* * *
К себе в каюту Серен явилась раздосадованная и злая. Злилась она сразу и на пренебрегшего ее заботой Родри, и на грубую, бесцеремонную госпожу Зои, но больше всех – на себя саму. Вот как можно было так позорно испугаться какой-то там начальницы практики с чужого факультета! А ведь Серен не просто испугалась. Пусть этот Родри оказался неблагодарным бесчувственным чурбаном, пусть она вовсе не обещала хранить в тайне встречу с ним – все равно содеянное ею было самым настоящим предательством. Стоило ли сомневаться, что госпожа Зои разыскивала Родри не из праздного любопытства и не с добрыми намерениями! Так чем она, Серен, была теперь лучше легендарной Блодьювед, предавшей своего мужа Ллеу Ллау Гифеса? О том, что Родри не приходился ей ни мужем, ни возлюбленным, ни даже хорошим знакомым, Серен даже не задумалась. Впрочем, думать ей сейчас вообще не хотелось. Желание у нее, похоже, осталось лишь одно: рухнуть в кровать и дать волю слезам. А перед ее внутренним взором упорно стояло суровое лицо госпожи Зои с грозными, немигающими, как у змеи, глазами. – Неужели эта страхолюдина-гречанка надеется, что я ей что-нибудь расскажу? – тихо пробормотала Серен и тут же огляделась по сторонам, непроизвольно опасаясь обнаружить госпожу Зои в каюте. Разумеется, никого она не увидела – но легче от того не стало. Наоборот, к глазам подступили слезы, так что перед взором у Серен всё расплылось. Хлюпая носом, она почти наощупь добрела́ до кровати, медленно уселась на нее, обхватила голову руками и наконец разрыдалась. Плакала Серен долго, громко и так самозабвенно, что даже не заметила, как в каюту кто-то вошел. Опомнилась она, лишь когда вошедший заслонил собой лампу. Испуганно вздрогнув, она вскинула голову – и чуть не задохнулась от досады и стыда. Перед ней стояла Танни – удивленная, недоумевающая. – Серен?! Что случилось? – воскликнула она с тревогой. Звериные уши Танни были старательно укрыты волосами и совсем незаметны, а огромные изумленно распахнутые глазищи делали ее похожей на святую с греческой иконы – только нимба и не хватало! Под стать облику звучал и ее голос – нежный, певучий, прямо-таки ангельский. И всё это сейчас чудовищно раздражало Серен, выводило ее из себя, лишало самообладания – до того неуместной казалась эта безмятежная правильность сиды. Разом вдруг пришла на ум целая вереница злых колкостей – и завертелась на языке, запросилась наружу. Серен успела даже приоткрыть рот, но в последний миг все-таки опомнилась. – Это я так, дом вспомнила... – промямлила она, пряча глаза, и тут же запоздало вспомнила старое поверье: сидов не обманешь, они чуют любую ложь! А Танни и правда недоверчиво покачала головой – или, может быть, Серен это всего лишь привиделось из-за расстроенных чувств. Но как бы то ни было, а искушать судьбу ей, конечно же, не захотелось. – Я... на брата Родри обиделась... – запинаясь и шмыгая носом, принялась объяснять она: – И повела к нему госпожу Зои... Тревога на лице Танни сменилась удивлением. – К Родри? – переспросила она. – Ты что, знаешь, где он прячется? Серен испуганно мотнула головой: – Нет, что ты!.. Да он все равно сбежал... – и вдруг ни с того ни с сего брякнула: – Ты не подумай: я бы его все равно ни за что не выдала! В следующее мгновение Серен бросило в жар. Какое там «ни за что», если она сама только что призналась, что вела к брату Родри госпожу Зои! Да и вообще кому какое дело, собиралась она выдавать его или нет! – Да я ничего такого и не думала... – оторопело пробормотала Танни и вдруг вскинулась: – Подожди-подожди... Что значит «не выдала»? У него что, в самом деле есть враги – здесь, на «Дон»? Серен с опаской посмотрела на Танни. чуть подумала и, в конце концов решившись, осторожно кивнула. – Только он ни в чем не виноват, – на всякий случай добавила она и снова смутилась. А вдруг Родри все-таки сказал неправду? Сомнения по-прежнему мучили ее, никак не желали отпускать. – Ты что-то знаешь? – спросила Танни. Серен вздрогнула, поспешно мотнула головой. – Нет... То есть знаю, да, но... – и, запнувшись, замолчала. Танни пристально посмотрела на нее, нахмурилась. И вдруг потребовала: – Раз начала – рассказывай дальше! На лицо Танни падал луч света, и ее зрачки светились красными угольками. К этому странному свойству сидовских глаз Серен так до конца и не привыкла, но бояться вроде бы давно перестала. Однако сейчас находиться под этим взглядом ей было невмоготу. С новой силой разгоралось утихшее было чувство досады. Ну почему она опять проболталась, кто тянул ее за язык? И ведь теперь уже не отмолчаться! «Поклянись, что больше никому не скажешь», – чуть не ляпнула Серен, однако снова вовремя осеклась. Требовать клятв от дочери Хранительницы, к тому же еще и от сиды – такое уж точно оказалось бы неслыханной, невероятной дерзостью. Так что вместо этого она едва слышно пролепетала совсем другое: – Он ни в чем не виноват... Это всё сэр Эвин... – и окончательно сникла. – Сэр Эвин? – удивленно переспросила Танни. Серен понуро кивнула. – Ну да. Мне брат Родри всё рассказал. И тут ее прорвало. Захлебываясь, Серен принялась рассказывать всё, что узнала от Родри: о его несчастной любви, о ревнивом сопернике, о коварной мести сэра Эвина, о гнусной клевете...* * *
