Сила мысли

      Будильник вдруг громко начал звенеть, разрывая тишину, царившую в маленькой комнатушке студенческого общежития. Затем раздался вымученный стон: тонкая бледная ручка потянулась к звенящей коробочке с шестерёнками, хриплый девичий голос пробурчал что-то в духе: «кто вообще придумал эти херовины, чтоб их всех…» — и надоедливая трель, бьющая по ещё сонному сознанию, наконец затихла.       Синеволосая девчонка облегчённо вздохнула, закутываясь в одеяло ещё больше и сладко зарываясь в прохладную подушку, теряясь в собственных распущенных локонах. В тёмной комнате снова воцарилась тишина, которая так была приятна Джинкс, что та со спокойствием продолжила дальше спать. Столь спокойный для неё сон, без всяких приколов, лезущих из головы, был весьма редким и кратким. Обычно ночами веяла буря, терпели крушение умиротворяющие события прошедшего дня в студенческой мастерской. Мысли, мешаясь, сами собой складывались в слова, скользили по девичьим губам, и она громко… гро-о-о-о-мко начинала болтать о том, да о сём, смеясь или злясь, радуясь или негодуя. А когда со стены ссыпалась пыль, когда с той стороны комнаты били кулаками, давая девушке весьма тонкий намёк прекратить эти ночные «исповеди», синеволосая вроде бы замолкала, переставая думать о том, о сём… Ненужные слова утрачивали всякий смысл, и Джинкс со спокойной душой отворачивалась к стенке, готовясь заснуть, но недаром обычно о сне говорят как о голове, подпёртой кулаком: в такие мгновенья будильник обычно был быстрее её.       Сейчас Джинкс так бы и продолжила сладко сопеть, но вдруг под черепной коробкой что-то завозилось, словно змея, надоедливо заскрежетало, и девушка распахнула глаза, широко и резко. Она медленно повернулась лицом вверх, встречая взглядом потрескавшийся потолок, который вот-вот, каждый раз, казалось, рухнет и раздавит её. Иногда она даже смеялась, размышляя о том, что наконец плохую девчонку Джинкс прикончит дурацкий потолок, но иногда её пробивало на слёзы: и то ли в шутку, то ли на полном серьёзе, — неведомо было даже ей самой.       «Сегодня сдача долгов», — и Джинкс не шибко торопилась. Она всегда опаздывала, не специально, конечно, просто пока девчонка успеет окончательно проснуться, пялясь в телефон и не вставая с постели, пролистать всю ленту новостей в социальных сетях, умыться, позавтракать, выбрать одежду, которая у нее почти всегда одна и та же, пройдёт, и вправду, много времени.       Поначалу, стоило ей только поступить в академию, как ей постоянно делали выговор и замечания на её опоздания, но потом все: и преподаватели, и студенты, — поняв, какая она, быстро от неё отстали. Всё же она даже так была лучшей в потоке своего направления по разработке и механике. Поэтому теперь, заваливаясь в аудитории то с громким смехом, травя какие-то отвратительные, по мнению большинства, шутки, то с похоронным молчанием и тяжёлым взглядом, что готов был испепелить каждого, она ничего не теряла.       Как говорил один из профессоров, ведущий один из предметов её направления: «Гении всегда странны, порой безумны. Ничего страшного!» — и Джинкс была с ним полностью согласна! До какого-то момента ей казалось, что он разделял её мнение, но, когда девчонка сдавала ему свой первый проект, выбрав преподавателя на радостях ответного понимания и нахождения, казалось бы, родственной души, синеволосая уловила странный волнительный взгляд, когда она с довольной улыбкой бросила на стол кафедры с глухим металлическим звуком прототип устройства… несколько неподходящего для их предмета изучения. «Но это всё же, мисс Паудер, весьма занимательная работа! Предлагаю, вам передать это в наше направление по разработке оружия! Думаю, преподаватель Стенвик будет рад изучить такую находку!» — в голосе профессора Хеймердингера так и звучала осторожность, он с легким испугом созерцал тогда кинутое перед ним подобие бомбы… Или, может, это была ракета?       После того случая профессор Хеймердингер пытался избегать роли её научного руководителя, и Джинкс, с досадными и злобными вздохами, занималась под началом других преподавателей, всё же не оставляя свои попытки по сооружению чего-то весьма опасного, но такого, чёрт возьми, прекрасно смертоносного… И стоило ей только подумать о чём-то таком, или, О Боже, о своей мечте — супер-мега ракете смерти, то её заряда бодрости и хорошего настроения хватало вперёд на целый день в душном месте, полном дураков.       Окружающие, завидев ненормальную улыбку светловолосой, полную безумия и опасного веселья, сторонились её. А она всего лишь была радостна и счастлива. По своему. Но всё же здесь, в академии, даже у Джинкс были друзья.       — Эй, ненормальная, ты вообще хоть чем-нибудь питаешься в своей мастерской? — это была привычная фразочка от Экко, которую она слышала в свой адрес. От единственного, кто не боялся с ней общаться на равных и не получить пиз… Не получить парочку синяков от своих слишком наглых слов в её адрес.       — Да отвали ты, блин, — а это уже постоянно слышал беловолосый, но он молчал в ответ и довольно улыбался, глядя, как Джинкс, очертя голову, начинает поедать пару бургеров, которых он принёс ей из столовки.       «Такой уж она человек», — говорил он всем, когда собирал вокруг себя толпу ахающих от удивления студентов их потока. — «Бедняга даже на голодную смерть пойдёт, лишь бы доделать очередное творение, мягко говоря, предназначенное не для всех!»       Он искренне ею восхищался. И что уж говорить, Джинкс, и вправду, замечала от Экко странные взгляды на протяжении всего первого курса. Его странный взгляд заставлял её высовывать в отвращении кончик языка и закатывать глаза. И синеволосая не была дурой, знала же, что все эти взоры значат: пацан таскал ей еду из столовки, подавал рюкзак, — и что там ещё делают все эти влюблённые сопливые мальчишки? В общем, это девчонку нисколько не впечатлило, и она осталась полностью равнодушной, но друг из Экко был просто отменный, оттого его привычка относить ей еду, когда он потерял к синеволосой романтический интерес, осталась. Он даже понимал, о чём девушка говорила, показывая свои наработки и изобретения, — не это ли настоящая дружба?       