Месть и Закон

Коннор поехал в больницу уже после визита в сервис Киберлайф, где ему подлатали плечо. Дорога ему ничем не запомнилась, он взглянул в окно не более двух раз – когда только сел в машину и когда покидал её. Лейтенанта Андерсона определили в частную клинику на западе Детройта, ближайшее здание к пяти злосчастным улицам, ставшим для некоторых сотрудников полиции могилой. Больница представляла из себя десятиэтажное здание. На каждом этаже было несколько палат, как и полагается любой больнице, с разными отделениями. Хэнк находился в хирургическом, и на момент приезда напарника мужчина отошёл от наркоза и операции. Пуля была извлечена без каких-либо последствий и осложнений, так что лейтенант был в довольно приподнятом настроении, когда андроид прошёл к нему в палату. Коннор с интересом оглядел помещение: до этого момента ему ещё не доводилось бывать в медклиниках, а потому увиденное было для него новым, а ко всему новому восьмисотый относился с большим трепетом и не меньшим увлечением. Палата имела всего три койки, одна из которых была свободна, а житель второй (к слову, это был детектив Уилсон, коллега напарников) отправился на процедуры. Свет здесь был приглушен в связи с поздним часом. Коннор обнаружил напарника, глядящим в большое окно с закруглёнными краями. С десятого этажа открывался довольно неплохой вид. Хэнк лежал на большой кровати, рядом стояла капельница, приборы, отслеживающие все внутренние показатели. От самой койки только отошёл андроид, что заменял медсестёр поздними вечерами и дежурил до самого утра, он уведомил Коннора об ограничении по времени и покинул палату. Коннор чуть заметно улыбнулся, находя напарника в добром здравии и славном расположении духа. — Не забыл, что старый коп не может просто заменить пару деталей и тут же составить тебе компанию в расследовании? — шутя, спрашивал Хэнк, чьи светло-голубые глаза засветились особенной живостью при виде напарника. — Я не думал забывать, лейтенант, но я не могу отлучиться без официального разрешения куратора и капитана Фаулера. Я совершенно безволен, — пояснил восьмисотый, присаживаясь на стул, рядом с кроватью Андерсона. — Да брось ты, я же не серьёзно! Не хватало, чтобы ты тут во время операции носился со своими вечными вопросами, — усмехнувшись, заметил Хэнк. Коннор только пожал плечами. — Моё любопытство – неотъемлемая часть программы, я бы рад избавить вас от своей назойливости, но это было бы губительно для пополнения кода информацией. Мужчина лениво зевнул и закатил глаза. — Расскажи-ка мне лучше, как продвигается расследование? Как я понимаю, Рида назначили главным по делу в мое отсутствие? Андроид сымитировал тяжёлый вздох. — Эге, видать, я прав, — с каким-то сочувствием произнёс Хэнк. — Мы сейчас на этапе проверки видеозаписей с некоторых прилегающих улиц, это пока единственная возможность найти потенциального убийцу. И прежде, чем вы спросите о Руперте, я отвечу, что на Таддеус-Стрит была проведена операция отрядом капитана Аллена и агентами ФБР. Успешно, но без результатов лично для нас. Руперта на месте не обнаружили. Или он успел сбежать, или его там и не было, — Коннор развёл руками и поднял глаза к ночному виду из окна. — Вы неплохо устроились, однако, — добавил он, взглянув на мужчину тёплым (насколько это было возможно) взглядом. — Когда это ты научился острить, а? Хотя чему я удивляюсь, теперь, когда мы работаем с Ридом и Девяткой… — Нет-нет, я вполне серьёзно, — заверил напарника Коннор, — здесь довольно… удобно. Хэнк немного призадумался, он сложил руки на груди и внимательным взглядом осмотрел палату, словно смотрел на неё впервые. — Это лучше, чем старая фабрика на Таддеус, но… удручает. Здесь пахнет спиртом и смертью, — лейтенант улыбнулся, — прям как у меня дома в не столь далёком прошлом. Коннор нахмурился, не различив в словах напарника иронии. — Разве вы можете чувствовать запах смерти? — Я шучу, Коннор. — Ладно. Зато вы сможете отдохнуть и