Тот день оказался безумным не только для Серен и Родри: сполна досталось и Таньке. А ведь начинался он вполне неплохо. Накануне Танька удачно одолжила у Олафа томик Диоскорида – вовсе не ради описаний лекарственных растений. Семейное предание возводило к Педанию Диоскориду, знаменитому римскому врачу и путешественнику, род Танькиного отца, однако никаких вещей прославленного предка в доме дедушки Эмриса так и не нашлось. А тут ей вдруг представилась возможность своими глазами увидеть самый знаменитый его труд – пусть даже всего лишь печатную копию с константинопольской книги. Проснувшись незадолго до рассвета, Танька наскоро привела себя в порядок и наконец добралась до вожделенного томика. Осторожно, чтобы не разбудить Серен, она перебралась к окну и с головой погрузилась в чтение. Танька неторопливо листала страницу за страницей, всматриваясь в неровные строчки греческих букв. То там, то здесь текст перемежался тщательно вырисованными листочками и побегами лекарственных растений. Многие из рисунков были исполнены поистине великолепно: растения на них не просто узнавались, они казались настоящими, живыми. А вот прилагавшиеся к рисункам описания Таньку то и дело разочаровывали. Вскоре стало ясно, что книга вообще не особо подходила для Придайна. Время от времени в ней попадались совершенно незнакомые травы и кустарники, зато некоторые обыкновеннейшие, хорошо известные всякой камбрийской знахарке растения так и не отыскались. Хуже того, иные из описаний оказались настолько краткими, что под них подходило сразу по нескольку видов – и это уже совсем никуда не годилось. Долго ли неопытному лекарю спутать целебное растение с бесполезным, а то и опасным! Раз за разом перед Танькиным мысленным взором вставал памятный с раннего детства образ дедушки Эмриса. Тот, бывало, гулял с маленькой Танюшкой по своему садику и заодно учил ее всяческим полезным вещам – например, отличать жгучую крапиву от глухой, а безобидный купырь – от ядовитого, хотя и лекарственного, болиголова. За размышлениями время пролетело совсем незаметно. Опомнилась Танька, лишь когда корабельный колокол отбил девять часов утра. Вздохнув, она отложила книгу. Нужно было опять укладываться спать – чтобы успеть подняться к обеду. Вопреки опасениям, заснула она довольно быстро. А когда проснулась, первым делом увидела Серен: та сидела за столом и сосредоточенно пыталась заплести себе волосы в сложную «римскую» прическу. Едва Танька приподнялась на постели, как Серен испуганно обернулась. – Ой, Танни, ты извини, что я его взяла... – пролепетала она. Танька посмотрела на нее с недоумением. Между тем Серен протянула ей ее же собственное зеркальце и, отводя глаза, смущенно пробормотала: – Я тебя будить не хотела: ты так сладко спала... Видимо, Серен собиралась извиняться еще долго – но не успела. Неожиданно в коридоре громко скрежетнула дверь. Затем за переборкой послышались шаги и взволнованные людские голоса. С удивлением Танька опознала среди разговаривавших мэтра Кая: старый врач сокрушался о какой-то пропаже. Поспешно одевшись, Танька выглянула из каюты. Увы, она опоздала: коридор оказался безлюдным. Не было больше слышно и мэтра Кая, зато откуда-то снизу доносился скрипучий, как сухое дерево, голос сэра Эвина. Конечно, общаться с сэром Эвином ей совсем не захотелось. Немного подумав, Танька направилась к лазарету. Оказавшись возле двери, она осторожно постучала – сначала раз, потом другой, потом третий. Однако на стук так никто не отозвался, а дверь оказалась запертой. Так и не сумев ничего выяснить, Танька с чувством некоторой досады вернулась к себе в каюту. За дверью ее уже поджидала Серен – встрепанная, растерянная, даже испуганная. – Ты что, Танни... – тут же робко начала она. – Там был какой-то шум, – с некоторым усилием изобразив безмятежную улыбку, пояснила Танька. – Я мэтра Кая услышала. – Фух... – облегченно выдохнула Серен и ни с того ни с сего спросила. – Обедать идешь? Немного удивившись, Танька кивнула: – Конечно. – Пора, да. Очень уж есть хочется, – торопливо подхватила Серен, деловито направляясь к столу. Танька с некоторым недоумением проводила ее взглядом: на столе лежали роговой гребешок, красно-желтая полосатая ленточка Монтови, Танькино бронзовое зеркальце – и не было решительно ничего съедобного. Впрочем, загадка разрешилась быстро. Старательно отводя глаза от зеркальца, Серен подхватила со стола ленточку, наскоро перетянула ею так и не заплетенные волосы, а затем сорвалась с места и устремилась в коридор. Всю дорогу до пассажирского салона она пролетела быстрыми шагами, время от времени оборачиваясь и опасливо посматривая на едва поспевавшую за ней Таньку. Зачем Серен так торопилась, Танька решительно не понимала. Но так или иначе, а на обед они заявились намного раньше времени: даже дверь в