uh huh, honey

             С липкими руками, хаосом на кухне и надоедливым компаньоном Гию мог бы попасть в беду, а мог бы и не попасть.       На столе были разбросаны миски, смятая пластиковая упаковка и грязные бумажные полотенца, все в крапинках риса и остатках пасты из красной фасоли там, где Гию собирал и раскладывал утварь все остальное время. Не помогало и то, что его гость использовал любую возможность, чтобы отвлечь его от того, что он делал, направляя его мимо даже самых простых инструкций и постоянно путая следующие шаги.       — Почему ты не хочешь мне помочь?       — Ты знаешь почему.              Драматическое закатывание глаз.       — Как будто ты в этом хоть сколько-то лучше меня.       Сегодня, за час до того, как должен был прийти Санеми, Гию пытался сделать охаги. И вот он здесь со свежераспечатанной страницей рецепта из какого-то блога и вредоносным гремлином в качестве помощника. Неудивительно, что дела не пошли хорошо. Гию был в шоке, что кухня всё ещё цела, но это определенно только потому, что этот десерт не требовал запекания. За что он бесконечно благодарен.              Гию не планировал, что всё так обернется. Похоже на один из тех стоп-кадров — да, это я; вам, наверное, интересно, как я сюда попал. Прошлой ночью у него был настоящий разговор с Санеми, во время которого он смущался и улыбался чаще и больше, чем за последние недели. Гию не настолько самонадеян, чтобы назвать это свиданием, но это очень близко, учитывая все эти пристальные взгляды и медовые интонации их последнего разговора.              Спонтанное приглашение Санеми к себе сегодня стирало тонкую грань между платоническим и романтическим, и так практически не существовавшую между ними. Может, Гию немного предвзят, но ему бы хотелось скорее второго.              Завершив разговор, Гию неподвижно сидел на своем месте в течение, казалось, нескольких дней, телефон болтался у него в руке, а его мысли метались, успокаивались и снова путались. Комната потемнела без него, соответствуя заходящему солнцу за его окном, когда он думал о том, что сказал Санеми. Что он простил Гию и хотел попробовать ещё раз. Слишком хорошо, чтобы быть правдой, и всё же он сказал это именно так — как будто он имел это в виду, чувствовал это. Посеял новое семя на новых полях и в новых условиях, и Гию собирался внести свой вклад, чтобы вырастить его как можно лучше.              В тот же час он лег спать с идеей и проснулся со странным, но непреодолимым желанием воплотить её в жизнь. Может быть, даже раньше он знал, что это закончится катастрофой, но поскольку в этом был некоторый потенциал, Гию схватился за неё и побежал. Его единственным мотивом было то, что он хотел сделать что-то приятное для Санеми, который сказал, что любит охаги и что в последнее время у него не так много шансов насладиться ими. Он был бы признателен за это, продолжал повторять Гию про себя, даже если это окажется не так уж здорово . Если это единственное, что удерживало его на данный момент, наряду с поговоркой о том, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, то пусть будет так.              Кроме того, прощальные слова Санеми всё ещё были глубоко в его мыслях. Чтобы доказать, что на этот раз он был серьезен. Разве это не способ начать?              Способ, да, но, наверное, не лучший. С учетом его навыков или их отсутствия, когда дело доходит до приготовления чего-либо съедобного, это определенно не лучший вариант. То, что этот проект может быть слишком амбициозным для него, не пришло Гию в голову, и он уже зашел слишком далеко, чтобы струсить.              Сначала Гию отправился в местный супермаркет с мятой запиской в одной руке и бумажником в другой. Обойдя магазин пять раз и осмотрев каждый проход, ему удалось найти все ингредиенты в списке, кроме одного.       Но вообще-то это был самый важный ингредиент, поэтому в растерянности Гию написал единственному человеку, который был готов помочь ему с чем-то вроде этого. К счастью, этот человек не работал в дневную смену и, что не очень удачно, возможно, слишком стремился влезть в этот эпизод из жизни Гию. Ухватившись за возможность помочь, Сабито нашел пропажу в продуктовом магазине в своём квартале и через час уже был на пороге дома Гию с пакетами, полными херни, о которой он даже не просил.              Дорога, приведшая к этому, была утомительной, длинной и непонятной, но неожиданно гладкой. Много дней Гию воздерживался от сообщений Сабито, медлил из-за собственных сомнений и сложностей, связанных с проблемами, которые он не знал, как решить. Сабито тоже не пытался протянуть руку, потому что ждал, когда Гию сделает первый шаг, когда он будет готов, чего, если бы ему предоставили волю, никогда бы не случилось.              Ни для кого не оказалось сюрпризом, что их подтолкнуло общее связующее звено между ними — Камадо Танджиро. Вечный посредник, даже когда они все были детьми, и Сабито и Гию ввязывались в свои обычные ссоры по пустякам: кто получит последний кусок пирога, какое определение слова правильное, в какой день должен быть дедлайн. Все всегда предполагали, что он подчинялся Сабито, основываясь на его спокойном поведении, но не было никого более готового ткнуть Сабито носом в его же проебы, чем Гию. И поэтому они издевались друг над другом изо дня в день, но только по любви.              Каким-то образом, это у них работало. Гию никогда не был лучшим в общении с людьми, но Сабито, казалось, никогда не заботило то, что он немного медлил с ответами или звучали они немного необычно. Он перебил тупость Гию своей собственной тупостью, и таким образом у них образовалась редкая связь.              Гию всегда думал о них с Сабито как о двух разных паззлах, вырезанных по одному и тому же шаблону. Если бы вы перепутали кусочки, можно было бы построить тысячу комбинаций картинок. Слишком странные, чтобы быть осмысленными, но они идеально подходили друг к другу, канавка к канавке и уголок к уголку, эклектичный дизайн, который могли понять только они двое.              Теперь, годы спустя, края всех разбросанных кусочков головоломки потеряли форму и больше не вставлялись на место так легко, как раньше, если не сгибать их и не ломать. Они не знали, как разговаривать, как взаимодействовать. В конце концов, как восстановить разорванные концы дружбы, которая длилась все ваше детство, не говоря уже о том, чтобы вернуть что-то похожее на то, что у вас было раньше? Это казалось невыполнимой задачей, поэтому Гию, в истинной манере Гию, справился с ней, не пытаясь за неё взяться.              В следующий раз они увидели друг друга с Танджиро в пекарне его родителей, так как самый молодой, но, по-видимому, самый зрелый из них троих решил, что им всем необходимо наверстать упущенное. Танджиро, подарок бога, подхватывал разговор всякий раз, когда он затихал, и переводил их с одной темы на другую с непринужденной грацией. Таким образом они провели свою следующую встречу и следующую, до тех пор, пока Сабито и Гию не смогли нормально поболтать без вмешательства Танджиро. Как только это произошло, всё пошло гладко — Гию пару раз заходил к нему в магазин, согласился на экскурсию по окрестностям, и постепенно они достигли золотой середины.              Они начали регулярно общаться только неделю назад, но у Гию уже было достаточно уверенности, чтобы сказать, что у них всё хорошо. Бесконечно лучше, чем он предсказывал, поскольку с тех пор они вышли из жесткого тупика и вернулись к язвительным остротам. Очевидно, ни один из них не был тем же человеком, что и три года назад. Они изменились после того, как путь, по которому они так долго шли вместе, разделился на две части: Гию направо, Сабито налево.              Несвоевременная, резкая разлука, которую они никогда не предвидели и поэтому не успели к ней подготовиться. И хотя Сабито во многом изменился, вскоре Гию понял, что он всё ещё Сабито, громкий и искренний, всё ещё произносит имя Гию с раздражающим ударением на «и» и всё ещё имеет дурную привычку ковырять ногти во время разговора…              Когда-то он был немного вспыльчив, с энергией как из ведра, которой он пытался наполнить Гию каждый день, несмотря на его, Гию, ограниченные объемы. В парке развлечений, перетаскивая Гию от аттракциона к аттракциону и от будки к будке без отдыха, подпрыгивая на цыпочках, пока они ждали в очереди, и Гию изо всех сил старался не отставать. В национальном историческом музее, в который они отправились на школьную экскурсию, которая в принципе должна была быть скучной, но Сабито сумел превратить её в забаву с какой-то бессмысленной версией охоты за мусором. На уроке геометрии, где он сидел на стуле прямо за Гию и приклеивал полоски скотча к воротнику его рубашки и низко свисающему хвостику, оставляя их там до звонка.       Когда ему было немного за двадцать, эта энергия немного поугасла, но её источник остался нетронутым. Он накрыл его крышкой, когда они впервые столкнулись друг с другом, зная, что должен сдерживать его, когда Гию находился на грани срыва, и одно неверное слово отделяло его от разрушения.              Как только они достигли безопасной площадки для примирения, Сабито снова начал открываться, протыкая крошечные отверстия для воздуха в крышке, которая удерживала его безграничную энергию от преждевременного или чрезмерного излияния, пока они ещё шли по тонкому льду. И Гию последовал за ним, хотя и не без осторожности, помня о том, чтобы избежать трещин, где он был бы в одном шаге от погружения в ледяную глубину. И Сабито, у которого этого не было, вытащил его из этого опасного места своими несвоевременными шутками в своей причудливой манере, которая напомнила Гию о доме. Поместил его обратно в более безопасное место, где он мог ходить и говорить, не опасаясь смертельного падения. Нельзя сказать, что он не спотыкался время от времени, цепляясь ногой за надоедливые камешки и теряя равновесие на неровной поверхности, но ему удавалось оставаться на ногах.              