Шею неприятно тянуло. Дрожь пробивала тело. Антон зевнул, подмял клубок из носков под голову и притянул ноги ещё плотнее к груди. Усовершенствованная поза эмбриона казалась единственным правильным решением.
На улице было девятнадцатое ноября. Не самая тёплая осень за последнее время. Хорошо, если есть градусов минус пять. Отопление, честно, не чувствовалось от слова «совсем». Особенно тяжело переносил это Шастун — по полу всегда тянуло больше. Хотя, судя по периодическому шуму в коридоре и соседскому галдежу, где хорошо улавливались только предложения типа «Вам тоже ещё не включили отопление?» и «Охуели, блять, совсем», даже люди сверху были не рады холодильникам вместо хат. Впрочем, эти горе-домоуправленцы не впервые просирали сроки (как и не впервые жители устраивали этот бесконечный шум-гам и навещение друг друга благородного дела ради — обосрать УК). Антон подкроватный монстр уже около двухсот лет (он не считал, скорее, предполагал. Жизнь «снизу» не вынуждает вообще обращаться ко времени), но ему ни разу не попадались такие дебилы, как в эти последние тридцать лет. Просто компания дегенератов, по-другому и не скажешь.
Хотя, если продолжать тему возраста, двести лет для его вида — невероятно мало. Он, наверное, едва ли не самый молодой монстр из своего рода. Подкроватные монстры априори редко размножаются (это обусловлено их укладом жизни: мало кто согласится делить и без того крохотную жилую площадь с дополнительным нахлебником. А если появится ребенок — так вообще с двумя!). За всю жизнь ему пришлось переехать лишь раз пять. Друзья из квартир напротив жили уже тысячу, две тысячи лет. А сколько раз переезжали… Наверняка и сами не вспомнили бы. Благо среди монстров сейчас не развит эйджизм. Так, Антон уверен, его давно бы засмеяли.
Но Шастун рад, что родился, например, не пять веков назад. В то время был «тренд»: «напугай людей до усрачки». Как рассказывал Матвиеныч (пухленькое, низенькое существо с излишним оволосением, страшненькое даже по меркам монстров, из заброшенной квартиры этажом выше): если ты никого не пугаешь больше недели, то ты плохой монстр. Эти звания конечно нигде не учитывались (из-за того, что ты «хороший» монстр, тебе никто не дал бы огромную двуспальную кровать, да еще и без человека), но осуждения в «кругу своих» тебе было бы не избежать. Проще говоря, угорали бы над тобой до конца дней. И Антон бы счёл эти россказни за бред сумасшедшего (какой репутацией обладал Матвиеныч), если бы лично не был знаком с Димкой Позовым из соседней квартиры, к которому никто, кроме Шастуна, не ходил. Умный малый (и что, что он старше Антона на целых четыреста восемьдесят шесть лет?), но пугать людей не мог. То ли комплексы по поводу внешнего вида сжирали его изнутри, то ли на то он и умный, что таким не занимался. Ещё одним ярким примером был Макар из другой соседней квартиры. Он постарше Позова всего на малость — лет на пятьдесят, но до сих пор периодически издевался над людьми — привычка, слабоумие или просто хобби. И с такой же периодичностью устраивал у себя под кроватью «монстросходку района». Его реально уважали.
А Антон-то как раз запугивать и не любил. Зачем ему это? Потом смена кровати, человека — дай бог, чтоб нормальный был (произошёл у него один инцидент лет сто назад… По итогу этот самый инцидент священника вызвал. Пришлось тогда Шастуну переезжать (не то, чтобы на него действовали молитвы, но, думаю, и вам не особо было бы приятно, если бы к вам в дом ежедневно залезал какой-то упитанный мужик и шептал что-то монотонно-противное). До сих пор грустно — хорошее место было: и дом, на секундочку, топили вовремя, и под кровать ничего не кидали, не прятались там. Хотя это был первый и последний (или, вернее сказать, крайний) раз, когда Антон попадался на глаза человеку).
