Сборник Драбблов

Зябкий мартовский вечер уже давно спустился на Петербург. Частые, желтовато-рыжие, синие, белые, красные огоньки плывущий вдоль освещённых улиц и рассыпанные горохом по отдающим серостью даже в ночи фасадам старых зданий, создавали внутри тускло освещённой единственной, ещё советской лампой, маленькой квартиры с высокими потолками особый, понятный немногим уют. Шарм старины, как любила говорить Лилия, стоя у занавешенного тюлем окна, пока Яков, кряхтя после тяжёлого дня, снимал свои старые ботинки – её, Лилии, подарок на его первый день работы тренером. Кажется, этот упрямый пень уже раз –дцать сдавал эту обувь в ремонт, даже кожу на носках перетягивал, вместо того, чтобы просто купить новые, с удобной шнуровкой. - Завтра пойдём в магазин и купим тебе новые туфли,- не терпящим возражений тоном произнесла балерина, смотря на погрузившийся в мерцание миллионов огоньков город. - Вот упёртая же ты женщина, - устало проворчал Яков, выключая в прихожей свет. – Сто раз тебе говорил – удобно мне в них. - В новых тоже будет удобно, если с головой выбирать, а не как ты. Есть будешь? - Незачем деньги и время тратить на то, что ненужно. Буду. - А я сказала – завтра пойдём и купим. Котлеты на плите. - С макаронами? - С брокколи. - Тьфу. Опять на своей диете. Лиль, ну твои пареные овощи – это всё равно, что с хлебом. Чайник горячий ещё, будешь? – Почти обижено проворчал мужчина, и, убрав с лица уже седые пряди, побрёл на кухню - Буду. И тем не менее ты их ешь, – чуть громче произнесла балерина, садясь за небольшой деревянный стол времён своей юности. - Да. Потому что даже твои пареные овощи лучше той гадости, которую готовят на работе. Рыбными котлетами с чешуёй из духовки и картофельной жижей на воде, гордо названной «пюре», нас сегодня пытались отравить. С чешуёй, Лиля! Горячий, осторожно. - Какай ужас. Спасибо, – почти без эмоций прокомментировала женщина с идеально прямой спиной, принимая из рук бывшего фигуриста чашку чая. Комнату медленно, но верно захватывал запах малины, мяты и прочих, не особо отличимых на запах трав, такой обычный, уже надевший, но безумно родной. - Да не говори! Я пошёл разбираться, сил моих уже нет жрать эту гадость. И ладно-то я, так эта Зоя Семёновна, чтоб ей икалось, предлагала этим ещё и моих ребят накормить! Милу там от одного запаха чуть не вывернуло! - Всё-всё, не кипятись, старый самовар, я тебя поняла. А директор ледового дворца что? - А директора всё устраивает, мы от него одни отписки получаем, а потом ещё и по шапке. И не такой уж я и старый, на год всего старше тебя, между прочим. Включи хоть радио, а то тихо как-то. - Старый, - с поистине семейной лаской произнесла женщина, аккуратно поворачивая рычажок на побывавшем где только можно радиоприёмнике – единственной вещи, которую Яков забрал после развода с теперь уже бывшей женой. – И я уже старая, и, вон, Иван Васильевич уже тоже старый. - Семьдесят девятый год… - мечтательно протянул мужчина, вспоминая свои юные годы. – Первая зарплата, ты, я, Мальта… - И извечный вопрос, зачем ты его купил у того армянина. - У грузина! - Да хоть у британской королевы. Его когда собрали? В шестьдесят шестом. Можно было купить хорошую японскую Соньку через друзей, но нет, ты ровно за те же деньги купил нашего неработающего Ивана Васильевича. - Это он сейчас не работает. - Это он уже тогда не работал. - Вредная же ты, Лилька. - Так потому ты и живёшь со мной, Яша, - в этот момент, радиоприёмник, наконец поймав волну, с тихими помехами начал играть Шопена, будто бы ставя точку в маленьком споре. - Твой, кстати, приходил сегодня, произнёс Яков, накалывая на вилку очередной кусок румяной куриной котлеты. - Внучку на каток привёл. Довольнёхонький… - Уже внуку? Быстро же, что мать, что дочь. - А спеси-то ни на грамм не убавилось. Как ты вообще с ним жила? - Дурой была. Любила. А он… да ты и сам знаешь, – махнула рукой балерина. – А я ведь, Яш, балет ради него бросить хотела, представляешь? - Вот уж точно, дурой была. Я бы не бросил – даже думать не стал бы о таком. - Я так и сказала. После этого и появились Лерочки, Златочки, и вот, собственно, Маришка… - Ты хоть. В отличие от него исправилась. А он как дураком был, так им и остался. Годов только прибавилось. И живот со вторым подбородком. Лилия не смогла сдержать весёлую улыбку. Поправив большой оренбургский платок с пёстрым, но изящным узором на плечах, железная леди от мира балета с любовью посмотрела на уплетающего за обе щеки котлеты с овощами сожителя. - М! Лиль! Свышишь? – Неожиданно вскинул брови Яков, так и не успев дожевать котлеты. - Чайковский. «Мамаша Жигонь и паяцы»… И правда. Сколько уже лет-то прошло? - А ты всё такая же ворчливая, как и в молодости. «А костюм могли и покрасивее сшить, а то выглядит как как мальчик-зайчик из небезызвестного мультфильма», – передразнил мужчина - А ты всё точно такой же свинтус, как тридцать лет назад, - вздёрнула подбородок балерина, с улыбкой постучав пальцем по своей блузке. Яков, наклонив голову, тут же посмотрел на указанное место уже на своей одежде. И ведь права Барановская – почти незаметное на рубашке пятно от сладкого крема из сдобной трубочки, которую он съел сегодня вместо обеда. – Ну ё-олки… - А хочешь, завтра вместе к твоим ребятам пойдём? У меня выходной. Сами потом покатаемся. После вас же никто не приходит? - Нет. Давай. Только замечания на катке делаю я, это моя вотчина. - Как скажите, боярин Фельцман, со своими крепостными сами разбираться будете царице на потеху. - Ишь ты, «Царице». Лиль, а хочешь – прямо сейчас поехать можем. Я с охранником договорюсь, а лёд утром будут шлифовать. - Яш, ну какой лёд, ночь на дворе. Ешь сиди спокойно. К тому же в этих туфлях я тебя никуда, кроме обувного, не отпущу. У тебя тренировки в два начинаются? По глазам твоим недовольным вижу, что да. Вот с утра встанем, купим тебе новые туфли и ты пойдёшь как интеллигентный человек в хорошей красивой обуви на работу. - Хе! - И слышать ничего не желаю! Завтра мы покупаем тебе туфли! - Не пойду, мне и эти нравятся. - А я тебя и не спрашиваю. - До чего упёртая же ты баба... - Так с другой ты бы и не ужился.