***
По правде говоря, в последнее время Итэра всё чаще мучали ночные кошмары, в которых постоянно крутилось одно и то же событие — он видел сестру, но она отворачивалась от него, уходила вслед за вестником Бездны. Он видел её, молил остановиться, пытался поймать её за руку, чтобы вновь ощутить её тепло, но… он снова и снова её терял. Терял. Терял… снова и снова он не мог ухватиться за нить, за эту тонкую нить её души, ведь каждый раз, на каждый болезненный зов она хладнокровно отворачивалась, уходя в непроглядный черный туман… Итэр снова проснулся по середине ночи, но так и не смог заснуть. Закрывая лицо руками, массируя ноющие от влаги глаза, он старался не поддаваться эмоциям. Но не всегда его попытки приводили к успеху… Спящая рядом с ним Паймон иногда могла слышать сквозь сон его тихие прерывистые вздохи, сопровождаемые шмыгающими звуками. Она всё слышала, и сердечко маленького компаньона неприятно сжималось от понимания собственного бессилия в этой ситуации. Даже если бы она сейчас отреагировала, могло ли Итэру стать только хуже от собственной слабости, которую он не смог скрыть? Он был очень заботливым, но о собственных чувствах позаботиться не мог так же, как и доверить их. Паймон никогда не заставляла Итэра рассказывать ей правду, но понимала, что ему стало бы легче после разговора. Однако на утро путешественник улыбался всё так же искренне, и этот день не стал для него исключением.***
Величественные тории вместе с возвышающимися над ними кронами аралии сопровождали искателя приключений на всем подъеме к имению, и вот оно наконец появилось на горизонте. Когда-то один вид поместья Камисато вызывал восторг и волнение, а сейчас искатель приключений чувствовал, что приходил сюда так же спокойно, как к себе «домой». Впрочем, здесь его действительно могли принять как близкого друга семьи Камисато, что Итэру иногда даже льстило. Только он пересёк главные врата и направился брать поручения, как за спиной его послышался знакомый сдержанный голос: — Добрый день, путешественник. Приятно снова видеть тебя. — А? Аято, здравствуй! Не часто тебя можно увидеть в поместье в такое время. — Прекрасно понимаю твое удивление, друг. Как глава клана я бы должен был провести очередной день за бумагами, однако сегодня я хочу провести его с близкими. Это как раз поможет снять весь груз ответственности и стресса, накопившийся за столь долгое время. Не желаешь присоединиться к нам вечером в Коморэ? — на лице Аято мелькнула привычная ему загадочная, но всё-таки добрая улыбка. — Я планировал взять поручения на сегодня. Да и к тому же, разве я не помешаю вам? Это всё-таки семейное, а я… — Итэр оступился в своем предложении, чем Аято, недолго думая, воспользовался. — Итэр, друг мой, если я говорю, что ты можешь присоединиться, значит всё в порядке! Тома тоже изначально не был членом нашей семьи, однако без него теперь не представляется наша жизнь. За своё пребывание в Инадзуме ты тоже успел на какую-то часть породниться с нами. К тому же, будем считать это нашей общей благодарностью за твою помочь комиссии Ясиро. К слову, сегодня по удачному стечению обстоятельств особо крупных поручений нет, и ты можешь расслабиться! — Раз ты так говоришь… я буду рад принять приглашение, Аято! Благодарная улыбка мелькнула на лице путешественника, однако что-то в ней было не так, как раньше. Аято, привыкший изучать манеру поведения людей и их мимику, сразу приметил неладное. В лице он совсем не изменился, однако следующие слова над ухом путешественника заставили того насторожиться: — Возвращайся сюда после поручений. Позже поговорим.***
