†
† ☪ †
†
─━━━━━━⊱☪⊰━━━━━━─
Data: 24 .09.20 - четверг.– Faime | rain †
«Страшно ли открыть глаза и увидеть мир, в котором нет места настоящему?» В отражении разбитого запыленного зеркала хотелось бы видеть нечто иное, нежели связывающий укус справа на шее, поставленный во время эксперимента. Укус справа означал, что это сделано без обоюдного согласия – несёт за собой нечистую славу. Поэтому ребята договорились никогда не просить о перераспределении. За окном раздражающе пела маленькая птица – это напоминало кошачьи вопли, значит, то иволга, попутавшая пути в сосновый бор (она издаёт такие звуки на непогоду или в момент опасности, если верить старым рассказал Чонвона). Сону аккуратно вытер салфеткой кровоподтёки и капли воды на шее – наклеивал новый невообразимо скучный пластырь. Связывающие укусы в большинстве случаев не заживают и болят, выглядят ужасно. Подтекают, когда тот, кто их поставил, питается иной кровью – кровью животных, иногда пекут после того… Именно из-за этого проклятого укуса, он не одарил Чонвона таким же и не привязал к душе, которую у него забрал. Теперь он сам привязан к тому, у кого отобрал эту душу.
Куда уж хуже?
Хуже есть куда: более недели он не прикасался к крови, потому что ему от одного её вида было мерзко. Но глаза оставались яркими. Они должны были стать чёрными, но что это за проклятие? Навсегда ли это? Что если профессор вскоре созовёт совет и они будут искать причину? Или после обращения с него больше проку нет и на это никто не обратит внимания? – Мы все тебя ждём! – резко раздалось в тишине и были слышны громкие шаги по коридору, за счёт низкого каблука. Из-за того, что ванная комната на втором этаже слишком маленькая, Джей чуть не прибил его дверью. – А, ну… ты давай быстрее как-то. Осмотр без тебя не начинают. – Вы с Чонвоном уже вернулись? – Н-нет, – решил прыснуть сарказмом. Сону лишь цыкнул на это. После появления Джея более здравые мысли взбрели в голову: его серо-красный окрас радужки списали на зрение... – «Может прикинуться слепым, как летучая мышь?» У Джея есть куда больше несвойственных вампирам примет, чем люди могли бы подумать. Смерть его была из-за наведённого кем-то приворота. О привороте свидетельствует пятно на его шее, напоминающее бабочку (это рассказал Джейк и потом от этой информации Сону сформировал убеждение, что его сожжение на костре – это точно смертная казнь, а не магический обряд). Обычно, у вампира никаких пятен на теле, кроме как временных трупных, быть не может. Значит, магия собой его будущее запятнала (как говорит Джейк). Именно поэтому Пак помогает тому былому чародею вспомнить своё прошлое, чтобы разобраться, влияет ли это как-то на жизнь. – Выглядишь так, будто это не просто осмотр. Чего весь на нервах? – осмотры, как и опыты – это просто отвратительное издевательство над наукой, поэтому спешить было некуда. Он пригладил влажные растрёпанные волосы, чтобы не быть похожим на ёжика. – Письмо из совета пришло, – разметал блондин руками и по своему ужасному нраву ничего не объяснял. Лишь подождал, пока стоящий, в чём мать родила, лабораторный мышонок оденется, чтобы не возвращаться без него. – Идём, – бегло глядя на себя в зеркало, заправил часть белой рубашки с прорехами в брюки, – «я в этом, как подстреленный – ужас…»† «Хранилище человеческих душ взломали.
Бессмертие можно купить за ломаный грош.
«Счета», «документы» по судьбам пропали.
И больше не разберёшь, где правда, где ложь...» †
– Мария Галкина | Хранилище человеческих душ
Пахло свежей краской, а не только лекарствами. Здесь снова нужно продолжать играть роль загримированного актёра – уравновесить радость и уныние, воссоздавая другой мир. В другом мире не существует ничего настоящего. Выдуманное счастье никогда не превратится в настоящее. Но это полбелы, потому что полуночники никогда не искали счастья – они искали наслаждений, прелестей ночи. «Просто улыбайся, – твердил себе, натягивая уголки губ так, как бы их пришили в ином случае, – о, ради всего святого, мои бы глаза этого не видели». Как завороженный Ким наблюдал за ненавистным учёным, держащим за руку его милого сказочника. Теперь господин Ян не захотел бы улететь во Францию от своего непогрешимого сына, потому что он – его работа. Теперь не нужно выбирать между работой и семьёй – это одно и то же. Теперь ему не нужно пытаться понять и принять то, что Чонвон взрослеет – в его глазах он навсегда останется ребёнком. Навсегда. – Я опоздал, – это должно было прозвучать, как извинение, но за спинами двоих Ники изображал неуклюже твёркающего динозавра (ни на что больше это не было похоже, честное вампирское). Все распрощались с безысходностью, будто не видели на столе, застеленном длинной белой скатертью, маленький конверт, от которого шла атласная жёлтая лента. – Я всё равно должен быть первым – хочешь быть за мной? – лепетал былой мечтатель. Признаться, до сих пор не верилось в то, что тот теперь один из них. Этого просто не могло быть, не могло... в планах этого не было! – Как тебе угодно, – те кукольные глаза никогда раньше не пугали в сочетании с обаятельной детской улыбкой. Сейчас он искал в них подвох. Теперь во всём нужно его искать, следить за каждым резким движением. – «Опять эта колба на краю стола», – за последний месяц он двадцать один раз отодвигал её к стене, чтобы не разбилась, а это уже двадцать второй. Если бы профессор её брал, то налил бы туда чего-нибудь – колба пустая. Чонвон долго бубнил себе под нос всякое, когда свет через маленькое стекло в руках его отца чуть не резал глаза своим сиянием. Он говорил, что быстрее ослепнет от этого, но сверхъестественным зрением не обделён. Только вот всё равно его глаза отличались: после приёма крови они будто усыпаны блестящей пылью вишнёвого оттенка, но длится это волшебство меньше, чем фаза полного солнечного затмения. И потом глаза – чёрные пуговицы. Он послушно открыл рот и Чонин светил маленьким фонариком, изучая его клыки. Они менялись: первые дни ничего вообще не было, позже появились только верхние (они были не такими острыми, как сегодня), а теперь на месте все четыре. Четыре клыка, как шипов у прекрасной розы Маленького принца – они так же придавали ему храбрости, но с его стороны поступали жалобы на постоянно прокусанные щёки и язык. – Можешь идти. И нос на улицу не высовывай, Ян Чонвон, – спокойно отпускал его профессор, ведь стал таким внимательным и уже успел определить, что приступы жажды обычно случаются в промежутке от девяти вечера до четырёх утра. Он был огорчён тем, что его ребёнок не выглядел счастливым, будто не понимал, какое будущее ему улыбнулось. У него же теперь есть Вечность, почему он не счастлив? – Когда вы придёте? – уже стоя у выхода, смотрел он на Джея, когда остальные тотчас же опустили глаза, внимательно изучая каждый миллиметр под ногами, – мне самому скучно... – Через семнадцать, восемнадцать, сорок девять, девятнадцать, – шифровался блондин, чтобы его не ругали за то, что он слишком много говорит Вону.С каких пор его ругали за это?
