А в тростнике ли было дело?

…И даже не подозревая, что есть на свете такая штука — гомосексуализм — часто думала: надо бы Люку венчаться с Арне, ведь они наверняка живут вместе, и Люку общество Арне куда приятней. Колин Маккалоу

Спеша от Химмельхоха к остановке, Люк поймал себя на том, что испытывает облегчение — все, Мэг пристроена, будет работать и пополнять его банковский счет. А не маячить перед глазами с печальным, словно обвиняющим его во всех смертных грехах, видом. Да и последние дни показали, что быть женатым, оказывается, не так просто. Тем более — на приличной девушке из хорошей семьи, какой, несомненно, была Мэгенн Клири. Теперь уже Мэг О Нил, если уж отзываться на Мэгенн не хотела она, а называть ее Мэгги — он. Наверное, глупо было ожидать бешеной страсти в первую же ночь, но тот факт, что Мэг вообще ничего не знала о том, что происходит между двумя взрослыми людьми в постели, изрядно удивил. Но, может быть, все изменится? Во время их следующих встреч. Хотя минимум до воскресенья думать об этом не обязательно. Дребезжащая колымага — та же самая, на которой они с Мэг приехали сюда — не заставила себя долго ждать. Устроившись у оконного проема, не имевшего стекол, Люк направил мысли в более практичную сторону — на сахарный тростник. И на Арне Свенсона, от которого будет зависеть, получит ли он работу — точнее, сможет ли удержаться на таковой. Справится ли? Пока что такой уверенности у Люка не наблюдалось, но будь он проклят, если позволит кому-нибудь узнать об этом! Два дня назад, когда Люк впервые увидел Арне — ушел, пока Мэг спала после приезда — то сразу понял, что носить фамилию Свенсон мог только блондин, возвышавшийся над толпой крепких мужланов. Светлые, выгоревшие на солнце волосы контрастировали с золотистым загаром, на фоне которого зубы казались неестественно белыми. И непонятно откуда пришло чувство, что у них есть что-то общее — какое-то неуловимое сходство с собственным отражением в зеркале. Уже потом, когда Люк подошел, заставив всех замолчать, он обратил внимание на прозрачные голубые глаза — светлые, но яркие. И мелькнула мысль, что Арне Свенсон должен нравиться женщинам не меньше, чем он сам — наверняка на этой почве могло бы получиться заметное соперничество. Да и не только на этой… Честолюбивые мечты Люка, обгоняя сомнения, мчались вскачь, уверяя, что скоро они с Арне будут на равных. И лучше сделать вид, что не замечаешь насмешки во взгляде, которым один из знаменитых рубщиков тростника окинул его с ног до головы. Было в этом что-то странное, совсем непонятное, что вдруг напомнило Мэг — в ней он тоже многое не понимал, да и не собирался. Вот и до мыслей Свенсона ему дело нет. Главное — работа. И деньги, которые он может за нее получить. * * * Люк забыл об Арне ровно в то мгновение, когда только что полученный нож коснулся первого стебля — срезать, встряхнуть, сбить листья, бросить на землю. Снова наклониться… Пот заливал глаза, несмотря на панаму, и вспомнилось, как во время стрижки приходилось наклоняться к овцам, тратя секунды. Здесь секунды не важны, но прохлаждаться — точнее, греться на озверевшем солнце — тоже не придется. Если хочешь чего-то добиться. А он хотел — значит, не помеха ни жара, ни грязь, ни ноющие мышцы. Первый день прошел как в тумане — Люк устал настолько, что даже не особо осознавал, что именно лежит на его тарелке во время ужина. Сосредоточился на том, чтобы не было заметно, как дрожит поцарапанная и не раз пораненная ножом и ветками рука — после душа стало немного легче, но все равно жгло и щипало. Появление Арне с мазью немного удивило, но Люк послушно намазал и перевязал руки, прежде чем упасть в постель. А дальше стало легче — тело, с детства привыкшее к тяжелой работе, вспомнило, как находиться в постоянном движении. И сила, спящая во время ленивой работы овчаром в Дрохеде и совсем забытая во время свадебной суеты, снова вернулась. Он снова был Люком О Нилом, снова чувствовал себя собой. А когда нарубил восемь тонн, как и все рубщики в артели, осознал, что первый рубеж взят. И остальные не за горами. Догнать Арне