салон оказалась запертой. Подергав за ручку, Серен посмотрела на Таньку и беспомощно улыбнулась. – Серен!... Неужели я не одолжила бы тебе зеркальце? – едва отдышавшись, с усилием выговорила Танька. – Да я не от тебя убегала... – пряча глаза, промямлила Серен в ответ. – Там у нас в комнате, кажется, какой-то славный сосед завелся – то ли бука, то ли еще кто... Танька посмотрела на нее с удивлением. Это было что-то совсем новое! – Бука? У нас? С чего ты решила? – Я вчера под кроватью кусочек хлеба оставила – ну, на всякий случай... – помявшись, призналась Серен. – А сегодня смотрю – там ничего нет. – Я точно не брала, – едва сдержав улыбку, отозвалась Танька. – Ты что, Танни, – я на тебя и не думала, – испуганно мотнув головой, Серен вдруг густо покраснела. – Может, просто крыса? – предположила Танька. Серен снова мотнула головой. – Не крыса, нет. Крыса – та бы только хлеб сгрызла. А этот еще и блюдечко забрал. – Хм... – только и могла сказать Танька в ответ. – Выходит, ты тоже не знаешь, кто это, – огорченно вздохнула Серен. – А я так надеялась... Танька развела руками, потом зачем-то попыталась улыбнуться. На самом деле ей было очень неуютно: в словах Серен явственно чувствовался плохо скрытый упрек. Но что Танька могла сейчас ей сказать? Что ни бук, ни эллилов, ни рудничных гоблинов на самом деле не бывает, что весь славный народец – это они вдвоем с мамой и никого больше? Несколько мгновений Танька пребывала в растерянности. Затем ее вдруг осенило: мэтр Кай – вот же кто наверняка мог бы сейчас помочь! Сумел же он вывести из ступора несчастную Дэл! – Знаешь, Серен, – осторожно начала она. – Тебе бы поговорить... – С Илет? – не дослушав, откликнулась та. – Ну да, она в славном народе смыслит, это точно. Подавив вздох, Танька кивнула.* * *
Илет словно подслушивала их разговор – появилась почти сразу же. И едва успела спуститься по трапу, как Серен устремилась ей навстречу. Вмешиваться Танька, разумеется, не стала – однако в пользе затеянного изрядно сомневалась. Оказалось, сомневалась зря. Илет терпеливо выслушала сумбурный рассказ Серен о недавнем происшествии, а затем неожиданно поинтересовалась: – Ты блюдце под кровать когда ставила? Перед сном, на ночь? – Нет... – недоуменно покачала головой Серен. – Я хлеб с обеда принесла. Ну и сразу... Удовлетворенно кивнув, Илет немедленно задала следующий вопрос: – А потом ты случайно никуда не уходила? – Не-ет... – протянула Серен в ответ и покраснела. – Точно? – Ну... – Серен вдруг приблизилась к Илет вплотную и прошептала ей на ухо: – Я только разок в уборную... Но я совсем ненадолго выбегала. – Ну вот, – подытожила Илет. – Но Танни тогда в комнате не было... – торопливо пробормотала Серен и, вдруг испуганно ойкнув, зажала себе рот ладонью. – Ну, значит, пока никого не было, к вам успел забраться кто-то другой – и совсем не обязательно это был славный сосед! – торжественно провозгласила Илет и, бросив на Таньку быстрый взгляд, чуть заметно ей подмигнула. Зачем Илет подмигивала, что́ за знак ей подавала – Танька так до конца и не поняла. Впрочем, это показалось ей не таким уж и важным. Главное – Серен вроде бы стала успокаиваться. А та и в самом деле приободрилась. Совсем ли выкинула она из головы историю с пропавшим блюдечком, судить было трудно, но как бы то ни было, но больше Серен к этому разговору не возвращалась. Когда же наконец толстый краснощекий моряк подал ей большую миску щедро сдобренной сливочным маслом овсяной каши, она с самым что ни на есть благодушным видом устроилась за столом и увлеченно принялась за еду. Вскоре к обеду стали подтягиваться остальные студенты. Сначала в салон явился Олаф, затем подошли Ллио и Дэл, а затем, самыми последними, – подружки-ирландки. У Фи почему-то оказался необычно грустный и растерянный вид. Войдя в салон, Фи первым делом переглянулась с Илет. Таньке это показалось несколько странным: вроде бы Илет и Фи прежде особо не секретничали и вообще не производили впечатления близких подруг. Впрочем, выказывать удивление она не стала. В конце концов, мало ли какие дела могли быть у двух одногруппниц, к тому же живущих в одной каюте! И уж наверняка ее, Таньки, эти дела не касались совершенно! Вскоре, однако, выяснилось: «дела» ее все-таки касались. Танька как раз доела свою кашу и собралась уходить, когда Илет внезапно поднялась из-за стола и устремилась прямиком к ней. – Простите, великолепная, – вымолвила она, подойдя к Таньке и слегка поклонившись. – Могу ли я с вами поговорить? – Да, конечно, – немного недоумевая, откликнулась Танька. Илет показала глазами на неторопливо направлявшуюся к выходу Серен и тихонько шепнула: – Я только дождусь, пока она уйдет... Танька удивилась еще сильнее, однако кивнула. – Я вот о чем, – по-прежнему шепотом продолжила Илет, как только спина Серен скрылась за дверным проемом. – Ее я, конечно, успокоила, но... Приструните его, пожалуйста! Уж вас-то он послушается. Танька удивленно вскинула на нее глаза. – Кого «его»? Кто послушается? – Бука, разумеется, – пожала