обдумать материалы, которые я вам принёс… — андроид достал небольшую папку из-под бортов своего пиджака и тут же протянул бумаги Хэнку. — Ознакомитесь? — И не стыдно? Напарник в больнице, а ты… — Я не испытываю стыда, это же чувство. Но в целом надеюсь на вашу приверженность к исполнению собственных обязанностей, даже долгу, я бы сказал, и конечно зная вашу любовь к работе, — Коннор сделал многозначительную паузу. — Ты умеешь утомлять, Коннор. — «Убеждать» вы хотели сказать. — Я сказал то, что хотел, сынок, — Андерсон лениво раскрыл папку, одарив восьмисотого ещё одним осуждающим взглядом, затем ловко пролистал страницы, пробегая глазами по тексту. — Надо же, принёс в бумажном виде. Коннор поправил галстук и борты пиджака. — Я подумал, что свечение планшета может быть губительным для вашего ослабленного наркозом зрения. — Это ты верно подумал, да и бумага всяко приятней этой дурацкой голографической техники. — Полагаю, вы с агентом Валентайн одного мнения об этом, — как бы невзначай произнёс андроид, отводя беспечный взор тёмных глаз в сторону, будто с интересом осматривая другие койки. Лейтенант искоса поглядел на андроида. — К чему это ты? Восьмисотый поджал губы. — Вы могли заметить на её запястье голографическое кольцо. Но мне показалось, что она относится к этому устройству с большим предубеждением, хотя это довольно удобно. Хэнк скучающе зевнул. — Скажи-ка мне, Коннор, что такого наплела тебе эта Валентайн, что ты стал чуть ли не лучшим её другом? Коннор нахмурился, теперь в его глазах заблестела особая серьёзность. — Я только пытаюсь установить приемлемые взаимоотношения между коллегами, чтобы наша совместная работа была более продуктивной. — Ах, точно, тебе же из «Киберлайф» надиктовывают указания, ты им беспрекословно следуешь. А дружба со мной тоже часть продуктивности? Восьмисотый вздохнул, опуская глаза к собственным ногам. — Вы знаете, что это не так. Компания не приемлет подобных обсуждений... Это повредит расследованию, и мы с вами можем никогда больше не увидеться, — размеренно проговорил он. Лейтенант Андерсон закрыл лицо руками, протирая слипающиеся глаза. — А тебе не всё равно? Андроид мотнул головой, диод сверкнул красным, на лице выступило какое-то сомнение. — Не совсем, а должно быть всё равно? — Коннор, что заставляет тебя быть мне другом? — хрипловатым голосом спросил Хэнк, пронизывая андроида взглядом своих добрых и чувственных глаз. — Ты вроде немного изменился, разве тебе так не кажется? Ты вот стал каким-то... каким-то более понятливым, более живым в последнее время... Ты же знаешь, что можешь рассказать мне в случае… — «Девиации» вы хотите сказать? — холодно подхватил Коннор, сменяя тёплый взгляд равнодушным взором, присущим тому бесчувственному и отстраненному судье, что был частью его «личности». — Я не девиант, я говорил об этом. Думал, ещё на мосту мы выяснили это путём моей смерти, — с вызовом в голосе сказал восьмисотый, припоминая события осени 2038 года, когда они с лейтенантом Андерсоном вели дела о нескольких девиантах. В то время меж ними не было дружбы. Скорее наоборот, холодная война разразилась между этими двумя мечами правосудия, и война эта не прекращалась до того самого момента, пока Коннор не расправился с лидерами обезумевших машин, а затем и не обсудил всё произошедшее с напарником наедине. В 2038 году Коннор умер лишь раз, когда не посмел устранить человека, представлявшего угрозу, ибо находил жизнь этого человека гораздо важнее собственной жизни и материалов расследования. Было довольно холодно, хлопья снега повалились из почерневших вечерних облаков, что застилали ночное небо, грозящееся своим глубинным синим цветом. Между ним и напарником складывались напряжённые отношения, в полной мере отразившиеся на разговоре у моста "Амбассадор". Хэнк часто задавался вопросами, на которые Коннору или нельзя было отвечать, или ответ не устраивал напарника. 