Теперь они здесь. На кухне Гию, которая слишком мала для двух взрослых мужчин, один из которых отказывался оставаться на месте достаточно долго, чтобы Гию мог сосредоточиться на том, что он делает. Сидя всего в футе от него, Сабито стучал пятками по гладкому дереву шкафов внизу и засыпал Гию бесконечными вопросами, потому что ему было некуда бежать.              — Можешь ещё раз объяснить мне, почему ты это делаешь? — спросил Сабито. — вроде бы ты сказал, вы собирались приготовить что-то вместе.              — Я помню. Просто захотел сделать что-то ещё, — Гию выложил ложку пасты из красной фасоли на ладонь, уже привыкшую к её текстуре. — Тебе не кажется, что это приятный сюрприз?              Сабито пожал плечами.              — Если ему нравятся такие штуки. Как его зовут ещё раз? Самуэль? Саламандра?       — Санеми, — поправил его Гию в четвертый раз за последний час. Он начал думать, что Сабито всё портил намеренно, что, зная его, он определенно и делал.              — Точно-точно, — губы Сабито немного скривились, как край бумаги на фоне жара спички, и это подтвердило догадку Гию. Угрожающе. — Санеми. Как обстоят дела между вами? Последнее, что я слышал, это то, что ты снова переписывался с ним, но я не знал, что ты достаточно расслабился, чтобы пригласить его к себе.              — Мы не… что это значит «расслабился»?       — Ты не собираешься, ты знаешь?       — Нет, я не знаю.       — Типа, бля . Ты собираешься…              Гию остановил его тут же:       — Нет. Я имею в виду — если это произойдет, будь что будет, но — нет , я пригласил его не для этого. Я просто, мы просто… приготовим еду. Это для этого. И ему нравятся охаги, поэтому я делаю охаги.              — Значит, ты не против секса?       — Это всё, что ты понял из того, что я только что сказал?       — Ага, — Сабито барабанил пальцами по колену, кусая внутреннюю часть губы. — О, я тоже люблю охаги.       Гию вздохнул. Когда он пытался пройти мимо Сабито за другим бумажным полотенцем, чтобы вытереть руки, Сабито высунул ногу, чтобы остановить его.       — Отвечай на вопрос.       — Какой вопрос?       — Секс. Будет ли он у вас?       — Во-первых, никогда больше так не говори, — ворчал Гию, отталкивая ногу Сабито и игнорируя вспышку отвращения из-за отпечатка руки, оставшегося на штанах. — Во-вторых, я в этом сомневаюсь.       — Во-первых, я буду говорить, как, блять, хочу. И во-вторых, не будь таким негативным. Танджиро сказал мне, что в тот день в кино все выглядело довольно многообещающе.       — Не могли бы вы перестать сплетничать об этом за моей спиной?       — Ну, ты никогда ничего нам не рассказываешь, поэтому мы должны полагаться друг на друга, чтобы оставаться в курсе.       — Я тебе кое-что рассказываю, — возразил Гию, пытаясь избавиться от кусочка риса, застрявшего под ногтем большого пальца.       — Расплывчатые ответы на наши вопросы не в счет.       — Всё равно.       — Это всё, что у тебя есть? Тогда я выиграю, — злорадствовал Сабито. В качестве приза он взял одну из множества брошенных чаш вместе с ложкой, чтобы выстукивать мелодию о край.              — Но да, вернемся к моей мысли. Если бы мой парень сделал для меня мою любимую еду после того, как мы немного поссорились, я бы тоже хотел из него вытрахать всё дерьмо. Так что, я думаю, тебе повезло.       — Сабито.       — Да?       — Выйди из моей кухни.       — Это вообще твоя кухня? — Сабито надменно фыркнул и со звоном поставил миску на стол. — Если ты хоть немного похож на себя прежнего, то держу пари, что тараканы здесь бывают чаще, чем ты.       — У меня нет тараканов.       — Откуда ты это знаешь? Ты никогда не готовишь, так что теперь это их кухня.       Гию бросил в него рисовый шарик. Сабито взвизгнул и отскочил в сторону, позволяя шарику пролететь мимо него и удариться о шкаф за его головой. Он прилип; Гию пожалел только о том, что не попал в цель.       Выпрямившись, Сабито посмотрел на комок риса, хихикнул и обернулся, бросая на Гию самодовольный взгляд.       — Как грубо, Гию. Ты зря переводишь продукты.       — Ты зря переводишь воздух.       Сабито запрокинул голову и громко рассмеялся.       — Хорошо, в этот раз ты победил.              Гию улыбнулся про себя. Он насыпал рис ложкой в центр сплющенного круга из пасты, попытался приподнять края вокруг него, чтобы сформировать что-то презентабельное. Опять же, он потерпел неудачу.       — Подожди, так ты говоришь, что позвонил ему, потому что тебе была нужна помощь в приготовлении спагетти?       Гию кивнул.              — Ты такой смешной, — хихикнул Сабито. — Тебе действительно нужна была помощь или ты просто хотел пообщаться с ним? Я знаю твои уловки.       — И то, и то, — ответил Гию. — У меня всегда были сложности с приготовлением еды.       — Приготовлением еды? Может приготовлением манды? Знаешь, поскольку ты…       — Пожалуйста, подумай, прежде чем закончить это предложение.       — Хорошо, — невозмутимо сказал Сабито. — Помнишь, как мы однажды приготовили спагетти? Почти…       — …спалили дом, — сухо закончил Гию. — Да. Это было невесело.       — На самом деле, забавная история, — протянул Сабито, и Гию тут же понял, что ему нечего сказать. — Я знал, что сначала нам нужно добавить воды, но я хотел посмотреть, настолько ли ты доверчив, чтобы согласиться с тем, что я сказал. И ты действительно поверил, так что я позволил этому случиться.              Гию подумал о том, чтобы снова кинуть в Сабито едой. В данный момент это выглядело чертовски заманчиво.       — Ты сумасшедший?       — Если я, то и ты тоже.       — Я рассказал об этом Санеми.       — И как?       — Это было неловко.       — Это твои проблемы.              Глубокий вдох, глубокий выдох. Как только он снова наполовину успокоился, Гию взял свою ложку и возобновил работу, которой он должен был посвятить всё своё внимание.       — Эм, у Санеми есть Instagram? — спросил Сабито, делая особый акцент на имени Санеми. Возможно, он ждал, что Гию похвалит его за то, что он, наконец, назвал его правильно, но Гию отказал ему в этом удовольствии.       — Я не знаю. Может быть.       Сабито выхватил свой телефон с видом человека на задании.       — Сейчас узнаем. Фамилия?       — Чем ты планируешь заняться?       — Ничего такого! — утверждал Сабито слишком серьезно. — Просто немного покопаюсь. Безобидное развлечение.              Гию взвесил все за и против того, чтобы рассказать ему. Решив, что он не хотел рисковать тем, что Сабито будет беспокоить его по этому поводу до конца часа, он сказал:       — Шинадзугава.       — Понятно.              На несколько благословенных минут наступила тишина. Гию сосредоточился на создании нового охаги, Сабито сгорбился над своим телефоном, чтобы найти Санеми, а на кухне царил покой.       Конечно, всё хорошее когда-нибудь заканчивается.       — О! Гию, эй. Думаю, я нашел его. Но это закрытый аккаунт. Смотри сюда. Это он?              Сабито тыкал телефоном в лицо Гию, мешая его текущей работе. Как раз тогда, когда начало получаться что-то многообещающее. Прикусив язык, Гию наклонился, чтобы получше рассмотреть значок в верхнем левом углу. Белые волосы, серебристый шрам на носу.              — Да, это он.              С торжествующим возгласом Сабито убрал телефон и снова поднес его к лицу, просматривая скудное количество доступной информации. Гию изо всех сил старался не обращать на него внимания, но Сабито всегда был той галочкой, от которой он не мог избавиться, как бы ни старался, поэтому он не упустил момент, когда Сабито решительно постучал по экрану.              — Пожалуйста, скажи мне, что ты только что не…       — Отправил запрос! — Сабито кукарекнул, пряча телефон. — Да. И ты не сможешь остановить меня.       Гию смотрел на телефон Сабито, наполовину свисавший из его кармана, и надеялся, что он выпадет.       — Зачем тебе вообще это делать?       — Хочу больше информации!       — Которую могу тебе дать я!       — Да, но социальные сети тоже могут многое сказать о человеке, — Сабито был прав. Признает ли Гию когда-нибудь это? Точно нет. — Если он такой, как ты говорил, мы прекрасно поладим.       Гию не доверял ему, но знал, что в какой-то момент ему придется их познакомить. Соединить два угла, пока они не пересекутся — Санеми и Сабито, жутко похожие в одних областях, но полные противоположности в других. Нужно просто быть готовым к металлическому скрежету и разрушенной магистрали, когда они столкнутся.       Сквозь тишину Сабито уловил неодобрение Гию, сгущающееся вокруг него вместе со всеми остальными стрессорами, накопившимися на нем сегодня.       — Эй, успокойся. Он нравится тебе. Ты нравишься ему. Что может пойти не так?       — Многое.       — Например что?       — Например, что бы это ни было , — сказал Гию, указывая на беспорядок, который он устроил в этом углу комнаты.       — Честная оценка. Извини, чувак.       Гию вздохнул.       — Все в порядке.              Раздраженный, Гию поднял локоть, чтобы вытереть волосы с глаз. Они были завязаны в его фирменный низкий хвост, короткие пряди свободно свисали вокруг лица. Он промолчал большую часть дня после того, как слишком долго смотрел на себя в зеркало и вспоминал, как Санеми смотрел на него во время звонка. Какая-то деликатность, пронизанная плохо скрываемым желанием, как будто он хотел протянуть руку через барьер их экранов и коснуться пальцами волос Гию и ощутить их мягкость на себе.              Гию не помнил, чтобы кто-то когда-либо так смотрел на него раньше. Бесчисленное количество людей, включая Санеми, смотрели на него, как на огонь. Чистая похоть, чистый жар, испепеляющий его от кончиков пальцев до костного мозга.              