плечами Илет. – Почему бука? Вы же сами... – не договорив, Танька запнулась. – А кто же еще? – Порывшись в висевшей на поясе сумке, Илет извлекла два желтоватых предмета причудливой формы. – Видите? Что вы на это скажете, великолепная? При ближайшем рассмотрении предметы оказались половинками покрытого прихотливой резьбой костяного гребня. С недоумением осмотрев эти обломки, Танька сочувственно вымолвила: – Красивый гребень. Жалко. – Это вещь нашей Фи, – пояснила Илет, – подарок от жениха. Ну так вот... Вчера перед обедом Фи оставила гребешок на столе. А когда вернулась, нашла его вот таким. Ну зачем портить-то его было – пользы от этого никакой! К тому же мы всегда закрываем каюту на замок. Так что... – чуть помявшись, Илет докончила фразу: – Выходит, никакой это был не вор! – Я все-таки не думаю, что в этом повинен кто-то из волшебного народа... – осторожно проговорила Танька. Илет промолчала, но посмотрела на нее с сомнением. – Здесь, на «Дон», вообще никого из наших нет, – пояснила Танька. – Ну, кроме меня. Я это знаю точно. – Хм... – задумчиво откликнулась Илет. – Тогда всё совсем странно. – У меня вчера тоже случилось кое-что непонятное, – подал вдруг голос Олаф. – Пока мы с Танни сидели под мачтой, кто-то залез ко мне в кубрик и связал в узел рукава моей верхней куртки. И ведь ничего не украл, даже в сундуке не порылся! Вот зачем он это сделал? Загадка... И тут Танька напряглась. Было в этих рассуждениях нечто неправильное, даже слегка обидное. Пока речь шла о славном народе, никто такими вопросами почему-то не задавался! – А зачем бы такое стал делать бука? – вдруг вырвалось у нее. – Как зачем? – удивленно посмотрев на Таньку, пожала плечами Илет. – Это же славный народ – они любят... Испуганно ойкнув, Илет оборвала фразу. Лицо ее вдруг сделалось мертвенно-бледным. Стройная, большеглазая, с чуть заостренными ушами, в этот миг она как никогда походила на сиду. А еще через миг на щеках Илет запылал пунцовый румянец. – Простите, великолепная, – тихо вымолвила она, чуть опустив глаза. – Я не имела в виду детей Дон. – Всё в порядке, – ободряюще улыбнулась Танька в ответ, сдержав легкий вздох.* * *
Конечно же, ссоры с Илет не случилось. В сущности, и обижаться-то на нее не было особых причин: подумаешь, вспомнила старые байки о расшалившихся фэйри! И все-таки произошедшее заставило Таньку задуматься. По дороге к каюте она размышляла о камбрийских буках, думнонских пикси и гаэльских лепреконах. «Почему люди так любят приписывать волшебным существам любовь к злым шуткам?» – задавалась она вопросом и не находила ответа. А потом перед ее мысленным взором вдруг предстал старый лицедей-коротышка Эрк ап Кэй, большой поэт с горячим сердцем, искренне, пусть и напрасно, считавший себя фэйри-подменышем. Наверняка ведь находились люди, обвинявшие его – просто из-за внешности – во всяческих кознях! Погруженная в воспоминания, Танька даже не заметила, как добралась до каюты. Опомнилась она только перед самой дверью. А войдя в каюту, остановилась в недоумении: Серен там не оказалось. Нельзя сказать, чтобы Танька этому огорчилась: наоборот, она скорее обрадовалась возможности побыть в одиночестве и собраться с мыслями. А подумать было о чем. Пропавшее блюдце Серен, разломанный гребень Фи, связанные рукава куртки Олафа – всё это выглядело загадочным и подозрительным. Да уж не пытался ли кто-то убедить таким способомы пассажиров «Дон» в существовании корабельных фэйри? Но кто и, главное, ради чего? Усевшись на кровать, Танька подперла голову рукой, прикрыла глаза и задумалась. Одно за другим она перебирала возможные объяснения – и каждый раз их отбрасывала. Мог ли этот человек пытаться таким способом кого-нибудь напугать? Вряд ли: проказливые домовые фэйри – это не зловещие гвиллионы и гурах-и-рибины. Или он, наоборот, хотел всех позабавить? Но разве веселилась Фи, когда осталась без дорогой для себя вещи? Тогда, может быть, это была месть? Но кому и чем могли досадить разом и Серен, и Фи, и Олаф? А потом Таньку вдруг осенило. Что если таинственный проказник устраивал всё это вовсе не для других – а исключительно для себя самого? Например, если он, подобно господину Эрку, причислял себя к волшебному народу? Оставалась самая малость: понять, кто был этим человеком. И ответ вроде бы нашелся. Не только господин Эрк, но и Робин Добрый Малый считал себя наполовину фэйри – сыном ирландского сида. А Родри – сын Робина! Внезапно Танька вскочила с кровати и взволнованно заходила по каюте. Конечно, надежда на ошибку все-таки оставалась: мало ли что могло твориться в голове у кого-нибудь из моряков! Но догадка о Родри выглядела невероятно правдоподобной – и очень неприятной. Может быть, Танька и смогла бы себя разубедить – но не успела. Внезапно по коридору, явно приближаясь, застучали частые дробные шаги. Еще через мгновение громко скрежетнула дверь, и в каюту стремительно ворвалась сияющая от радости Серен. Едва успев переступить порог, она тут же весело протараторила: – Ой, Танни, какая же Илет умничка – ты не представляешь! Да если бы не она, я бы, наверное, от страха с ума сошла! Занятая своими мыслями, Танька даже не сразу сообразила, что Серен имела в виду. А когда наконец поняла – не нашла ничего лучше, как недовольно буркнуть в ответ: – Зачем же ты под кроватью хлеб оставляла, если так нас боишься? Конечно, Танька тотчас же опомнилась и изрядно смутилась: уж сейчас-то Серен явно ни в чем не была виновата – ну так и зачем было ее обижать? Однако всё обошлось: Серен, видимо, тоже была занята своими мыслями – и ничего не заметила. Во всяком случае, никакой обиды она не выказала – лишь, похоже, удивилась Танькиной недогадливости. – Так потому как раз и оставила, – хмыкнула она, а затем все-таки пояснила: – Мне накануне шелковинка приснилась. Будто бы поселилась она у меня под кроватью – ростом с ладошку, а сама ладненькая такая – в белом платьице, с остренькими ушками. Ну я и сделала всё как полагается... То есть почти как полагается: молока-то здесь не раздобыть! Серен произнесла всё это настолько убежденно, что Танька не смогла не улыбнуться. – Ну раз так... – развела она руками. – Меня потом и Илет похвалила, – гордо приосанилась Серен. – А уж она-то в таком понимает! «Не то что некоторые ушастые», – сама собой продолжилась фраза в Танькиной голове. Впрочем, обижаться Танька не стала: ну брякнула Серен и брякнула – авось не будет приставать с расспросами. А обсуждать жизнь волшебного народа Таньке решительно не хотелось: слишком уж непредсказуемыми могли быть последствия. Ей-то, сиде, было бы уж точно не отделаться пересказами всем известных поверий и преданий! Увы, надежда избежать расспросов оказалась напрасной. Видимо, никаких тайных смыслов в те слова Серен не вкладывала – во всяком случае, уже через мгновение она совершенно непринужденно поинтересовалась: – Танни, а правда, что гоблины в ссоре с пресветлой Дон? – М-м-м... – только и смогла издать Танька в ответ. – Просто Ллио так говорила, – торопливо пояснила Серен. – А вот про шелковинок она ничего не сказала. Теперь голос Серен уже не показался Таньке безмятежным – наоборот, в нем почудилось тщательно скрываемое волнение. А затем Танька вспомнила. «Корабль зовется именем пресветлой Дон – а ты о гоблинах!» – как наяву прозвучал в ее памяти срывающийся шепот Ллио. И сразу стало ясно, как нужно ответить. – Здесь, на корабле, шелковинок нет точно, – твердо, уверенно произнесла Танька, а потом еще и добавила на всякий случай: – И бук тоже нет. – Значит, Илет была права! – радостно подхватила Серен, и ее лицо вновь расплылась в счастливой улыбке. В ответ Танька лишь кивнула и загадочно улыбнулась в ответ.* * *
Судя по всему, Серен узнала все, что хотела, о корабельных фэйри – во всяком случае, она прекратила расспросы. – Я, пожалуй, пойду повышиваю – сделаю Илет красивый платочек, – объявила она. В ответ Танька ободряюще кивнула. Покопавшись в своем плетеном коробе, Серен неторопливо извлекла из него принадлежности для вышивания: пяльцы, нитки, иголку и хорошо знакомый Таньке кусок ткани. К работе, впрочем, на этот раз она так и не приступила, а, немного повертев пяльцы в руках, одним махом водворила всё обратно в короб. – Качает, – пожаловалась Серен то ли Таньке, то ли самой себе. – Тошнить вроде не тошнит, а вышивать неудобно. Танька сочувственно кивнула. – Я тут как-то раз порисовать решила, – призналась она. – Только начала – голова закружилась, рука дрогнула – и всё, прощай, эскиз! Серен задумчиво посмотрела на Таньку, чуточку помолчала. А потом вдруг осторожно спросила: – Танни, я тебе не помешаю, если немножко почитаю вслух? – Читай, конечно, – не задумываясь кивнула Танька. Серен благодарно взглянула на нее и сразу же склонилась над коробом. Спустя некоторое время в ее руках оказалась тоненькая книжка в потертой кожаной обложке. Печально вздохнув, Серен уселась на кровать и, уткнувшись в книгу, что-то тихо забубнила себе под нос. Вскоре Танька изрядно удивилась: в доносившемся до нее бормотании узнавались самые разные латинские слова, причем Серен повторяла каждое из них по много раз на разные лады. А ведь Серен, хотя и гордилась своими предками-римлянами, прежде особой любви к их языку не выказывала! Приставать к Серен с расспросами Танька, разумеется, не стала: не отвлекать же ту от занятий! Зато вспомнила о недочитанном Диоскориде – чем не способ скоротать время до ужина! А еще через мгновение она пришла в ужас. Диоскорида на столе не оказалось – ни напротив окна, где Танька его оставила перед сном, ни где-либо еще. Пропала мало того что редкая книга – так еще и чужая! Ох, как же теперь смотреть Олафу в глаза?.. Танька замерла. Мысли с бешеной скоростью заметались у нее в голове. Может быть, спросить у Серен? Нет, нельзя: она и так едва успокоилась... А может быть, книжка просто свалилась на пол? Осторожно, чтобы не потревожить по-прежнему погруженную в книгу Серен, Танька поднялась с кровати. На цыпочках она пробралась к выходу, затем присела на корточки и, покрутив головой, заглянула всюду, куда проникал ее