— Позже поговорим? Что он вообще имел в виду и почему это звучало так серьезно? — засыпал вопросами сам себя Итэр, вновь подходя к лесу Тиндзю. — Мне кажется, что ты преувеличиваешь. Это же Аято, его манеру речи очень сложно понять с ходу! — Паймон, я знаю, что это Аято, но от этого меньше беспокойств не становится. Вдруг у него ко мне снова какое-то серьезное и срочное дело? Неужели вокруг него снова плетутся какие-то интриги, в которые он хочет вплести меня? — Он же сказал, что проведет этот день с близкими. Думаешь он стал бы?.. — начала Паймон, однако её прервали. — Да, я думаю. Внезапная тишина накрыла их обоих. Ответ Итэра выдался необычно твёрдым и даже немного грубым, из-за чего Паймон опешила, хоть и догадывалась от чего это могло быть. Однако, это неуютное молчание она вскоре прервала. — Итэр, что случилось? Ты сам не свой в последнее время. Паймон твой компаньон, Паймон обязательно выслушает тебя! — обеспокоенно проговорила та чуть тише, чем обычно. Путешественник тяжело вздохнул. — Я в порядке, Паймон. И больше он ничего не сказал… «Неужели кошмары так на него влияют? И ведь я ничего не могу с этим сделать. Паймон не заменит ему родного человека сколько бы не пыталась…» — Что-о-о ж… Может Паймон стоит вернуться в гостиницу? Наверное, Аято и правда желает поговорить только с тобой. Паймон не хочет подслушивать секретные разговоры! — Так будет лучше, — отрезал Итэр, разойдясь со своим компаньоном по разным путям.***
Снова лес Тиндзю встретил путешественника, однако теперь по коже парня пробежал ряд мурашек. Атмосфера была зловещей. Казалось, что откуда-то путешественника сверлили взглядом. — Кто здесь? — резко обернулся Итэр, услышав позади себя шорох травы и опавшей листвы. Но никого не было. Только пробегающая мимо ящерка ловко нырнула из травы в кусты, не обратив на путника никакого внимания. Вот только легче от этого не стало. Лес давил своей аурой, а где-то вдалеке слышался женский голос. Голос… Смех… Он так похож на её смех… Это она? Неужели это она? Забыв на мгновение про встречу с главой Камисато, парень ринулся на голос, но… Это была Цицинка, бодро вышагивающая по тропинке и напевающая что-то под нос. Показалось… Снова ему показалось. Было ли это влиянием потустороннего мира, в который, по преданиям Инадзумы, он мог попасть, пройдя через красные ворота? Или же кошмары так истерзали его сознание, всё ещё не смирившееся с холодным решением Люмин? Он не понимал. Только после своей оплошности он продолжи идти к имению, где у последних красных ворот его уже ожидали. — И снова здравствуй, путешественник! — послышался всё тот же приятный, бархатистый голос главы комиссии Ясиро. — Ты немного припозднился. Я рассчитывал, что ты прибудешь раньше. — По пути возникла неприятная ситуация, но сейчас всё хорошо, — но не все было хорошо на самом деле, и оба это понимали. — На самом деле, я хотел поговорить именно об этом, — лицо его посерьезнело. — Не понимаю, о чем ты, Аято. — Неужели? Я вижу, что тебя что-то терзает. Как бы ты не пытался скрыть этот факт, тебе это против меня не поможет. Я порой слишком хорошо знаю людей, чтобы определить наличие изменений, — путешественник промолчал, заставив Камисато убедиться в своей правоте. — Например, ты зачастил к нам в имение с получением поручений, как будто желая просто отвлечь себя ими от чего-то; у тебя прослеживаются небольшие мешки под глазами, что говорит о твоей усталости или даже недосыпе; в последнее время ты всё чаще ходишь хмурым и каким-то опасливым. Мне стоит продолжать? — Хорошо-хорошо, я понял. Но о чём здесь говорить? — Это из-за твоей сестры, верно? Внутри у Итэра будто всё встало вверх дном. Любое её упоминание отзывалось у него тем самым кошмаром, мучающим его сон уже который день. Но почему любимый и самый родной образ стал таким ужасающим для него? Когда всё успело так измениться?.. — О-откуда ты… — О, я попал в яблочко? Итэр, друг мой, тебя так легко прочитать. Кажется, ты сам когда-то упоминал, что путешествуешь с целью воссоединиться с ней. Логично было бы предположить, что такого неунывающего, привыкшего к сложностям человека серьезно пошатнуть может именно это. Аято направился в глубь леса и жестом позвал с собой. Уже по пути он продолжил. — Ты можешь не говорить мне, что именно не так, но позволишь мне рассказать одну историю? — Не стану останавливать. — Что ж, хорошо, — Аято усмехнулся, а после начал свой рассказ.***