Раскаленное пламя, как железное клеймо, кожа для растопки и кровь для топлива. А Гию сидел за холмами, с отстраненным интересом наблюдая за тем, как оно горит, перебирая пальцами сухую траву и чувствуя, как тепло огня омывает его лицо. На безопасном расстоянии, считая себя незатронутым, даже когда дым поднимался из ада и двигался на него, ведомый ветром. Что-то рожденное из пламени и углей страсти, которую они разделяли, ставшее безмолвным и устойчивым за дни, когда бушевал огонь. Более мягкое желание, раскинувшееся по небу, белое, как облако, окрашенное нежностью. Тоска. Почти невидимые, серые, как паутинка, щупальца, вьющиеся у его ног без его ведома. Скручиваясь вокруг его тела, поглощая его, пеленая его нос и рот и закупоривая проход его легких. Гию не знал, что оно поглотило его, пока Санеми не посмотрел на него глазами шелковой дымки и его сердце не забилось громче, чем когда-либо, когда кто-то смотрел на него огнем.              Перед зеркалом Гию внимательно всмотрелся в свое отражение. Встряхнул волосы, зачесал их себе за плечи, повернул голову во все стороны. Он предположил, что это сделало его лицо более овальным, смягчило острые углы челюсти, и поэтому Гию оставил его таким, даже когда раздался звонок в дверь, возвещающий о приходе Сабито, за которым последовал настойчивый стук.              Брови Сабито взлетели вверх, когда Гию приветствовал его вот так, добровольно распустив волосы, потому что он знал из их общего детства, что Гию предпочитал, чтобы волосы были завязаны сзади и не мешались. Он пару раз пошутил по этому поводу, но быстро потерял интерес и кинулся на кухню, где положил охапку продуктов и тут же начал шарить по шкафам и опустошать холодильник.              Обнаружив, что тот и так по большей части пуст, он перешёл в остальную часть квартиры, Гию следовал за ним по пятам, просто чтобы убедиться, что он ничего не опрокинул и не перевернул шкаф. К счастью, худшее, что он сделал, — это высмеял Гию за безупречное состояние каждой комнаты.              — Ты никогда раньше не был таким аккуратным, — сказал Сабито. — Либо ты изменился в худшую сторону, либо тебе действительно — я имею в виду действительно — нравится этот парень.              Хотя Гию не был особенно грязным, жизнь в одиночестве сделала его немного небрежным. Он редко приглашал людей к себе, так что это давало ему предлог бросать ненужную почту на журнальный столик, не собирая её позже, и разбрасывать кружки повсюду, пока у него не закончатся чистые, и ему придется ходить и собирать их все. Ничего ужасного или непригодного для жизни, но все же Гию потратил некоторое время на то, чтобы его раковина выглядела более презентабельно. Ожидая, пока Сабито придет с припасами, он вынес мусор, переставил безделушки, загромождавшие его полки, и вытер пыль с большинства, если не со всех плоских поверхностей. Он даже распространил свои усилия на свою спальню, где разобрал белье и заправил постель на тот случай, если Санеми захочет выйти за пределы кухни. Гию подумал, что не помешало бы немного привести себя в порядок. И если он хотел произвести впечатление, хоть немного, это было не чье-либо дело, а его собственное.       Когда Сабито перегибался через разделочный стол, чтобы протянуть руку к миске с пастой из красной фасоли, Гию рефлекторно быстро отбросил его руку.       — Ой! Для чего это?       — Не трогай, — предупредил Гию.       — Почему бы и нет?       — Ты всё испортишь.              Сабито выглядел так, будто собирался возразить, но, передумав, закрыл рот и встал, прислонившись спиной к шкафу. Гию сочувствовал ему, правда, но он не мог позволить себе облажаться больше, чем он уже.       Чтобы перевести тему на что-то более позитивное, Гию спросил:       — Как твоя личная жизнь?       — Фу, — Сабито сполз по шкафу, пока не стал похожим на сдутый воздушный шар, и Гию съежился. Нехороший знак. — Как всегда кошмар. Я не могу перестать связываться с людьми, которые создают проблемы в будущем, поэтому я просто сдался. В основном.       — Значит, ты просто…       — Ага, — Сабито кивнул. — Трахни и жахни. Еби и беги. Спустил и припустил. Эякуляция и эвакуация…       — Ты закончил?       — Еще одно! Бэм, бэм, спасибо, мэм. Это моё любимое.       — Конечно, оно твоё любимое.       Сабито отрицательно взмахнул рукой, что являлось сигналом перевести разговор в другое русло.       — Но я встретил одного парня. Он наш постоянный гость в кофейне. И студент универа на другом конце города.       Гию напевал, сворачивая «охаги» в овал, насколько это возможно.       — Как и Санеми.       — Ага? Мир тесен.       — Какая у него специальность?       — Эм, что-то в технике, я не знаю.       Шестеренки в голове Гию крутились, крутились и крутились, пока не встали. Он прекратил свои занятия, чтобы бросить на Сабито подозрительный взгляд:       — Как и у Санеми.       Сабито посмотрел на него. Гию посмотрел в ответ. Ни один из них не моргнул ни разу.       — Я чувствую, что мы в корейской дораме, и сейчас окажется, что мы развлекались с одним и тем же парнем, — хихикнул Сабито, снимая напряжение. — Но нет. У него тёмные волосы.       — О, хорошо.       — Что? Ты действительно думал, что я скажу: «Сюрприз, Гию! Я все это время трахал твоего мужика!»       — Ну, это по-твоему.       — Ауч.              Гию перевернул охаги в руках. Это по-прежнему не было похоже на картинки на рецепте, который он распечатал, но, кажется, ничто из того, что он делал, не помогало. С чувством поражения, которое росло с каждой секундой, когда он смотрел на свое жалкое творение, Гию бросил его на тарелку и начал следующий.              — В любом случае, нет. Хотя у него тоже есть шрамы. Два на щеке. Сабито провел двумя пальцами по своему лицу, демонстрируя это. — Все еще нужно узнать их историю, но я доберусь до этого достаточно скоро.       — Он уже узнал предысторию твоих?       — Да, и он до сих пор не сбежал. Это звоночек.       — По крайней мере, ты здраво оцениваешь себя.       — Ха. Ха. Сабито бросает кусок риса в Гию. — Слушай, это даже не так уж и плохо.       — Сабито, ты ввязался в уличную драку.       — Только потому, что я не мог позволить этому ублюдку уйти от ответственности за то, что он сказал о тебе, — парировал Сабито. — Если бы я знал, что у него при себе нож, я бы никогда не прыгнул на него.       — Ты уверен?       — Я имею в виду, кто знает. Тогда я был другим человеком, так что… Может быть. Возможно, нет.              Воспоминания смутно крутились в голове Гию, но он всё ещё мог достаточно четко сложить их воедино. Он и Сабито в ту ночь вышли после комендантского часа и направлялись на вокзал. Ночь была темная и тихая, душная, сырость окутала их, как одеяло. Какой-то пьяница на другой стороне улицы, который заметил Гию, когда они проходили мимо, обзывал его и насмехался над ним, бил по больному. Задняя часть его шеи раскалилась как железо, кровь свернулась от стыда, потому что люди в их классе уже начали коситься на него и шептаться сквозь сомкнутые руки, потому что он был странным, слишком тихим и любил мальчиков. Сабито сорвался раньше него, вопли и плевки становились всё интенсивнее и интенсивнее, пока они не упали на дорогу, и под луной не сверкнуло лезвие ножа.       Просто царапина, как называл это Сабито, даже когда потом сидел в неотложке и жутко морщился от каждого нового шва, нашитого на лице. Это была худшая ночь в жизни Гию, когда он имел дело с Сабито, а затем с его родителями, а затем с выдвижением обвинений. Но это было такое дерьмо, которое говорило ему, что, несмотря на мерцающе-жестокую, как пощечина, внешность, Сабито заботился о нем по-своему. Необъяснимо и непонятным образом, но все же заботился.       — Кроме того, я выгляжу круто, — добавил Сабито. — И сексуально. Как будто я протагонист.       — Ты не протагонист. Ты был бы, типа, персонажем, которого убили в первых нескольких эпизодах чтобы шокировать.       — Это так оскорбительно, — раздраженно сказал Сабито. — Осторожнее с моим эго, пожалуйста.       — Я могу бросить твоё эго в мясорубку, и без толку.       — Я воспринимаю это как комплимент.              И снова Гию был поражен их с Сабито способностью полностью потерять нить разговора. И снова ему пришлось прилагать сознательные усилия, чтобы вернуть его в нужное русло.       — Итак, этот парень. Он тебе серьезно нравится?       — Не знаю, — Сабито снова стучал пяткой по шкафу, два задумчивых удара. — Я не игнорировал его. Пока что.       — Можешь ли ты игнорировать его, если он твой постоянный покупатель?       — Блин. Ты прав. Не думал об этом, — Сабито состроил примасу, сквозь него проглядывала какая-то детская мелочность. Гию находил это забавным. — Думаю, мне просто нужно вести себя хорошо.       — Удачи, — Гию отошел, чтобы бросить ещё одно бумажное полотенце в мусорное ведро. Когда он вернулся, Сабито наполовину опустил руку в ту же чашу, в которую он пытался попасть ранее.       — Сабито!       Пойманный с поличным, Сабито молниеносно отдернул руку.       — Просто дай мне сделать один! — умолял он. — Ну давай же. В любом случае, я купил это для тебя.       — Я предлагал вернуть тебе деньги.       — Мне не нужны твои деньги, я хочу попробовать, — сказал Сабито. — Выглядит весело! Я хочу попытаться.       Оценив оставшиеся ингредиенты, Гию пришел к выводу, что их достаточно, чтобы сделать ещё два, и что он почти исчерпал запас своего терпения.       — Хорошо, давай.       Радостно вскрикнув, Сабито снова опустил руку в чашу — на этот раз с разрешения. Он отнесся к этому серьезно, к большому облегчению Гию, хотя, похоже, у него дела обстояли не лучше, чем у него. Они одновременно слепили свои охаги, а затем минуту размышляли о том, что они сделали. Гию полагал, что он должен просто радоваться, что всё наконец закончилось.       Сабито заговорил первым.       — Не буду врать, Гию, они похожи на говно.       Гию посмотрел на деформированные шарики, тыкнул в один из них кончиком пальца. С неба на него спустился мрак, грозовые тучи разочарования.       — Я знаю.       — Эй, четверка за старание, — предложил Сабито, как будто это помогало.       — По крайней мере они вкусные, верно?       — Верно, — Сабито протянул руку, чтобы похлопать Гию по плечу, затем обхватил его пальцами и потряс, как будто он мог вытряхнуть из него страдание. — Может быть, он тупосексуал. Он увидит твои уебищные охаги и такой: Боже, он же тупой , а потом будет мечтать поцеловать тебя под луной.       — Ты просто говоришь слова, — раздраженный, Гию сбросил руку Сабито с плеча и, шаркая ногами, прошел мимо, чтобы запустить грязные руки под кран.       — Но это мудрые слова, мой друг.       — Ага.       Гию требовалось трижды намылить руки, чтобы смыть большую часть пасты с кожи и из-под ногтей. Даже после этого руки все еще пахли бобовой пастой.       Вытерев руки полотенцем, Гию проверил время. Примерно без четверти шесть. Санеми должен быть…       — Эй, Гию, — чирикнул Сабито. — Тебе сообщение от Санеми. О, два, на самом деле.       Гию вытащил свой телефон из-под настырного носа Сабито, разблокируя его, чтобы просмотреть сообщения сам.       Санеми [17:42]: привет я выхожу       Санеми [17:43]: должен быть у тебя через 15 минут       Ты [17:45]: Хорошо       И, немного поколебавшись, добавил:       Ты [17:45]: Веди осторожно .       Как только сообщение отправилось, Гию обернулся, нашёл Сабито, ковыряющегося в одной из сумок с продуктами, брошенных на кухонный стол, и пронзил его суровым взглядом.       Ведомый шестым чувством, Сабито поднял голову и встретил взгляд Гию своим.       — Пора?       — Пора.       — Ну хорошо тогда, — соскочив со стола, Сабито отряхнул руки и направился туда, где его ждал Гию, чтобы проводить его. — Ты потом расскажешь мне, как всё пойдет, хорошо?       — Возможно.       — Ты такой сложный .       — Только потому, что я вырос с тобой.       Сабито цокнул языком.       — Туше. Ты хочешь сказать, что твоему мальчику нравится такое отношение?       — Думаю, да.       — Не могу решить, уважаю ли я его всё больше или всё меньше.       — Никто не спрашивал, — сказал Гию и обошел Сабито, чтобы вытолкнуть его из кухни к входной двери.       Он не ушел слишком далеко, когда Сабито уперся пятками в пол, преждевременно останавливая их.       — Погоди.       — Что ещё?       — Могу я взять один охаги?              Гию отошел на шаг и посмотрел на него, как бы говоря: «Правда?»       — Ну давай же! По крайней мере, дай мне тот, который я сделал. Типа, в пакетике. С собой.       У них не было на это времени. Гию достал из ящика стола пакет с зиплоком, взял творение Сабито, стоявшее сбоку от тарелки, и засунул его в пакет. Закрыв пакет, он вернулся к Сабито и вложил его в протянутую руку.       — Спасибо, шеф-повар Гию, — радостно сказал Сабито, даже когда Гию подвел его к двери, открыл её и протянул руку, чтобы вытащить его в коридор.       — Пожалуйста. А теперь выметайся, пожалуйста.       — Иду, иду! — Сабито взвизгнул, спотыкаясь и уже открывая пластиковый пакет, чтобы вытащить своё лакомство. На полпути по коридору он обернулся и крикнул с полным ртом охаги: «Увидимся, Гию! Получайте удовольствие от вашей поебки — я имею в виду похлебки — с Самсунгом! И напиши мне, как дела!»              Гию никогда не был так благодарен за пустой коридор. Как только Сабито исчез за углом, он закрыл дверь и убежал обратно к полной катастрофе, которую они оставили позади. За те несколько минут, которые он провел в одиночестве, прежде чем другой человек со шрамами придет, чтобы нарушить покой, Гию вытер столешницу губкой, выбросил пластиковые упаковки и выбросил все использованные тарелки в раковину. Он провел последний обход своей квартиры, чтобы убедиться, что всё на месте после визита Сабито, понимая, что, возможно, слишком сильно беспокоится, но не в силах сдержаться.              Гию только вернулся на кухню, когда раздались три уверенных стука в его дверь. Проверив свою одежду, чтобы убедиться, что он не испачкал её слишком сильно (не то чтобы он мог что-то с этим поделать в этот момент), он подошел, чтобы ответить. Он мог с гордостью сказать, что колебался всего долю секунды, прежде чем открыть дверь, слишком сильно сжимая ручку.       Санеми посмотрел в холл, но услышав скрип дверных петель, резко повернул голову вперед, встречаясь глазами с Гию.              — Привет, — выдохнул Гию. Он заставил себя не опускать взгляд ни на что, кроме лица Санеми. В частности, вплоть до его тела. Судя по тому, что Гию мог видеть, он одет небрежно, в темно-синем свитере с круглым вырезом и простых черных джоггерах. А также…       — Привет.       Голос Санеми вырвал Гию из его собственных мыслей, прежде чем они успели повести его по сомнительному пути. Возможно, это плод воображения Гию, но Санеми тоже нервничал. Ничего ярко выраженного — просто легкое напряжение в том, как он стоит, в уголках рта.       Без дальнейших церемоний Гию придвинул дверь ближе к стене и встал к ней спиной, чтобы Санеми мог войти.       — Ты нормально добрался? — спросил Гию, когда Санеми прошел мимо него. Стараясь не слишком задерживаться на лёгком прикосновении их одежды, на слабом запахе древесного геля для душа Санеми.       — Я был здесь раньше, так что проблем не было, — ответил Санеми. — Ну, не здесь , потому что… я имел в виду здание. Когда я подбросил тебя в тот раз.       Пока он говорил, Санеми снял туфли и поставил их перпендикулярно стене рядом с обувью Гию. Второстепенное действие, сделанное без особых раздумий, но всё же умудряющееся рябить одинокие воды в чаше груди Гию.       — О, кстати, — Санеми обратил его внимание на то, что он принёс с собой, протягивая ничто иное как куртку, которую Гию одолжил ему той ночью. Гию даже не заметил или, по крайней мере, не обратил на это особого внимания, что слишком говорило о том, насколько он легкомыслен сейчас.       — Вот. Я забыл вернуть это.       — Спасибо, — Гию взял куртку у Санеми, перекинул её через руку и по привычке механически провел рукой по рукаву.       Санеми подхватил это.       — Это важно для тебя?       Глядя на куртку, Гию отряхнул её спереди и поправил манжеты.              — Мне её подарила сестра, так что да.       — Ой. Извини, что не смог передать ее раньше, — сказал Санеми. — По пути наверх я заметил, что он того же оттенка, что и твой, э-э… Там, в парке, у тебя была половинчатая штука. Как это называлось? Начинается с буквы «х», вроде.       — Хаори?       — Да, это. Странное совпадение.       — Ты назвал её «хацуне», и теперь я называю её так.       — Хорошо, только это был не я. Это была автозамена. Какого хрена ты до сих пор это помнишь?       — Это было совсем недавно. Всего пару месяцев назад.       — Серьезно?       — Ага.       — Не похоже. Я чувствую, что я… — Санеми сделал паузу, горло сжалось, когда он собрался произнести следующие слова. Он удержал их, чтобы проверить вес, риск, прежде чем решить, что они достаточно безопасны, чтобы отпустить их. — Как будто я знаю тебя целую вечность.              Гию слышал шум крови в ушах. Он перебросил куртку с левой руки на правую, затем прошел мимо Санеми, чтобы вернуть её на крючок на задней стороне двери.       — Я тоже, — сказал он. Это правда: всё, что он делал с Санеми, всегда казалось правильным. Их странная согласованность, несмотря на их несовпадающие характеры, то, как они подшучивали, как только рассеивалась первоначальная неловкость, фамильярность просто быть вместе. Честно говоря, Санеми никогда не чувствовался чужим, кем-то, кого Гию мог игнорировать. Хорошо это или плохо, он монополизирует разум Гию всякий раз, когда тот входит в комнату, проникает в каждую мысль Гию, если тот неосторожен.       Именно в это время Гию должен был приступить к сегодняшней повестке дня, но он чувствовал себя застывшим на месте, его ноги приклеились к полу. Теперь, когда Санеми был действительно здесь, всё, что должно было произойти, казалось в сто раз более пугающим.       Когда никто не двинулся, Санеми спросил:       — Что случилось?       — Ничего такого.       — Если ты передумал или…       — Нет! — воскликнул Гию. Дерьмо. Санеми пробыл здесь максимум минуту, а он уже паниковал. — Нет. Я не передумал; я хочу чтобы ты был тут. Я просто… я пытался кое-что сделать для тебя, но ничего не вышло, и я…       — Сделать для меня что-то?       — Приготовить, — уточнил Гию.       — Например…       — Еду.              Санеми моргнул, слегка удивленный. Он бросил взгляд в сторону, на небольшую часть кухни, видимую с того места, где они стоят, и у Гию возникло глупое желание прыгнуть перед ним и загородить ему обзор.       — Что это?       — Это… — когда его слова подвели его, Гию сдался и позволил своим плечам опуститься в мрачной покорности. — Позволь мне просто показать тебе.       Он повел Санеми на кухню, прямо к той части гарнитура, где единственный видимый предмет — это последняя вещь на Земле, которую Гию хотел, чтобы он увидел.       — Я пытался сделать тебе охаги, — объяснил Гию. С ощущением, будто бродил по зыбучим пескам или, может быть, по цементу перед тем, как он затвердеет до состояния бетона. — Я сделал всё, что мог, но ты же знаешь, как я плох в этом.              Мучительно долгое мгновение они стояли бок о бок в абсолютной тишине. Гию посмотрел на охаги, которые каким-то образом стали выглядеть ещё хуже , чем до того, как Санеми постучал в его дверь, крепко сжав кулаки рядом с ним, и ждал, что Санеми прокомментирует это. Гию примет любой комментарий, потому что эта тишина начинала становиться оглушающей.              — Санеми?              Когда даже это не вызвало ответа, любопытство Гию затмило его смущение, заставив его рискнуть взглянуть на Санеми.       Он нашел Санеми с отвернутым лицом и слегка трясущимися плечами. Озадаченный, Гию пытался понять, что происходит, когда Санеми выпрямился и вернул голову на место так быстро, что у него свело шею.       — Хорошо. Это… вау, — очевидно, Санеми также забыл весь словарный запас. — Какой рецепт ты использовал?       Гию выудил рецепт из бокового шкафа, куда он запихнул его вместе с остальным хламом, который пригодился ему сегодня. Санеми взял его, зажав один из чистых уголков между пальцами, затем быстро пробежался по пунктам.              — Да, в этом есть смысл. Хотя и немного расплывчато, — отложив мятую бумагу, Санеми осмотрел кухню. — У тебя есть лишняя анко?       — Что?       — Анко. Паста из красной фасоли.       — О, ты имеешь в виду… — Гию задается вопросом, есть ли предел тому, сколько раз он может унизиться за один вечер. — Ага. Да.              