После того, как он вовсе неслучайно проболтался про теорию «Вечной Смерти», что наступает, если вампир повторит свой промах из прошлой жизни, за который проклят Вечностью. Выдержав тяжёлый взгляд, посмотрел на профессора, который был удовлетворён таким странным подходом к вопросу и следил за реакцией своего сына. Первое правило в этом доме изменилось и теперь они обязаны уклоняться от наводящих на что-либо вопросов новообращённого, которых временами бывало очень-очень много. Сону вдруг коротко настигла тяжесть в груди, когда он не слышал то, что слушать так любил… но думать об этом долго не пришлось: если Вона отпустили, значит дальше события не для его глаз. Загорелась одна тяжёлая настенная люстра и освящала своим жутко-мёртвенным светом стол. Чонин жестом предложил всем присесть. Положил конверт с жёлтой лентой перед Хисыном, который один сидел поперек стола – спиной к окну. Старший пытался скрасить обстановку своей нервозной улыбкой – он один улыбался, будто уже предположил, что там написано и понял, что нужно быть паинькой. – Эй…! – выкрикнул Ким, когда сидящий напротив Джеюн слишком сильно пнул его ногой под столом, призывая убрать неуместное довольное выражение лица. Для этого пришлось обратить внимание не на письмо, а на то, что рядом сидит Ники, который разговаривал с ним только с просьбами «Подай…» и «Принеси…», а рядом пустой стул – если пересесть, то напротив будет колючий взгляд Джея. Все наблюдали за тем, как Ли осторожно доставал сложенный лист бумаги из уже распечатанного конверта, быстро развернул его и пробегался глазами по строчкам. – Ты можешь передавать письмо по кругу, если не хочешь читать вслух, – интонация не выдавала ни одной эмоции, но ему же известно содержание и почему это обязательно читать всем. Достав из кармана белого халата телефон, что разносил до всех углов лаборатории песню со словами: «Take my love never dying. Take my love never ending», поднял трубку и отошёл немного, махая на них рукой, – Да, Бан Чан. Нет, не занят… «Блестяще! Теперь все должны ждать, пока он наговорится по телефону», – думал вампир, подперев подбородок ладонью. Терпеливо ждал, пока Рики дочитает то сообщение, что ему отдавал проступившийся где-то Хисын, – это на долго…» – пришло осознание, когда один учёный начал обсуждать с другим свои повседневные заботы, начал рассказывать о Чонвоне. И вот наконец-то бесполезный кусок бумаги дошёл до его рук: возвращаясь от своего знакомого, один из охотников уже после своей смены, – вечером, – видел Хисына за пределами сада, что является допустимым для них ареалом без сопровождающего. Наверное, это тот синеволосый парень, отмеченный эмблемой с жуком скарабеем. Его они однажды просекли по дороге на реку Хан и попросили Вона больше не ходить в том направлении, дескать, им не нравится шум машин и уличные баннеры (Они тогда уже знали, что Чонвон не станет задавать уточняющих вопросов, значит, эта ложь была в безопасности). Дальше содержание письма повествовало о расчленённой кошке, принадлежавшей тому его знакомому – после этой строчки начал казаться мерзкий запах кошачьей шерсти, измоченной кровью, но вокруг всё так же царил едкий запах краски и лекарств. Завершали известие ультиматум от секретаря совета принять нужные меры, и примечание, что теперь за вампирами будут следить более бдительно. – «Я-то думал он птичками питается. Это же надо было додуматься сначала отрезать кошке лапы и хвост… ему совсем скучно живётся что ль?» – хотел прикоснуться к пластырю, но вспомнил, что все смотрят и ждут. ☪ Теперь люди знали, куда девались коты. Наверное, жалели, что за убийство кошки в мире больше нет смертной казни, как раньше. А то, что это происходило регулярно, говорило про то, что всё ещё остались вампиры, которые залегали на дно днём, чтобы не попадаться на глаза особо впечатлительным, а от вечера к ночи вели охоту. Кто осторожнее подопытных, заметает следы быстрее – древние, живущие веками, но застрявшие в Средневековье, когда безжалостная расправа с котом считалась во благо. Они по отношению к хвостатым живут девизом: «Главное не то, что снаружи – главное то, что внутри». Также, у некоторых древних вампиров это что-то вроде преподнесенной унизительной кровавой жертвы богине Бастет, что являлась символом жизни, но так же и смерти. Другой класс вампиров до сих пор составляют язычники. Они до сих пор верили, что находятся под покровом Беса – прожив две сотни лет и более, лучше всего могли принимать облик кошки. Все знали про такой способ жизни и источник энергии от Джейка. Откуда это узнал сам Джейк – вампиров не интересовало. Хисын же как сорока: без ума от блестящего и подражает всему на свете, но не ради жертвоприношения. Он безбожник, а не язычник. Может, он цинично обосновывал неприязнь к котам одним древним поверьем, что гласит: если кошка перескочит через ещё не преданный земле гроб – покойник станет вампиром? А в какой-то момент процесс покушения на кошачьи жизни перерос в зависимость: их вопли уже не так воздействовали на слух, раны на шерсти расцветали розами, а мокрое и холодное от крови животное перестало вызывать отвращение? Письмо, оставившее дивные двоякие чувства, переходило дальше из рук в руки. Как вообще Сонхуну терпения хватало, ждать, когда до него последнего дойдёт то, что уже породило в фантазии последствия для них всех? – Что-то не видно, что ты сильно переживаешь, – блондин поправил очки, которые сползли на край носа, пока он вчитывался во всё. – Глаза протри, – от пикировки спас завершённый телефонный разговор. Мужчина мельтешил у стеллажа со всякими таблетками разных форм и размеров. Ребята не спускали с него глаз, внимательно следя, что он возьмёт – это была какая-то прозрачная коробочка с ярлыком, на котором ничего не написано. Вытянутые таблетки внутри казались огромными только потому, что незначительно больше стандартного размера. «Почему мне не плевать? Даже людям всё равно…» – раздражённо сморщив нос, думал, что слова, которые он говорил ранее Ники, действительно являются правдой: им всем здесь всё равно, что с ними будет. Для вампиров ценить жизнь – это скучно. – Ты поставил меня в трудное положение, – так медленно и мрачно звучали те слова, от которых веяло могильным холодом. – Мне жаль, – звучало так, будто единственное, о чём ему жаль – что на нём не было смирительной рубашки, но и без неё нельзя изъявить желание пойти вниз и спокойно себе сказки читать. Хисын бесконечно проводил руками по вишнёвым волосам, будто они ему мешали. – Я верю тебе, но ничего поделать не могу, – проникновенно звучало, но он никогда им не верил – сейчас, когда протягивал неизвестный медикамент эксперименту, над которым потерял контроль, ничего не изменилось. Этими словами Чонин просто побуждал к хорошему поведению. – Возьмёшь? Я потом дам что-то более вкусное, – будто бы предоставлял возможность контролировать ситуацию, выдвигал заманчивое предложение. – Хисын ты же не… – слово «идиот» Хун не договаривал, но Джейк договорил шёпотом уже в следующее мгновение. Полуночник принюхивался к неизвестной таблетке на своей ладони (непонятно, как вообще можно сфокусироваться на одном запахе, когда есть запах краски), пока Чонин не спеша открывал деревянный футляр с острыми хирургическими инструментами на столе, что стоял рядом, но ещё ближе к окну. Если бы боящийся этого всего Хён сейчас обернулся, то повидал бы всю жизнь перед глазами. Никому нельзя вмешиваться, если Хисын сам согласился на это, иначе у всех будут проблемы в виде деревянного колокольчика. Вампиры наблюдали, как таблетка застревала в узком горле провинившегося. Он давил рукой на грудную клетку, пытаясь