Летние отМетки

— Король умер, да здравствует король! Каждый раз, каждый раз, когда Антуан Георг Эдмунд Альберт Уильям Гарольд Кронлац слышал эту фразу, всё шло наперекосяк. Первый раз был когда умер его отец. Антуан был ещё совсем маленьким, но звучная фраза камердинера отпечаталась в памяти навсегда. Скучная и долгая церемония затянулась ещё больше из-за глупого казуса. Приём после требовал его следовать церемониалу и проявлять гостеприимство в его замке. Впрочем, замок был «его» лишь формально. Как и корона. Его короновали, но правила, конечно, королева-регент. Самому ему довелось побыть королём всего дюжину лет. На приёме в честь своего дня рождения Антуан скучал, но понимал необходимость оставаться после официальной части. И улыбаться, как будто действительно рад видеть всех этих людей, половину из которых не знал, а другую половину и знать не желал, но приходилось. Ничего нового или интересного. Изысканные деликатесы, вычурные наряды, пустые разговоры. Впрочем, ничего не значащая беседа о погоде окончилась для него внезапно — стилетом в сердце со спины. Последнее, что он слышал сквозь утекающее сознание: — Король умер, да здравствует король! — Роковая фраза в адрес ещё живого человека. Звездочки Сознание возвращалось медленно, легкие горели, тело не слушалось, а зрение показывало расплывчатую картинку. Его тело перемещали. Он пытался что-то сказать, но из горла вырывался лишь крик. Первые месяцы после перерождения прошли для Антуана ужасно. Младенцем он мог лишь лежать и кричать, надеясь, что привлечет внимание нянюшек. К счастью, они быстро приходили, кормили, меняли пелёнки и играли с ним. Пока немощное тельце не могло даже оторвать головку от подушки. Лишь много позже он смог приподниматься… сидеть без поддержки… стоять, придерживаясь за чужую ногу… говорить… бегать и прыгать… Он давно понял, что попал в тело сына какого-то графа, его дальнего родственника. Прадед Антуана был на редкость плодовит, даже церемониймейстер, готовившийся к приёму не всегда мог правильно назвать тех или иных представителей знатных династий без списка приглашенных. Кстати, тут его звали Генрихом. Он знал и давно привык к этому, но предпочитал думать о себе как об Антуане. Так же он привык и к новой внешности, и к чёрным волосам, в противовес опыту прошлой жизни, бывшими прямыми и жесткими. У принца Антуана волосы завивались мягкими соломенными кольцами. Конечно, с ним занимались не столь блестящие педагоги, как в прошлое его детство. Немыслимо, но ему даже не наняли гувернёра, оставив на попечении нянюшек и матери. Именно мать, в противовес принятому, занималась с ним и учила всему, что нужно знать юному дворянину. Её и всех нянюшек поражало и радовало, каким способным рос Генрих, как быстро учился и развивался. Для самого же малыша главную трудность представляло тело. Мелкая моторика выводила его из себя, короткая прогулка в пару километров предвещала невероятную усталость, эмоциональные перепады сбивали с толку. Но раз за разом он брал себя в руки и начинал попытки снова. Разумеется, он развивался не хуже и даже лучше своих сверстников, но собственная беспомощность и уязвимость ужасно бесила его. С момента рождения Генриха прошло пятнадцать лет, когда его отцу, графу, пришло приглашение на коронацию нового правителя. Генрих уже давно вырос в сильного и умного парня, не пропускавшего ни тренировки с мечом, ни с книгой. Вся семья графа подготовилась к будущей церемонии. Генрих переживал не меньше прочих, но старательно скрывал, как взволновала его эта новость. В назначенный день он и вовсе был, казалось, оплотом спокойствия и равнодушия. Внешне. Внутри ему не терпелось узнать, кто же займет трон в этот раз. Не то что бы он жалел о том, что ему не довелось править или думал, что этот титул принадлежит ему… Даже до перерождения он скорее принимал это как данность. Так же он принял и новое положение. Но что-то влекло его, что-то разжигало внутри него отчаянное любпытство. Он обомлел, когда увидел нового короля. Он смотрел на тело, шестнадцать лет принадлежавшее ему ранее. Может, ребёнок был просто похож и назван в честь своего предка — Антуана?.. На его собственной коронации случился казус. Позже это нарекут дурным знамением, предвещавшим все беды его двенадцатилетнего правления. Священнослужитель, проводивший коронацию, споткнулся о ступеньку и уронил корону. Затаив дыхание, Генрих следил, как падает символ власти, как катится, как идёт за ним священнослужитель… Всё в точности, как он помнил. Он не знал, не понимал, как такое было возможно. Он смотрел на самого себя и не мог понять, что чувствует. Одно он знал точно. Он не позволит себе умереть снова. Ни в качестве Антуана, ни в качестве Генриха. Разумеется, никто бы не пропустил мальчишку к новоявленному королю. К счастью, отец Генриха часто выезжал на светские рауты, устраиваемые во дворце. Смышлёный старший сын же давно стал его помощником и сопровождал практически везде. Генриху было непросто завладеть вниманием нелюдимого юного монарха, но именно он понимал Антуана как никто другой. Не прошло и пяти лет, как они стали неразлучны. Антуан во всём мог полагаться на старшего товарища, а Генрих заменил коронованному мальчишке отца, мать и старшего брата разом. Он лучше прочих понимал, как одиноко было Антуану в таком оживлённом, но лицемерном и равнодушном дворце. Генрих стал первым другом по играм для молодого монарха. Они посещали одни занятия, и юный правитель равнялся на своего товарища, стараясь преуспеть, не зависимо от того, было ли это конной прогулкой или тактикой боевых действий, занятиями по этикету или математикой. К чести Генриха, малыш ни разу не чувствовал себя уязвленным, даже если не мог в тот же миг достичь тех же результатов. Немало этому способствовало то, как Генрих радовался любым успехам Антуана, как разделял его увлечения и поддерживал в любых начинаниях. Антуан доверял Генриху больше, чем любому своему знакомому, порой больше чем самому себе. Но и теперь Генриху еле удалось убедить Антуана прийти на свой шестнадцатый день рождения в доспехах. Полный комплект, за исключением лишь шлемов. Сам Генрих принёс ещё и меч. Он прикрывал спину принимавшему поздравления монарху, он был готов отразить любое нападение. Он не был готов, что Антуан упадёт после очередного тоста в его честь. Генрих едва успел поймать падающего друга, того, кто понимал его и того, кого понимал он сам. Тело билось в конвульсиях, глаза закатились, а изо рта шла пена. Генрих сидел на полу и обнимал недвижимое тело Антуана. Всё случилось слишком быстро, доктор не успел даже осмотреть его. Да за доктором никто и не посылал. Громовым раскатом в сознании Генриха отозвался звучный крик: — Король умер, да здравствует король!