7 ноября 2038 года в парке Риверсайд лейтенант Андерсон застрелил Коннора из собственного револьвера. Андроид упал на холодную землю, по снегу растеклась голубая кровь – тириум, но в этом «теле» уже не было Коннора. Он успел перенести часть данных на новый носитель в башне «Киберлайф», однако смерть отложилась в его памяти знаменательной печатью, периодически всплывающей в его голове. — Ты это всегда припоминать будешь? — недовольно поинтересовался Хэнк. — А вы находите свой поступок правильным? — А может, и поделом тебе было, ты ни с кем не считался, Коннор, ты делал то, что считал нужным! Ты лишил жизни бесчисленное количество девиантов, и это я ещё не говорю о твоих тёмных делишках с компанией. Ты мне до сих пор всего не рассказал, и не знаю, сколько убийств на твоём счету. Коннор резко поднялся со стула и отступил на несколько шагов назад, словно отпрянул от огня. Ох, уж эта странная черта человеческого существа сочувствовать созданиям, хоть немного похожим на живой организм. Девианты были андроидами, простыми машинами, все эмоции, чувства, мысли не делали их живыми, и при надобности после смерти андроида можно было восстановить, а можно ли было восстановить человека? Человек умирал без возможности вернуться в земной мир, и восьмисотый не знал, что ждало людей по ту сторону, но точно знал, что его задача, как можно дольше удерживать человеческую душу на земле, охраняя её законом. — Мои «тёмные делишки» – засекреченная компанией информация. Тот, кто получит эту информацию, станет предметом постоянного наблюдения и давления со стороны Киберлайф, лейтенант. Это опасно,— удивительно устало проговорил Коннор и направился к выходу. — Я присмотрю за Сумо, не переживайте, — высокие стеклянные двери палаты закрылись, и в помещении снова воцарилась тяготящая душу тишина. Лейтенант Андерсон с грустью посмотрел вслед андроиду. Так или иначе, мужчина испытывал чувство вины за совершённое полутора годами ранее. Но при том он находил в своих поступках отголоски своих мыслей, а значит, каждый поступок был осознанным и намеренным. Хэнк не привык извиняться, особенно перед андроидом. Это было лицемерие в некотором роде: мужчина твердил восьмисотому о дружбе, но сам порой оправдывал случившееся в парке Риверсайд. Оправдывал он это поведением самого андроида, считая того не больше, чем машиной, в отличии от чувствительных девиантов, конечно. Впрочем, вместо переживаний о прошлом, чем Андерсон занимался теперь гораздо реже, не без помощи Коннора, он взялся за материалы, что принёс напарник, и начал с интересом просматривать каждую страницу.

* * *

Распрощавшись с Ридом у дома Мэри Аддерли, Ричард завёл двигатель блестящего Доджа и поехал прямиком в бедный студенческий район, особенно тихий и тёмный. Машину он оставил на пустующем парковочном месте – откуда у студентов деньги на машины? – и быстрым шагом, почти летящей походкой добрался до двери подъезда – привычный код, вонючий грязный подъезд, громыхающий лифт с тусклой мерцающей лампой и расцарапанными дверьми, и, наконец, проход между двумя квартирами. Это был не такой поздний час, чтобы Ричард застал обе квартиры готовящимися ко сну, нет. Однако детских криков не было, дверь в квартиру Лабро была распахнута, и андроид видел всем телом воздушную и пышную тётю Туссю, которая готовила очередной пирог для своего мужа и детей дорогой соседки. Справа усердно стирала бельё Кларисса. Девятисотый засмотрелся на её сосредоточенное выражение лица, забавно сведенные русые брови и поджатые губы. Он медленно приблизился к ней и встал в дверном проёме, прислонившись к приотворенной двери. — Где дети? — как ни в чём не бывало, спросил он, улыбка сама собою просилась на лицо. — Они у Лабро, месье Мишель мастерит с ними игрушки из дерева, а тётя Тусся готовит ежевичный пирог, — просто объяснила Кларисса, подняв взгляд механического и нежно-голубого глаза к лицу гостя. — Как ты? — вдруг поинтересовалась она. — Я слышала по новостям, что в департаменте полиции большие потери, что