Голод не тётка

" — Я умру, я умру, я умру.» Одна и та же фраза крутилась в голове, повторяясь из раза в раз каждую секунду, просто кричал где-то в голове, оглушая изнутри. Ветер завывал, заставлял снежинки впиваться в открытые участки тела, не прикрытые одеждой или шерстью — веки, внутренняя часть ушей, нос, губы, глаза. Небо было затянуто серыми, словно мыши, тучами, и не было понятно — день или ночь. Да это и не нужно — счёт времени давно потерян. Вьюга уже несколько дней не прекращалась, хороня в своих ветрах, несущих острый снег, всех, кто был хоть сколько-то слаб. Иджеа брела сквозь сугробы к месту, где по идее когда-то должна быть дорожка. Глаза так и манили закрыться — от холода, от голода, от отсутствия сна. Хотелось поскорее забыться сном. Надолго, желательно. Нет, нельзя, не сейчас! Без сна трудно, но он сейчас будет губителен. Еды не было. В карманах и сумке пусто, до города или деревушки слишком далеко. Животные леса словно бы разом исчезли — даже мышей не было. Как назло, ягодных кустов тоже не было поблизости, ну или Иджеа просто не разглядела их сквозь снег. Приходилось грызть ветки и торчащую из-под снега траву, что не спасало от слова совсем, впалый живот продолжал болеть и изнывать от голода, скручиваясь изнутри в противный болезненный узел. — Я умру, если не поем! — рявкнула Иджеа самой себе, едва ли не свалившись в сугроб от сильного порыва ветра, а её голос за секунды растаял в завывании стихии. — Я умру, я умру, я умру… Каджитка продолжала что-то тараторить себе под нос, трясясь от холода и сузив зрачки, дабы попытаться выглядеть хоть какой-то съедобный предмет. Ветки, ветки, деревья, травинки… Будь проклят этот лес! Этот снег, эта вьюга, этот голод! Даэдра поглоти все это, разорви на части и выплюнь, чтобы все это сейчас сгнило в реках Обливиона! Иджеа зарычала, облокотившись на ствол дерева и вновь всматриваясь сквозь вьюгу и бегущие снежинки в бешеном танце стихии. Кошка пыталась заметить хоть что-то. И заметила. Маленький огонек, что трепыхался на ветру и периодично тух. Тухнет и загорается, тухнет и загорается. Навострившись и, словно бы забыв обо всем, Иджеа рванула к этому огоньку, стремительно приближаясь к нему. Желание сна и холод сразу отошли на второй план, голод и желание есть двигали тело и заставляли конечности гнуться. Огонек приближался. Сердце заколотилось, а рот сразу наполнился вязкой слюной, которая едва ли не текла по подбородку — где огонь там и еда. Еда, еда… Значит, не умрет. Приблизившись к источнику огонька, Иджеа затаилась. В наполовину разрушенной палатке сидел мер, в богатой теплой одежде. Правда, весь в крови, изорванный и явно не в лучшем расположении духа, отчаянно кутающийся в порванные теплые одежды и пытающийся поддержать огонек меж рук, шмыгая уже потемневшим носом и пытаясь закрыть такие же потемневшие уши и подбородок с щеками в воротнике, что не очень сочеталось с едва видневшиеся золотистым цветом кожи. Вокруг валялись склянки выпитых зелий, которые быстро заметало снегом. — Г-где эт-тот идиот кол-лобродит, з-за мной же ш-шел. — пробубнил альтмер, стуча зубами от холода и дыхнув на ладони быстро остывшим клубком пара. Пальцы перестали гнуться, что ещё больше наводило паники, страха и раздражения. Почувствовав на себе чей-то взгляд, остроухий высунулся из рваного воротника, осмотревшись. — Зерлан? Это ты? Иджеа притихла, распластавшись за сугробом. Этот эльф не заметил её, это хорошо. Каджитка осторожно выглянула из-за своего «убежища» и вновь всмотрелась в альтмера, ища глазами его сумку, в которой могла бы лежать еда. Но ни намека на нее не было. Начинает злить. И тут в голову бурой ударила крайне безумная мысль, но только она и казалась единственно верной и сулившая жизнь. " — Раз еды нет… Я сожру его.» Иджеа продолжала сидеть на месте, сжимая кинжал и выбирая самый удачный момент для нападения. Вьюга стихла, превратившись только лишь в ветер с редкими снежинками. Прекрасный момент для нападения все