряд ли мог сказать наверняка, что его знакомая знает, что такое и где находиться этот «Базар», в связи с чем аккуратно вынимает из кармашка рюкзака сложенную в четыре раза карту. Развернув ее, Коудвелл ткнул пальцем в центр самого левого его участка, где был изображен Старый Велидор. – Вот сюда, если точнее. Летунья внимательно посмотрела на указанное место, после чего коротко кивнула. - Загвоздка в том, - продолжил пилигрим, - что он ноги еле-еле передвигает, так что я понятия не имею как его туда тащить. Есть мысли? Вопрос был скорее рассуждением вслух, нежели таковым в полной мере, но на мгновение Эйдену показалось, что летунья может как-то помочь. Однако это мгновение продлилось недолго, после чего пилигрим резко хлопнул себя по лбу. - Кого я, блять, вообще спрашиваю? – устало изрек Эйден. - Пока что самое разумное – пройти по улицам. С моей помощью, само собой. Эйден резко поднял голову и огляделся по сторонам. Нет, ему точно не послышалось: совсем рядом с ним прозвучал голос. Что самое странное – женский. - Отлично, у меня теперь еще и глюки. Спать надо больше, а то так и ты у меня говорить начнешь, - с усмешкой изрекает пилигрим, неопределенно указывая на прыгунью. - Я и без твоих недосыпов говорю вполне нормально, - летунья раздраженно, как показалось Коудвеллу, рыкнула и несильно толкнула его лапой в грудь. Пилигрим так и застыл, широко раскрыв глаза. - ТЫ ГОВОРИШЬ?! – Эйден и не заметил, как перешел на крик, отчего Птичка, и так перепуганный до полусмерти, вздрогнул как током прошибленный. - Так точно, - коротко изрекает летунья, после чего поворачивает голову набок. – Ну так мы идем или будем ждать, пока твой друг не помрет от кровопотери? Эйден по-прежнему пораженно хлопал глазами. Впервые в жизни он видел зараженного, способного на осмысленную речь. Если раньше пилигрим считал странную привязанность прыгуньи чем-то крайне странным, но хоть немного объяснимым, то теперь неожиданно открывшаяся способность напрочь смела все робкие догадки и теории, что строил в своей голове юноша. Теперь в мозгу сидела лишь одна фраза, которая больше напоминала огромный мигающий красным баннер: «Она, блять, говорит!» - Да, к-конечно, - отвиснув, кое-как отвечает Коудвелл. - Замечательно. Тогда хватай его и пошли на первый этаж, - с этими словами летунья шустро пошла в сторону круговой бетонной лестницы, которой повезло не рухнуть под тяжестью времени. Пилигрим коротко кивнул, после чего направился в сторону перепуганного Птички. Паренёк все также очень сильно сжимал оружие, так что Коудвэллу потребовалось приложить усилие, чтобы его конфисковать. Затем Эйден достал из кармана спортивного худи красный ингалятор и протянул его бегуну. - Это траву лечебные, в виде порошка. Прими, полегче будет. Птичка перестал трястись (наверно потому, что прыгунья скрылась из виду), после чего рывком взял у Эйдена протянутую вещь. - Это ведь бы… п-п-п-прыг-гун? – после приема препарата с запинкой спрашивает молодой человек, возвращая пилигриму пустой ингалятор. - Я потом все объясню. Когда-нибудь, - ответил Эйден. – А сейчас – давай-ка отсюда валить. Подхватив под руку бегуна, пилигрим направился к ожидающей его летунье.