Наверное, Паудер нравились мальчики постарше? Она не могла точно сказать, так как опыта в любовных делах у неё не было совершенно. Но думая о ком-то в таком ключе, ей бы, наверное, хотелось больше заботы, которую девчонка не получила в собственной семье. Наверное, ей нужна была новая семья? Новый отец, который относился бы к ней, как к своей самой любимой дочурке?       А Экко ей даже завидовал. Еще бы! Получить первокурснику повышенную стипендию и право на разработку своих изобретений на базе академии — просто нереально. Но Джинкс, такой странной, взбаламошенной девчонке, это удалось.       — Да секрет весьма прост: нужно вот эту детальку вот сюда, где крепится помпа, а эту — сюда, и… получается бомба! — странно и тихо смеялась она, объясняя, как ей удалось достичь такого успеха, прикрывая глаза, падая на стол лицом ближе к своим любимым шестерёнкам и деталям.       Но всё же, можно сказать, в академии Джинкс была некой знаменитостью, о которой говорили все, но с которой заговорить мало кто решался. Да и ей от этого было всё равно. Главное, что теперь синеволосая девушка может заниматься поистине тем, что ей нравится. С детства она мечтала что-то изобретать, да и в месте, где она родилась, кроме нахождения всякого старого хлама, что выбрасывают из-за реки, других игрушек для детей не было. Поэтому с малолетства Джинкс любила находить шестерёнки, добавлять к ним любопытные детали и сооружать из всего этого самые неожиданные механизмы. Ну а ещё жизнь в Нижнем городе была так опасна, что приходилось чем-то защищаться, пока её названный папаша держал там свой бизнес на протяжении многих лет.       Ещё в академии находилась её сестра, Вайолет, которая училась на полицейского. Все вокруг так легко разглагольствовали о том, как же Джинкс ненормальна, но… Господи, они видели эту дуру Вай? Та мечтала после выпуска попасть в особый отряд назначения под предводительством совета города — в миротворцы. И когда же их жизнь так повернулась? Джинкс надувала губы в трубочку, превращаясь на вид в десятилетнего ребёнка, когда думала о Вай, о семье, с которой она больше не хотела иметь дела. Поэтому, поступив в академию, ей предоставили комнатку в общежитии — не в самой лучшей его части, ведь выходцам из бедного Зауна и такого было уже достаточно, не правда ли?       У Паудер шёл мороз по коже при мысли, что её сестра сама станет осуществлять дичайший полицейский контроль над улицами их родного места, заносить в списки провинившихся, преступников, как скот, каких-то маленьких детей, которым, как и им самим в детстве, не досталось еды в очередной серый, покрытый ядовитой плёнкой от испарений день.       Приходя в себя после этих видений, где она видит Вай в грозной форме миротворцев, с туманом в голове, с ледяным потом на лбу, она задыхалась в своей комнатке. Поэтому теперь ей точно проще быть одной, раньше она могла бы вернуться в отчий дом, рассказать всей её семье о том, какая она молодец: делает такие большие успехи, учась в академии златого, как самая большая звезда, Пилтовера, — но теперь точно нет. Теперь всё, любые бури мыслей, беспощадная их травля, всё казалось лучше: даже одиночество этих тесных стен комнаты её общежития.       До какого-то времени Джинкс любила сестру. С ранних лет та учила её, что любой спор нужно решать кулаками, а Вай сначала так учил их приёмный отец — Вандер, — хотя потом через пару лет быстро взял свои слова назад, однако розоволосую с её упёртым характером было уже не остановить. Но для слабой телом, но храброй духом малютки Джинкс даже упёртая Вай всегда была примером для подражания, и порою тяга к изобретательству казалась для девчонки чем-то пустяковым, совсем незначительным на фоне достижений своей сестры, которая всегда радовала их семью.       Под своим крылом Вандер приютил не только двух девочек, но и двух мальчиков, которые всегда задирали Паудер. Будучи мелкой она сносила эти издёвки, потому что сестра благородно вступалась за неё: Клаггор и Майло всегда получали от злющей Вай нагоняи, и Джинкс была этому рада больше всего на свете, — чувствовать заботу от единственного родного человека для неё было самым драгоценным в мире.       Но выжить на улицах жестокого города, полного криминала, насилия и жестокости, такой девочке, как маленькой Паудер, — было практически нереально. И поэтому… Кажется, именно поэтому она так и не смогла стать частью той семьи, которую собрал Вандер. Оттого и сестра начала отдаляться от девчонки, и вскоре они стали друг другу совсем, как чужие люди.       А когда Паудер чуть-чуть подросла и превратилась в подростка, ежедневных скандалов избежать было невозможно. Она стала пытаться давать отпор своим названным братьям, совершенно не слушалась Вандера, чьё лицо смотрело на неё с добротой, — больше всего девушка не могла выносить такое выражение лица. Оно хоть и выражало снисходительность, но было в нём что-то полностью безразличное к ней, а когда Джинкс заметила, как отец смотрит на Вай: полностью с любовью, чуть ли не с яркими звездами в глазах, то громко хлопнула дверью их лачуги.       Вот так вот ушла, не смея больше переносить той атмосферы «домашнего уюта и тепла», которой с особой заботой одаривали девушку её близкие. Тогда-то Джинкс твёрдо решила, что докажет своей нерадивой семье, чего она на самом деле стоит. И что не нужно смотреть на неё таким взглядом, будто тебе всё равно, будто это какой-то довесок к более лучшей девочке, над которым можно постоянно издеваться. Напоследок Джинкс, конечно же, побила со всей силы, на которую была способна, Майло и Клаггора, — те совсем не ожидали такого напора и потому остались с большими ушибами: Майло она даже вывихнула плечо. И для неё это был настоящий первый успех, первая победа.       