взгляд: под стол, под одну кровать, под другую... Увы, всё оказалось тщетно. Диоскорида не было нигде. Похоже, оставалось только одно: ждать, пока Серен выйдет из каюты, а потом тщательно обшаривать все укромные места, куда он хотя бы с какой-то вероятностью мог завалиться. С трудом сдержав вздох, Танька прокралась обратно к кровати. Потом украдкой посмотрела на Серен – и вдруг увидела, что та оторвалась от учебника и удивленно смотрит на нее. Еще через мгновение их взгляды встретились. – Ты что такое делаешь, Танни? – встревоженно прошептала Серен. Танька замерла, потом тоскливо вздохнула. Ну вот как людям удается видеть не только у себя перед глазами, но и по сторонам! – Да у меня куда-то Диоскорид пропал, – пробормотала она. – Ищу вот. Серен облегченно выдохнула, даже чуточку улыбнулась. – Может, ты его в сундучок убрала? – откликнулась она. – Вроде нет... – протянула Танька, однако задумалась. – Посмотри все-таки, – посоветовала Серен. Ни на что особенно не надеясь, Танька приподняла крышку сундучка. Затем заглянула внутрь. И оторопела. Первое, что она увидела, оказалось знакомым томиком в новеньком кожаном переплете. – Вот он! – вырвалось у нее. Серен победно посмотрела на Таньку и торжествующе ухмыльнулась. – Спасибо... – смущенно пробормотала Танька. – Ну я и растяпа. – Не за что, – гордо откликнулась Серен. Всё еще не веря своему счастью, Танька осторожно дотронулась до книжки, затем бережно извлекла ее из сундука. И снова оторопела. Под Диоскоридом обнаружилось расписное блюдце из думнонского фарфора – судя по всему, то самое, о пропаже которого недавно рассказывала Серен. С бьющимся сердцем Танька захлопнула крышку, на мгновение задумалась, затем вновь распахнула сундук. Бросила быстрый взгляд на Серен – та опять сидела, уткнувшись в учебник. Осторожно, стараясь не издать ни единого звука, засунула блюдце между страниц. – Я к Олафу – верну ему книжку от греха подальше, – пробормотала она и тотчас же устремилась к двери.* * *
Возле трапа Танька опомнилась. А опомнившись – ужаснулась: представила себя со стороны – встрепанную, босую, испуганно озирающуюся по сторонам, вцепившуюся обеими руками в чужую книгу с краденым блюдцем внутри... Ох, не дай бог еще и страницы помялись! «Что ж, теперь я и правда веду себя как фэйри, – невесело усмехнулась Танька про себя. – Осталось только научиться расплачиваться сухими листьями или подменять младенцев деревяшками». Вздохнув, она обернулась. Обвела пустой коридор взглядом, невольно задержав его на такой уютной двери своей каюты. Сразу же отбросила мелькнувшую было мысль вернуться и отдать блюдце Серен: незачем пугать ее снова! И решительно ступила на трап. Похоже, оставалось только одно: рассказать о происшествии Олафу. Быстро спустившись в нижний коридор, Танька сразу же обогнала сосредоточенно орудующего шваброй моряка – того самого ирландца, что когда-то признал в ней лекарку. – Добрый день, леди, – почтительно крикнул тот ей вслед. Танька поспешно кивнула ему и ускорила шаг: не хватало еще, чтобы моряк заметил злополучное блюдце! Через мгновение она уже скрылась за поворотом коридора. А еще через миг она заметила хорошо знакомую фигуру в темном платье. Удаляясь от Таньки, в направлении душевой комнаты неторопливо шла леди Эмлин. – Добрый день, госпожа Зои, – окликнула ее Танька. Леди Эмлин резко обернулась. – Добрый день, великолепная, – немедленно откликнулась она. – Можно с вами поговорить? Леди Эмлин вдруг приложила палец к губам, затем кивнула и быстрыми бесшумными шагами направилась навстречу Таньке. Встретились они примерно в середине коридора. – Я слушаю вас, великолепная, – вполголоса произнесла леди Эмлин. – Леди Эм... – взволнованным шепотом заговорила Танька. – То есть госпожа Зои... У нас тут такое творится! И она торопливо, но обстоятельно перечислила все загадочные происшествия последних двух дней – про гребешок Фи, про куртку Олафа и, наконец, про блюдце и Диоскорида. Леди Эмлин внимательно, изредка кивая, выслушала ее, затем чуть подумала – и внезапно задала вопрос: – А вы сами, великолепная, что думаете по этому поводу? – Я? – немного опешив, пробормотала Танька. – Ну... Мне кажется, всё это не похоже ни на розыгрыш, ни на попытку напугать, ни на месть. – Я тоже так полагаю, – сдержанно кивнула леди Эмлин. – Тогда что бы это могло быть? Танька с удивлением посмотрела на нее. Происходившее вдруг напомнило ей университетский экзамен – это было странно и неожиданно. А с другой стороны, Танька ведь все равно искала ответы на те же самые вопросы – так почему бы не поделиться своими догадками? – В общем, никакого смысла в этих проделках я не вижу... – начала она. – Разве что... Внезапно Танька замолчала. Предположение о подражании домовым фэйри, еще недавно выглядевшее таким правдоподобным, теперь вдруг показалось ей невероятно нелепым. Леди Эмлин посмотрела на нее, одобряюще улыбнулась. – Может быть, кто-то пытается доказать себе самому, – с трудом преодолев смущение, продолжила Танька, – что он принадлежит к волшебному