— Кажется, я уже рассказывал, что после ухода наших с Аякой родителей из жизни, клан Камисато пришел в упадок, но я никогда не говорил, что было до этого. С самого детства мой отец готовил из меня наследника и будущего главу клана Камисато. Изо дня в день я усердно занимался и делал успехи, но однажды здоровье отца начало стремительно ухудшаться. Впоследствии он не мог даже встать с кровати. Я продолжал тренироваться по его наставлениям, стал его гордостью, но… я понимал, что время взять ответственность на себя пришло слишком рано. Я всю жизнь готовился принять эту невероятно важную роль ради благополучия своей семьи, поэтому, когда я вышел из комнаты тяжело больного отца той злосчастной ночью, в темноте своей комнаты на столе я увидел глаз Бога. Я плохо помню детали той ночи, но я готов был поспорить, что за окном небо проливало свои слёзы. Всю ночь я сидел в темной комнате напротив глаза Бога, вслушивался в дождь и думал, как дальше быть, что нужно сделать и для чего. В тот момент я чувствовал себя добычей в кругу голодных волков, которыми были всевозможные соперники и претенденты на власть. Одно я понимал точно — Аяка, моя маленькая сестрица, должна была быть в безопасности от этих злых языков. И я делал всё возможное ради этого. — Как самоотверженно, но… Я прекрасно понимаю тебя. Сам бы поступил так же. — Рад что ты понимаешь это, Итэр. Так вот, той ночью я до самого рассвета рассуждал о том, что мне нужно сделать. Я в мельчайших подробностях вспоминал уроки отца. Я рассуждал о том, кто и что будет говорить, и как на это отвечать. Я думал, как отгородить мою сестру от этого. Было тяжело. Голова болела, кружилась, эмоции хотели взять верх, но я понимал, что нервы нужно было поберечь, ведь всё плохое только впереди. Итак, только к рассвету я мог сказать, что выдержу и буду готов ко всему. Сначала было тяжело, бесспорно, но одна мысль, что я делаю это для близких, давала мне силы идти вперед и быть щитом, поглощающим все летящие в мою семью ножи. А потому я должен был быть уверен в себе, чтобы создать действительно крепкий щит. Надеюсь, что в её глазах я всё еще её опора, хах… К чему это я… Если я начинал чувствовать себя одиноким в этом жестоком мире интриг и борьбы за власть, я начинал вспоминать, ради чего иду. Твоя сестра, её образ в голове должны стать тебе опорой, а не бременем. Так скажи же, друг, что случилось? Итэр ещё какое-то время молчал. Не потому, что не хотел говорить, а потому что не мог сказать ни слова. Он всё старался держаться. И вот, он наконец неуверенно начал. Он рассказывал про их жизнь до Тейвата; про то, что случилось здесь; про то, что после скитаний по Ли Юэ и Мондштадту он наконец встретил её, но снова потерял; он рассказал про кошмары, где она вновь и вновь разворачивается к нему спиной и уходит, бросает его. К горлу подступает ком, говорить становится тяжелее, но он продолжает рассказывать, выкладывать всю вправду впервые после того ужасного для него события. Именно перед Аято он раскрылся как книга, желая ответить ему доверием на доверие. До самого Коморэ оба они старались снять свои барьеры опасений, раскрыв друг другу свой груз на душе.***
В чайном доме ещё никого не было. Лишь Таромару сидел на стойке напротив входа, откуда он радостно спрыгнул только лишь увидев Аято. — Гав! Гав-гав-гав! — Таромару! Мой хороший мальчик, я тоже рад тебя видеть! Тома с Аякой еще не приходили? Таромару повертел головой в знак отказа, продолжая вилять пушистым хвостом. Потрепав его ещё немного по голове, Аято выпрямился в полный рост и вздохнул. — Что ж, кажется, мы пришли даже раньше нужного. Тогда пока подождем их за чашечкой легкого чая? — предложил Камисато, одарив путешественника всё той же загадочной, но доброжелательной улыбкой.***
