Часть 1
26 мая 2022 г. в 19:48
— Если тело — это холст, то повесьте меня в картинную галерею.
Так один раз охарактеризовал свое тело Нил, впервые показывая шрамы, имевшие историю в целую жизнь, Эндрю.
По атлетичному телу, покрытому кляксами чернил суровой реальности, можно составить карту истории Нила Джостена — беглеца от своей собственной жизни, от самого себя. Каждый рубец имеет свою болезненную, во всех смыслах, историю, каждый белый шрам пульсировал болью и страхом, каждая глубокая рана затягивалась, сохраняя воспоминания прошлого, которые прицепились за Нилом навсегда.
Восседая на ногах своего парня, полулежачего на смятой постели, Эндрю стянул с него потертую футболку, брезгливо отбрасывая ее в сторону. Даже сквозь ткань одежды Джостен ощущал, как морозные пальцы голкипера кусались льдом, заставляя вздрагивать и ерзать, а щеки заполнились еле заметной багровой краской смущения.
Миньярд не обращал внимание на смущение партнера, все его заостренное внимание было под прицелом тела. Да, он видел его множество раз, но каждый раз, при виде многочисленного количества шрамов, сердце обливалось лавой. За все время Эндрю успел изучить месторасположение каждого затянувшегося шрама, а кончики пальцев помнили их на ощупь. Он мог с закрытыми глазами ориентироваться по его обнаженному телу, следуя по созвездию из ран и рубцов.
Мягкие, словно кошачьи, подушечки холодных пальцев коснулись области напряженного торса чуть выше пупка, отчего Нил вздрогнул, но позволил проводить повторное изучение самого себя дальше. Близнец поднимался выше, следуя по многочисленным белым шрамам, поглаживая длину каждой полоски. Бугорчатая неровная кожа, как своего рода музыкальный инструмент, играла под движением рук.
Он провел указательным пальцем по тянущемуся к косточкам ребер длинному шраму, медленно поднимаясь к грудной области и плечам. Грудь Джостена ритмично поднималась и опускалась, но когда ладонь Эндрю коснулась области правого плеча, где в определенный момент жизни нарисовался идеальный след от утюга, тот на несколько секунд забыл про жизненную необходимость воздуха. Сам блондин, хозяин данного положения, даже не обратил на это свое внимание, продолжая уже в который раз исследовать измученное жестокой жизнью тело.
Длинные пальцы продолжили свой путь, поднимаясь по бледной шее, на которой также красовались узоры из рубцов разной длины, форм и глубин. С каждым просмотренным шрамом ненависть к Мяснику, как лесной пожар, разрасталась в душе все больше и жарче. Он ненавидит его, он ненавидит его за всю боль, которую пережил Нил.
Окончив свой путь, голкипер рыжей команды остановился на щеке с ожогом, аккуратно проводя по ней костяшками пальцев. Ранее на этом месте располагалась татуировка, нет, правильнее сказать, «клеймо» Воронов.
— Уебок... — вспомнив Рико и его пернатую команду, выругался вслух Миньярд.
Ему не нужно было пояснять, кому это предназначалось, Нил и так все понимал. Они научились понимать друг друга с полуслова.
Мысли о Рико и вороньем гнезде пробуждали в Ниле тошноту, а щека, на которой ранее красовалась цифра 4, горела огнем. От нарастающих неприятных воспоминаний о жизни среди команды университета Эдгара Аллана его отвлек голос партнера.
— Знаешь, я не представляю тебя в черной экипировке, — близнец поддался вперед, приближая лицо к парню, — только в оранжевой, рыжик. — Он смахнул указательным пальцем темно-рыжую прядь, небрежно свисающую прямо на лицо.
— Потому что я Лис, да?
Эндрю не раз подмечал, как бело-оранжевая экипировка команды красит Джостена. Казалось, что она была придумана для него, а он рожден для нее. Мысли о том, что его парень когда-то носил отвратительную черную экипировку, приводила его в бешенство. Только оранжевая. И никакая больше.
— Ты Лис. Не Ворон, — добавил блондин, пристально заглядывая в его глаза. — Мой Лисенок, — прошептал он, прилипая к губам своего парня.
Он ненавидит Мясника и Морияму, он ненавидит всех, кто причинил Джостену боль, всех, кто когда-то оставил на его теле шрам. Он не позволит, чтобы на его теле появилась даже самая маленькая царапинка. Он его. Его Лисенок.