***

- Крикун, справа от тебя. – шипит Эйден, указывая свободной рукой на маячившую из-за стены одного из домов фигуру заражённого. - Принято. Стой тут и жди команды, - рапортует прыгунья, после чего переходит в боевую стойку и ускоряется в сторону угрозы. На самом деле, Коудвэллу просто охренеть как повезло обзавестись такой напарницей, как летунья: любую толпу из кусак и разносчиков она разносит на ура, другие прыгуны на нее никак не реагируют, а те из них, кто слишком быстро обнаруживают Эйдена с Птичкой, получает в ответ рычание и всяческие угрозы. На прыгуньем, само собой. Что до крикунов, так им зараженная, учитывая, как правильно отгадал Коудвэлл, свое военное прошлое и навыки, приобретённые там же, легко сворачивала шею. Тварь даже пискнуть не успевала, лишь обмякала и оседала на пол. Вот и сейчас вновь послышался неприятный хруст и звук падающего тела, а затем – короткое стрекотание, тот самый сигнал, извещающий о безопасности дальнейшего движения. Коудвэлл незамедлительно вынырнул из укрытия, таща за собой раненого. - Долго нам еще? – спрашивает летунья, стряхивая остатки крови со своих огромных лап. - Вон та церковь, - указав левой рукой в сторону светящегося здания, говорит пилигрим. Летунья коротко кивает, после чего продолжает движение вдоль улицы. Эйден следует за ней, изловчившись при этом кое-как стянуть свободной рукой УФ-фонарь с ремня и привести в его в боевую готовность. Несмотря на все усилия напарницы (да, теперь ее можно так называть), некоторые особо удачливые кусаки успевали к ним с Птичкой подбираться. Обычно ловкого пинка в грудь хватало, чтоб отбросить зараженного на шаг-два назад, однако ультрафиолет, к которому твари были по-прежнему чувствительны (пусть и находились они на солнце большую часть времени), с задачей справлялся заметно эффективнее: кусаки и разносчики пятились назад, пытаясь закрыться деформированными руками от выжигающего света. Надо сказать, что пара красных ингаляторов с лечебной смесью справились на ура: Птичка перестал скулить от боли и мог без особых проблем передвигаться быстрым шагом. Он даже одному зараженному умудрился наотмашь кулаком в рожу заехать – настолько целительная смесь хорошо работала. Тем временем улица осталась позади. Впереди возвышался знакомый забор с намотанной колючей проволокой поверху и понизу, а также ограда из ультрафиолетовых ламп. Они добрались - Дальше ты сам, - коротко изрекает летунья, поворачиваясь лицом в сторону Коудвелла. – Мое общество твоим друзьям не придется по вкусу. Пилигрим коротко кивает, и уже собирается пройти вместе с Птичкой к воротам, но вдруг крепкая ладонь хватает его за предплечье левой руки, тем самым останавливая. - Как доведешь своего друга до дока, встретимся на вон той крыше, - летунья указала на дом «через один» от ближайшего. – Нам, очевидно, стоит поговорить. Коудвелл повторно кивает, после чего летунья разжимает лапу и дает возможность выжившим дойти до Базара. И не в коем случае отказывает себе в удовольствие понаблюдать, как Эйден эффектно вышибает дверь с ноги и что есть силы орет «Нужна Вероника, срочно!»

***

Как только Птичку определили в лазарет и оставили наедине с врачом, пилигрим направился в один из амбаров, где, судя по голосам, ошивался Барни. Неожиданно, на самом выходе из медицинского блока пилигрима вылавливает какая-то женщина средних лет и мертвой хваткой в него вцепляется. - Это ведь Вы спасли моего сыночка, правда? Вы? Ах, как я Вам благодарна, даже представить не можете! Он у меня один-единственный, хороший, смелый … - затараторила она, с восхищением и благодарностью глядя на Эйдена. Тот, в свою очередь, удивленно вскидывает бровь, пытаясь вспомнить (или хотя бы угадать), кто перед ним. - Вы… мама Птички? – наконец вставляет свою реплику Коудвелл в нескончаемый поток благодарностей женщины. - Натана, - поправляет она пилигрима. - Ага… ну, эм… рад стараться? – кое-как отвечает Коудвелл, неловко улыбаясь. Вдруг женщина отпускает пилигрима и начинает копошиться в небольшой дорожной сумке, перекинутой через плечо. - Вот, прошу возьмите, - говорит она, протягивая средних размеров мешочек, в котором позвякивала немаленькая горстка монет. Коудвелл еще сильнее удивляется, глядя на протянутую вещь. С одной стороны, деньги никогда лишними не бывают. Но с другой, брать их с женщины, которая и так живет небогато, - настоящее скотство. - Оставьте себе, - наконец говорит Эйден, аккуратно отодвигая протянутую ладонь в сторону и, развернувшись, пошел в сторону амбара с Барни. С ним еще остался разговор. Достигнув нужного помещения, пилигрим медленно открывает дверь, после чего заходит внутрь. Интерьер, кстати, ничем не примечателен: самый что ни на есть обычный склад, в котором хранят собранный урожай и рассказывают небылицы ребятишки при свете «керосинки». - Опять ты. Шпионишь, что ли, за мной? – нахально начал обитатель комнаты, резко вскочив с бочки, на которой мгновение назад расслабленно сидел. - Тебе есть, что скрывать? – вопросом на вопрос отвечает пилигрим, прагматично глядя на Барни. - Не твоего мозга дело, - грубо бросает бегун. Заметив, что пилигрим так и не сдвинулся с места и продолжил все также буравить его взглядом, добавляет: «Хули вылупился?!» Эйден растянулся в недоброй ухмылке, частично остававшейся скрытой из-за металлической маски. Глаза угрожающе поблескивали, так что даже пыл Барни слегка притупился возникшим невесть откуда страхом. - Просто интересно: скольких еще ты готов отправить на тот свет, чтобы выделиться перед сестренкой, - язвительно ответил пилигрим, медленно, почти расслабленно потирая костяшки правой руки. – Птичка, Коджак, - кто еще? Барни едва не поперхнулся воздухом от возмущения и накатившей злости. То, на что Коудвелл сейчас рассчитывал. - Ты нихера не знаешь о моих людях! Птичка вообще мне как брат, - наконец визгливо почти закричал Барни. - Да что ты, правда? – не меняя тона, спокойно говорит пилигрим. – Будь он хоть на сотую долю так тебе дорог, как ты пытаешься меня убедить, - ты бы бросил эти кристаллы и тут же бы метнулся к нему, а не сбежал на Базар. - За «сбежал» я и наподдать могу! – еще более свирепеет брат Софи. – Короче, газель в капюшоне, если ты мне мораль пришел читать – то ты не по адресу. А по другим вопросам есть Софи, усек? В ответ Эйден растянулся в еще большей улыбке, что теперь больше походила на оскал. - Але, пилигрим у тебя батарейки сели? - Нет, не сели. Я думаю. – с этими словами Коудвелл делает шаг вперед. – Ребра, рука, челюсть, - что из этого мне будет проще тебе сломать. И, кажется, ответ я знаю. Резкий рывок – и Коудвелл делает два коротких, но тяжелых удара в туловища бегуна, отчего последний оседает на пол, болезненно скуля, после чего выходит из помещения и направляется в сторону торговой части Базара, а именно – в мясную лавку, бросив короткое «Это тебе за Птичку». Все же, летунью стоит хоть как-то отблагодарить.