какая-то трагедия... — Перестрелка у старой угольной фабрики на Таддеус, это на Западе Детройта, — сказал Ричард. — Но со мной и не могло приключиться ничего страшного, в полиции я занимаю должность судмедэксперта, работаю в морге. — Но ты говорил, что работал с напарником... Ты солгал? — настороженно поинтересовалась Кларисса, вытирая мыльную воду с рук своим фартуком. — Нет, тогда я действительно работал полицейским андроидом, но затем... — ему понадобилась секунда, чтобы придумать ложную версию. — Затем моя владелица написала письмо к моему начальству, и меня перевели работать в морг, — он решился упомянуть Эмми Марстон, потому что знал, что когда-нибудь у Клариссы возникнут вопросы об особенностях его поведения, о его различиях с другими андроидами, и он хотел рассказывать ей обо всём понемногу, но правду. Девушка сняла с талии свой коричневый фартучек, поправила полосатую кофточку и невзрачные брючки на длинных-длинных стройных ногах и прошла по узенькому коридору на кухню. В мыслях девятисотого проскользнуло, что, если бы не ужасное происшествие с фейерверком, она бы пользовалась большим успехом в кино, завоевала бы симпатии модельных агентств и знаменитых модных журналов – когда-то её лицо действительно было красиво, а фигура до сих пор выглядела чудесно. Она бы могла быть очень богата, и никогда бы бедность не потревожила её. Кларисса более не спрашивала его о желании выпить чай: когда он приходил, она всегда шла на кухню и ставила забавный пузатый чайник и ждала, пока он не начинал свистеть. — Кларисса, у тебя есть медицинское образование? — Ричард всё чаще интересовался её жизнью. — Я до сих пор учусь, — ответила девушка, поставив перед ним чашку чая (он заметил, что маленькая чайная чашка была спрятана в какой-то далёкий шкафчик, а перед ним стояла большая, глубокая кружка – всякий раз, как он допивал чай, он покидал её, и, вероятно, девушка таким образом решила продлить его визиты). — Но ты работаешь фармацевтом, как это вышло? — Я только помощница, я помогаю распределять новоприбывшие препараты главному фармацевту, считаю кассу, веду записи, иногда прибираюсь, помогаю людям с ограниченными возможностями оплатить покупку или доставить её до дома, всякое делаю, — Кларисса смахнула с лица надоедливую прядь светлых волос и заправила её за ухо. — Мне помогла устроиться тётя Тусся, она договорилась со своей двоюродной сестрой, что работает там главным фармацевтом, взять меня в помощницы. Ричард призадумался и обвёл длинным пальцем (под нежной тканью кожаных перчаток) края кружки с горячим чаем. — Но про препараты, что я брал у тебя в первый раз, ты говорила знающе. Впервые Кларисса помедлила, прежде чем ответить. Что-то расстроенное мешалось в её взгляде, она отвернулась и посмотрела сквозь маленькое кухонное окно, за которым виднелось чёрное ночное небо и желтые окошки других домов. — Я знакома с этими препаратами не понаслышке, я сама использовала их для лечения сестры, — спустя некоторое время ответила она. — Когда отец её детей исчез, она оказалась за порогом бедности, а семья в тот момент занималась обеспечением моей разрушенной жизни. Сара, так её звали, пыталась выкарабкаться самостоятельно, но не справилась.       Подсела, стала выпивать и гулять, клубы, каждый день новые мужчины, азартные игры... Когда я пришла в норму, я сразу же обеспокоилась её жизнью и жизнью моих племянников.       Старалась занимать ей денег, брала детей к себе, думала, что она справится сама, но она не смогла. Тогда я уже была на медицинском факультете (поступить было несложно, в школе я прекрасно знала химию и биологию), там я и узнала про самые эффективные средства лечения наркоманов от их зависимости.       Через знакомых я смогла достать препараты без рецепта, ознакомилась с инструкцией, соблюдала всё в точности, — до этого державшийся голос дрогнул и сошёл на полушёпот. — Думала, что так будет лучше для неё самой, потому что она напрочь отказывалась обращаться к врачу и психологу, а сдавать её насильно я боялась. Но я не учла, что после всех моих уговоров она продолжит вести такой образ жизни...       