народу? – Или просто верит, что ему так положено себя вести, – продолжила леди Эмлин. – Вот вы сами и ответили на вопрос, великолепная. Надеюсь, мне не надо объяснять вам, кто здесь способен на такое? – Родри, – мрачно вздохнула Танька. Леди Эмлин согласно кивнула – и тут же обрушила на нее неожиданную новость: – Кстати, наш послушник с утра куда-то запропастился. Моряки уже разыскивают его – но пока, насколько я знаю, безуспешно. – Ох... – непроизвольно вырвалось у Таньки. Внезапно ее охватило странное беспокойство, словно разыскивали не Родри, а ее саму – и притом не с самыми добрыми намерениями. Леди Эмлин задумчиво посмотрела на нее, почему-то покачала головой. – Вы блюдце лучше отдайте мне, – вдруг предложила она. – Так будет вернее. Разумеется, я его верну вашей Серен, как только это станет уместно.* * *
Остаток дня Танька просидела в кубрике у Олафа. До самого ужина они болтали о том о сем. Говорили о разном: о Диоскориде и лекарственных травах, об Испании и Африке, о кораблях и морских путешествиях – однако ни о славном народе, ни о загадочных происшествиях последних дней, ни о Родри так и не обмолвились ни словом. Поначалу Танька сознательно избегала касаться этих тем: достаточно было и того, что она обсудила их с леди Эмлин. Потом же, увлекшись разговором, она и в самом деле забыла про свои недавние злоключения. На ужин Танька и Олаф так и отправились вдвоем – веселые и беззаботные. Тем временем к двери пассажирского салона подтягивались остальные студенты. Разрумянившись от быстрой ходьбы, по коридору стремительно неслась Серен. По трапу величаво, как королева ирландских ши или камбрийских тилвит тег, спускалась Илет. Откуда-то сверху доносились очень тихие и очень похожие голоса Ллио и Дэл, – правда, Дэл чуточку растягивала слова, а Ллио, наоборот, частила. Возле самой двери уже стояли две подружки-ирландки. Брид что-то тихо втолковывала опечаленной Фи. Чуть погодя Танька разобрала в ее шепоте гаэльское слово «ки́ар», «расческа», – и только тогда вспомнила о странной истории с гребешком. А на ужине продолжились неприятности. Еще была закрыта дверь в пассажирский салон, а Танька уже учуяла доносившийся из-за нее кисловатый запах квашеной капусты. – Фу-у... – через мгновение скривилась Серен. – Капуста, – мрачно произнесла Ллио. Дэл согласно кивнула и поморщилась. Фи и Брид хором вздохнули. – Опять эта гадость, – тихо пробормотала Илет, едва толстый моряк распахнул дверь. Олаф посмотрел на уставленный мисками стол и хмуро пожал плечами. Радости, впрочем, он тоже не выразил. Танька была солидарна со всеми. Сама она каждый раз с трудом заставляла себя глотать это подозрительно пахнущее склизкое месиво, принудительно введенное во флотский обиход не кем-нибудь, а ее мамой. Ни бритты, ни гаэлы, ни саксы прежде не знали подобного кушанья, в их языках для него даже не было названий. Мама, впрочем, уверяла, что с кислой капустой были знакомы в Риме, что о ней в незапамятные времена писали Катон Старший и Колумелла, – но, видимо, то ли римляне не удосужились познакомить с нею жителей Придайна, то ли те постарались забыть ее как страшный сон. И все-таки возмущаться вслух Танька не стала: незачем подавать остальным дурной пример! Собравшись с духом, она безропотно зачерпнула ложкой лежавший поверх капусты кусочек мяса. Тот оказался чуть жестковатым, пересоленным и вдобавок отдавал ненавистной капустной кислятиной. Быстро прожевав, Танька с усилием его проглотила. Затем она по старой привычке потрогала языком свой левый верхний клычок, вспомнила про цингу, вздохнула – и все-таки принялась за спасительную капусту. Цинги Танька побаивалась: как-никак, она была сидой – существом, очень чувствительным к нехватке витаминов. Если у людей цинга развивалась при отсутствии витамина Ц за несколько месяцев, то сидам в такой же ситуации хватало всего лишь двух недель, чтобы у них начинали выпадать зубы, – по крайней мере, именно так обещал мамин справочник. Насколько неприятно лишиться всего лишь одного клыка, Танька уже знала на собственном опыте – и неважно, что цинга в тот раз была совершенно ни при чем. Хотя сломанный зуб в первую же зиму сменился новым, с тех пор верхние клычки у Таньки пусть и едва приметно, но все-таки различались по длине и толщине. Танькин пример не то чтобы оказался заразительным, но все-таки подействовал: и «инженерные девушки», и Олаф пусть и с унылым видом, однако вполне добросовестно жевали капусту. Кажется, отказалась от нее – а заодно и от мяса – только Серен. Похрустев прилагавшимся к ужину сухарем, она быстро запила его кружкой ячменного кофе и, не говоря ни слова, покинула пассажирский салон. – Вот ведь привереда, – тихо хмыкнула Илет, проводив ее взглядом. Ллио тут же шепнула что-то на ухо Дэл, та пожала плечами в ответ. А Танька до самого окончания ужина не проронила ни слова. В глубине души она даже поддерживала Серен. Наверняка ведь можно было приготовить квашеную капусту как-то иначе, чтобы она стала вкуснее, не потеряв целебных свойств. А в нынешнем