поспособствовать какому-либо её продвижению. В руки переместились к вискам, на место неприятных ощущений, напоминающих мурашки, после которых возникало ощущение, что в том же месте что-то проползало под кожей и растворялось в крови. – Я думаю, вам лучше выйти, – в воздухе поднялся редкий запах страха. Сначала, никто и шагу не ступил, поэтому им повторили, с ноткой обрывающегося терпения: прошу отсюда. Можете постоять под дверью в коридоре. Сону выводил из ступора дёргающий его за рукав мятой рубашки Сонхун. Давящее ощущение в груди не давало покоя – вампиры не испытывают подобного, но владея душой, он теперь полчеловека. Это не то, о чём он мечтал, совсем не то: хочется, чтобы это чувство исчезло во тьме или было погребено под пылью. Выходя, он двадцать третий раз придвинул к стене пустую колбу у стола возле двери, чтобы ещё немного задержаться. Когда Сонхун тянул его дальше, они оба кинули обеспокоенный взгляд на вампира, который начал биться в конвульсиях. И вздрогнули, охвачены ужасом. – Если вы видите то, чего не видят другие, не стоит им говорить об этом, – сурово и негромко предупредил, после чего закрыл за всеми дверь. – Я думаю, он это сделал, чтобы никто не воспользовался моментом и не скачал энергию, – Джейк опустился на грязный пол и стал ждать. Обращаясь к Джею, стоящему у лестничных перил: если мы вернёмся сейчас, то будут лишние вопросы. – Вы снова взяли и ушли... – Сону ходил кругами. Он надеялся, что на его лице написано, как они все его раздражают.– Бетховен | Мелодия слёз †
«Наверное, я очень любил читать книги», – откладывая старый сборник стихов на полку, выстраивал догадки, ведь такие мелкие подробности стирались из памяти вместе с нейронами с первых секунд смерти. Чонвон частично помнил это лето, но не помнил своё детство. И уж тем более не помнил, что планировал дочитать книгу, которую забросил на 95 странице, но знал немного её сюжета. Не было никаких детских воспоминаний, никакой памяти о его очень-очень интересных снах, прежних мечтах или любви к птицам, к сказкам. Никакой памяти о последних неделях, что были до момента начала новой жизни. Но теперь он не убивался из-за того, что недостаточно говорил маме простое «Люблю тебя» и не гнался за теми чувствами, которые она ему дарила – не помнил этих чувств.
† «Что пользы человеку приобрести весь мир, если он теряет свою душу?» †
– Портрет Дориана Грея.
– Ты, наверное, думаешь: как я оказался здесь, рядом с вами, – прерывая чужую печальную задумчивость, Сону стал под окном, мельком глядя то на часы над дверью, то на бездыханные цветы в саду и деревья персика, предсказывающие печальную осень. Часы тикали, сокращая время до того момента в ночной тиши, когда звёздами наполняются окна, когда захочется спрятать своё клыкастое возмездие под замок. – Если вас послушать, так до эксперимента меня вообще не существовало… – парировал Ян, по-кошачьи недовольно щурясь, – мне надоело, что папа говорит обо мне, как о лабораторном образце… но, Сону, вы вообще ничего не говорите, будто я за это вам сначала дифирамбы воспевать должен! – как бы он хотел, чтоб отец смотрел его глазами на всю эту ситуацию, но скорей его глаза должны отцовскому суждению подчиняться. – Мы же скоро пришли, ты не пропустил ничего интересного, – почувствовал запах злости, ведь любые обыденные человеческие чувства становятся сильнее в вампирской крови. Вампир обошёл вокруг своего неоната и взял книгу стихов – слова знакомые, а перевести это всё равно не получалось, но немного отвлечься от произошедшего получилось:Джонн Дон – прощание, запрещающее печаль;
«As virtuous men pass mildly away
And whisper to their souls, to go,
Whilst some of their sad friends do say
The breath goes now, and some say, no…»
– Как это можно читать? – ответа не следовало, поэтому он со вздохом добавил: не обижайся! Как ты говорил: на обиженных воду носят. – Не совсем так, я тебе потом расскажу, что с ними делают… – поднял руки, чтобы сохранить между ними дистанцию, – «я такое говорил?» Хисын за всё время, как покинул стены лаборатории, ни слова не проронил. Только показал клыки на ладони и, положив их в нашитый на жилете карман, сбежал вниз, где никто об этом ничего сказать уже не сможет. Ему не нужно от остальных поддержки или жалости. Джей, как несостоявшийся слепой музыкант, пытался сыграть мелодию слёз от Бетховена на старом пианино. – Какие планы на вечер? – наконец подал голос Сонхун. Хисын решил чуть помочь с игрой на пианино и показать правильный порядок нот. Да, он и ноты к шедеврам Бетховена учил, а не только перечитывал Фауста, как умер. – Я пойду на свидание с Хисын-Хёном, – из-за яркого выражения эмоций он снова был похож на Щелкунчика – это добавляло веру в его искренность, хоть он подразумевал разузнать о произошедшем в лаборатории. Парень пытался стать в пятую позицию перед Джейком, развалившемся на диване вместе с Сонхуном. Неудача с равновесием была прикрыта при помощи поворота вокруг своей «оси». Одного, второго, третьего поворота – всё по плану. Уже более близкая к оригиналу мелодия, заполняющая каждую секунду тишины в комнате, наводила тревожные чувства, что в зависимости от темпа то нарастали, то локализировались в сердце, и всколыхнули воспоминания о счастливом лете. Кто-то из вампиров позвал всех танцевать. Сону упустил момент, поэтому не понимал, кого вдруг осенила эта дурацкая идея. Танцевать он не хотел, потому что вспоминал, как музыка влияла на биение сердца, как низкие ноты создавали что-то похожее со звуком во время страха. Джеюн и Сонхун потянули его за руки и показывали, что под классическую музыку тоже можно танцевать, когда нужно превратить жизнь профессорского сына в сказку. *Flashback; 12.08. | Sunoo. Проходя мимо кухни, слухом улавливал: «Ты не сможешь меня переиграть. Крутиться дольше меня может только Сонхун-Хён. И то, это только из-за того, что у него терпения больше...» – забавный тон, с которым Рики это произносил, заставлял улыбку на лице расцвести, но не сменить свой маршрут: вниз по лестнице – и на кухню. На кухне Сону тщательно перемыл сегодня утром купленную голубику, чтобы принести её Чонвону в зал; думал, как бы не показаться чересчур услужливым. Смотрел, как холодный напор воды подобием пены ложился на сероватую кожу. Осторожно пересыпал всё в стоящую на мойке полукруглую зелёную миску, которую уже через две минуты держал в руках – чуть не выронил, когда услышал грохот в зале. В считанные секунды влетел в комнату и пытался во всём разобраться. – Умир-а-а-аю, – запричитал звездой упавший на пол Вон, пока люстра над ним во взгляде не находила единого места и была то левее, то на месте, как ему казалось. – Что ты сделал? Угробить его решил? – почти сердито, но не на повышенных тонах. – Ничего, нормально всё. У него просто голова закружилась, – объяснял Нишимура и с интересом засматривался на ягоды, – это всё для меня? Как щедро с твоей стороны! – радовался, высматривая, какую бы поменьше попробовать на вкус, а то эту голубику каждый день Ян за обе щеки уплетал, – я только одну на зуб попробую! Вот эту – ма-а-а-а-аленькую. Одну, честно. – Нет… – поздно среагировал Ян, щёки которого слабо выкрашены красным, поднимаясь с ковра-пылесборника. Их любопытный клыкастик уже плевался своим выбором, который для него в любом случае отказался бы отвратительным, – маленькие всегда кислые – я сам их не ем, а отцу оставляю… – объяснял. – Ты раньше не мог сказать?! – выкрикнул блондин, пока уходя полоскать рот в ванную, поправлял спадающий с плеча джинсовый комбинезон. Из-за рецепторов Рики ассоциировал слово «кислый» с тем, что горькое и отвратительное. А лимон в чай – это, небось, какая-то отрава, которая безвредна только для людей. А чистый лимонный сок – яд высшей категории. – Я пытался, – стянул он плечами, чуть пошатываясь из стороны в сторону и обернулся на «Ммм?» от протягивающего ему миску с голубикой Хёна, – нет, спасибо. Если я сейчас что-то съем, то меня точно стошнит – я в этом почти уверен! – приукрасил он своё состояние после головокружительной затеи, но всё же улыбнулся от предложения. – Сияющий Чонвон, – смеялся проходящий гоголем Хун, что решил снова заняться уборкой по дому: со стола в зале начать и закончить. – Завтра он подаётся в бега, – недовольно сжал губы в тонкую линию мечтатель и сложил руки на груди. – Что? – Выселяешься – книги положи н-а-а-а ме-е-есто! – он с серьёзным выражением лица подошёл к любителю уборки, – ни-че-го не трогай, я потом ничего не найду с твоим порядком! – внимание на себя переключил чуть не в припрыжку с книгой заходящий Джей, с улыбкой до ушей. – Мелкий, гляди, что купил, – с серьёзным лицом утверждал, вручая подарок: та не дорого – по скидке урвал. Радуйся, что весь магазин с собой не уволок. Если за две недели управишься и тебе не понравится, так ещё и вернуть в магазин можно. – А как ты вообще без меня в мага… – он увидел пугающую отметку про ограничение в возрасте, но в цифры не всматривался, – ты покупал с закрытыми глазами?! Можешь идти возвращать… так, как ты вышел? – Профессор сказал, что без тебя никуда пойти нельзя, поэтому я пошёл с ним. Он был очень счастлив, но я ещё жив, – прислушивался к происходящему на улице, – возвращать зачем? Там шестнадцать плюс написано – тебе же есть шестнадцать… вроде есть, – он быстро среагировал вместе со всеми вампирами, когда с улицы послышалось обрывистое мяуканье, причину которого они звали по имени, выбегая по ступенькам во двор, где в нос ударял запах цветов и скошенной травы. – Хисын, где ты его вообще нашёл!? – Не поверишь – в кустах, – спрятав когти, в проявление гуманности, нервно поглаживал по голове серого полосатого котёнка с почти человеческими тёмными глазами, что шипел, поместившись в его ладони, – соседский, скорее всего. Погоди: у тебя разве нет аллергии? – усомнился, поэтому уточнял у Вона, который с детскими восторженными глазами тянул руки к зверьку, что начал успокаиваться. И под этим взглядом он всё равно передал тому этот хвостатый аллерген. – Я об этом потом подумаю, ничего страшного со мной не случится, – присев на корточки у куста с синими колокольчиками, бережно держал пушистое счастье на ладони, придерживая другой рукой на мягкой белой грудке. И тут все вампиры узнали, что он может издавать кошачьи звуки. Удивительнее было то, как кот протяжно мяукал в ответ каждый раз, показывая маленькие клыки, а его собеседник начал смеяться с одного такого ответа. – Ты ему про своих птиц рассказываешь? – трунил Сону, используя новый опыт в определении биения сердца в миг проявления аллергии, который догонит их оболтуса позже. – «Хотел бы я тоже выглядеть таким счастливым», – не предавал значения факту, что они находились в одном моменте, но его глаза радостью ничего не разукрасило. Тогда он уже привык слышать, как сердце разбивалось, и вновь оживало для его слуха, перекачивая кровь – казалось, так будет всегда. – Нет. Он рассказал, что голодный. О птицах говоря, их меньше в этом месяце. Даже воробьи по двору больше не скачут. – Разве? По-моему, ничего не изменилось, – если Чонвон спросил бы, то Сону соврал бы, что ни одной птицы со двора и пальцем не тронул. Пальцем-то правда не трогал, просто сидел тихонько под деревом и ждал, пока мимо пролетит кто-то, чтобы сразу перекусить, где получится – дальше это уже еда, а не птица. Но он не спрашивал, поэтому всё внимание было направлено на кота, который тут точно не для того, чтобы защищать детей от этого дома.***
– Palaye Royale | Morning Light †
– Сегодня седьмой лунный день, – замудрял свои планы на вечер Джеюн, присаживаясь за деревянный столик с ножками в виде львиных лап, – было бы идеально, если бы луна была растущая, но и без того любые слова и мысли могут стать материальными. Давайте, пока у всех есть время, будем загадывать желания? Просто вообразите, что в ваших руках волшебная палочка. Потратив некоторое время, Чонвон опустил все жалюзи, которые есть на окнах с недавних пор – движения его были более лёгкими и изящными, чем при жизни. А после сидел рядом с любителем загадывать желания в определённые дни каждого месяца. – Будем задувать свечи, когда загадываем? – Ники подошёл к шкафу, в котором были сложены фаянсовые тарелки и свечи на нижней полке. В уголку шкафа прихватил один из спичечных коробков. Сел рядом с Чонвоном, принялся их все поджигать. – Кто-нибудь забальзамируйте его, пока он ещё чего-то не выдумал, – выражался Ким, осведомляя всех, что эта идея ему пришлась не по душе, но попытался вновь уловить общее настроение, – может, просто представим волшебную палочку? Так и расселись они против часовой: возле Ники был Джей, потом Сонхун, возле которого сразу вырвал себе местечко Сону, за тем Хисын, который оборачиваясь на Шима спрашивал: – Нам же не нужны все эти свечи – одной будет достаточно? – пинал он того под столом, переняв волнение другого вампира из-за сделанной привязки. Говорить ему было не совсем комфортно, потому что всё ещё было чувство, словно поперёк горла стала таблетка, резкая боль иногда переносилась к грудной клетке. – «Она же не могла застрять…» – повторял себе, прокашливаясь, будто от этого что-то могло стать лучше. – Да, одной хватит, – убирал под свой старый берет мешающие пряди смоляных волос, – все умеют правильно загадывать? – Нет… – Рики резко отодвинул стул назад и поднялся, чтобы убрать все свечи, кроме пеньковой, что прогорит дольше. Видимо, не так уж он и пытался сделать вид, что никакой ссоры пятнадцатого числа не произошло и всё у них хорошо. Либо просто гормоны заиграли, которыми его пичкали после завершения подготовки, в бесполезной попытке стимуляции роста организма. – Класс, наверное, мы ещё и желания неправильно загадываем... – Хун осторожно передвигал свечу от центра стола ближе к Джейку, – ну, объясняй, раз предложил. А ещё лучше, загадывай первым. – Чтобы исполнилось желание, важно осознание, насколько тебе нравится это желание, – размышлял вслух сказочник, до которого очередь загадывать дойдёт последней. За это время он планировал точно определиться с желанием и ещё немного поразмышлять о том, что вообще на самом деле происходило в его жизни до этого и почему сейчас его мир перевернули с ног на голову. Нужно было всё-таки набить тату со словами «Я идиот», чтобы помнить, как на это всё подписался. В созданной таинственной вечерней атмосфере – при горящих свечах, Чонвону миг казался действительно сказочно-волшебным, запах свечей относился у него к уюту и комфорту. Каждый мог ощутить свои мечты в своих ладонях, будто пойманного хрупкого воробья, и отпустить их на свободу, задувая огонёк свечи. Там, где есть свобода, сбудется всё, что в их руках. – Желание не должно затрагивать ничью судьбу кроме вашей, оно не должно навлекать что-то плохое, – голос Джейка звучал проницательно и глубоко, чтобы каждый запомнил всё с первого раза, а не со сто восемнадцатого, – используйте числа или даты, чтобы желание не было бесконечным и размытым. Если, например… Джей, ты хочешь новые очки, укажи срок, а то Вселенная сама рассчитает твой срок до еврейской пасхи. – Я слышал однажды, что если озвучить желание, то оно не исполнится. – Это тебе внутренний голос говорил, когда мы тебя не слушали, Джей? – в Сону проснулся пугливый сказочный мышонок с того дня, когда он просто должен был задуть свечу, но не смог. Ники пришёл тогда первым, видел использованные спички (которые Чонвон бросал себе под ноги) и собрал их. Но вот болевое тело было сковано другим чувством, что появилось с душой в мёртвом теле. – По-моему, это точно несуразица какая-то. – Несуразица? Тогда давайте это проверим? – нависла тишина и все постепенно забывали, что право устанавливать правила внезапной затеи было у Джейка, – одно желание вслух, снова поджигаем свечу и вновь загадываем другое, но молча. – Ладно, – закатил глаза. – Давайте сделаем ещё интереснее? – Хисын поднялся, долго шарился по шкафам и тумбочкам, пока не нашёл листочки – сбегал в другую комнату за ручкой. Порвав один листочек на семь частей, предложил: каждый пишет здесь имя того, чьё загаданное вслух желание потом должен попытаться помочь исполнить. И потом все листочки отдаём Рики, потому что он точно всех запомнит и узнает почерк. – А если кого-то не напишут? – Значит, прибегнем к твоей магии и вместе исполнять будем. – Но я ничего не умею! – протянул Джейк. – Так мы тебе и поверили! – Хун смолк, т.