Ожидать остальных долго не пришлось, и как только дверь в Коморэ издала легкий скрип, Таромару подбежал к ней, виляя хвостом. Следом за Таромару в коридор выглянул и Аято. — О, Тома, Аяка, наконец вы пришли! Я уже начал думать, что вы решили оставить меня оного в мой выходной, — с наигранной драмой воскликнул он, искренне радуясь полному сбору домашних. — И даже Паймон здесь! Какая встреча! — Да как мы могли? Мы с Аякой слишком долго ждали этот день, чтобы его пропустить! — Тома прав, братец. Ты в последнее время слишком занят, поэтому я рада, что ты наконец взял себе выходной. Ты заслужил это! — в счастливых глазах младшей сестры Камисато прыгали блики от бумажных фонариков. — О, путешественник тоже здесь. Рада видеть тебя! Прошу прощения за мою внезапную эмоциональность. Наверняка это могло смутить тебя или… — Аяка, сестренка, не стоит извиняться перед Итэром. Сегодня все здесь присутствующие — члены нашей семьи, включая Итэра и Паймон. Не стесняйся проявлять эмоции, — в сторону Итэра, стоящего в проходе одной из комнат, был направлен подмиг Аято. «С-семья…?» Сердце Итэра сжалось. Его правда считают частью семьи Камисато? Заслуживал ли он, странник, толком не знающий дома, такого доверия? Он хотел начать думать над этим, но искренний смех Томы и Аяки над шуткой Аято, радостный Таромару и внезапная дружная суета не дали ему это сделать. Начались приготовления к почти праздничному ужину, для которого работали все 6 рук и Паймон. Оставаться в стороне было бы неправильно, да и Тома сразу же взял искателя приключений в охапку и загрузил готовкой вместе со всеми. Все здесь заняли своё место, каждый был нужен в этом процессе, где отлынивать даже не хотелось. Паймон подавала необходимые продукты Томе; Тома распоряжался, кто и что должен делать с ними; Аято и Аяка под руководством своего управляющего усердно старались достичь нужного результата в готовке; Итэр помогал брату и сестре Камисато в особо сложных моментах готовки блюд, будучи хорошим поваром на уровне Томы. Смех, радость в глазах, а где-то и ребяческое баловство так были знакомы путешественнику. Впервые за столько времени он чувствовал себя… нужным, но в потоке такой оживленности он даже не до конца осознавал это, скорее просто смутно ощущал. Он не замечал, как увлеченный процессом, улыбался и смеялся вместе со всеми. Вот уже и забылись кошмары, а сам он чувствовал себя вполне бодрым для человека, который почти не спал всю ночь. Вечер проходил прекрасно! Накрыв на стол, все приступили к трапезе. Разговоры за столом затрагивали разные темы: про управление Инадзумы изнутри глазами Аято; про тонкости искусства икебаны, в котором Итэр пробовал себя на празднике в честь Пяти Касэн. К слову, и о поэзии Пяти Касэн тоже заходила речь! У Таромару даже нашелся сборник их произведений, которым хозяин Коморэ особо дорожил. Паймон рассказывала истории из их с Итэром приключений, а сам он следил за тем, чтобы его спутница не преукрашивала его заслуги. Впрочем, даже так все удивлялись статусу почетного рыцаря Ордо Фавониус в Мондштадте и героя Ли Юэ, держа в голове, что Итэр в Тейвате лишь гость, и эти просторы для него — лишь очередная станция в его многочисленных путешествиях со своей… сестрой. Именно о ней речь не заходила, хотя была весьма уместна. Намеренно ли это было или же случайно — было не так уж и важно в этот вечер, однако, когда время близилось к ночи, мысли о ней начинали проскальзывать. Наевшись от души, Паймон устроилась на подушке, которую заботливо предоставил Тару, и уснула крепким сном. Тут же за столом остались Аято и Тома, решив немного поиграть в Сябу-Сябу, а почетный рыцарь Мондштадта и принцесса комиссии Ясиро перешли в другую комнату, где продолжили разговор…***
— К слову… я хотела лично поблагодарить тебя за помощь, Итэр. Возможно, для тебя это кажется мелочью, но для нас это невероятная поддержка! — Что ты, не стоит. Я… Я на самом деле не против помогать Вам с этим! — принялся убеждать путешественник, но снова начал себя выдавать. — К слову, мне всё-таки было интересно, что держит тебя здесь? Как-то раз ты поделился со мной целью своих скитаний, так что же?.. — Я не знаю, Аяка. Мы с Аято уже обсуждали это. Если хочешь — можешь спросить у него о сути разговора, — лицо его приобрело несколько мрачный вид, однако опомнившись, Итэр достаточно резко продолжил. — Ах, чёрт, извини. Я был слишком резок, да? Мне следовало сказать это мягче… — Н-нет-нет, всё… всё