Тетрадь с фотографиями

Когда Олег понял, что перерождается, жить стало скучно. То есть, не то, чтобы скучно, потому что каждый раз он попадал в разные места и проживал совсем другую жизнь. В первой, это Волков точно помнил, он был вампиром. Да, звучало странно, но, кажется, именно поэтому он и существовал сейчас, похоже, кровопийцы не только могли жить столетиями, но и реинкарнировать, когда им всё-таки надоедала обстановка. В первый раз Олег погиб не из-за скуки, разумеется, а вот во второй, когда и самому хотелось пожить подольше, ничего не вышло. Он стал обычным человеком, зато неплохо соображал в музыке, но, увы, люди еле до шестидесяти дотягивают. И зачем только выдумали для человека такое название? Чтобы сто лет прожить, надо безвылазно сидеть в тибетских горах с монахами, а не вертеться как белка в колесе. От такого бешеного темпа Олег и загнулся, даже побоялся, что теперь не сможет переродиться. Мало ли. Но, слава высшим силам, способность к реинкарнации сохранилась. Тогда появилось ещё одно желание, чтобы получилось снова появиться на свет где-то в современности. И, чудо, так и произошло! Расти в девяностые, конечно, было тем ещё удовольствием, зато когда Олег достаточно вырос, то смог воспользоваться всеми благами человечества. Всё было почти как в прошлой жизни, за исключением того, что теперь у Волкова не стояло на девушек. Да, он обнаружил это еще в подростковом возрасте, когда втюрился в своего однокашника. Они учились в одной школе, была какая-то программа, позволяющая детям из семей и детдомовцам учиться вместе. Странно, что в России пошла такая инклюзия, насколько Олег успел понять, от Европы его родная страна отставала лет эдак на пятьдесят, и это в лучшем случае. Но тут, как-никак, был Питер, окно в эту самую Европу, вот поэтому и прогресс тут осуществлялся побыстрее. В общем, Олег окончательно и бесповоротно втрескался в Серёжу с очень странной, невероятно высокопарной фамилией Разумовский. Как Волков только шею не свернул, пяля на Серёгу! Зрение у Волкова было плохое, пришлось сесть на вторую парту, а Серёжа сидел за последней и была видна только его макушка. Оказалось, разумовский каждую свободную минуту рисовал и именно за это Олег и уцепился. Просто так к разумовскому оказалось не подкатить, а Серёжино увлечение рисованием не просто открыло перед Олегом путь к его сердцу, оно выстлало ковровую дорожку. Спустя несколько лет Олег всё ещё посмеивался над Серёжей на тему того, что он завоевал его карандашами, скетчбуками с хорошей бумагой и офигенными акварельными красками. Но, разумеется, никогда не хотел задеть, потому что и сам влюбился в Разумовского ещё сильнее, когда тот подарил Олегу его портрет, который написал собственноручно. Кстати, этот самый портрет, помещенный в рамочку, теперь висел над их кроватью и Олег мог любоваться им каждый день. Он и сейчас занимался этим, поудобнее перехватив сетку с картофелем, которую только что достал с балкона. Картошины уже начали прорастать, обычно продукты не залёживались так долго, но июнь выдался жарким, во всех смыслах этого слова. Сначала старые друзья Олега и Серёжи сыграли свадьбу, затем отмечали юбилей бабушки Волкова, где, по татарским традициям, стол ломился от еды, потом в хорошей доставке суши случились грандиозные скидки. Так картофель и пророс до такого состояния, что Олег понял — дальше тянуть нельзя, а то придётся возводить грядки прямо на балконе. Хорошо, что сегодня Серёжа задерживался в Академии, гонял несчастных студентов, у которых летняя сессия была в самом разгаре. То есть, конечно, Олег жалел своего благоверного, всё-таки преподавание это адский труд, но, с другой стороны, у Волкова была куча времени, чтобы приготовить самые вкусные эчпочмаки в мире, даже учитывая, что он сам вернулся с работы всего десять минут назад. На готовку ушло полтора часа, ещё сорок минут эчпочмаки, уложенные в миску и надежно закутанные полотенцами, дожидались Серёжу. Олег, чтобы убить время, уже сходил в душ, полистал новостную ленту и теперь валялся на диване в позе морской звезды. Лениво переключая каналы, он наконец остановился на какой-то глупой комедии, когда в дверь позвонили. На пороге стоял Серёжа, весь красный из-за жары, всклокоченный, с самым измученным видом. Олег искренне сочувствовал ему, потому что Разумовский хуже переносил жару. Глубоко вдохнув, Серёжа, очевидно, собирался выдать гневную речь по поводу того, как же его заебали просмотры, жара и всё остальное, но вместо этого сказал: — Как же офигенно пахнет, ещё у лифтов, я как вышел, чуть слюной не подавился. И, безмерно уставший, посмотрел на Олега полным обожания взглядом, потянулся за поцелуем. Олег почувствовал очень аккуратное прикосновение к своим губам, хотел было прижаться, но Серёжа протестующе отпрянул. — Я грязный как собака, дай помоюсь. Олег мог возразить, что видел Серёжу во всех мыслимых и немыслимых позах, держал ему волосы, пока его рвало и в буквальном смысле целовал в жопу, но решил промолчать. У Серёжи был пунктик на собственную чистоту и свежесть своей одежды, ещё с детдомовских времён. — Тогда иди, я накрою на стол. Серёжа плескался недолго, но основательно, и вышел на кухню, благоухающий мятным гелем для душа, завернувшись в халат Волкова, когда Олег выкладывал на свою тарелку пару эчпочмаков. Несколько, приготовленных для Серёжи, уже лежали на его блюдце. — Как в Академии? — поинтересовался Олег, наливая чай и пододвигая кружку к Серёже. Тот благодарно кивнул, потому что уже вгрызся в румяный бок пирога. — Пока всё идёт неплохо, — прожевав, поделился Серёжа. — Я почти ни за кого не переживаю, есть несколько человек, но, в конце концов, они взрослые люди. Чем могу, я им помогаю, конечно, но и я не всесильный. А у тебя всё в порядке? Олег кивнул. — Я же офисный планктон. У меня по определению не может произойти что-то такое. Серёжа не стал спорить, потому что слишком был занят ужином, а после вызвался вымыть посуду, даже несмотря на то, что устал. — Найдёшь пока что-нибудь посмотреть? — попросил он, засучивая рукава. — Только чтобы без запутанного сюжета, а то у меня и так уже мозг пухнет. Олег кивнул, чмокнул Серёжу в затылок, улыбнувшись смущённому фырканью, и ушёл в гостину. Снова развалившись на диване, он дотянулся до пульта и принялся перелистывать каналы. Перед глазами замелькали новостные репортажи, реклама каких-то балахонов из магазина на диване и крики из программ по типу «пусть говорят». В конце концов, Олег нашёл какой-то ненапряжный фильм, когда Серёжа уже домыл посуду и пришёл к нему. Щелкнула лампочка, погружая комнату в полумрак. Теперь всё вокруг было синеватым из-за работающего телека. Олег подвинулся, чтобы дать Серёже место, но он всё равно прилепился к нему вплотную, закинул на него руку и ногу, устроил голову на плече. — Спасибо за ужин, — пробормотал он. — Было супер вкусно. — Не за что, — Олег улыбнулся из-за переполняющей его нежности, прижал Серёжу к себе. Определённо, это была его лучшая жизнь.