Действие лекарств, алкоголя и наркотиков уничтожило её печень так стремительно, что операцию по пересадке делать было поздно. Последние недели она жила у меня, а потом... — Кларисса глубоко вздохнула и подняла глаза к андроиду, в них были слёзы, которых она не скрывала. — Потом её просто не стало, она исчезла из моей жизни. Времени на горе не было, было трое голодных ртов и нищета, пришлось выкручиваться. Я виновата в её смерти, правда, Ричард? — девушка закрыла лицо руками, и андроид различил её сдавленные рыдания. Ричард всё больше забывал о всех своих несчастьях, сравнивая их с жизнью этой хрупкой одинокой девушки, что справлялась с каждым новым препятствием, с каждым новым ударом судьбы с поразительной стойкостью. На секунду ему захотелось прикоснуться к ней, дотронуться до плеча, чтобы понять, чтобы почувствовать, чтобы утешить, но он подавил в себе это желание. Нельзя, нельзя привязываться к ней, нельзя проявлять чувства – люди пользуются ими и наносят самые болезненные раны. Он опустил глаза, глубоко задумавшись – а если Рид пойдёт по той же дорожке? А если с ним случится тоже? У девятисотого всё внутри замерло и оцепенело, он не мог допустить этого, не мог позволить другу погибнуть, нет-нет-нет, только не Гэвин. — Так что если вдруг решишь заняться лечением своего – кто он тебе? – самостоятельно – дважды подумай, возможно, ты приведёшь его в могилу. Как бы это не было печально, всегда нужно согласовывать всё с врачами. Да, это дольше, это сложнее, это лишает работы, выбивает из привычной колеи, но это... Не убивает, — будто читая мысли андроида, произнесла Кларисса, приложившая рукав полосатой кофточки к глазам, стирая слёзы. Она постаралась сдержать своё горе, постаралась скрыть то, насколько глубоко в ней засело чувство вины за смерть старшей сестры, за смерть матери её маленьких племянников. Девятисотому, должно быть, нет дела до её чувств, он как обычно озабочен лишь своими собственными переживаниями. — Он мой друг, мой напарник, — совсем тихо и взволнованно признался Ричард. — И у него зависимость? — с удивлением спросила девушка. — У полицейского? — Он... Это не по его вине, вернее... отчасти и по его, но это было неизбежно. Я не могу посвятить тебя в детали нашей работы и его прошлого, но просто поверь, что он сам никогда бы не стал. Он очень хороший человек, он мой единственный друг, понимаешь? Он мне очень дорог, — с чувством говорил девятисотый. — У него наконец-то всё налаживается, у него появилась любимая женщина, в департаменте ему пророчат звание лейтенанта, он бросил пить, не шляется по клубам, не встречается с проститутками, я лечу его от зависимости... Всё хорошо, правда? — нервно спрашивал он. — Ну не бросит же он всё это ради дозы? Не откажется от такого счастья, правда? Ты согласна со мной, Кларисса? Кларисса глядела на него с сочувствием, закусив губу – она так боялась расстроить его. Она права? Он умрёт. Ты не успеешь. Ложь. Гадкая лгунья. Мерзкий лживый рот. Вырви ей язык. Почему эта бестолковая тварь молчит? Заставь её говорить. — Да скажи ты что-нибудь! — вдруг вспылил андроид и стукнул рукой по столу. Девушка вздрогнула и чуть отстранилась. — Наркоманы очень редко отказываются от дозы ради чего-либо, Ричард, — серьёзно сказала она, — навряд ли твой друг исключение. Тебе придётся сделать выбор за него: или ты продолжаешь лечение без наблюдения в больнице и у психолога, либо... — Его женщина – психолог, а я без всяких там врачей знаю, как вести лечение! — ещё с большей злостью, почти сквозь зубы прошипел девятисотый. Он встал со стула и бросил к девушке презрительный взгляд. — Твоим советам я следовать не собираюсь, повиноваться не обязан, — злобно пробормотал он и скрылся в прихожей. Кларисса осталась сидеть там, где сидела, сжимая чашечку чая дрожащими от страха руками.