В первое время насвистывать весёлую песенку, идя вдоль нищих улиц Зауна, оказалось проще простого. Если её сестра при рождении была наделена предрасположенностью к недюжинной силе, то для Джинкс кто-то там сверху припас хитрость и ум. Но этого было явно недостаточно, и вскоре девушка превратилась снова в малютку Паудер, которая совсем не знала, что ей делать среди всей этой жестокости, что она замечала то тут, то там, едва заглядывая в каждый переулок, мимо которого ей приходилось проходить, шатаясь от холода и зловонного запаха.       Джинкс влачилась вдоль обшарпанных стен всяких мрачных заведений, дверь одного из которых когда-нибудь всё-таки её бы захватила, ведь выглядела она весьма ярко, — длинные синие косы и цветастая одежда, и все: от пьяниц, наркоманов до головорезов, — пялились на неё. Однако совсем кстати ей повстречался «мохнатик», — так она стала звать своего чуть ли не единственного друга на тот момент в первые часы их знакомства.       Навестив приют святой Жанны для всех обездоленных жителей Зауна, девчонка с новым другом пообедала. На самом деле это учреждение было построено «верхушкой» из-за реки как мера для урегулирования сложной ситуации между двумя городами, и обычно его посещали люди пожилые, старые дамы, матери с грудными младенцами и беспризорные дети — почти, как она. Казалось, что у гостей этого места, нет ни семьи, ни дружеских привязанностей, — совсем как у неё, — и отыскав этот едва светлый прохладный уголок, они в молчании отбывают какую-то свою для каждого повинность.       Она смотрела на все эти высокие стены, голубые и свежие, от которых так и веяло приятной прохладой, и совсем ничего не понимала. Кажется, когда-то власти Пилтовера пытались всеми силами избавиться от Зауна, чтобы эта умирающая жизнь, влачимая в слабоумии и грязи, пала под ударом тяжёлого молота и наконец угасла, не бросая самую чёрную тень на всемирно известный город Прогресса. И конец Нижнего города, и вправду, казался близким, но вдруг в его трущобах открывают храмы, а детей, способных к обучению берут в ученики профессора знаменитой академии.       Вдали от своей семьи ей действительно легче задышалось в этом мире обездоленных, без сомнения знавших лучшие дни в этом убогом городе. Почти со всеми она ощущала некое родство, со всеми этими прохожими, со шрамами на телах, которые нерешительно выбирали еду по карточкам и вместе с обветшавшим желудком несли пустоту жизни, влачимой болью.       У её нового друга, Зиггса, постоянно блестела странная улыбка на губах, а ещё он всё время поправлял свои очки. У этого йордла была весьма печальная история, а ведь он до недавнего времени жил в том самом городе, за рекой, красивом и блестящем, к тому же преподавал в академии! Он-то и дал ей наводку туда, увидев за спиной Джинкс грязную сумку, пропитанную мазутом и машинным маслом, со всякими нереализованными идеями из её прекрасных смертоносных мечтаний. Благодаря ему девчонка и поступила в престижное учебное заведение, хоть попасть из Зауна в Пилтовер было весьма сложно.       Но вступительные экзамены для неё оказались совсем уж пустяковыми, и вот — Джинкс гроза и беспокойство всей академии! Юное дарование и повод к беспокойству.       Сейчас шёл конец семестра: студенты сдавали экзамены и представляли свои проекты, которые они готовили к этому моменту. «О да-а-а, да!» — думала Паудер, мыслями уходя к свёртку, стоящему возле двери в её маленькую комнатушку. Девушка постоянно таскала все свои наработки с собой — конечно, украсть такое никто не способен, просто мастерская закрывалась очень рано, а сил на разработку у неё было хоть отбавляй. Засиживаться до самой ночи на прохладном полу за низеньким столиком, полным хлама и железяк стало привычным делом с первого курса. На сегодняшний день она была уже близка к тому, чтобы блестяще закончить третий. Ну… почти. Техника ей всегда легко давалась, а вот писать буквы, изучать каких-то там классиков — совсем не для неё. Ей бы послушать рок со старенького магнитофона, который она выручила за пару золотых на какой-то пилтоверской барахолке, да разукрасить мелками своих любимых цветов холодный начищенный металл, делая его, по мнению Джинкс, по-настоящему красивым.       Так синеволосая могла жить вполне счастливо, почти не чувствуя семейной власти, продолжая свои занятия по физике, математике и химии по собственному усмотрению, однако существовало одно здоровенное, просто гигантское для бунтарки «но». Так как девчонка не посещала никакую школу, то некоторые предметы, совсем ненужные на её направлении, для неё были обязательными. И Джинкс была бы не Джинкс, если бы не пропускала эти скучные уроки. Обычно вместо них Паудер могла пропадать в мастерской, или у какой-то очередной бабули для починки старого телевизора, или телефона, да и вообще всей техники. Не за бесплатно, конечно. Но для успешного прохождения и сдачи семестра, девушке было необходимо появиться хотя бы на парочке таких занятий.       Она могла долго висеть на плече у Экко, плачась о том, как тяжела её судьба. Но тот лишь тихо смеялся над этим проявлением ребячества, ибо поделать ничего не мог. Ему ведь тоже нужно тащиться на эти скучные уроки! Парень любил такую черту характера своей подруги, встречать любые невзгоды так, словно ты ребёнок десяти лет, которому всё не по чём — для этого нужна та ещё храбрость.       Хотя возможно Джинкс преувеличивала: ей уже в который раз удавалось обмануть преподавателей с занудного направления литературы и музыки, так что и в этот день она шла с вполне себе ясными мыслями и лёгким сердцем.       На улице наступил самый разгар лета, так что Паудер, совсем не стесняясь, нацепила любимый вид своей одежды — топ, — на пару с джинсами, и поплелась в учебное здание, которое находилось за пару небольших кварталов академического городка от её общежития, совсем не подозревая, что ждёт её впереди.       — Да вы издеваетесь, мисс Скай?! — недовольству Джинкс не было предела, стоило ей услышать от преподавателя неслыханную новость. — Уже на следующей неделе мне нужно сдавать свой научный проект! Я ведь даже не успею!       — Нисколько, Паудер, я не издеваюсь, поэтому я считаю это хорошим решением — передать тебя в руки моей лучшей студентки Люкс, чтобы та подготовила тебя к сдаче экзамена по музыке в понедельник, — мисс Скай мило улыбнулась, хотя в её улыбке прослеживалось то ещё ехидство. — Вас, бедняг, этому в Зауне, не учат, поэтому ты должна быть благодарна…       Преподавательница поправила свои круглые очки, прикрывая глаза, и отчего-то улыбаясь, начала свою привычную тираду о спасении бедных детей Нижнего города от угрозы ужасающей неграмотности, а у Джинкс все волосы на теле встали дыбом. Она схватилась за свои синие косы и громко взревела.       — Бла-бла-бла, мисс Скай, я вас поняла! — Паудер поспешила заткнуть уши, только чтобы не слышать всю эту нудную болтовню про просвещение.       Какой бы бунтаркой Джинкс не была, ей приходилось порой идти на уступки, к тому же сейчас на кону стояла сдача чуть ли не самого крутого за всю её жизнь проекта, посему она должна постараться.       Пообщаться за музыку с какой-то маленькой занудой?       Да без проблем. Проще простого.       К тому же у самой синеволосой в багаже музыкальных вкусов было много чего, что могло удивить чистюль с музыкального факультета. У них в Зауне, в отличие от Пилтовера, было принято слушать совсем другую музыку. «Ну уж извините! В такой беспросветной жопе ничто другое не вдохновляет», — сдувая чёлку со лба, жаловалась Паудер, когда впервые попала на эти чертовы факультативы по музыке в академии. Она скрещивала руки и закатывала глаза, слушая, как мисс Скай и её подопечные разглагольствуют о классиках Пилтоверских опер и концертов, которые обычно посещают только лишь один совет и их лизоблюды.       «Ску-у-у-у-ка, ну просто скука смертная! Лучше музыки, чем бах-бах, дум-дум, тыщ-тыщ, пиу-пиу, на свете нет», — Джинкс могла и откровенно перед всеми заснуть прямо за столом под эти нудные рассказики или музыку.       Люкс она никогда не видела, хотя, когда ей-таки удавалось посещать эти дополнительные занятия, Паудер многое слышала о самой лучшей студентке мисс Скай. Однако особого интереса в ней это не пробудило: Джинкс, как и всегда, постоянно зевала, слушая и не запоминая совершенно ненужную для неё информацию.       Сейчас в воображении представлялась невысокая девчонка, с чистеньким лицом, яркими глазами и доброй приветливой улыбкой, которая обычно вымораживала синеволосую просто до тошноты. Та была бы в серой юбке с таким же жилетом, в самой белоснежной рубашке — конечно же, лучшая студентка не могла не носить студенческую форму академии. А розовенькое здоровое лицо, которое никогда не знало заунских ядовитых испарений, обрамлялось светлыми локонами, которые так ярко блистали бы на солнце, что без слёз и не взглянешь.       И Джинкс ещё ни разу так не угадывала. Прямо в точку! Люкс оказалось именно такой, какой она себе её представляла. Только вот лицо студентки не украшала улыбка — вместо этого губы были сжаты в тонкую полоску. Видимо, её наставницу по учебе в эти выходные тоже особо не радовал факт совместного времяпрепровождения.       — Привет, — светловолосая протянула руку в качестве приветствия. Паудер оглядела девичью розоватую ручку, а затем встретилась с хмурым взглядом. И Джинкс не могла не позлорадствовать:       — Здарова, учитель, — она схватила девушку за плечи, притягивая к себе. За спиной её рюкзак, начинённый всяким хламьём помимо тетрадей и ручек, издал характерный звук, пока Джинкс трясла своей рукой, обнимая новую знакомую. — Научишь меня музыке?       Бунтарка широко улыбнулась, демонстрируя белые зубы. Уголки её глаз взметнулись вверх, и она привычно сдула чёлку со лба. Девчонка рядом от такого жеста стушевалась, даже не попытавшись выбраться из мертвецкой хватки.       — А ты не такая грозная, какой кажешься на первый взгляд, — Паудер усмехнулась, приблизившись в девичьему лицу совсем близко, отчего та поспешила отшатнуться, как от огня. — Куда пойдём? В библиотеку?       — Нет, — Люкс поправила свою идеально выглаженную форму, озаряясь вокруг. Они стояли на входе из преподавательского кабинета, где им суждено было встретиться. — Сейчас я занесу кое-какие документы мисс Скай, а затем мы отправимся ко мне домой. В пятницу и выходные академия для занятий закрывается довольно рано.       Услыхав просто немыслимую новость, Джинкс сиюсекундно возмущённо завопила:       — Что?! К тебе домой?! Ты издеваешься?       Кажется, этот день грозит закончиться полным провалом. Люкс же отрицательно покачала головой, никак не реагируя на гневные стоны, и прошла в кабинет, из которого Паудер недавно вышла.       «Да за что, Боже?» — девушка схватилась за косы, обвязывая ими своё лицо, грозясь задушить себя ими прямо сейчас, не совладав со своей злостью, переполнявшей её.       Отправиться домой к напыщенным пилтошкам она никогда не желала. Что она там такая…неправильная забыла? Паудер всегда избегала ходить по Пилтоверу, дабы не ловить на себе странные взгляды окружающих. Для неё это было неприятно. Как только девушка, или такие, как она, — из Зауна, — появлялись на улицах блистающего города, его жители начинали шептаться, и даже не стесняясь своего призрения, разглядывать тех, кто никогда не приживётся здесь. Несмотря на все действия властей по отношению заунитов, в городе Прогресса, кажется, ещё не совсем были готовы к таким переменам. Но Джинкс не собиралась меняться, поэтому, отправившись в дом очередной пожилой дамы для починки чего-то старенького из техники, лавируя по тёмным или немноголюдным аллеям, она пересекала Пилтовер практически без происшествий.       И вот сейчас идя вдоль ярко-освещенной многолюдной улицы, видя перед собой прямую спину Люкс Краунгард, девушка жмурилась от непривычного для неё солнца и вымученно вздыхала и оглядывалась по сторонам. Девчонка не особо любила такую жаркую погоду, ибо палящее солнце полностью рассеивало её работоспособность. В такие моменты она даже скучала по душному тёмному Зауну, где свет не являлся таким уж смельчаком и азартным игроком с людьми, как на этой стороне реки. А сейчас при виде беззаботных детей Верхнего города, лепивших из песка какие-то пирожки или замки жестяными позолоченными формочками на детской площадке, мимо которой двум девушкам пришлось проходить, она пуще прежнего начала ловить грусть. В первое время, когда Паудер начала обучение в академии, её всё что-то подталкивало поиграть вместе с этими ребятишками. И когда-таки её прорывало поддаться этой беззаботности, на неё странно косились эти самые дети.       «Она же такая большая, чего это?» — шептались они. После такого Джинкс даже и не пыталась больше с ними заговорить, только лишь, рассеивая грёзы в собственных мыслях, и как всегда громко рассуждая сама с собой, девчонка падала на скамью в общественном саду или сквере глядя в землю, роя песок носками своих тяжёлых ботинок и пропуская его сквозь пальцы.       Нельзя было не приходить в отчаяние, глядя на неунывающую жизнь пилтоверских ребят, вспоминая, как за рекой многие в их возрасте уже вовсю работают на промышленных заводах с тяжелыми условиями труда, никак непредназначенными для детей и подростков. Её эта участь миновала только лишь потому, что на заре этого возраста Паудер успела свинтить побыстрее из семейного гнёздышка.       Не сказать, что город Прогресса был некрасивым. Еще как красивым! Она, безвольное дитя Зауна, никогда не встречала столь высоких зданий, чьи макушки своими шпилями могли прорезать облака. В детстве Паудер даже мечтала смастерить какую-нибудь летающую штуку, чтобы полетать на такой высоте, но вскоре вектор её интересов резко сменился, и стало не до всяких там самолётов.       — Ты живешь одна? — спросила Джинкс дабы отвлечься, прикрывая руками глаза от палящего солнца.       — Конечно, нет. С дяденькой, — послышалось впереди.       Это самой собой. Чтобы пилтоверский студент-подросток жил один? Не бывать такому. Поэтому Паудер не была этому удивлена, но взбудоражилась совсем по другому поводу:       — Чего, нахрен? С дяденькой? Он что тебя трахает?       Люкс резко остановилась, возмущенно оглядываясь за спину. Её глаза лихорадочно забегали туда-сюда, а рот заохал и заахал, словно рыба в аквариуме, завидев, как Джинкс была прямолинейна: никакой улыбки на лице, полная серьёзность, и даже больше искреннего удивления, — было даже непривычно. Да и сам вопрос поверг такую хорошую девочку, отличницу, лучшую студентку своего факультета, в шок. Светловолосая сжала свои руки в кулачки и приняла такую позу, что Паудер казалось, что та прямо сейчас начнёт топать ногами по земле, как пятилетняя девочка.       «Ну всё с ней понятно», — улыбнулась в мыслях бунтарка. — «Самая настоящая пай-девочка и чистюля!»       — Что за мысли у тебя?! Как ты могла подумать о таком? — возмущение росло прямо на глазах. — Отвратительно!       Девичьи щёки и уши, что едва прорезали светлую гладь шёлковых волос, пылали розоватым цветом. Люкс в отвращении высунула язык и зажмурила глаза, а Джинкс засмеялась. Кажется, теперь она понимает, что имеет в виду Экко, говоря о её смешном выражении лица, когда Паудер делает точно так же.       — Совершенно ничего такого! Просто я не здешняя, а он знакомый моего отца, поэтому доблестно согласился приютить меня на время обучения в академии! — быстро протараторила Люкс, будто бы оправдываясь.       Паудер снова ехидно засмеялась, весело жмурясь.       — Прости-прости, просто там, где я выросла, обычно дяденьками называли те девчонки, которые были не прочь кувыркаться с мужиками ночи напролёт. Да и к тому же, я думала, все девчонки обычно об этом разговаривают, — синеволосая скорчила удивленное выражение лица, чуть выпятив вперёд губы и взглянув на чистое голубое небо.       Она искренне делала вид, что ошиблась, однако девушка вспомнила, как ей приходилось постоянно проходить мимо борделя, гуляя по улицам с Вай, Майло и Клаггором. А все из-за того, что заведение, которое держал Вандер, находилось совсем рядом. Раньше она и не догадывалась, почему вообще было так, для неё, маленькой девочки, — просто было, а теперь-то будучи более взрослой, Джинкс могла догадаться — гениальнее симбиоза и придумать нельзя!       Под сенью неоновый вывески борделя малышка Паудер часто встречалась взглядом с красивой женщиной. Мимо проходящие всё судачили, что в ней побывали многие мужчины и даже кто-то сверху! И кажется, это было правдой. Теперь, размышляя, бунтарка вспоминала, как эта женщина, еще будучи молодой и прекрасной, с ярким лицом, которым мало, кто мог похвастаться в Зауне, встречала своих гостей: людей всевозможных слоёв, носивших на своём лице отпечаток бандитской работы и скверных гримас, или даже каких-то малочисленных святош с бегающим взором и белесоватыми глазами, прям как Люкс, только то были мужчины!       Но работа в борделе, являясь той ещё пыткой, не была долгой, — посудила Паудер. Ибо та женщина быстро старела, лицо её хирело, покрывалось морщинами, теряло юный блеск, — становилось таким обычным для Нижнего города, что скоро под сенью неоновой вывески появилась другая самая красивая женщина Зауна, а старая пропала.       Лицо стоящей рядом девушки мигом разгладилось, и на нём промелькнула тень. Она, кажется, вспомнила с кем имеет дело.       — Ну только не строй такую жалостливую с горечью мину. Аж тошнит уже, — Паудер резко отмахнулась и прошла вперёд, совсем не догадываясь о правильном пути в дом этой чистюли.       Люкс немного потупила взгляд. Все знали, что Заун — это город жестокий, и каких только аморальных и отвратительных вещей там не происходит. Но для многих место по ту сторону реки так и оставалось жуткой сказкой, для тех, кто не познал на себе его настоящих реалий. Лучшая студентка музыкального факультета, кажется, была одной из таких. Она никогда тесно не общалась с людьми из Нижнего города, если не считать дяденьку. Но его точно нельзя считать! Ведь он уже много лет живёт в Пилтовере и стал полностью полноправным его жителем.       А вот её новая знакомая Джинкс была совсем другой. В академии слава о ней ходила даже за переделами направления разработки и механики, а ещё мисс Скай, её любимая преподавательница, порой упоминала, как тяжело учить выходцев из Зауна, а особенно — эту чертовку Паудер.       