Сабито купил пасту из красной фасоли, которая, по-видимому, называется анко, оптом, в несколько раз больше, чем было нужно Гию. Гию сначала жаловался на это, уверенный, что не будет иметь ничего общего с остатками, но теперь он напомнил себе отправить быстрое сообщение с благодарностью Сабито, как только всё закончится.              — А рис для моти?       — У меня тоже есть.              Санеми кивнул сам себе, глубоко задумавшись.       — Я подумал, что мы, например, решим, что мы хотим сделать, а затем пойдем покупать то, что нам нужно, но это тоже подойдет.       — Что подойдет?       — Вытащи эту байду обратно, Гию, — указал Санеми, закатывая рукава до локтей. — Мы снова делаем охаги.              Итак, Гию взял остатки ингредиентов, и они снова делали охаги. Он наблюдал, как Санеми мыл внутреннюю кастрюлю рисоварки, которую затем передал Гию, чтобы тот вытер её, и перешел к отмериванию большей части оставшегося клейкого риса. Также он добавил немного обычного риса, видимо, для лучшей текстуры, и промыл объединенную смесь в сите, прежде чем встряхнуть её и оставить на некоторое время.       (Поскольку на крошечной, пустынной кухне Гию особо нечего делать, они вскоре ушли бродить по остальной части его квартиры. Санеми сказал ему, что она выглядела не так, как он себе представлял, и у Гию случился кризис из-за того, что Санеми провел время думая о том, как Гию украсил бы свою нору. Не думал, что тут будет так причудливо, так сказал Санеми, но это мило. Мне нравится.Очевидно, он думал, что Гию будет минималистом, предпочитающим голые стены и монохромную палитру. Санеми провел пальцами по стеблю растения в горшке, смеясь про себя, когда понял, что оно искусственное, а Гию попытался объяснить, что забыл бы поливать всё живое. Санеми успокоил его, сказав, что это лучше, чем позволить куче настоящих растений умирать одно за другим и ушел к фотографиям в рамках, стоявшим у него на подоконнике.              Странно было видеть, как Санеми слонялся по его квартире после всего, через что они прошли. И всё же, в то же время, это совсем не казалось странным. Ещё одно напоминание о том, как легко и естественно Санеми проскользнул в закрытую область его жизни, пробираясь в пустые трещины и щели, о которых он даже не подозревал, пока они не были наконец заполнены).       Как только они вернулись на кухню, Санеми проверил рис и сказал Гию высыпать его в рисоварку, добавить необходимое количество воды и защелкнуть крышку, чтобы включить прибор.       Во время ожидания они поделили анко на одинаковые кусочки. Таким образом, как объяснил Санеми, они смогут завернуть рис в пасту, пока он еще теплый. Гию почти испугался того, насколько опытен был Санеми в этой сфере, достаточно опытен, чтобы начать ориентироваться на кухне Гию лучше, чем он сам, всего за пару часов.              Как только рис был приготовлен, они переложили его в другую миску, где Санеми приказал Гию посыпать солью и растолочь рис до состояния зернистой кашицы. Он наблюдал, как Гию работал, стоя спиной к гарнитуру, скрестив ноги в лодыжках, время от времени напоминая ему пошевеливаться и дать знать, когда он закончит. Теснота сближала их чаще, чем они хотели бы, заставляя соприкасаться мизинцами и сталкиваться пятками, но Гию не злился на это.              — У тебя есть пищевая пленка? — спросил Санеми. Гию сказал ему посмотреть в шкафу слева от него, и когда он нашел коробку, он оторвал два куска, по одному для каждого из них. — Обычно мы делаем голыми руками, но так проще. И чище.              Вспомнив беспорядок, который он устроил сегодня утром, Гию взял протянутый ему кусок полиэтиленовой пленки и осторожно натянул его на ладонь.       — Умно.              Гию некоторое время наблюдал, как Санеми формировал охаги, пораженный его мастерством. Но Санеми продолжал настаивать на том, что это одно из самых простых угощений, поэтому Гию начал думать, что он просто абсолютно бездарен в этой области.              — Вот так вы готовите их с семьей?       — Да, в основном. На самом деле мы бы ещё сделали анко сами.       — Звучит, как много работы.       — Не совсем, — сказал Санеми. — Но это твой первый раз, так что мы должны поступать как можно проще. Может быть трудно довести бобы до нужной консистенции и все такое.       Как только Санеми съел две порции с новой тарелки, Гию начал действовать. Он делал всё возможное, чтобы подражать движениям Санеми, быстро адаптируясь к новому методу, и уже мог видеть разницу. Когда Гию был близок к завершению новой и улучшенной версии своего охаги, Санеми остановил его.              — Ты можешь сделать его более ровным с этой стороны, — предложил Санеми, кладя руку на руку Гию, чтобы направить её к нужной стороне, и уговаривая его разгладить внешний слой. Когда всё стало выглядеть достаточно хорошо и Санеми сказал: «Вот так», его голос звучал гораздо ближе, чем раньше. Это удивило Гию настолько, что заставило его поднять взгляд и обнаружить, что Санеми застыл всего в нескольких сантиметрах от него, а его лоб находился на расстоянии шепота от его лба. Глаза опущены, длинные кончики ресниц отбрасывали тонкие тени на скулы, а губы двигались вокруг слов, которые Гию слышал, но не мог усвоить. Вероятно, он сказал Гию вынуть охаги из пластиковой упаковки и положить на тарелку. Вместо этого Гию предпочел сосредотачиваться на прекрасных точеных чертах лица Санеми, на неровных дорогах, которыми его шрамы прорезали кожу. Он считал, что они хорошо изображают самого Санеми — бездушного снаружи с лексиконом матроса и многослойной личностью, но скрывающего что-то невероятно мягкое внутри. Нежную сердцевину, которую он время от времени показывал Гию, когда ослаблял бдительность, и Гию был достаточно удачлив, чтобы знать, кем Санеми был под всеми этими толстыми, запутанными слоями.              Из-за его внезапного отсутствия реакции Санеми понял, что Гию не слушает. Он поднял голову, чтобы посмотреть, что не так, и сразу же обнаружил проблему, когда заметил, как Гию смотрел на него. Воздух стал слишком густой, чтобы дышать; Гию боялся, что задохнется в нём.              Не отводя взгляда, Санеми вырвал охаги из рук Гию и бросил на стол. Куда именно он приземлился, он не знал, и, честно говоря, ему было всё равно. Санеми поднялся во весь рост, сокращая последнее крошечное расстояние, пока они не оказались нос к носу, и его взгляд упал на губы Гию. Он не мог иметь в виду…              — Ты не против если я…       Ответ Гию заключался в том, что он слегка приподнял подбородок, что осталось бы незамеченным, если бы Санеми не следил за каждым его движением. Взгляд Санеми вернулся к нему.       — Не против, — сказал Гию как можно тише и ниже, чтобы не нарушать эту хрупкую атмосферу, кристаллизованную вокруг них. — Так…              Санеми поднес руку к лицу Гию. Он откинул назад волосы Гию, часть которых выпала из его хвоста, заправляя их за ухо. Одно лёгкое прикосновение к нижней стороне его подбородка, большой палец лежит под выпуклостью нижней губы.       Он просто смотрел на него. Опять же с той туманной, скрытой нежностью, проникнутой в затянутые дымом зрачки, остаточное явление и предтеча огня, который они оба так хорошо знают. Гию с трудом выдерживал это.              Когда Санеми поцеловал его, Гию позволил своим глазам полностью закрыться, поддавшись этому так глубоко и так быстро, как будто они целовались всю жизнь и никогда не останавливались. И когда Санеми показал, что не собирается отстраниться в любое ближайшее время, Гию погасил свой билет и выписался навсегда. Бросил всё, что у него было; высокие ставки, без возврата, взмывая в мертвой петле, когда Санеми встречал его искра к искре, сворачивая ткань рубашки Гию возле изгиба его талии, чтобы притянуть его ближе.       Санеми всегда целовал его целенаправленно. Непредсказуемо, но преднамеренно, заряженный инстинктом и порочной потребностью. Каждое сладкое, обжигающее прикосновение его рта было наполнено обещаниями и яростной решимостью, как будто он хотел, чтобы Гию ушел с неизгладимым шрамом от их поцелуев, выжженным на его губах.              Он скучал по этому. Знал, что скучал до этого момента, но только когда Санеми вернулся к нему спустя столько времени, он понял, насколько сильно.              — Я думал, ты хочешь, чтобы я доказал тебе, — выдохнул Гию, когда они прервались, чтобы перевести дух, стыдясь того, насколько разбитым он казался всего лишь от нескольких поцелуев, и утешаясь тем фактом, что Санеми находился в похожем состоянии. Румянец брызнул на его переносицу, пропитывая сросшиеся шрамы. Губы влажные, красные, как вишня, приоткрылись для таких же частых вдохов. Для Гию он никогда не выглядел лучше.       — Ты доказал, доказал, хорошо, ты… — Санеми издал разочарованный звук, наклонился, чтобы вместо этого прикоснуться ртом к шее Гию. — Иди на хуй. Не могу поверить, что ты пытался приготовить мне охаги.       — Я хотел… ещё немного времени. Чтобы показать тебе, — сказал Гию, пытаясь не закрыть глаза, когда Санеми поцеловал его в горло.       — Ах, да? — язвительно бросил Санеми. — Кажется, я не говорил тебе остановиться. Тогда давай, покажи мне. Насколько ты серьезен.              С этими словами Санеми сильно прикусил участок кожи чуть выше ключицы Гию. Гию вздрогнул, глаза распахнулись, одна его рука поднялась, чтобы сжать волосы Санеми. Этой рукой он дёрнул Санеми обратно, чтобы снова сомкнуть их губы, обвивая обе руки вокруг его плеч, чтобы притянуть его к себе, пока они не слились в одно целое. Пока они целовались, как подростки, над кухонным столом Гию, холод гранитной поверхности просачивался сквозь его рубашку, ручка ящика врезалась ему в бедро. Санеми прикусил нижнюю губу; Гию позволил дрожащему стону сорваться с его языка прямо в рот Санеми. Тот проглотил его, как конфету, и работал над тем, чтобы выбить из Гию следующий.       Только когда Санеми начал поднимать его на уступ, Гию наконец толкнул его в грудь, чтобы разделить их.              — Санеми… Санеми, подожди, — выдохнул он, сердце билось так громко, что он мог поклясться, что чувствовал, как его басы вибрировали в черепе. — Как бы я ни хотел… ну, может, нам сначала закончить охаги? Прежде чем они простоят слишком долго.              Санеми застонал, наклонился вперед и положил голову Гию на грудь. Гию задержал дыхание и надеялся, что Санеми не чувствовал, как сильно билось его сердце.              В конце концов, Санеми сказал:       — Мы должны.               Он убрал руки с тела Гию, но не без явной неохоты, и оставил между ними разумное расстояние. Собственные штаны Гию казались слишком тесными, когда он двигался, чтобы поправить свою одежду. Однако ему пришлось придерживаться своего собственного предложения, поэтому он снова взял полиэтиленовую пленку и отвлек свои мысли от проблемы внизу.       В итоге получилось восемь штук охаги, каждый из которых выглядел так, как должен был выглядеть. Хотя Санеми был тем, кто рассказал ему, как всё делать, Гию не мог не чувствовать себя немного гордым.              — У тебя есть напитки? — спросил Санеми, комкая полиэтиленовую пленку и бросая её в мусорное ведро.       — Ага, — Гию присел, чтобы обыскать свои шкафы в поисках одной из многих сумок, которые он убрал в шкаф перед приходом Санеми. — Я где-то читал, что охаги хорошо сочетаются с зеленым чаем, поэтому купил немного в магазине.       — Ты провел исследование, да? Неплохо. Зеленый чай подходит.              Это единственное, что он сделал неплохо за весь день, но Гию считал, что это что-то значило.       Взяв тарелку с охаги и две пары палочек, которые Гию заранее разложил, Санеми наклонил голову и сказал:       — Должны ли мы….?       Гию засунул бутылки с чаем под мышку, затем на всякий случай взял несколько салфеток.       — Да, давай.       Они прошли небольшое расстояние от кухни до открытого пространства за ней, Санеми на несколько шагов впереди. Вместо того чтобы сесть на диван, он поставил тарелку на журнальный столик и отодвинул её достаточно далеко, чтобы проскользнуть за неё и сесть на пол, скрестив ноги. Когда Гию остался стоять с другой стороны стола, неловко слоняясь без дела, Санеми отодвинулся, чтобы освободить место рядом с собой.       — Иди сюда, — сказал он, похлопывая по полу. — Садись.       Присоединяясь к нему, Гию разложил угощение и встал на колени рядом с Санеми. Он внимательно наблюдал за тем, как Санеми брал свои палочки для еды и выбрал один из самых больших охаги, срезая часть, чтобы положить его в рот. Гию требовалась огромная сдержанность, чтобы промолчать и позволить Санеми оценить вкус, прежде чем он спросит о своем вердикте.       — Как они?       — Хорошо, — Санеми откусил ещё один кусок, жуя дольше, чем обычно. — Собственно, как я и помню. Я думаю, что мне всё время не нравился вкус, потому что я ел в одиночестве.              Комментарий казался тривиальным на первый взгляд, но скрытый смысл, стоявший за ним, не ускользнул от внимания Гию. Он сжал пальцы на бедрах, стараясь не ерзать, когда зарождающаяся надежда вырывалась из глубины его живота.              Возможно, сегодняшний вечер начался тяжко, учитывая его первую попытку и всё такое, но он подумал, что они закончат хорошо.              Санеми подтолкнул тарелку ближе к Гию.               — А теперь попробуй сам. Посмотрим, понравится ли тебе.              С палочками в руке Гию сел, чтобы взять себе порцию. Вкус был насыщенный, сладкий с землистым оттенком, и Гию сразу же захотел ещё. Он не останавливался, пока не доел большую часть порции, голод, дремавший внутри него, наконец вырвался на свободу.              — Эй, у тебя здесь немного… — Санеми постучал по левой стороне своего рта, показывая, что Гию ел неаккуратно.       Гию собрался вытереть пятно, но после трех неудачных попыток Санеми вздохнул и сделал это за него. Он отвел руку Гию в сторону, обхватив запястье, затем поднес другую к лицу Гию и стер пятно пасты двумя быстрыми, грубыми движениями большого пальца теплой ладони в том месте, где он обхватывал его щеку.              — Ты ешь как поросенок, — бормотал Санеми, убирая руку и вытирая большой палец о ближайшую салфетку. Другую он оставил на запястье Гию, держа его параллельно своему плечу. Медленно Гию опустил их ладони на пол, повернув руку ладонью вверх, и пальцы Санеми естественным образом поместились между его пальцами. Кажется, он этого не заметил, а может, просто изобразил беспечность.       Гию сделал то же самое. Он снова повернулся к недоеденной охаги в своей тарелке, фарфоровые края которой украшали крошки.               — Я… да. Когда я был моложе, многие люди говорили мне то же самое. Я думаю, что стал аккуратнее, но иногда, если еда вкусная, я ем слишком быстро, и тогда она везде.       — Хм. Я расценю это как положительный отзыв.       — Так и есть, — подтвердил Гию, откусывая следующий кусок медленнее, чтобы не устроить очередной беспорядок.       — Симпатичнее, чем то, что ты сделал один, да?              Гию перевел взгляд на Санеми. На пучок светлых волос, разделявший лоб пополам, на края его шрамов, которые больше похожи на нити жидкой платины, чем на что-либо другое.       — Ага.       Завязалась легкая как пух беседа, которая не требовала особых усилий для поддержания, пока они бубнили между кусочками охаги и глотками чая. Иногда она затихала, оставляя их греться в такой же легкой тишине, прежде чем снова подняться, колеблясь туда и обратно, как меняющиеся приливы. Удовольствие от компании, тишины, болтовни и еды, все слилось воедино, чтобы составить этот спокойный вечер в гостиной Гию.       Санеми положил в рот последний кусочек охаги и запил его глотком чая. Гию поймал шевеление горла, когда тот сглатывал, и его язык мелькнул между зубами. Прежде чем он это осознал, Гию открыл рот, чтобы заговорить, руководствуясь импульсом и ничем иным.              — Санеми, — сказал он. — Можно я тебя поцелую?              Санеми кашлянул, проглатывая, затем потянулся за салфеткой, чтобы прикрыть рот. Он посмотрел на Гию поверх него, глаза сузились, как будто он искал намек на то, что Гию шутил. Он, конечно, не нашел его, потому что Гию абсолютно серьезен.       Санеми медленно сложил салфетку и вернул её на стол.              — Ну попробуй.              Гию ожидал, что занервничает, отодвигая кофейный столик подальше от них и поворачиваясь лицом к Санеми. Но этого не случилось, даже когда он наклонился, чтобы ещё раз ощутить вкус рта Санеми, и их носы ненадолго соприкоснулись, прежде чем он подался назад, чтобы исправить угол. Он начал нежно, сладко, как десерт, который они разделили, мило и воздушно. Гию положил руку на щеку Санеми, спускаясь вниз по его шее. Он чувствовал, как двигалась челюсть Санеми, как сжимались и расслаблялись мышцы, как пульсировала кожа под ладонью Гию. Он прижался ближе, чтобы напомнить себе, что Санеми настоящий, осязаемый и восприимчивый, и он здесь, с ним. Эта мысль вырвала слабый вздох из-под языка Гию, растворившись в новом поцелуе.              Напряжение быстро нарастало, и вскоре вернулось к тому, что они начали на кухне. Тяжелое дыхание, переплетенные конечности, отрывистые звуки. Гию поднялся на колени, чтобы наброситься на Санеми, который сжал его запястье и скользнул другой холодной ладонью под рубашку, рисуя круги по пояснице.              — Хочешь продолжить? — в конце концов спросил Санеми, как только они оба выдохлись, и в воздух между ними вернулось знакомое тепло. Гию, практически сидевший у него на коленях, кивнул, даже не дослушав. — Уверен?       — А почему бы и нет?       — Потому что, — Гию поцеловал край рта Санеми, бугорок на его подбородке, — в последний раз…       — Теперь всё по-другому, — прошептал Гию, касаясь его лбом и губами.       — Ты плакал, Гию, — возразил Санеми, запыхавшийся и сожалеющий.       — Я счастлив, — сказал Гию, — с тобой. Ты делаешь меня счастливым. Я…              Дыхание перехватило у него в горле, разрываясь между темпом слов и накалом эмоций. Открытый рот, сухой язык. Санеми сидел в его квартире после того, как съел охаги, которые они вместе приготовили, и смотрел на него так, как будто все остальное не имеет значения. Дым в его глазах, его венах, его сердце. Сплетенные вместе, золотые нити перекрещивались в углублениях между его пальцами.              — Я хочу тебя.              Это те же самые слова, которые он сказал той ночью, когда Санеми прижал его к стене туалета и спросил, чего он хотел. Тогда Гию сказал правду, несмотря на то, что знал, что не готов услышать это сам. Слова, которые привели к тому, что они оба считали концом, боли и тоске, которые обрушились на них обоих из-за нескольких выпивок, пропущенных шагов и собственных ошибочных мыслей Гию.              Судя по тому, как напряглось его лицо, Санеми тоже это помнил. Но он не спускал глаз с Гию и не убирал руки с его талии, так что Гию воспринял это как знак продолжать.              — На этот раз я серьёзно, — заверил он. — Не то чтобы я не имел в виду это раньше, но…       — Я знаю, — перебил Санеми, спасая Гию от того, чтобы загнать себя в угол. — Я зациклен на тебе, Гию. Раньше я не хотел этого признавать, потому что ты всегда делал вид, что не любишь меня так, как я люблю тебя.       — Прости, — сказал Гию. — Но я люблю. Я, я просто не знал, насколько, пока мне не пришлось быть без тебя.       — Господи, — Санеми покачал головой, хриплый смех вырвался из его груди. — Ты так мало говоришь, но когда говоришь, смешно, как легко это меня пробирает. Это заставляет… ты заставляешь моё сердце болеть.       — Я знаю, что причинил тебе боль…       — Это хорошая боль, — тихо сказал ему Санеми. Уязвимо. Гию замер, кончики пальцев веером скользнули по плечу. — Да, какое-то время это было не так здорово, но… я действительно не знаю, как это объяснить. Ты просто… что-то в тебе сводит меня с ума. Всякий раз, когда мы вместе, я больше не знаю, как себя вести.              