к. в этот миг к ним заглянул профессор, которого начало беспокоить, что в доме резко стало тихо и вообще нигде не слышно криков или грохота, будто в доме ни души, хоть их здесь целых три. Он держал в руках медведя, которого Вон бросил у лестницы, поддерживая творческий хаос, но которого никто там не заметил ранее. – Где Вы это нашли? – этот медведь слишком много видел и если бы умел говорить, то рассказал бы своему первому хозяину всё. Та игрушка – счастье её истинного обладателя, потому что когда-то пробуждала тёплые воспоминания с последнего нового года и заставляла улыбаться. Но это плюшевое напоминание вампиру про последний вечер сказок перед сном, когда он укрывал мишку футболкой и оставил его так созерцать вечер скверных желаний. – В самом неподходящем месте, – подумал, что игрушку оставил у лестницы Сону, поэтому передал её ему. После подметил, что его сын выглядел более восприимчивым к событиям, наполняющим будни и даже улыбался. На сердце у Чонина был букет из разных эмоций: хоть теперь будет сложнее, но он наконец-то за долгие годы не испытывал страх потерять в будущем единственный смысл своей жизни; страх, из-за которого всегда хотел держать своего ребёнка за руку, когда они переходили через дорогу. – Вижу, вы хорошо проводите время. – На улице было бы лучше… – Не сомневаюсь. Позже вместе пойдём, – это он повторял теперь каждый день, поэтому Чонвон уже не воспринимал это серьёзно и просто кивнул, подпирая ладонями подбородок, – Рики, я могу забрать тебя на десять минут? – тот лишь вздохнул, потому что пропустит самое интересное, но к своим желаниям вернуться успеет – отодвинув стул, последовал за учёным. – Ребят, часики тикают, – напоминал Юн и проводя профессора взглядом, продолжил о желаниях, поставив ладони по бокам свечки, но глаза не закрывал. И думал долго, т.к. всё, что хотел, уже успел загадать до этого вечера. – Я хочу излучать уверенность, как Сонхун…хм, к 17 мая... – он задул свечу и через весь стол, с неприятным звуком скольжения, метнулся коробок, – спасибо. Хисын, хватит уже мне что-то шептать. Хватит! Я всегда находил тихое место, чтобы загадывать… – Нам позвонить в морг? – Нет, Сонхун, просто помолчать. – Подождите. А если Ники ушёл, как мы будем загадывать? И мне кажется, это нечестно, что он один будет знать, кто и что написал! – Пак Сонхун, если ты уверен, что запомнишь это сам, то давай ты будешь всё знать. Только догони его и скажи об этом. Тогда, я уверен, он точно не захочет к нам присоединиться после инъекции гормонов и уйдёт рубиться в приставку, – вампир взял ручку и закрывался левой рукой от Хисына, – просто переворачиваем и оставляем лист на его части стола-а-а... Хватит подсматривать, Хисын, я даже первую букву написать не успел! «Чонвон снял перо?» – пытаясь не глядеть в глаза напротив, невзначай взглянув на шею, и не заметил там нить от символа счастья в будущем. Вот снова горел огонёк, второе желание стоило размышлений, и для одного лабораторного мышонка были снова не важны чужие желания. Лишь бы эта затея быстрее минула его и не щекотала больше нервы. Он взял ручку, написал листочке имя своего неоната и когда положил ко всем остальным, то наблюдал. Он начал думать о всех своих опасениях и мысли чудным образом пришли к тому, что надо как-то перехватить Ники, как только его отпустят с лаборатории, чтобы выведать ответ на один вопрос. Из-за этого не услышал желание и своё имя в шуме мыслей, поэтому Сонхун помахал ему рукой перед глазами. – Земля Ким Сону вызывает. Лунная походка на луне не делается. – Что? – повертев головой на голос и на Хисына, который держал в руках одну спичку. Сону помрачнел, потому что не сможет и обожжётся. За все годы жизни он спички держал только один раз, когда шёл по кладбищу и случайно нашёл их – пока пытался поджечь, остальные ребята из другой группы эксперементальных пошли вперёд; когда поджечь получилось, то это оказалось слишком неожиданно – он её уронил, не сообразив, как она погасла и как всё не загорелось. Произнести это вслух он не решился, поэтому просто чересчур крепко держал спичку пальцами, да и только. – Давай, я помогу, – парень впечатался в спинку стула, когда названная горгона потянулся через него за забытым коробком, – просто смотри, что я делаю и запоминай, – он зажёг спичку и от неё свечу, которую поставил ближе к центру стола. – Запомнил? С желаниями определился? – кивок, ещё один, – отлично! Теперь, сядь нормально. Первое вслух. – Я хочу разбираться в людях, – вдохнул воздуха столько, сколько смог – это ощущалось так необычно: он так давно не нуждался в кислороде... Всё быстро и громко выдохнул так, будто не огонёк тушил, а сдувал домик одного из трёх поросят – лучше сказать, Чонвона со стула, у которого теперь на голове воронье гнездо из кудряшек, которые он больше не выправлял по утрам. – Мечтать разбираться в людях и мечтать разобрать их на органы – это не одно и то же, Сону, – бурчал Чонсон, кидая взгляды из-под берета. Сонхун выглядел недовольным. – Что? – спрашивал у обладателя гримасы и снова обращался к загадавшему желание, озвучивая мысль всех присутствующих: так, к какому веку ты это запланировал? – ему не ответили. – Хён, ты же знаешь второе желание? – Чонвон завидел толику неуверенности в глазах, которые всё время от их возвращения казались ему стеклянными, – зажигай свечу, огонь не так опасен, как ты думаешь... На этих словах у Сону глаза округлились в полумесяцы, будто кукольные. Для точной картины сейчас стоило ответить:«Я не хочу! Я просто хочу уйти…»
Показалось, что неонат на самом деле всё помнит и притворяется. Но этого же не может быть? Он просто возвращается к здравому уму теми же ступеньками, по которым сходил с него, поэтому всё кажется таким похожим? В конце концов, изменился в Чонвоне только внутренний мир, что стал более мятежным – его мягкий голос и стиль речи не поменялись. – Знаю, – на самом деле, юноша не отличался гениальным складом ума, поэтому заранее не продумывал ничего. У него есть две мысли и один выбор. Он всегда хотел стать похожим на людей, но это звучит невозможно. Летом, когда все лёжа на лесной траве рассказывали друг другу свои мечты, то он рассказал, что хотел бы дожить до конца света, поэтому сейчас это и думал загадать. Будьте уверены, он не слушал какие-то там правила, по которым следовало что-то желать. А его желание включало в себя приближение конца света, но зато имело сроки... – Сонхун, можешь снова зажечь? – Ты же запомнил, как это делать, – выгнул бровь, – а волшебное слово будет? – Нет. – Эх, ладно.† «Наступит ли в мире конец света?