Ей, и вправду, стало жалко синеволосую, едва она успела подумать об ужасном городе и его детях, которые не знают ничего другого кроме жестокости с ранних лет. Кажется, теперь Люкс поняла, с чем борется дяденька, входя в высший совет Пилтовера.       Она пригладила собственные волосы, что немного растрепались на ветру и ускоренным шагом догнала Джинкс. Немного смущаясь, девушка, поравнявшись с Паудер, проговорила:       — Ещё немного и будем дома. Там работают кондиционеры, поэтому прохладно…       Мимолётно взглянув на свою новую знакомую, бунтарка лишь усмехнулась, как-то по-доброму, беззлобно, и отвернулась, глядя вдаль, наблюдая за тем, как по дороге яркой улицы катится невыносимая жара.       — У тебя в доме ничего не сломалось недавно? — вдруг спросила Паудер.       — Вроде нет… Не знаю, обычно за этим следит дяденька, так как это его поместье, — Люкс почесала нос, глядя, как свет ярко переливается на её чёрных лакированных туфельках. — А что такое?        — Да я ж, как его, в каком-то роде мастер, могу и починить чего, если сломалось, — Джинкс широко улыбнулась, потряхивая своим рюкзаком с железяками и инструментами. — И у твоего дяденьки, что, нет имени?        — Почему же… Есть. Его зовут Силко, — Люкс мило улыбнулась, а Паудер лишь снова нахмурилась. Это имя показалось ей смутно знакомым.

***

      — Может, ну её — эту музыку? — спросила Джинкс, громко стукаясь лбом о стол.       Они уже больше часа, по мнению Паудер, проводили экзекуцию её мозга. Обе девушки сидели за столом в просторном зале поместья. Перед ними стоял поднос со стаканами и кувшином лимонада — самое то в жаркую погоду, а ещё раскинулась парочка учебников. Изобретательница вообще была удивлена, что по такому предмету как музыка могут быть учебники. Её это даже по началу смешило, но когда Люкс взялась её учить, а точнее — совсем нагло вдалбливать в мозг совершенно ненужную для Джинкс информацию, стало уже не до смеха.       И девчонка пыталась сделать всё, чтобы отвлечь Люкс от учёбы. Например, постоянно ныла по началу занятия, что у неё в горле — сушь пустыни, и эту пустыню следует оросить чем-нибудь прохладным, пока бунтарка не превратилась в песок. И когда к их столу был заботливо подан поднос с лимонадом одним из прислуги, она громко и совершенно искренне поблагодарила стушевавшегося мужчину:       — Спа-а-а-сибо, Чак! — кажется, его звали так? Да даже если и нет, этому белесому пареньку идёт это имя. Именно так Джинкс посудила, беря в руки стакан, что моментально покрылся прохладной испариной, и широко улыбаясь.       — А у тебя есть братья или сёстры? — Паудер не унималась, чтобы отвлечь свою «учительницу» от весьма скучных занятий, спрашивая даже про семью — тему, которая для неё являлась не очень приятной.       — Да, — с усталым вздохом отвечала Люкс, — начиная негодовать оттого, что её ведению занятия наглым образом стараются помешать, однако сама же велась на это, совсем не понимая, почему не оставляет вопросы Джинкс без ответа: — Старший брат, он военный. Сама понимаешь, Демасия и Ноксус находятся в постоянной конфронтации, поэтому выбора особо нету. Только я вот захотела учиться, и моя семья отправила меня сюда.       — О-о-о, у меня вот сестра есть, — засмеялась синеволосая. Её голова склонялась всё ниже, ниже на стол, нос чуть ли не падал в уже опустевший стакан, и она всё продолжала бормотать:       — Дура девчонка, ах, какая дура, просто поразительно до чего она глупа… Может быть, ты слышала о ней? — Паудер вдруг резко подняла голову, вперившись волнительным взглядом широко распахнутых глаз в девушку по соседству. — Её зовут Вайолет.       И Джинкс глубоко вздохнула, увидев, как музыкантша отрицательно покачала головой. Тогда-то Люкс снова взяла себя в руки и попыталась продолжить занятие. Снова воцарилась тишина, наполняющаяся только размеренным преподавательским голосом блондинки и громким тиканьем часов большого циферблата, стоящего неподалёку от выхода из зала.       Паудер лишь в очередной раз закатила глаза и, совершенно не слушая, снова принялась обводить взглядом окружающую обстановку — это занятие, кажется, ей не надоест ещё очень долго. Она никогда особо не мечтала попасть в дом состоятельно гражданина Пилтовера, думала, что ей тут совершенно не понравится, ибо стиль многих домов в городе Прогресса пестрил четкостью, строгостью линий и правильностью механизмов. Для неё это было просто отвратительно, и ей бы хотелось держаться от этого подальше, — она и так каждый день проводит в академии, которую ей порой нестерпимо хотелось взорвать, иногда — просто так, а иногда — из-за казавшейся тупости окружающих и несправедливого отношения профессоров к её проектам.       И, в принципе, она не ошибалась насчёт своих ощущений. Только вот поместье, в котором жила её новая знакомая с таинственным дяденькой и большим штатом слуг, чем-то всё же отличалось. Пестрили тут и чёрные и красные, и зеленоватые оттенки. Было много дерева помимо металла и золота, — всё весьма органично смотрелось. И, слава всем богам, девушка почувствовала себя здесь в своей тарелке, иначе бы она не смогла вынести здесь и пяти минут под занудные скучные слова Люкс.       Этот дом, обнесённый садами, а затем и высокой золотой оградой, находился в самом центре города, рядом с академией и зданием совета. «Да кто, чёрт возьми, этот дяденька?» — подумала Паудер, стоило ей из-за золочённых ворот увидеть большое строение.       — Он заседает в самом совете! — ответила ей на вопрос блондинка, радостно улыбаясь, находя в этом предмет для гордости. А вот для Джинкс это показалось разочаровывающим фактом, ведь всё своё детство она провела в атмосфере гнёта миротворцев, выпущенных, как ретивых собак, в Заун советом Верхнего города. Эти воспоминания были для неё, маленькой девочки, что ещё растёт в её подсознании, гипнозом, притяжением ада; она со странным беспокойством вспоминала эту лихорадочную атмосферу, в которой все корчились, ярились, избивали и умирали прямо у неё на глазах.       