Он округлил глаза, дёрнул ухом и подхватился с места, ударяясь головой о деревянный средник. Перед глазами от резкого удара заплясали чертята, но сохозяин, видимо, ничего не почувствовал. В комнате темно — наверное, снаружи ночь.
Что же случилось?
Шастун, верно, и сам не понял. Как любили говорить в народе: «Мы думали, что находимся на дне, но снизу постучали». Правда, обычно эта фраза упоминалась в контексте «есть куда хуже». То есть, не буквально. К сожалению для Антона, потому что сейчас он находился в той самой нетипичной ситуации.
Наверное, показалось. Он лёг обратно, почти снова уснул (или снова вернулся к размышлениям о великом), но тут вновь непонятное шорохшёпотшипение ровно под ним. Шастун жил на первом этаже и за все время жительства здесь ни разу не слышал звуков из подвала. Звукоизоляция была хорошая даже тогда, когда в подвале наконец-то решили отремонтировать трубы. А ремонт это, между прочим, не самое тихое занятие (особенно, когда этим занимаются пропитые алкаши). Да и слишком близко этот звук был для подвала. Что за чертовщина?
Антон лёг на спину, попытался прислушаться. Едва ли не вскрикнул, когда услышал
это уже непозволительно близко.
Ну только вытянувшейся руки из-под досок не хватает! Что за подкроватные монстры подкроватного монстра?! Вдруг всё-таки есть наказания для «плохих монстров», и это — одно из них?
Он выпутался из шнурков, пары лосин, треников и, кажется, с сотни футболок (ладно, последнее Шастун, быть может, приукрасил, но это не отменяет того факта, что их просто дохуя! Даже если забыть, что добрую половину он сам утягивал в своё царство по простой причине: «О, ржачная надпись»). Если судить по тому, насколько кровать позволяла ему оглянуться в помещении, то в комнате никого. Но по отвисшему матрасу было очевидно: сохозяин лежал сверху. И также очевидно, что тот преспокойненько себе зависал в телефоне — свет от гаджета ослепил Антона, как только он поднял голову.
Уже пятый год он жил с известным фигуристом — Арсением Поповым. Ну вы знаете этих популярных спортсменов, чё тут бубнить ещё. Он молодец, прям не въебаться: и сто тысяч кубков, и двести тысяч первых мест, с дюжину медалей, грамот, дипломов. И по телику Арсеньку периодически гоняли, и в школах о нём сочинения писали.
В общем, вы поняли.
Шастун об этом от самого Попова-то и узнал. Фигурист — любитель поговорить сам с собой да пересмотреть свои же интервью. Антон сказал бы, что это ходячее нарциссическое расстройство, если бы не слышал по несколько истерик каждый день, сопровождающимися воплями в подушку. Жаль, конечно, этого добряка, но сну эти завывания не то чтобы прям способствовали. Да даже сейчас у этого Арсения из носа сопля текла, а глаза опухшие-опухшие, будто пять лет только что и делал — рыдал. Хотя, если бы Шастун был человеком, то, взглянув на Попова, он бы никогда не сказал, что тот страдает такой хернёй.
В этот раз снизу раздался хлопок. Шастун зажмурился. Свет погас, нога, ранее свисающая с кровати, исчезла из поля зрения. Попов тоже это слышал. Ладно, была не была.
Он выглянул из-под кровати, с округлёнными глазами:
— Чувак, думаю, что я услышал что-то снизу. И это был не я.
Арсений взвизгнул, подпрыгнул, встал ногами на кровати и отошёл в самый дальний угол от Антона. В руках он сжимал телефон, который спустя минуту антоновского молчания, разблокировал. Раздался щелчок фотоаппарата. Ещё пару минут его взгляд бегал с экрана на Шастуна, он будто сверялся: то ли вообще запечатлел и правда ли видит это.
Антон продолжал терпеть. Такая реакция всё ещё была адекватнее вызова вечно бубнящего мужика в рясе.