в порядке. Но ты, Итэр… Ты в порядке? Если вы говорили на эту тему с Аято, значит он тоже беспокоится. И Паймон… Когда мы с Томой её встретили, она была приунывшая. Она только сказала, что ты в последнее время печален… На её лице читалось волнение. Думаю, что это не спроста, верно? Но искатель приключений не ответил. Взгляд его был виновато опущен, а сам он думал, что стоит ответить Аяке. Сегодня они все напомнили ему «дом». Это понятие всегда было для него размытым и неточным, но было одно определение «дома», которое Итэр мог точно дать себе: дом — это место, где есть она. Дом — это место, где Итэр и Люмин могли быть вместе, видеть улыбки и печали друг друга, чувствовать рядом тепло друг друга. Это было место, где царило доверие. Но почему же вечер с семьёй Камисато напомнил ему этот дом и до боли знакомые ощущения, которые он не чувствовал уже как минимум год своих скитаний? — Извини мне не стоило… — начала Аяка, но голос Итэра резко прервал её и выпалил. — Мне почти всю последнюю неделю снится один и тот же кошмар… Пауза. Он собирается с силами, чтобы продолжить говорить об этом. Аяка, затаив дыхание ждёт… — Мне снится один и тот же кошмар, где Люмин… Моя сестра оставляет меня. Однажды я нашёл её, но снова потерял. Я не смог до неё дотянуться, не смог её задеть, а она ушла за Бездной. Она стала её частью, оставила меня без объяснений и… просто ушла. А недавно это событие стало мучать меня в кошмарах и… Он замолчал. Снова ком в горле, из-за которого говорить больно и трудно. Он старался держаться как минимум потому, что не хотел нагружать девушку своими проблемами. Он мог вовсе не говорить про это, но всё же доверился. Аяка стала вторым человеком, который узнал про то, что его так сильно тревожит. Тем временем Сирасаги Химэгими обдумывала каждое своё следующее слово. Она понимала, как нелегко даются такие признания, поэтому искренне хотела найти как можно более деликатный подход к человеку, который только учится доверять свои чувства другим. Может и ей стоит попробовать довериться? — К-кхм… полагаю, мой брат рассказывал тебе про тяжелые времена нашей семьи? — Итэр кивнул. — Ясно. Тогда, скорее всего, он намеренно не рассказал тебе про кое-что ещё. Надеюсь, эта история поможет тебе немного разобраться в… своих чувствах. Только не рассказывай Аято. Пусть это будет нашим маленьким секретом, хорошо?..***
— Когда наш отец серьезно заболел, я была еще беззаботным ребенком, не подозревающим обо всех интригах, которые плелись за нашими спинами уже тогда. Аято получил свой глаз Бога и с головой ушел в рутину, которую до этого нёс на себе отец, но вскоре… Папа ушел из жизни. Болезнь взяла верх, и на утро он больше не проснулся… Меня так сильно опекали, что даже не осмелились прямо сказать, что его больше нет. Но… у нас всё еще была мама, на лице которой всё можно было прочитать, пусть она и старалась держаться ради нас. Аято тоже держался ради меня, в то время как я искала утешения на его плече. Вскоре из-за пережитого стресса и болезни из жизни ушла и мама. Я… Я не могу не вспоминать этот день без горечи и боли на душе, ведь она была моим наставником, моим другом. Её… уход дался мне очень тяжело. Но тогда я не понимала, что Аято было ещё тяжелее. Он никогда не плакал. В моих глазах он всегда был невероятно силен, как физически, так и морально… до одного момента. Как-то раз Аято впервые не пришел ночевать домой. Он был завален работой, из-за чего просто не мог найти времени, чтобы прийти хотя бы поспать. Он вернулся только утром, под глазами виднелись мешки из-за усталости и недосыпа, аппетита почти не было. После совместного обеда он сразу удалился в свою комнату. Сначала я не хотела его беспокоить, но что-то потянуло меня туда, как будто я чувствовала, что нужна ему в этот момент. Когда я пришла, он сидел ко мне спиной. Я всё ещё была не уверена в своих действиях, но подошла ближе и спросила, как его дела с работой, стараясь улыбаться. Я даже не рассчитывала на ответ, но… после моего вопроса он развернулся ко мне и крепко-крепко обнял, не