И на эту информацию она лишь скорчила привычную для себя гримасу отвращения и поспешила быстро отмахнуться от этой темы разговора.       Но всё же рассматривая обстановку дома, девчонка невольно задумывалась о том, как выглядел этот человек. Кажется, его звали Силко? Паудер хмыкала — не такое уж и привычное для Пилтовера имя, значит этот дяденька не местный. Кажется, девушка кого-то знала, кого звали так же, но не могла вспомнить, как бы ни старалась.       Атмосфера же дома этого Силко кажется более милостивой, чем даже у очередной бабушки, у которой студентка могла чинить поломанную технику по объявлению. И даже какой-то знакомой. Здесь было привычно строго для Пилтовера, — с его плотными дверями и широкими большими окнами, — но в интерьер, например, совершенно гармонично, к слову, вписывался необычный кожаный диван, что так напомнил диван в кабинете заведения Вандера. Или какие-то старые, потрёпанные временем, стулья на пару со столом, за которым они с Люкс сидели, — чем больше она смотрела, тем сильнее всё это напоминало ей родной Заун.       Джинкс сразу поспешила истерично рассмеяться, как только догадка прочно осела в её разуме, чем сильно напугала свою знакомую.       Но вскоре она почувствовала, что её мозг начал превращаться в жиле, и Джинкс, уже не сдерживая своё скверное отношение ко всей этой затее с дополнительными занятиями, завыла. И Люкс, сжалившись над ней, всё-таки позволила сделать самый настоящий честный перерыв. И то ли это было её ошибкой, то ли простым упущением, но уже добрый час Паудер заговаривала ей зубы, учебники и собственная тетрадь с аккуратными заметками отмелись в сторону, как ненужный хлам.       Джинкс могла болтать без умолку обо всём на свете, — на этот счёт отличница быстро убедилась. Теперь, кажется, пришёл её черед слушать, однако для неё болтовня синеволосой казалась очень интересной. Через какое-то время она порой не могла сдержать смеха, который рвался наружу, когда девчонка, сидящая рядом, рассказывала о профессоре Хеймердингере, который был похож, по мнению Джинкс, на собачку из-за его постоянного подергивания во время разговора.       Затем сама Джинкс поспешила затрясти своим ярко-синим, в тон её волосам, рюкзаком с кучей нашивок и значком на своей ткани. Видя, с каким интересом и искорками веселья её слушает Люкс, она, не стесняясь, вывалила на стол пару своих изобретений, которых она совершенно случайно разработала, пытаясь похвастаться.       «Всё —таки это не какие-то там ваши песенки, а вот!»       — Паудер, это так круто! — воскликнула изумлённо Люкс, аккуратно беря что-то металлическое в руки. Оно выглядело весьма своеобразно, — маленькое, из старых обломков, зубастое и цветастое, — блондинка и представить не могла, что сейчас держит в своих руках. Отличница музыкального факультета никогда особо не думала, чем занимаются люди на направлении разработки и механики. Но стоило иметь в виду, что девчонка напротив — исключительный случай, и Люкс даже ждала от неё чего-то такого, ибо сразу уловила характер Паудер, её стиль и манеру.       Они были разные, но, кажется, девушка всё же не была против заиметь такого друга, как Паудер.       А Джинкс обнажила зубы в гордом оскале, жмуря глаза. Восхищение соседки приятно осело у неё в душе, что она даже не сразу поняла, почему её глаза забегали по потолку, а щёки обдало жаром. Она было хотела даже поблагодарить блондинку, но вдруг где-то вдали раздался громкий звон, и Люкс тут же радостно вскочила:       — Дяденька пришёл!       Синеволосая осталась за столом одна. Хорошее настроение, как метлой смело. Пустота её жизни явилась перед ней вдруг отражением в этом зале, откуда Люкс радостно выбежала в коридор, встречать своего дяденьку, кажется, мгновенно позабыв о ней. Она, хмуря брови, начала собирать все свои железяки обратно в рюкзак, пока до неё не донеслось:       — Дядя Силко, я не одна, а с подругой из академии. Я подтягиваю её по музыке… — Люкс лепетала что-то ещё, но Паудер вдруг замерла. Её лицо вмиг разгладилось.       «С подругой», — ухнуло в сердце.       Девчонка смущённо почесала нос, принявшись дальше собирать свои вещи.       — Неужели? Что за юная мисс? — Джинкс показалось, что этот Силко спросил совершенно без интереса, лишь для проформы своей роли опекуна её новой знакомой.       Вскоре две фигуры показались в зале, и Джинкс робко подняла свой взгляд. Ей почему-то было совсем неловко встречаться с этим дяденькой.       И не зря. Совсем не зря.       Мужчина, ведомый под локоть своей названной племянницей, был высок. Точно выше Экко, который был для Паудер просто нереальным здоровяком. Его бессодержательно-серьёзное лицо уже покрылось парочкой морщин.       «Кажется, он устал», — посудила девчонка. Тонкие губы обрамляли вялый рот, тяжёлые веки опустились на угасшие глаза с помутневшим зрачком, и чуть горбатый костистый нос пробивался на этот тусклом лице.       Но что больше всего бросалось во внимание — так это разные глаза. И когда Джинкс, чуть приглядевшись к взгляду мужчины, в котором постепенно просыпалась ответная заинтересованность, поняла, что второй глаз, с огненным отсветом совсем не настоящий.       «Такой необычный протез», — подумала она, закусывая губу. Эта деталь ей почему-то сразу же показалась крутой.       Дяденька был одет с той элегантной корректностью, которую так ценили в Пилтовере: его чёрный костюм, сияющий официальностью, дополнял сероватую бледность его кожи. Девчонка сразу поняла — этот мужчина из Зауна. Его взгляд был словно у змеи — хитрый, полный потаённой власти. Такого точно ни у кого не встретишь в Верхнем городе, где все пекутся лишь о сохранности своего собственного достоинства (ну и о достоинстве города, разумеется). Зато точно встретишь по ту сторону реки, где её часть вся утопает в химикатах. Там каждый всецело строит планы по захвату влияния над городом, строит собственный нелегальный бизнес, договариваясь с химбаронами, стараясь их обмануть, толкнуть в свою ловушку и заполучить над ними тотальный контроль.       