— Ты, блять, к-к-кто ещё такой? — сказал Попов тоном куда выше прежнего, отчего Шастун прыснул. И Бог знает, что это Арсений там надумал о такой реакции, но он уже через секунду стоял на опасно шатающейся тумбочке. Вот и как тут нормально контактировать с человеком, если этот самый человек таким образом весь дом разнесёт? И ладно, если бы Антон не жил здесь!
— Не поверишь, подкроватный монстр, — Попов опять дёрнулся, — да не собираюсь я тебя есть! Окстись. Самому пиздец стрёмно — реально внизу кто-то шумит, а я не въеду кто.
— К-как давно ты там? — речь его была быстрая и почти невнятная: Арсений проглатывал как звуки, так и паузы.
— Ты вообще проблемы не видишь, да? — вздохнул устало Антон. Ну правда, у них тут какая-то иерархия монстров появилась, а он одного только Шастуна мучает. Главного пострадавшего между прочим! — Ну, допустим, лет тридцать.
— Мамочки, — Арсений схватился за стену. — Что тебе надо?! Уходи отсюда! Иди обратно в свой подкроватный мир! А ведь теть Оля говорила купить новую кровать в новую квартиру. Нет же, не поверил.
Антон разочарованно упал лицом в пол. Не хватало только надписи «Потрачено». К тому же, ему совсем не хотелось расстраивать Попова: не был бы он там, был бы кто-то другой. Их хоть и было не так много в мире, как людей, но вполне хватало на все приличные кровати. Да и плюсом мало какой монстр привязывается именно к кровати. В выборе места жительства учитывается слишком много характеристик, и, скорее всего, всё дело именно в квартире. Вы же, например, вряд ли при возможности купите красивую квартиру, но в максимально уебанском районе. Скорее, выбор падёт на что-то среднее, но в приличном районе: где и преступность меньше, и необходимые магазины, кафе и прочие заведения в пешей доступности.
— Чувак, ещё раз повторяю: я не понимаю, что под нами. Это меня пугает. Но это не только мо… — Шастун заткнулся. Арсений включил на ютубе какое-то видео с молитвой, — …я проблема. Честно, я сейчас тебе ногу откушу, если ты не услышишь меня.
Антон вылез из-под кровати, вытягиваясь во все свои два метра, и для достоверности клацнул зубами. Попов начал оглядываться, чтобы найти место повыше и подальше. К счастью, такого уже не было. Иначе разрухи было бы не миновать.
— Ты как там помещался… — зашептал Попов спустя некоторое время. — И что ты х-хочешь сейчас?
— Хочу поспать сверху.
Там мне теперь некомфортно.
— О Боже, — пискнул Арсений, медленно спускаясь на кровать. — Хорошо. Спи. Сверху, — кажется, он сам не сразу осознал, что сказал, но когда Антон резво начал укладываться в его постель, то пулей отлетел в другую сторону комнаты.
— На диван. Иди, пожалуйста, на диван. В зале. На диван. Нет, конечно, туда и я могу пойти, если тебе тут больше нравится, не беспокойся. Да. А потом я выкину это бельё. Абсолютно точно.
Шастун вздохнул, нехотя вылез из тёплой кровати и потопал в другую комнату. А вы говорили, что монстрам нынче легко!
***
С тех пор вечно голодный и практически никогда не спящий монстр стал проблемой в жизни Арсения номер один. Нет, он не ушёл сразу после той самой ночи. Да, Арсений с утра тыкал в его щёку пальцем, смотря на него тупым взглядом, пока тот спал. Но это не давало ему права съедать за один раз столько пищи, сколько не съест Попов за целую неделю! А ещё, совершенно незаконно знать о человеке буквально все секреты, которыми он делился в пустоту, думая, что находится в комнате один. Никакие загоны с отсутствием девушки или парня, нормальной работы и ребёнка в тридцать с лишним лет даже рядом не стояли с этим живоглотом!