***

Подниматься на крышу назначенного здания пришлось традиционно, по лестнице. А то карабкаться по уступам, держа в руке немалых размеров мясную рульку – крайне не с руки. Благо кусак там практически не наблюдалось: ночь же, в конец концов. На самом деле, крыши Эйден любил больше, чем ходьбу по улицам. Первая, и самая главная причина – безопасность: редкий кусака забирался так высоко, а если и забирался – тут же отхватывал крепких лещей от выживших, которые там же встречались в разы чаще. Вторая причина была куда более субъективна: Коудвэллу банально нравилось преодолевать препятствия, взбираться на уступы, нравилось вдыхать воздух, который, казалось, был тут гораздо чище, нравилось греть вспотевшее от интенсивного забега лицо под солнцем, иногда даже снимая с себя металлическую маску и стягивая капюшон ветровки, - словом, пилигриму нравилась атмосфера, царившая на вершинах зданий. Вот и сейчас Эйден не смог сдержать ухмылки, когда его обдул свежий ночной воздух, который будто бы еще не впитал того отвратительного запаха, что господствовал в городе. В такие моменты ему казалось, что падения вовсе не было, что по улицам еще не ходят кусаки и не рыщут прыгуны и что еще можно спокойно выходить за пределы безопасных зон, не боясь за собственную жизнь. Однако, где же его знакомая? Не перепутал же он крыши? Только лишь эта мысль успела промелькнуть в голове пилигрима, как рядом приземлилось и, судя по звуку, перекатилось что-то тяжелое, и послышался знакомое тяжелое пыхтение. - На вот, это тебе, - с ухмылкой говорит пилигрим, протягивая летунье мясную рульку. – Заслужила. - Благодарю, - она кивнуло, после чего взяла протянутый кусок мяса и, вцепившись в него зубами, начала свою «трапезу», отчего Эйден даже как-то не хорошо стало. Да и есть расхотелось. Покончив с рулькой, прыгунья села рядом с Эйденом, который сейчас старательно пытался добить банку тушенки и не выплюнуть ее обратно от звуков, что издавала его напарница во время своего «ужина». - Знаешь, твои навыки меня впечатляют, - вдруг начинает летунья, поворачивая голову в сторону пилигрима. – В Башне ты был бы на вес золота. - Где? – вопрошает Эйден, отложив тушенку в сторону. Аппетит был полностью сбит. - Неважно. Последовало недолгое молчание, нарушаемое лишь стрекочущими сверчками и стонами зараженных внизу. - Слушай, а… как ты вообще можешь говорить? Что-то я не видел, чтоб у тебя… ну, челюсть двигалась, - задается вопросом Эйден, привлекая внимание своей знакомой. В ответ она лишь стучит пальцем по своему правому виску, почти полностью повернувшись к Коудвэллу. - Телепатия. Что-то типа. Пилигрим задумчиво хмыкнул, повернув голову в направлении Базара, однако совсем скоро загорается новыми вопросами. - А зовут тебя как? Помнишь свое имя? И кем ты была до падения? Летунья лишь издает какой-то непонятный гортанный звук, чем-то отдаленно напоминающий смешок. - Однажды я точно тебе расскажу, Эйден. Однажды, - таинственным голосом изрекает наконец зараженная, хитро щурясь. Заметив замешательство на лице человека, все с той же спокойной интонацией добавляет: «Я слышала, как твои называли тебя так. По рации» - Ловка ты, однако, - с усмешкой произносит пилигрим, после чего разговор вновь затух. На улице, кстати, уже начало светать. Несмелые лучи света, как будто боясь, пробирались по улочкам, переулкам, проходили сквозь открытые окна и двери, потихоньку привнося в город свет. Тишину разрывает какой-то писк. Летунья приподняла правую руку и глянула на запястье, на котором неожиданно обнаружились часы. Странно, что он на ее руке их не заметил. - Мне пора. Надеюсь, в следующую нашу встречу тебя не придется вытаскивать из неприятностей, - с коротким гортанным смешком произносит летунья, после чего поднимается на ноги. Пилигрим тоже поднимается и, на прощание, протягивает правую руку, которую летунья с готовностью аккуратно, чтобы ему ничего не сломать и не раздавить, жмет, после чего с глухим свистом спрыгивает с крыши и в ускоренном темпе направляется куда-то в своего логово.