Возрождение

      Густой молочно-белый туман Рождения шевелился и сквозь него проглядывала обволакивающая синева Небытия. В борьбе Ничего и Нечто появился маленький мир, пока еще слишком юный, чтобы иметь некую определенность. Но в нем уже была Роща. Скромная Роща, привлекающая нежно-зеленой листвой и белыми цветами. Зарождающаяся жизнь начинала бурлить, ручьи и покрытая росой трава манили свежестью. Но все это было очень давно.       Я перестал взращивать любовь к себе, объединяющую все уровни моего существа. Роща гибла, зелень пожелтела, из провала в земле расползлась тьма, тлен и плесень. Это место выгорело. Теперь из земли, покрытой пеплом, вырастают угольно-черные деревья, застывшие в своем чарующем послесмертии. Они не рассыпаются прахом, будучи приговоренными продолжать так своё существование, а солнце не восходит над паутиной их черных ветвей, боясь навести ужас от открывшегося зрелища. Вечная ночь, вечно усмехающаяся луна над пожарищем.       Реальность смешалась со сном, но и до этого я не был уверен, что мой мир не был иллюзией. Я допустил ошибку, промах, потерял управление и теперь вихрь хаоса щерился на меня из каждого события, вносящего дисгармонию в мою жизнь. Корона упала с головы короля, множество рук и лезвий потянулось к его горлу.       И все, что я помнил, было болью.       Нестерпимой, перманентной. Иногда мне казалось, что она течет в жилах вместо моей крови.       Постепенно привыкаешь, смакуешь, выпивая ее чашка за чашкой, словно кофе по утрам. Омерзение, ехидно улыбаясь, вальсирует по дну желудка, пульс отбивает канкан, и, казалось, тело тоже сходит с ума, не отставая от своего хозяина. Что-то отчаянно кричит в пустоте, но его не слышно за стенами, которые стали слишком толстыми за прошедшие годы.       Руки покрываются медью, красный контрастирует с синим, разрезая плоскостями меланхолию на прямоугольники. Привычное, обыденное ломается под грузом собственной монотонности, покрывает искажениями экран, где крутили одно и то же кино в зале для единственного человека.       Всего два слова слышишь от себя - «я устал». Но сам так и не понял от чего. Кто-то злобно выделяет эти слова курсивом, чтобы я видел их отчетливее и чаще. Стираю курсив рукой, кожа пальцев пачкается чернилами, а линии ладоней расплываются виноградными лозами, их сжирают садовые улитки.       По полосе солнечного света, как босыми ногами по битому стеклу, касаясь руками привычных вещей, нелепо, машинально иду к давно забытой цели, не зная, куда, зачем и почему. Организм жив, сознание почти мертво, но, как и приличествует, делаю вид, что все в порядке.       Силуэт рядом со мной давно чужой, это я, но и не я одновременно, оно мыслит и существует самостоятельно. Я не понимал его действий, не знал его мотивов, он сбегал от меня всякий раз, когда полоса света сужалась. Почему он думал, что имеет право на собственную волю? Почему я думал, что обладаю большими правами, чем он?       Растрескавшийся каменный шар собственной сущности удерживают от саморазрушения только цепи недобитой воли. Но сталь дает слабину, раздается жуткий треск и обломки камня падают, утопают в синеве, уходящие в необозримую высь цепи лопаются, звуки крушения слизывает окружающее белое марево. Личный апокалипсис всегда тихий и быстрый. Одно мгновение и тебя как личности уже нет.       Все падает, все рушится, а мои руки, которые раньше были медью, были виноградной лозой, уже ничего не способны удержать. Они исчезают, пустота злобно треплет рукава, зубами вырывая контроль с мясом. Кто-то молча наблюдает за границей света, растворившееся сознание, побелевший зрачок.       Яркими вспышками разрубает череп; слабость, пустота, деменция. Я падаю на землю, из кубка расколотой головы выливается пустыня, иссушая все, до чего коснется, покрывая трещинами беспомощную жизнь. Боль рассыпается обломками камней, они плавятся под чудовищным жаром солнца, белизной на фоне песка пронзая мой беспомощный зрачок. Я не могу двинуться. Они это знают.       Я все еще сопротивляюсь, глаза закрываются под умелыми ласками смерти, погружающими в блаженство забвения. Это не тот любовник, которого можно легко прогнать, забыть, отказаться. Где-то на границе, между двумя мирами снова натыкаюсь на силуэт. Нечто знакомое и незнакомое смотрит на меня с той стороны, и я чувствую, что нужно было что-то сказать, сделать, исправить, утешить… просить прощения?       Лифты падают вниз, тросы лопаются, металл скрежещет. Громкий удар и я оказываюсь на дне среди обломков, угасающее сознание во мраке. Босые ступни чувствуют песок, он неприветливый и ледяной, как одиночество душ, спустившихся в это место.       Я отнял у самого себя свой настоящий голос, был слеп, нем, глух и только теперь, здесь, в темноте, начал это осознавать. Некто, кто долгие годы ждал моего пробуждения, был рядом, но вместо слов я выкашливаю засохшие, желтые листья сожаления об упущенном времени. Его взгляд теплый, понимающий, и от этой теплоты белый пустынный камень тяжелее ложится на мое сердце. Я разъединился с тенью, я породил хаос, в очередной раз ошибся, называя злом, и погрязнув в полярности.       Бабочка, пролетая, коснулась щеки, и устремилась ввысь, крошечное белое пятнышко на фоне огромного синего неба. Ощущение невесомого касания крыльев насекомого осталось на коже, отогревая мою душу. Маленький знак свыше, ободрение, надежда.       Извилистая тропа меж почерневших от пожара деревьев ведет меня обратно, туда, где все началось. Луна смеется на безоблачном небе, гладь озера встречает отражением ярких звезд, я тяну руку в глубину к темному силуэту, спирали улиток разворачиваются в линии, виноград разрастается, медь снова покрывает пальцы. Идем со мной?       Тень под поверхностью озера подается навстречу, дотрагивается до моих пальцев своей рукой. Легкое, эфемерное касание. Невесомое, как крылья белой бабочки. Идем.