И судя только по взгляду этого мужчины, Паудер поняла, что ему бы это точно удалось в самые кратчайшие сроки. Только вот почему этот человек живёт в Пилтовере, да и к тому же заседает в его совете, девушка и не догадывалась.       — Здрасьте, — Джинкс неловко помахала ладошкой, цепко хватаясь за лямки своего рюкзака.       Повисла тишина. Всё было бы ничего, но синеволосая чувствовала, как с появлением этого дяденьки, её вдруг схватило в удушливую атмосферу. Она прикусила губу, замечая на себе ответный заинтересованный взгляд.       В воспалённом мозгу Джинкс вдруг возникло ощущение, похожее на то, когда она ночами сидит в своей маленькой общажной комнатушке и мастерит свой проект, предвкушая его в действии. Томность. Ощущение это с такой остротой отозвалось в синеволосой, что она почувствовала непреодолимое желание что-нибудь с этим сделать. По её спине вдруг пробежал табун мурашек, когда она снова пересеклась с незнакомцем взглядом.       «Вот ведь больная», — девчонка с силой сжала зубы. Прижав руки к груди, словно сжигаемая внутренним огнём, похожим на тот, что она видела в искусственном глазу мужчины, она начала искать выход, и вдруг раздалась внезапная надежда, настигшая её спасительной свежестью:       — Мы уже закончили, я провожу Паудер до академии, — прервала всеобщее молчание Люкс.       — Конечно, — Силко медленно перевёл внимание на свою подопечную, — Возвращайся к ужину поскорее. Севика приехала из командировки, она будет с нами.       — Обязательно, дядя, — музыкантша счастливо улыбнулась, чувствуя, как её поглаживают по златовласой макушке, а затем отчески целуют в лоб.       И в больном сознании Джинкс этот жест, кажется, засел надолго. Всю обратную дорогу она молчала, прокручивая в голове встречу с дяденькой. Его имя казалось знакомым, но вот внешность — нет. Блондиночка, идущая рядом, совсем не обращала никакого внимания на задумчивость своей подруги, и шла вдоль улицы, насвистывая какой-то весёлый мотив себе под нос.       Жара немного спала, но синеволосой всё равно хотелось поскорее вернуться в общежитие, чтобы не чувствовать на своей макушке припекающие лучи заката. Хотя чисто эстетически это было красивое зрелище, похожее на взрыв, что медленным газом угасает в небе.       — Мне кажется, он на тебя передёргивает, — вдруг задумчиво протянула Джинкс, когда ветер внезапно звонко зашелестил ярко-зеленый, уже пышный газон. Она тут же почувствовала на своём плече несильный удар, а перед взором замельтешила недовольная Люкс. Бунтарка приготовилась к очередной возмущенной тираде, по типу:» да как так можно! Отвратительно!» — но её не наступило, зато отличница задала вопрос, слегка запинаясь и вгоняя себя в краску, конечно:       — Почему ты так считаешь?       — Ну он тебя так нежно поцеловал в твой блестящий лобик, что, думаю, тут нет другого объяснения, — Джинкс пожала плечами.       Послышался смех. Напряжение, поселившееся в Люкс, мигом исчезло. И она смахнула пару слезинок, что выступили в уголках глаз:        — Он мне, как отец, Джинкс. Я вдали от семьи, скучаю по ней, а дяденька помогает мне справиться с моими переживаниями. Он даже по наставлению моего отца следит за моими оценками в академии!       — Может быть, он и за моими последит, м? — поиграв бровями, Паудер вложила совершенно другой смысл в свои слова, нежели её подруга, за что опять получила лёгкий удар в район плеча.       — Ты странная, Паудер, — весело хмыкнула светловолосая, делая вывод об их сегодняшнем знакомстве.       — Впервые слышу, — съязвила Джинкс, манерно скрещивая руки на груди, тем не менее нисколько не обижаясь.       Так они и дошли — на смешной ноте — до академии, после чего, договорившись о времени завтрашнего занятия и попрощавшись, разошлись в разные стороны.       Джинкс, посидев перед сном ещё пару часиков за собственным проектом, отправилась спать. В интернете не было никаких интересных новостей кроме того, что Люкс не постеснялась добавить её в друзья в академической соц-сети. Скроля скучную ленту новостей, девчонка, лежа в тёплом ворохе одеяла, ловила своим лицом пару раз падающий телефон, отчего маты так и рвались громко из её рта в недовольстве.       Когда она отложила свой смартфон на покосившуюся прикроватную тумбочку, выключила ночник и встретила взглядом потрескавшийся потолок, то в мыслях не было привычного намёка на его смертоносность, которая вовсе не пугала изобретательницу. В её отяжелевших думах витал образ дяденьки. Она даже не говорила ничего, совсем не раздражая соседей своим тупым монологом о трудной жизни.       Девушка прикусила губу, отвернувшись к стенке. Её распущенные волосы растрепались по подушке, свисая из-за спины с кровати. Дяденька напоминал ей реку. Ту самую реку, что разделяет два города. Паудер припомнила с какой нежностью жители Зауна относились к ней, совершенно беспринципно отравляя её отходами предприятий; как они любили её могучее течение, зыбь рокочущей токсичностью воды, широко расстилавшейся у их ног, кошмарность которой они не замечали, но всегда чувствовали её великую силу и ласку.       В Пилтовере к реке относились совершенно не так. Она была просто рекой, по которой ездят громоздкие и не очень паровые судна — ещё одно достижение города Прогресса.       Паудер думала о родном городе, о сверкающих огнями вывесках, по-знойному ядовитых полуденных часах, проводимых где-то в подворотнях за сбором очередного хлама. К горлу снова подступило едва ощутимое удушение, в сердце зажглась томность. Она поджала под себя ноги, ощутив между ними подступивший жар, — кажется, этот мужчина был как удав, спокойный, серьёзный, но с первой встречи, едва показавший себя, готовый тебя сожрать. Ведь удавы — это хищники, и они не остановятся ни перед чем, когда их путь лежит к добыче. Но, вспоминая властный взгляд, полнившийся заинтересованностью, с которой на неё никогда так не смотрели, отческий поцелуй в лобик чистюли Люкс, Джинкс была и не против стать жертвой.