Не знаю. Но думаю, это ложь.
Он с нами всегда – и зимой, и летом
У каждого свой. Потому что это
День, когда ты однажды умрёшь…» †
– Эдуард Асадов.
Казалось, что этот огонь нужен не для того, чтобы исполнить свои мечты, а чтобы сжечь их над ним. Когда второе желание было загадано с таким же сильным выдохом, Сону показалось, что у него впервые в жизни закружилась голова – он сказал, что ему жизненно необходимо выйти в сад ненадолго. Проблема была только в том, что лестница и сад в разных направлениях, поэтому пришлось помянуть черта от своей усталости и всё же использовать телекинез, оставив за собой лёгкий туман. ☪ Этот же туман застилал трассу утром и вечером, когда обращённые вампиры во время охоты выжидали домашних котов. Только людям об этом знать не обязательно, а то машины с трассы во время тумана будут слетать гораздо чаще и никто с этим ничего не сможет сделать. Заглянув в щёлку он ничего не увидел, потому что со стороны лаборатории там был ключ. Пришлось немного подождать под стеной и вот уже Рики широким шагом собирался пройти мимо него по коридору, сбежать по лестнице к своим двум желаниям. Сону не зря практиковался со способностями, поэтому оказался у того под носом. – Я бы не советовал тебе так делать. – Нам нужно поговорить, – чуть не зацепил один из десятков оборванных проводов, которые тянулись к самому полу. – Я не держу на тебя зла, – он хотел его обойти, но лисьеглазый зеркалил все движения, а мишка в одной руке служил дополнительной преградой, – отойди, иначе я спущу тебя с лестницы... – Тише! Давай поговорим? – Сону настаивал на своём до тех пор, пока они не пошли в его (в их с Хисыном) комнату. Перешёл сразу к главному, отодвигая скомканное одеяло и присаживаясь на свою кровать: мы говорили как-то о твоих воспоминаниях… – Да, я помню, – он аккуратно сел на застеленную кровать Ли. – Ты тогда говорил что-то про последнюю неделю до твоего самоубийства, – он уже не волновался, что об этом напоминал, – что ты об этом помнишь? – дёргал ногой, когда не слышал ответа сразу же – ожидание изматывало. – Ничего. Знаешь, ты тогда был прав. Я всё-таки решил забыть об этом, а то ещё вечность проживу в прошлом, – он и бровью не повёл, а у собеседника они вмиг взлетели, как чайки над морем. Продолжил, пытаясь удержать голос на той же ноте, чтобы он не сорвался: в прошлой жизни покончил с собой, в этой с надеждами, а следующей не будет… поэтому постараюсь жить здесь и сейчас. – Рики, ты сейчас с огнём играешь. Говори серьёзно. – Когда я говорил серьёзно, ты меня не слушал. Теперь тебе это понадобилось, – поразмышлял немного и поднялся, чтобы уйти, – из-за Чонвона, верно? Раз так переживаешь, так спроси у него, что он помнит.
***
Рядом на траве валялся медведь. Цветы, кичась своей красотой, кажется, совершенно бессовестно посмеивались над посмертной красотой Сону. Из-под дерева было видно, как таяли изумительные по красоте блики дня. Странно теперь замечать, как быстро темнеет после заката. Не успеешь моргнуть – уже луна плачет в высоте. Он никогда раньше не замечал, что на самом деле в жизни всё происходит так быстро.18:42
– Уже все загадали. Я пожелал вслух инсценировать «Вечную Смерть» и сбежать отсюда на остов Чеджу в течение трёх лет. Видел бы ты лицо Джея, когда я задул свечу! – с базальтовых ступеней кричал Сонхун, который был уверен, что его имя кто-то написал, – раз он уже рассказал Чонвону об этом, то я не мог всем не напомнить. – Представляю, – быстно убирая запястье от губ и пряча руку за спину. – До сих пор отойти не можешь? – присаживаясь на одно колено, он говорил очень серьёзно: тебе стоит попытаться принять свой грех и не загоняться из-за того, что произошло когда-то. Ты – не тот человек, которого сожгли. Сону, ты вообще не человек. Знаете, Чонвону и Сонхуну нужно назваться дуэтом «Тише воды – ниже травы» и вместе пытаться убедить всех, что все страхи так легко и просто перебороть. – Раздражаешь… Все всё время говорят, что я должен это принять, – поджимал к себе колени, – и ни к чему хорошему это пока что не привело. Пойми, я правда пытался это принять. Даже пытался подружиться с огнём, но по итогу подружился со своим внутренним чудовищем. – Ну и кто эти «все»? – когда друг его начал тараторить, единственным, что он смог ответить было: я не понимаю, что ты говоришь: ты так быстро говоришь… – он сел слева и увидел неподалёку воткнутый в землю ножик, которым иногда сам подрезал что-то в палисаднике и подумал, для чего бы ещё это сгодилось, – «что вообще за кошку можно было найти? У нашего соседа кошка была?» – Раздражаешь! – Просто скажи: ты уверен, что боишься огня? – Сону пытался увидеть насмешку с его страхов, – да-да, согласен – это звучит до смерти странно, но всё может оказаться не тем, чем тебе кажется. – Ты сейчас пытаешься меня убедить, что всё в жизни мне лишь кажется? – Да, то есть нет… не совсем так. Я думаю, что это не страх огня, – белокурый мышонок непонимающе сузил глаза, – ты боишься скоро умереть так же, как в прошлой жизни? Или, может, тебе когда-нибудь казалось, что каждый огонёк приближает тебя к смерти? – Раздражаешь… – Опять двадцать пять, – он прокашлялся и продолжил: так вот, если я прав, но могу тебя успокоить… не смотри на меня так, будто ожоги увидел, – он будто собирался сказать самую глупую вещь в мире: вампир, у которого есть душа, действительно бессмертен, пока все части его тела находятся в одной атмосфере. – Ты несешь бред, – Сону и так пришлось поверить в существование того, что называется душой, но теперь уже слишком. – Не веришь? – сомкнул губы в тонкую линию. Он задумался о том, как правильно преподнести это Сону. – Тогда, скажи: как я, по-твоему, остался живым ещё и в этой группе, если пошёл против воли людей? Учитывая, что они и без этого нас не почитали. – Ты же говорил, что они ничего не сделали. – Говорил... А должен был прийти и заявить, что смерти мне не сыскать, чтобы вы все позавидовали? – А теперь ты так вдруг мне это говоришь? – Теперь ты понимаешь, что завидовать нечему. – Ладно, ты начинаешь звучать логично. Просто… дай мне немного времени, слышишь? – Времени? – невзначай хихикнул и демонстративно вздохнул, закатывая рукав рубашки, чтобы открыть запястье правой руки. – Помочь выйти из летаргии? – Я не голоден. – Предпочитаешь питаться своей плотью? Не думаю, что это лучшая альтернатива, – подкалывал на том, что видел, когда спускался по лестнице, – я не знаю, в чём дело, но твои глаза точно не говорят о том, что ты сыт. Посмотри на мои глаза. – У тебя всегда только один краснеет, – повернул голову влево. – Верно. Тогда почему у тебя не так же? – Я не знаю! – Сону не понравился этот вопрос. Сонхун не