Гию настолько глубоко чувствовал каждое слово, что с таким же успехом мог бы сказать их сам. Они двое, как противоположные стороны одной и той же книги, связанные вместе, полные ничего, кроме потребности друг в друге. Бесконечный цикл, театральность, конфликт и катарсис. Солнце, гонящееся за луной, одними и теми же кругами на том же самом небе.              — Санеми, — снова попытался Гию. — Я хочу тебя. Сегодня, и завтра, и во все дни, пока я буду с тобой.       — Идиот, — сказанное так нежно, что Гию забыл смысл этого слова, теряясь в завесе голоса Санеми. Он прижал большой палец к щеке Гию, проводя им по скуле. — Любимый. Это я был с тобой с самого начала.       Слишком подавленный, чтобы говорить, Гию соединил их в ещё одном поцелуе и надеялся, что Санеми сможет прочитать его чувства по пылкой линии его рта. Диалог продолжался в тишине, пока губы Гию не начали неметь, а кончики пальцев не начало покалывать. Он позволил Санеми целовать себя так, будто у них было все время мира.       Я тоже был у тебя с самого начала. Я хочу тебя, я нуждаюсь в тебе. Я мог бы даже…       — Вверх, вверх, — приговаривал Санеми, но Гию настолько выпал из реальности, что полностью упустил это. Санеми потребовалось обхватить его обеими руками за талию и приподнять его наполовину над землей, чтобы Гию пришел в себя и уперся ногами в ковер. При поддержке Санеми он забрался на диван, его бедра автоматически раздвинулись, когда Санеми наклонился ближе, чтобы снова поцеловать его, согревая руками его колени. На этот раз поцелуй был быстрый, поскольку его цель, кажется, лежала ниже пояса Гию.              Поцеловав его в щеку в последний раз, Санеми опустился между ног Гию и провел рукой по внутреннему шву на штанах. К тому времени, когда Гию понял, что он собирался сделать, Санеми уже стянул штаны и трусы достаточно, чтобы освободить его член, полутвердый, но более чем заинтересованный в том, что они делали. Санеми взял его в руку, дунул на головку и начал дрочить.       Приглушенное блять скатилось с языка Гию, совершенно вне его сознания.              — Ты такой горячий, когда ругаешься, — сказал Санеми, ухмыляясь, пока вел рукой по члену Гию вниз, а затем вверх, обхватывая кончик рукой. — Значит, я всё делаю правильно.              Еще одно блять на этот раз громче, и ухмылка Санеми стала ещё       Как только член Гию полностью затвердел, Санеми продвинулся вперед, чтобы поцеловать чуть ниже его члена, легко и влажно. Затем он взял его в рот, опускаясь вниз, пока он не достиг задней стенки горла.       — Санеми, — снова непроизвольно бормотал Гию, и в нём начали появляться зачатки вины, когда он напомнил себе, что на них никто не смотрит. Он мог говорить всё, что хотел, и стонать так свободно, как хотел, не беспокоясь об анонимной аудитории. Мог протянуть руку, чтобы положить на лицо Санеми, обрамляя его, провести большим пальцем по губам Санеми, натянутым вокруг его члена.        Это была закономерность: как только он видел такого Санеми, Гию терял всякое подобие самоконтроля. В прошлый раз это настолько напугало его, что он нажал кнопку самоуничтожения. Это все еще пугало его, но теперь он гнался за острыми ощущениями вместо того, чтобы бежать в противоположном направлении.       Когда Санеми вошёл в ритм, Гию запустил пальцы в тонкие пряди его волос, чтобы направить движение рта. Санеми, кажется, не возражал, с каждым разом спускаясь немного дальше, постепенно приспосабливаясь, чтобы не подавиться. Щеки втянуты, губы плотно сжаты, ровно настолько, насколько нужно, чтобы веки Гию затрепетали.              Он хотел наслаждаться этим вечно, но если Санеми будет продолжать в том же духе, он кончит в ближайшее время. И в глубине его сознания витала жажда большего, поэтому с великой тревогой Гию вытащил руку из волос Санеми, чтобы толкнуть его в плечо.       — Подожди, подожди…       Санеми мгновенно остановился, оттягивая член со звуком, который заставил его вздрогнуть.       — Эй, — это лучшее, что мог придумать никчемный мозг Гию, пока он пытался вспомнить, почему заставил их остановиться.       Санеми фыркнул.       — Эй.       — Ты…— преступно ожидать, что Гию сформирует связную речь, когда рот Санеми находился менее чем в дюйме от его члена. — Хочешь пойти дальше? Типа…       — Я понимаю, что ты имеешь в виду, Томиока, — усмехнулся Санеми. — Хочу ли я? Конечно. Но я предполагаю, что ты никак не готовился к этому.              Гию выдохнул, подавленный. Санеми прав; он действительно никак не подготовился.       — Нет.       — И я нет, — Санеми сжал один раз основание члена Гию, всё ещё твердого на его ладони, и потянул вверх одним длинным медленным движением. — Какой сегодня день?       Гию почти не заметил вопроса. Он наблюдал, как головка его члена исчезала в кулаке Санеми и появлялась снова, влажные капельки на кончике стекали по костяшкам пальцев Санеми. Затем снова и снова, стирая его способность думать вообще.       — Это… — Гию пришлось собрать все свои оставшиеся мозги, чтобы найти ответ. — Думаю, воскресенье.       — Ладно, — сказал Санеми, и Гию старался не обращать внимания на хрипотцу в его голосе из-за принятого ранее в горло члена. — Я снова трахну тебя через четыре дня. Думаешь, ты сможешь продержаться до тех пор?       Гию обиделся бы на этот вопрос, но сейчас он был слишком занят невыносимыми поддразниваниями Санеми, чтобы ему было не плевать.       — …Ага.              — Хороший мальчик, — Санеми обвел большим пальцем головку члена Гию, дьявольски ухмыляясь, когда его бедра дернулись. — Тогда я позволю тебе кончить мне в рот.              Не давая Гию возможности ответить — не то чтобы он мог, учитывая тот факт, что он слишком занят тем, что только что сказал Санеми, — он взял член Гию обратно в рот, сдвинув брови, и возобновил темп, который он задал перед тем, как Гию вмешался. На одной фрикции Гию почувствовал едва ощутимое царапанье зубов по своему члену и сделал такой резкий вдох, что у него закружилась голова.              Он не хотел отрывать глаз от Санеми, но когда тот начал двигать головой вниз быстрее и глубже, зрение Гию расплылось против его воли. Откинув голову назад, он захлопнул глаза, когда наслаждение захлестнуло его, огромные волна за волной толкали его к опасной пропасти.              — Санеми, — выдохнул Гию, тонко и дрожа. — О, чёрт , пожалуйста, я…              Незадолго до того, как он достиг пика, он вонзил ногти в подушку сиденья рядом с собой и предупреждающе сжал пальцы. И, как он и сказал, Санеми позволил Гию пережить свой оргазм в горячей полости своего рта. Оргазм был сильный, как удар в живот, который распространился на остальную часть его тела, и Гию отпустил волосы Санеми, вместо этого зажимая рукой нижнюю половину его лица, приглушая шок от стона, который вырвался откуда-то глубоко внутри.              Как только всё закончилось, Гию опустил руку и смахнул последние следы тумана с глаз, растекаясь по дивану. Санеми слизал каплю спермы, вытекшую из уголка его рта, затем поднялся, чтобы ещё раз впечатать свой напористый поцелуй в вялый рот Гию. Гию, всё ещё ошеломленный тем, что кончил всего несколько секунд назад, позволил Санеми без сопротивления скользнуть языком за свои губы. Пьянящий и знакомый вкус на этом языке, когда он ответил на поцелуй, немного скромно, не в силах сделать глубокий вдох, прежде чем он потерялся в месте их соединения. Может быть, чтобы заземлиться, а может просто для большего контакта, он обхватил рукой шею Санеми сзади, скользя большим пальцем по тонким волоскам на затылке вниз к горячей коже.              — Хорошо? — спросил Санеми, достаточно близко, чтобы его губы коснулись губ Гию, когда между ними висело слово. Гию вдохнул, все еще наслаждаясь угасающим удовольствием кульминации, и лучшее, что он мог сделать, это кивнуть и с придыханием произнести: «Хорошо», прежде чем он снова притянул Санеми к себе. Сначала целомудренно, затем всё более грубо, пока они оба не задохнулись, одна рука Санеми опиралась на спинку дивана, а другая лежала на основании бедра Гию. Отчаяние, порождённое собственной неразрешенной потребностью Санеми, пульсировало каждый раз, когда его язык скользил по языку Гию. Обратив на это внимание, Гию убрал свою руку с шеи Санеми и провел ею вниз по его груди, медленно, но многозначительно, ненадолго останавливаясь на поясе брюк, прежде чем опуститься ниже, чтобы нащупать его член сквозь ткань.       Сердце Гию подпрыгнуло от заметной выпуклости, которую он нашёл, крепче сжав его, когда Санеми с упреком прикусил губу, одновременно толкая бедра вперед в прикосновение Гию. Гию поймал стон, сорвавшийся с его губ, и жаждал большего. Громче, жарче.       Это адское испытание — расстегнуть штаны Санеми одной рукой и с закрытыми глазами, и Гию некого благодарить, кроме собственного опыта, за то, как быстро он справился с молнией. Член Санеми показался наружу. Толстый и тяжёлый в руке, обжигающий пальцы, когда он обернул их по всей ширине. Когда искушение взяло верх над ним, Гию прервал поцелуй, чтобы посмотреть вниз между ними, на член в кольце его пальцев, красный на кончике и выгибающийся к животу. Выступающая вена, извивающаяся на нижней стороне, та самая, которую Гию проследил языком месяцы назад, когда в первый раз склонился над ним, тянулась по всей длине, от основания до головки. Даже тогда, окутанный тусклым светом и лишенный какой-либо предвзятости, он знал, что у Санеми хороший член. Хороший, большой и достаточно красивый, чтобы заинтересовать Гию с того момента, как его взгляд упал на него, воспламенить что-то внутри него, что, как ему казалось, он потерял после всех тех, с кем перетрахался за свою жизнь.       Теперь, когда Гию наконец-то хорошо разглядел этот член при ярком свете и лихорадочном возбуждении, характерном для Санеми, сопротивляться желанию было слишком мучительно. Поэтому он скользнул рукой выше, снисходительно втирая капельку влаги в щелку и вокруг распухшей головки, где он был наиболее чувствителен. Горячо, так горячо, когда Санеми прижался ртом к плоской щеке Гию, скользя вниз по краю его челюсти.       