Он впервые за всю жизнь был вынужден связаться с ЖКХ, чтобы те проверили и обработали подвал. Потому что: «Не вернусь назад, пока не смогу убедиться, что проблема решена». Приехали они только спустя неделю бесконечных вызовов и смеха монстра на фоне: Арсений во время звонков начинал разбирать свои завалы под кроватью, с удивлением находя давно пропавшие вещи. Шастун клялся, что Попов сам их туда закинул.
Ах да, насчёт ЖКХ. Арсений вспомнил все мемы, которые только видел на просторах сети, связанные с тупостью устройства всего этого дерьма. Ну кто пишет письма в две тысячи двадцать втором году?! Никто! А вот ЖКХ требует. «Как, мол, по-другому? У нас так не принято!» И письмо это не одно нужно. Замкнутый круг создают: «Нет, это не к нам, вам нужно к Пупкиным», «Вы чего? Мы же Пупкины! Мы с таким не разбираемся. Вам к Козявкиным», «Мужчина, да я сроду ваш дом не видел! Вам к Пчёлкиным. Как это, вы там были?» Теперь и непонятно — смеяться или плакать при виде таких шуток. Хотя, Арсению думалось, что он знает, кто пишет письма в двадцать втором году. Некий, чья фамилия начинается на «Ш», заканчивается на «астун», очень удивился, когда услышал недовольство насчёт такой системы. «А разве есть другие способы связи?» — сказал он в первый день мозготрёпки. Вот уж действительно assтун!
Но даже эта одна неделя стала для Попова сущим адом: Шастун был везде. Он — Арсений — в целом плохо уживался с людьми, а тут какой-то гибрид человека, макаки и слона. От монстра было много волос, он очень долго мылся, лез туда, куда не нужно, не знал ничего о рамках приличия (однажды даже зашёл в ванную, когда Попов принимал душ: ему, видите ли, срочно нужно было помыть руки. Какая такая раковина на кухне?), много смеялся и разговаривал, поднимая все запретные темы Арсения, часто всё ронял и во всё врезался, не рассчитав габариты.
К тому же, недавно он наткнулся на интернет (сразу после нервотрёпки для Арсения под названием «Письма — наше всё»). Ну, как наткнулся. Попов таким образом попытался его заткнуть. Но как бы не так. Теперь Антон постоянно бубнил какой-то бессмысленный рэп, читал громко вслух дебильные факты и безумно полюбил громкие шутеры.
Когда «подвальщики» ничего в подвале не нашли (из-за чего и отказались травить пустоту), Арс едва ли не взвыл от отчаяния. Шастуна же всё устраивало: жизнь наверху нравилась ему куда больше.
Спустя ещё неделю Антон начал воровать одежду и бижутерию. А спустя пару дней выглядел не лучше пятилетней девочки, которая надела весь мамин гардероб, все аксессуары и считает себя самой красивой принцесской (в идеале так вообще единственной). Тогда-то Попов пришёл в ещё больший ужас и решил разобраться со звуками самостоятельно.
***
Нет. Не решил. То есть как бы решил, пошёл даже, увидел состояние подвала и сразу же ушёл. Там мерзко, влажно, низкие потолки, повсюду паутина, широченные трубы и мёртвые крысы.
Арсений вернулся в квартиру с боевой готовностью отправить Шастуна на хер. Но не дай Бог тот понял бы это неправильно (скорее, непозволительно много правильно), потому пришлось отправить его просто развеяться и отдохнуть. Антон тоже оказался не пальцем деланный и выдвинул свои условия: выйдет на прогулку он только с Поповым. Единственный способ совместного
не тухлого времяпрепровождения, который знал Арсений, — каток.
Колобок из одежды, который вышел в итоге из Антона (чтобы скрыть всю нехарактерную для человека шерсть), кататься на коньках совершенно не умел. Да что уж там кататься — он не умел на коньках даже стоять нормально. Даже на детском пингвине этом дебильном, ручки которого упирались Шастуну в коленки. Даже прижимаясь всем телом к ограждению. Он растекался по льду как корова и постоянно ныл, что отбил себе всё.