высказывал каких-то своих подозрений, а просто выпрямил правую руку, предлагая нормально поесть. – Если потом пожалеешь, вспомни, что я тебя об этом не просил. Стоп-слово не изменилось? – Нет, всё ещё «туман», – парень кивнул, давая зелёный свет. Сону – единственный, кому стоило разрешать так питаться за свой счёт, потому что он пока слушал пульс людей, давно вычислил, где находится лучевая артерия. Остальные прокусывали наугад – хоть и быстро заживало, но было всё равно неприятно. Держал запястье выше будущей раны, но не прилагал силы и поэтому не пережимал до посинения. Кусал быстро и точно, – мы узнаем, если профессор на нас в окно смотрит? – пожалел о сказанном, когда Ким от неожиданности перестал смыкать губы на коже и кровь потекла по запястьям – промычал что-то не понятное перед тем, как оба вспомнили, что окна лаборатории не выходят на эту часть двора. Налетевший ветерок стряхнул немного листьев с дерева, загорелся единственный фонарь, расположенный во дворе и тени возжелали обволакивать всё, до чего бы не дотрагивался тусклый свет. Услыхав рваный выдох, Сону равнодушно потянул в себя холодную и горькую кровь, взгляд блуждал по истоптанной траве. Он всё ещё раздумывал над тем, что услышал.Не могло же его желание исполниться так быстро?
Сону резко отстранился, вытерая губы тыльной стороной ладони. Почему? Когда он почувствовал себя немного лучше, то появилась способность нормально подумать о том, что сегодня узнал: Сонхун сказал, что у обладателя души всегда меняет цвет лишь один глаз и у него самого так было всё время, которое они знакомы. А душа профессора Гю с ним только лишь почти один год из всего этого времени. Вопрос за вопросом… если полуночник имел душу ещё до их знакомства и не мог умереть, тогда к чему было то удачное покушение на жизнь их прошлого профессора? Имелись веские основания полагать, что даже у того, кого хотелось ещё долгие годы удерживать в доверии оказался целый сундук секретов, и если его нельзя открывать, то Сону пойдёт по стопам Пандоры. – Ты чего? – не понял Хун, который не успел ощутить сладкую истому от утраченной энергии, а уже должен был очень быстро зализать раны, т.к. кровь шла рывками. Из-за того, что он не в лучшем состоянии от сегодняшних событий, то хотелось уже дожиться до того, когда и в правду станет всё равно на весь мир. – Я же говорил, что не голоден, – он смотрел, как следы от клыков на запястье не переставали кровить – кровь казалась чёрной, а след от зубов приобрёл синеватый оттенок, который позже станет коричневатым и сольётся с засосом. Ничего не говорил, пока Хун не выполнил свою часть процесса и не спрятал последствия «помощи» рукавом. – Сонхун, я действительно не умру так, как в прошлой жизни? – Ага. Со временем то, что выперло тебя из прошлой жизни, кажется таким далёким и вообще к тебе не относящимся. – Погоди-ка… Мы давно знакомы, но ты никогда не рассказывал о том, что тебя погубило, – у вампира напротив в мгновение ока все эмоции с лица сошли, – видимо не таким уж и далёким тебе это кажется. Говорил же, что от твоего взгляда и вода заледенеет. – У меня нет воспоминаний, чтобы тебе что-то рассказать. – Иногда ты говоришь таким тоном, что я сам не прочь тебя убить. Но кто знает, вдруг из твоей крови появится василиск… – невзначай вспомнил деталь мифа, а собеседнику это не понравилось. Но на такой же беззаботной ноте стоило «невзначай» задать ещё один вопрос, пока это просто беседа, а не допрос: откуда ты знаешь всё, о чём мне рассказал? Птичка нашептала? – насмешливо ворковал. – До того, как сформировалась группа, я долгое время находился с теми, чьи особенности остаются под вопросом среди учёных. Из дома послышался обрывистый крик Чонвона, за тем какой-то грохот. Сону первым сорвался с места и слышал что-то похожее на звук хлопнувшей дверцы, за тем скрип. Он не уследил за временем, поэтому сейчас оставалось надеяться, что Ян Чонин не выходил из лаборатории и в ближайшие минут десять не планировал. Когда они добежали, Джей уже передвигал диван под шкаф, из которого доносилось только мычание. – Что здесь происходит?! – повернулся, взглянуть на часы. В комнате пахло так, как обычно пахнет, когда задуваешь свечи. Для вампиров это не самый приятный запах. – Не прошло и сто лет, – укоризненно бурчал, пытаясь всматриваться в эмоции пришедшего без очков, что с него слетели, и ожидал, что кто-то ещё присоединится к осуждению, – мы его связали кухонными полотенцами и закинули в шкаф. Пока ничего серьёзного не случилось – надо было ещё дольше в саду просиживаться. – Раз он может питаться только кровью того, кто его обратил или кровью ближайшего родственника, могли бы провести его в лабораторию к профессору, – Хун оставил всех недовольными своей шуткой, – я пошутил! Или нет… – он помог отодвинуть диван на прежнее место. – Радует только то, что его сила от тебя и с ним можно справиться, – уже через минуту-вторую Ники помогал развязывать Чонвона, который успокоился и даже не брыкался, пока его со шкафа как-никак выпихнули. – Всё нормально, не стоило его так мучить, – определил по тому, что глаза были не такими яркими, как в момент после обращения. Сону чувствовал вину за то, что теперь Чонвон должен проходить через это; что в нём ослаб пульс радости; что в тех обворожительных глазах, где раньше сияло беззаботное рвение на встречу приключениям теперь селился голод. Сказочник теперь как персонаж, которым неплохо было бы запугивать непослушных детей перед сном. За это хотелось рассыпаться перед ним в извинениях, но что от этого станет таким, как раньше? Ничего. – Эй, ты чего молчишь? Не мог им сказать, что не нужно таких крайностей? – Я говорил! – выпалил. После услышанного Джейк перестал складывать свечи, Хисыну в этот момент не хватало попкорна в руках (но только в руках), а Ники просто закатил глаза. – Джей, ты..! – хотел выплеснуть весь негатив, но смолк, когда Джей, улыбнувшись, показал, где именно стоило бы вытереть подбородок от капель крови, – ты не мог его послушать? – А ты? – Джей никогда не смолчит, когда ему что-то не нравится и вот он не молчал уже шестнадцатый чёртов день. Со шкафа, от которого ранее отодвигали диван, упал набор посуды, который когда-то родителям Чонвона подарили на свадьбу. Спор моментально прекратился. – Кто из вас это сделал? Уже не смешно. – В том и дело… – Шим не стал договаривать «что никто» и просто проверил, точно ли посуда в коробке разбита, потому что все и так не уловили ни одной энергетической волны. – Укуси меня Дракула… – Всё равно этим никто никогда не пользовался. Я не припоминаю, чтоб этот набор был кому-то нужен, – Чонвон смутно осознавал, что в нём постепенно пробуждались