Гию сглотнул, развратное желание в нём скапливалось под языком, в пустом пространстве за зубами. Оно дало ему достаточно энергии, чтобы подняться с дивана и толкнуть на него Санеми, с неизящным стуком ударив коленями по ковру. Санеми, кажется, не придал значения смене позы, пока Гию не завис прямо над его членом с полуоткрытым ртом.              — Гию, блять. Тебе не нужно.       — Я знаю, — приглушённо сказал Гию, — но я хочу.              Податливый и расслабленный после оргазма, Гию почти не встретил сопротивления, пока полностью не опустился на пол, не встретил на своем пути препятствий, пока его нос не коснулся мягкого хлопка рубашки Санеми, скрывавшей его живот.              — Еба-ать, — простонал Санеми, долгим, вульгарным звуком, от которого по спине Гию снова прокатился жар. — Не думаю, что когда-нибудь к этому привыкну.              Гию хмыкнул в ответ, полузакрыв глаза от ощущения члена Санеми, застрявшего в его горле, пальцы свободно обхватывали основание, чтобы удерживать его, пока он шаркал на коленях, чтобы найти лучший угол. Как только он нашёл его, он отступил, пока во рту не остался всего дюйм, и щелкнул кончиком языка только для того, чтобы услышать, как следующий вдох Санеми превратился во вздох. Он открыл рот немного шире, чем необходимо, чтобы струйка слюны стекала по его губам, скользя по подбородку и по всей длине члена Санеми. Он чувствовал, что Санеми нравилось, когда всё было неряшливо, и его подозрения подтвердились, когда бёдра Санеми качнулись, чтобы вбить член глубже в его горло.              — Ты помнишь — бля , — первый раз, когда ты сделал это?              Гию помнил. Конечно, он помнил. Возможно, это было несколько месяцев назад, но каждая часть их первого раза врезалась в его память, как небоскреб в горизонт. Даже когда он хотел забыть, стереть отпечаток Санеми из альбома своего разума, чтобы хоть раз подумать о чем-то другом, ничего из того, что он делал, никогда не работало. С тем же успехом он мог вычерпывать морскую воду руками из затопленной лодки или пытаться потушить веером лесной пожар, всё, что Гию делал, это обманывал себя, заставляя думать, что он держал оборону, когда он уже проиграл.              Но это было тогда, когда он ещё хотел забыть. Однако сейчас… теперь ему не нужно беспокоиться о том, что прошлое поглотит его, по крайней мере, это не будет так опустошающе. Он позволил прошлому опрокинуться на себя, проникнуть в настоящее, чтобы усилить ощущения, вкус Санеми на языке и царапанье ногтей по коже головы.       Откровенный жар в глазах и полное отсутствие попыток его скрыть. Взгляды на Гию, как будто они были единственными двумя людьми в комнате. Без камер, без микрофонов, без съемочной группы. Только они. Пожар их первого поцелуя, торопливого и предусмотренного по сценарию, но настолько реального, что Гию до сих пор мог чувствовать электрический гул от него. Движение руки Санеми рядом с ним, тогда он хотел сунуть её в волосы Гию, но ему пришлось сдержаться.       Теперь рука Санеми, широкая и уверенная, лежала на макушке. Не толкала и не тянула, просто успокаивающее давление и волнующее напоминание о том, что они делали.       Не желая прерываться, чтобы сказать короткое да, Гию посмотрел на Санеми сквозь ресницы и надеялся, что выражение его глаз сказало за него.              — Ага? — Санеми хрипло рассмеялся. — Тогда ты произвел на меня впечатление. Что бы ты ни сделал, я зацепился. Бля , ты бы видел себя…              Гию делал это так часто, что, вероятно, мог бы сосать член во сне, но с Санеми даже такая простая вещь, как оральный секс, казалась свежей и волнующей. Тот же танец с другими движениями ног, та же песня с другим ритмом.              Скручивая волосы Гию в своей руке, Санеми просунул пальцы в резинку для волос и стащил её, позволяя волосам Гию рассыпаться по его спине и плечам. Он шире развел колени и убрал челку Гию со лба, чтобы открыть вид на рот Гию на своём члене, а из его груди рокотал благодарный стон.              Гию почувствовал свою заминку. Он был прав; Санеми он нравится с распущенными волосами, возможно, даже слишком. Санеми дёрнул его за волосы слишком сильно, и Гию почувствовал свой собственный стон и как в уголках глаз защипали слезы. Обеими руками удерживая бедра Санеми на диване, ограничивая его движения, Гию отстранился, чтобы сказать. Однако не до конца, поэтому его губы едва касались члена Санеми. Он знал, что это выглядит немного грубо, и он использует это в своих интересах на следующей съемке.       — Я заставлю тебя почувствовать себя хорошо, позволь мне, — сказал он, повторяя те же слова, что сказал Санеми, когда в первый раз опустился перед ним на колени.              Сначала Санеми, кажется, не видел связи. Когда до него наконец дошло, он вытянулся вверх и прорычал:              — Ты, маленький…              Это предложение могло закончиться по-разному, но они никогда не узнают, что хотел сказать Санеми. Засранец — наиболее вероятный сценарий, но Гию разрушил его, снова спускаясь на всю длину члена, оставляя Санеми утопить остальные слова в резком стоне.              Сосредоточившись, Гию использовал все советы и приемы, которые он усвоил за годы работы в порно. С каждым движением он втягивал ртом сильнее, прижимая кончик члена Санеми к своей щеке, чтобы он мог видеть его снаружи. Стонал вокруг него, тихо, но чувственно, время от времени поглядывая вверх, чтобы дать Санеми взглянуть на блестящие влажные глаза. И в те редкие перерывы, которые ему были нужны, Гию ловко дрочил ему и целовал напряженную линию его члена, прежде чем просунуть головку между губ и очень нежно пососать. Вбирал внутрь целиком, сглатывая только для того, чтобы услышать звук, который издавал Санеми в ответ.       С его навыками Гию не требовалось много времени, чтобы довести Санеми до предела. Это опьяняло, как быстро Санеми разваливался под его ртом, его руками, его языком, усилием, которое требовалось ему, чтобы оставаться на месте. Гию слишком этим гордился. Может быть, был даже одержим этим.              — Бля… блять… Гию…              Член Санеми дернулся глубоко в его горле, бедра напряглись по обе стороны от его головы, дыхание застряло где-то между грудью и открытой полостью рта. С прерывистым вздохом, когда его дыхание отмерло со щелчком, выстрелив в воздух, он излился в горло Гию. Рука на макушке удерживала его почти на одном уровне с промежностью Санеми, и Гию остался лежать без сопротивления, глотая с отработанной легкостью.       Когда Санеми перевел дыхание, Гию забрался на диван рядом с ним. По пути он взял со стола свежую салфетку, начисто вытер нижнюю половину лица и бросил её в корзину для мусора, стоявшую рядом. Примерно наполовину придя в себя, Санеми откинулся назад, запрокинув голову и закрывая глаза.       Присев достаточно близко, чтобы их бедра соприкасались, Гию положил щеку на плечо Санеми. Сначала неуверенно, потом расслабленно, когда Санеми без слов прислонился щекой к его макушке.              — Уже поздно, — тихо сказал Гию. На самом деле он не знал, сколько сейчас времени, но он только что закончил учиться готовить новое блюдо, испытывать оргазм и сосать член, поэтому для него более чем справедливо чувствовать себя опустошенным. Это начало настигать его, опуская веки и затуманивая мозг.       Санеми хмыкнул, но не спорил. Он, должно быть, тоже устал.              — Хочешь… Если хочешь, можешь остаться на ночь, — приглашение далось Гию легко, беспрепятственно вытекая теперь, когда его прежние запреты оказались стерты в пыль. Однако на открытом пространстве комнаты оно, кажется, застопорилось, погружаясь в тишину. — Но если тебе нужно идти, все в порядке, я просто…       — Гию, — остановил его Санеми. — Я останусь.              Если приглашение Гию приземлилось тяжело, то, как Санеми его принял остановило и время, и пространство в их маленьком пузыре.       Чтобы вернуть их в движение, Гию схватился за первое, что пришло в голову.              — Как ты обычно готовишь яичницу?              Санеми фыркнул, звуча весело, отдавая счастьем. Как только звук исчез, он перевернулся лицом к Гию, зацепившись локтем за спинку дивана, и обхватил подбородок Гию большим и указательным пальцами.              — Вот так, — сказал Санеми, и лицо Гию расцвело лепестками жара. Он отдернул подбородок от руки Санеми и демонстративно отвернулся, чтобы вместо этого посмотреть в противоположный угол комнаты. Санеми рассмеялся, обнимая его за плечи, чтобы прижать поближе, уткнувшись лицом в волосы Гию. Он просунул нос мимо них, чтобы поцеловать Гию в горло, в то место, где за его ухом горел румянец.              — Но я бы предпочел, чтобы ты не готовил никакую яичницу, — прошептал Санеми прямо в ухо Гию, и Гию не мог остановить дрожь, пробегающую по нему. — Не хочу начинать утро с тушения пожара.              Гию позволил Санеми поцеловать себя только ещё раз, прежде чем оттолкнул его на расстояние удара, забывая, что Санеми крепко обнимал его рукой. Они оба упали вниз, Санеми со смехом притянул его к себе, волосы рассыпались веером по сиденью, совершенно белые на камерных узорах его дома. Гию боролся, чтобы освободиться от упрямой хватки Санеми, но ему удалось только сильнее сплести их вместе.       Это закончилось тем, что Гию лежал на нем сверху, оседлав его бедра и скрестив запястья Санеми над головой. Одну звездную минуту они наблюдали друг за другом — вздымающаяся и опускающаяся грудь Санеми, волосы Гию, ниспадающие на них, словно занавес.       — Ты хочешь ещё раз? — спросил Санеми, склонив голову набок. — Я думал, ты сказал, что уже поздно.              Гию упёрся коленями в подушки сиденья. Острая боль рикошетом отскочила от реек его груди между ставнями ребер, пронзая сердце. Это больно. Хорошая боль, как уже говорил Санеми. Сладкая боль внизу живота, нежное покалывание между бороздками суставов. Гию встретил её с радостью, всю её целиком, и сплел их пальцы вместе, как нити браслета. Скрепил их намертво. Без трещин, без промежутков.       — Прекрати болтать, — сказал он и снова наклонился, чтобы поцеловать Санеми.