сдерживая всхлипов. Он говорил, что всё это время старался быть опорой для меня, и столько работал для того, чтобы на моём лице сияла улибка... Ему всё это время было так больно, его душу так мучали все эти события, но он всё прятал от меня, желая таким образом защитить… — Аяка, шмыгнув носом и стирая с щеки слезу, тяжело продолжила. — Он… он всё это время ходил и улыбался, но в тот момент, в т-тот самый момент самый стойкий для меня человек п-просто… сломался. Когда-то я приходила к нему плакать, но он не делал того же. Этот… Этот дурак всё держал в себе, но когда мы так внезапно поменялись ролями… Только тогда я поняла, как ему невыносимо было всё это время. Настолько невыносимо, что он показал мне всё, что так отчаянно хотел скрыть… Я всегда была слабее своего брата. Мне всё давалось тяжелее, чем ему, поэтому тогда в той комнате я… я стояла рядом, обнимала его голову и рыдала вместе с ним. Только мне он мог довериться, и только ему могла довериться я…» Девушка всё активнее старалась смахивать слёзы, но держать эмоции эй было очень трудно. Итэр, смотря на неё, контролировал себя с таким же огромным трудом. Даже ему было тяжело это слушать. Кристальная капля так же скатилась с его ресниц по щеке, предательски выдавая его полное сожалений и сочувствия сердце. — Н-но знаешь… Д-дело тут вовсе не в том, чтобы заставить тебя чувствовать ещё хуже. Я лишь хотела показать, что свои чувства нужно изливать. Итэр, пожалуйста, не доводи себя до такого состояния. Не скрывай от нас то, что тебя беспокоит, ведь мы все… мы все тебе доверяем! С этими словами Аяка сквозь слёзы пронзительно посмотрела в глаза Итэра, задевая самую глубину его души. Аято, Аяка… каждый из них рассказал часть своей истории, которую не мог знать никто кроме них и ещё нескольких людей из клана. И только он… только он знал. Ему доверяли. Ему доверили свои слёзы, свою боль и переживания так же, как это делала Люмин… И тут Итэр окончательно не выдержал, опустил голову и… дал себе возможность побыть слабым. Принцесса семьи Камисато, сама едва ли успокоившись, подсела ближе к путешественнику и неуверенно обняла его, посчитав, что ему необходимо рядом чьё-то присутствие. И она не прогадала. — Я так устал скитаться по этому миру… Я столько времени не видел рядом с собой родного человека, я лишился главной своей поддержки. Я забыл её тепло, я начинаю забывать её глаза, я чувствую, что теряю даже её образ… Я пытаюсь хоть как-то отвлечься от всего этого днём, но ночью мне нет покоя. Я так хочу домой… Так хочу найти место, которое смогу назвать домом... Мягкие поглаживания Камисато бездомный странник ощущал на своей голове. Такие ласковые и понимающие, успокаивающие и убаюкивающие… Теперь он в точности вспоминал глаза Люмин, такие добрые и живые. Он словно ясно видел её перед собой: именно её саму, а не образ. Его Люмин сейчас как будто была рядом с ним. Аяка в этот момент ненадолго заменила ему сестру. За стенкой послышались шаги, направляющиеся к комнате. Только глава клана Камисато хотел спросить, что за тишина у них воцарилась, как Аяка взглядом попросила вместо этого просто подойти и присоединиться к утешениям. Тома последовал тому же примеру. Сначала один, затем второй… Теперь, все четверо сидели на полу, обнимая друг друга, попутно напоминая о важности каждого человека тут. Даже Таромару не остался в стороне, ложась под руку Итэра. Так они и сидели, давая путешественнику понять, что теперь он не одинок, что теперь у него есть место, где он нужен.***
Вы когда-нибудь пытались разглядывать в темноте ночного небосклона созвездия? На кого-то звезды навевают печаль и тоску, а кто-то, наоборот, находит в них утешение для своего сердца. После того застолья с семьёй Камисато, путешественник перед сном всегда смотрел на звезды. Где бы он не был, в какой только точке Тейвата бы не оказывался, он всегда находил созвездия Снежного журавля и Оберегающего кипариса. И сколько бы раз наш странник из другого мира не смотрел на эти созвездия, в этом мире он всегда будет видеть в них свет родного очага…