виде есть ее приходилось через силу, превозмогая тошноту. Каково же было Танькино удивление, когда Серен вернулась! А после того как она вдруг подхватила миску и куда-то с ней унеслась, Танька и вовсе опешила. Кажется, произошедшее удивило и всех остальных. На некоторое время за столом воцарилось молчание. Затем тишину нарушила Илет, с недоумением пробормотавшая: – Что это с ней? – Хм... – задумчиво произнес Олаф. – Может, Серен на меня обиделась? – промолвила Брид. – Я, по-моему, нехорошо на нее посмотрела. – Да ну, – покачала головой Фи. – Не с чего ей обижаться! После этого она выловила из миски последний кусочек капусты и, чуть поморщившись, отправила его в рот. На этом разговор и закончился. Вскоре все стали расходиться. Танька поднялась из-за стола одной из последних, опередив только Дэл. Пропустив вперед Фи и Брид, она не торопясь выбралась в коридор и, по-прежнему никуда не спеша, направилась к трапу. – Это мое дело. Где хочу, там и ем, – вдруг донесся до нее откуда-то со стороны носа корабля далекий голос Серен. – И вообще, вы не имеете права мне ничего запрещать! А затем оттуда же раздался совсем тихий, едва различимый, но все-таки узнаваемый голос леди Эмлин: – Имею. И тут Танькой овладело нехорошее предчувствие. Резко остановившись, она осмотрелась по сторонам, ища глазами Олафа, – но увидела лишь Ллио, ждавшую сестру возле двери пассажирского салона. В следующий миг Танька сорвалась с места и вихрем понеслась по коридору. Миновав поворот, она остановилась. Впереди, возле двери кубрика, виднелась хорошо знакомая долговязая фигура. – Олаф! – позвала Танька. Фигура махнула рукой в ответ, развернулась и, едва заметно прихрамывая, направилась навстречу. Спохватившись, Танька тоже ускорила шаг. Вскоре они едва не столкнулись, остановившись в полушаге друг от друга. – Слушай, там, по-моему, Серен с леди Эмлин ругается, – взволнованным шепотом сообщила Танька. – С кем с кем? – Олаф посмотрел на нее и недоуменно моргнул. – Ох!.. – Танька хлопнула себя ладонью по лбу. – Это госпожа Зои, что ли? – тихонько ахнул Олаф. – Так она та самая?.. Ну и ну! – Олаф, миленький... – испуганно пролепетала Танька. – Ты только никому не рассказывай, ну пожалуйста... – Ясное дело, не скажу. – Олаф пожал плечами. – Могла бы и не предупреждать. Затем, чуть подумав, он вдруг улыбнулся: – Да помогут мне Фрейр, Ньёрд и всемогущий ас! Облегченно вздохнув, Танька осторожно улыбнулась. – Я, правда, крещеный, – хитро посмотрев на нее, добавил Олаф, – ну так ведь христианский Бог не велит клясться его именем. Последние слова Олафа прозвучали, конечно, весьма двусмысленно, но Танька хорошо знала своего старого друга. В искренности его клятвы она не сомневалась ничуть, и дело было вовсе не в прозвучавших именах едва знакомых ей северных богов. Главное – Олаф понял важность раскрывшейся ему тайны. Этого было вполне достаточно. Приободрившись, Танька поспешила к себе в каюту. Пронесясь по коридору, она стремительно взлетела по трапу, преодолела еще с десяток шагов и наконец очутилась перед знакомой, ставшей уже совсем родной, дверью. Отдышавшись, Танька протянула ладонь к прихотливо изогнутой медной ручке – и вдруг замерла в тревожном недоумении. Из-за двери доносились сдавленные рыдания Серен.* * *
У Таньки едва хватило терпения, чтобы дослушать сбивчивое повествование Серен о несчастной любви благородного брата Родри и коварной мести злобного сэра Эвина. Что греха таить, возможно, еще день-два назад она вполне могла бы поверить этим россказням. Сейчас же, после разговора с леди Эмлин, Танька невольно выискивала в них всякого рода несообразности – и, надо признать, их находила. Почему, например, Родри даже не попытался искать защиты у нее, у Таньки, – а он ведь несомненно знал, кто она такая! Почему Серен так легко угадала имя счастливого соперника, несмотря на грубые ошибки в рассуждениях? Почему вся команда сразу же поверила злым наветам ревнивца? К тому же Танька знала о Родри кое-что, о чем Серен, похоже, не подозревала: и что тот, уже очутившись на «Дон», играл в кости на одежду, и что именно Родри, судя по всему, устраивал каверзы в кубрике и каютах, и что он едва не вызвал большую ссору, подложив блюдце Серен в Танькин сундучок... – Знаешь что, Серен, – осторожно начала Танька, едва та закончила рассказ. – Я думаю... На этом она надолго замолчала. Серен выжидающе смотрела на нее, и в ее покрасневших от слез глазах читалась загадочная, непонятная мольба. А Танька тем временем мучительно подбирала нужные слова. С одной стороны, она определенно не собиралась поддакивать Серен: происходившее вызывало очень неприятные предчувствия, да и вообще было ей не по душе. С другой же – очень хотелось избежать новой ссоры. В том, что Серен разобиделась бы, услышав любое возражение, Танька даже не сомневалась. – Я пока не знаю, виноват Родри или нет, – решилась она наконец. – И давай не будем спешить с выводами. В этой истории еще надо разобраться. Серен бросила на Таньку хмурый взгляд и разочарованно вздохнула.