новые мысли и чувства, несвойственные людям. – Знаете, вы тут разбирайтесь, а я, кажется, в саду булавку потерял, – Сонхун так быстро уходил с места произошедшей мистики, что пятки сверкали. Он действительно очень боялся всяких призраков. – На секундочку! – никак не желал утихомирить эмоции Джей и привычным образом схватил Сону за запястье, – не сопротивляйся. Я не закончил рассказывать, но я так понимаю, мне не дадут. – Он услышит. – Ты его научил фокусироваться на словах? – концентрироваться на фоновом шуме может каждый вампир, но различать слова в шепоте вампира ещё надо уметь. – Я думал, что ты это уже сделал, – беззаботно пожал плечами, – или куда ты его уволок сегодня? – Нет, я не этому его учил. Выйдем на улицу, – парень отпустил пленённую руку и первым вышел во двор, где Хун проявлял неожиданную любовь к садоводству, – честное вампирское, я всегда был на стороне Джейка и верил, что он не согрешит, как в прошлой жизни, но, чёрт вас побери, какой магии он тебя научил!? – Позволь уточнить: ты о чём? – Я же говорю: ничего серьёзного не случилось, но ты думаешь, что мы просто так вместе против него пошли? Этот мелкий обманщик пытался укусить Ники, когда после последнего желания он собирал листочки. А когда ты зашёл, притих, так ещё и такое невинное личико изобразил… я просто… сил моих больше нет! Как ты это сделал? – Я ничего не делал, – отмахивался вампир и задумался, почему Нишимура сразу с порога об этом сам не рассказал. А потом подумал, что младший, более вероятно, что предложил бы самому посланнику смерти сыграть один раунд в приставку, чем обмолвился бы словом о Чонвоне. – Дело в запахе – когда привязка была другой, я каждый день пользовался духами, чтобы Хисын так же не реагировал, тем самым искореняя для него возможность… – сделал долгую паузу, в надежде, что, может, не должен продолжать, – питаться за мой счёт. А когда она начала слабнуть – перестал. – То есть… а, честно, я ничему его не учил, – начал плести чушь, как только обсуждаемый ими обманщик показался за спиной Сону, – я водил его на крышу. Ты бы этого не сделал, – глаза не улавливающего главной мысли этих слов мышонка блеснули красным огоньком, – всё, о чём я ему сегодня рассказал – это медленное падение. Представь, что бы было, если бы он определил эту способность сам и стал бы использовать на своё усмотрение. – Джей-Хён, ты же не хотел говорить об этом Сону, – недоверчиво воспринял тему разговора Чонвон. – Почему ты так говорил, Джей? – скрестил руки на груди и недовольно зажал один уголок губ, пока стоящий за спиной проводил фокус по распиливанию angry bird взглядом. – Рано утром по этой улице мало кто расхаживает, только поэтому я поставил его на край, – неуверенно начинал, – попросил закрыть глаза и чуть наклониться назад. Глаза закрыть ему было страшно – он этого не делал. – На край крыши? – Нет, Титаника, – оставалось только перехватить летящий в него кулак, – угомонись, ты же сам меня заставил это рассказать, – последними словами продолжал легенду про то, что это их настоящая тема разговора и поспешил удалиться, пока ещё чего не рассказал.— My Friend | Nine Lashes †
«So take all you want from me, my friend.
Even if it is nothing at all»
– Может и мы домой зайдём? Ты же не боишься призраков, правда, Сону-Хён? – наклонил голову на бок, интересуясь эмоциями. – Нет, не боюсь. Люди страшнее призраков, – потрепал прекрасного по волосам, чтобы отвлечь внимание от своих не находящих покоя глаз и предложил пройти в его комнату, полную пыльных книг и игрушек. – Я не отражаюсь в зеркале… – грустно говорил Вон, глядя в одно из зеркал трельяжа. – Зеркалам никогда нельзя доверять. Хочешь я тебе это докажу? Стань за моей спиной. Так. А теперь два шага правее и два назад, а то действительно за спиной стоишь, – неонат сделал всё, о чём его просили, – я не буду оборачиваться, а ты показывай жесты или эмоции. – Но я не знаю жестов... – Просто что-то показывай или делай, а я буду это называть, – улыбнулся ему в зеркале, – Два пальца, пять, – он засмеялся с попыток усложнить ему задачу, и озвучил то, что видел: Чонвон, ты ухо себе не оторви. – Ты просто услышал шелест рубашки и угадал! – Неправда, – надул губы и предложил: сделай что-то, чего я не услышу, если не доверяешь, – когда стоящий за спиной начал показывать другие эмоции, в какой-то момент Сону сам перестал доверять этому зеркалу и обернулся. – Ты же говорил, что не будешь оборачиваться! – Когда ты научился подмигивать? – изумлённо хлопал ресницами, когда ему снова подмигнули, – больше оборачиваться не буду. Если всё ещё не веришь, то подмигивай, а я буду считать, – раз-два…три, – Вон нахмурился на секунду и продолжил подмигивать, – четыре… пя-а-а-а-ть. Шестой не засчитываю, ты опять пальцем себе помогаешь. – Я не могу так много! Я верю тебе! – Знаешь, почему ты не отражаешься в зеркале? – Почему? – появилась надежда, что хоть кто-то даст ему ответ на один из вопросов. Мысли побежали вперёд момента. – Ты неотразим. – Замолчи… я не это хотел услышать. Что угодно, но не это! – Вон закатил глаза: ему хотелось сбежать, когда кто-то говорил такие вещи в его адрес. – Ты голоден? – прокручивая браслет на руке. Лишь их тени в спокойствии сошлись. На самом деле, мало что изменилось, но будто изменилось всё. А ведь на полках всё также его книги, за количество которых когда-то пришлось принять их ловца синей птицы за скучного любителя почитать. А оказалось, что правда звучит, как цитата Марка Цицерона: «Дом, в котором нет книг, подобен телу, лишённому души». – Я не чувствую тела, это значит, что я голоден? – преувеличил свои чувства и подняв голову всматривался в чёрно-белые фото своей мамы, что висели над шкафом: фото в движении, на них она была и серьёзная и счастливая. Раздумывал, что же он раньше чувствовал, глядя на эти фото? Смотрел, как похожа её улыбка на его собственную, смотрел на её тёмные кудри до плеч. – «Я загадал желание, мама…» Около полутора часа назад: Рики не подал виду, что они с Сону пересекались и уже загадал обыграть Хисына на днях, а также иметь ещё два желания в будущем, поэтому просматривал листочки с именами. Всех определял по почерку и когда Чонвон собирался задувать свечу, спросил: – Чонвон, как ты думаешь, кто написал твоё имя? – Я думаю, это Хисын-Хён: он продолжает избегать мой взгляд! – барабанил пальцами по столу и как Чеширский кот заулыбался, когда мысли были омрачены меланхолией новой мечты. В ямочках была собранна уверенность. Хисын неловко заулыбался и так же отвёл взгляд, а Джей начал дёргать ногой под столом. Перед тем, как задуть свечу, сказочник закрыл глаза и произнёс: я хочу всё вспомнить так же быстро, как и забыл.