Свенсона. Пока. А потом — и перегнать. Но что-то внутри подсказывало, что сильный и хитрый швед разгадал его замысел, и уступать не собирается. Пару раз, поднимаясь и вытирая пот со лба, стараясь не сильно размазывать его по лицу, чтобы не было черных потеков от опаленной тростниковой плантации, Люк ловил на себе внимательные взгляды Арне. Наблюдал за тем, как работает новичок? Решал, годится ли для того, чтобы оставить в артели? Люк всегда делал вид, что ничего не замечает — так было проще. К тому же и не хотелось показывать, что он пялился по сторонам, отвлекаясь от тростника. Наклониться, срубить, очистить… И не обращать внимания на боль в руке, которая беспокоила уже несколько дней — ладонь ниже большого пальца, по которому Люк нечаянно прошелся ножом, никак не желала заживать. Хоть в рукавицах работай! Но в них много не нарубишь. Рука ныла так, что Люк покончил с душем и ужином как можно быстрее — хотя ему и раньше было не до разговоров с ребятами. Прослыть молчуном или болтуном желания не было, поэтому к общим беседам все-таки приходилось прислушиваться, вставляя слово-другое. И понемногу определение «артель» распадалось на частности. К примеру, Джим, как и Мэг, приехал еще в детстве из Новой Зеландии, а Тед постоянно рассказывал о жене, которая благодаря его заработкам нашла неплохую квартиру в Сиднее и готовилась отправлять их сына в школу. Люк этого не понимал — как Тед может гнуть спину ради того, чтобы его Джейн сидела дома, не работая? Но почему-то, когда отвечал на вопросы о себе, сказал, что жена «живет здесь неподалеку», не уточняя, где, как и почему. И уж тем более не распространялся насчет своего банковского счета. Если кто-то повелся на красивую мордашку, не озаботившись практичной стороной вопроса, значит, пусть остается дураком и дальше. Ему повезло втройне — Мэг еще и красива, и послушна, как полагается примерной жене. Незаметно покинув кухню, служившую еще и столовой, Люк неуклюже попытался намазать больное место мазью, напомнив себе и о кокосовом масле. Но получалось плохо — замотать бинт левой рукой еще получалось, а вот завязать — не очень. Люк пару раз ругнулся, радуясь, что находится в спальне один и не нужно ни с кем разговаривать — еще и голова нещадно раскалывалась. Перегрелся с непривычки? В Джилли была совсем другая жара, и не так влажно. Но он же здесь не первый день. — Дай сюда, — сквозь темно-красное марево, заполнившее уже всю спальню, раздался голос Арне, который Люк безошибочно узнал. С чего бы это? Прежде, чем Люк опомнился, его практически толкнули на кровать, схватив за больную руку. — Так я и думал. Похоже, у тебя уже воспаление начинается! Лежи смирно! Эти два слова мгновенно перенесли Люка в Данглоу, где две ночи длился его медовый месяц — именно так он сказал Мэг перед тем, как впервые войти в нее, преодолевая сопротивление. Странно, откуда такие ассоциации? Он не девушка, и Арне тоже. Но в прикосновениях того к его руке было во много раз больше нежности, чем в любом жесте Мэг — Арне наносил мазь, втирая и размазывая мягкими, словно ласкающими движениями, проходя по каждому пальцу с самого низа до кончика ногтя. Это было приятно и расслабляюще — Люк, почти засыпая, даже не заметил, что Арне принялся за вторую руку. А потом, сменив темп, ловко и быстро наложил повязку, прежде чем сказать: — Пройдет. Ты просто пока не привык. Завтра воскресенье, а с понедельника дежуришь на кухне. — Зачем тебе это надо? Люк и сам не был уверен, что четко понимает, что имеет в виду. То, что Арне с ним возился, как с маленьким? Или что отправлял на отдых, не дав как следует освоить работу? Или… что-то еще? — У тебя хороший потенциал. Не хочу терять сильного работника. Люк, приоткрыв глаза, столкнулся с взглядом Арне — в голубом море плясала насмешка. Смотря на него, Арне слегка сощурился и прикусил нижнюю губу. Ни один мужчина так на него не смотрел. Это было… возбуждающе? Или нет? Сила Арне, сравнимая с его собственной, заполнила собой спальню еще до того, как со смехом и шутками появились остальные рубщики. Как они укладывались спать, Люк уж не слышал.