Попов в итоге махнул рукой, усадил Антона на лавку и ушёл кататься сам. Шастун готов был признаться: для него наблюдение за Арсением — лучший отдых. Так сказать, его зона комфорта, из которой ему точно не нравится выходить.
Особенно, если этот самый Арсений на льду. Антон никогда не видел этого ранее. Только слышал чужие комментарии с восхищениями через слово. Справедливости ради, они все были оправданы. Именно на катке Арсений снимал с себя ту маску холода, злобы и отстранённости, чтобы у них со льдом было
равновесие. Попов по льду не катался, он по нему плыл, как лебедь, оставляя за собой плавные линии. Если бы Антон был художником, он бы даже зарисовал эти линии себе в блокнот, чтобы чуть позже преобразовать их в нечто прекрасное. Арсений на льду плавился. Было видно, насколько у него жаркая любовь к этому делу, и теперь Шастун совсем не удивлялся, почему именно это место он выбрал для своеобразного «свидания» (так окрестил их прогулку только Антон). Арсений выписывал круги по катку, прыгал грациозно, парил, будто рассказывал какую-то историю.
Шастуну стало совсем стыдно за то, что он совершенно не разбирался в фигурном катании, потому что слов не хватало. Оставался только восхищённый взгляд, который он готов был дарить Попову вечность. Потому что
такую любовь не встретишь ни в одной книжке.
Такая любовь далеко не всегда появлялась между людьми.
Такая любовь — действительно волшебство. Антону стало понятно, как Арсений добился таких высоких результатов в этом деле. Он им горел. И продолжал гореть спустя годы.
Попов же ловил взгляды монстра и понимал. Понимал, что теперь от Шастуна ему никак не избавиться. Да, Антон Шастун — наглый, неотёсанный, местами ребёнок. Но чёрт… Хотел ли он от него избавляться? Эти полмесяца связали их прочной нитью.
Цепью.
Наручниками.
Он всегда жаловался на Антона, но ведь и сам был не лучше. Отношения у него рушились со всеми не потому, что Арсений чересчур избирателен. Нет. Обычно бросали его. За его странность, за бзики, за излишнюю чистоплотность, за «дедовский» бубнёж и «далее по списку».
Попов стоял около ограждения и смахивал с лица капли пота. Шастун подошёл по другую сторону:
— Ну Арс, — он подтянул его за локоть к себе, — ну прости. Не моё это. А ты прям круто катаешь. Так летаешь тут, как гонщик. Прям тачка Маккуин, знаешь? Хотя ты больше Финн Макмисл, — Арсений склонил голову и сощурил глаза, — а я Мэтр.
— Шастун, я не смот…
— Ну, это к лучшему! Есть чем заняться теперь, — Антон подтянул его еще ближе. — Ну, Арс, давай лучше домой? Там твои эти… Как их… Чипсеки похрумкаем, а?
Арсений закатил глаза:
— Ты опять съешь всю пачку, пока я буду разбираться с теликом.
— Не съем! Честно-честно! Ну, поехали?
Попов, смотря на весь этот театр одного актёра, расплылся в тёплой улыбке. Всё же сколько бы он ни бубнил на Антона, Антон — первый и единственный (после родителей) сожитель, который совсем не предъявлял ему что-либо за характер, привычки, действия.
— С пивом?
— С пивом, — довольно протянул Шастун.
Да, Арсению однозначно никуда не деться от этого монстра. Уже и не хотелось, по правде. Как и не хотелось признавать, что убежать не было желания дне на третьем жительстве с Антоном. Мало ли, что этот говнюк мог потом себе надумать? Да и «монстром» его называть язык не поворачивался. Разве что в упрекающей форме.
— Так после нашего первого свидания я теперь могу с тобой спать на одной постели?
Хотя нет. Попов берёт все свои слова назад. Этот обнаглевший, абсолютно несостоявшийся монстр, который лезет в его личную жизнь, был абсолютно лишним в его квартире. И УЖ ТЕМ БОЛЕЕ
НАХУЙ НЕ НУЖЁН ОН НА ПОСТЕЛИ!