ближе и ближе. — Зерлан! Зерлан, ответь! Где ты?! Иди сюда! — повертев головой в разные стороны, мер прислушался, ожидая услышать голос своего пропавшего напарника. Вместо ответа он услышал лишь тихий треск, из-за чего альтмер вздрогнул. — Зерлан?.. Валлар! Так и не услышав ответа, желтоухий решил вновь попробовать развести костер. Даже специально оторвал подол своих без того рваных одежд, именно те, что были почище от крови, сложив с кучку и поджёг заклинанием, начав быстро греть руки над огоньком, хоть и понимая, что это уже не поможет его пальцам. Продолжая не замечать более ничего вокруг, мер прикрыл глаза, начав, наконец, мало-мальски согреваться. Огонь становился всё больше. Вот он, идеальный шанс. Горящий костер, потерявший всякое внимание эльф, а кинжал наготове. Иджеей двигал сейчас лишь голод, и только он сейчас заставлял её видеть перед собой не эльфийского мага из рода альтмеров, а лишь добычу. Добычу, которую она сейчас поймает, убьет и съест. Здравомыслие куда-то испарилось, ничего не оставив после себя. А может… Может это именно оно также сейчас движет каджиткой? Заставляет её вместе с голодом совершить совершенно аморальный поступок? Прижав уши, Иджеа дёрнулась вперёд, сжимая рукоятку кинжала. Лезвие вошло в живот, проворачиваемое рукой в разные стороны, а длинные клыки крепко впились в шею и прокололи кожу с неприятным звуком. Иджеа сжала челюсти до боли в салазках, начиная протыкать живот мера кинжалом куда попадет. Остроухий хрипел и булькал, пытался вздохнуть, а руками хоть как-то попытался отодрать от своей шеи каджитскую голову или руку с кинжалом, что из раза в раз с мокрым хрустом разрываемой плоти впивался в живот. Одежда и снег вновь стали пропитываться альтмерской кровью, обладатель которой ещё пытался цепляться за жизнь и захлёбываться в алой жидкости, что поднималась ко рту и вытекала наружу, стекая по прорванной клыками шее, через рот по подбородку. Вместо хрипа и какого-то голоса или вздоха получилось лишь захлебывающееся несуразное бульканье, а когда бурая кошка перехватила клыками шею, оставив дополнительные дыры, из ран хлынуло ещё больше крови. Глаза закатывались, движения стали резче, а после все заторможеннее и бестактнее. Боль, накрывшая все тело, начала степенно сходить на второй план, оставляя быстро обмякающее тело. Иджеа глотала кровь, что лилась ей в рот из ран на шее, и продолжала сжимать челюсти, штыкуя альтмерского мага. Желудок благодарно заурчал, а в мозгу всё начало рушиться, пелена голодного забвения спала. Что она творит?! Что собирается вот-вот сделать?! Насколько низко пала каджитка, что все обернулось вот так?.. А с другой стороны… Никакой другой еды нет. Умирать как-то не очень хочется, спасибо! Это крайняя мера, чтобы выжить. Это… Это как бы словно Иджеа поймала оленёнка. Просто выглядит по-другому. Всего лишь оленёнок! Просто другой наружности. Другого запаха. Другого существа. Ничего постыдного! Просто желание выжить. Это не страшно. Когда тело обмякло и безвольно, словно тряпичная кукла, завалилось назад, на кошку, Иджеа, наконец, разомкнула челюсти и сплюнула сгусток крови. — Неужели я… — начала было Иджеа, а после глянула на огонек, что горел до сих пор. Без лишних слов, пошатываясь, бурая подошла к деревьям и оборвала побольше веток, самых разных, и толстых, и тонких. Оттащила тело подальше, закинула древесину в огонь и тот сразу стал в разы больше. И так несколько раз. Много веток. Осталось заняться едой. Стянув одежду с эльфа и сразу выкинув в огонь то, что точно не пригодится, Иджеа оценивающе осмотрела труп убитого. Конечности, немного срезать с груди и спины, может быть, даже с шеи… Переведя взгляд на шею, Иджеа осеклась. Создавалось ощущение того, что мертвые глаза смотрят на нее, со странным выражением, понять которое невозможно. Рыкнув, каджитка вновь схватила кинжал и, вставив лезвие меж шейных позвонков, умелыми движениями отрезала ненужную ей часть. Чтобы эта голова не пялилась на нее, осуждая за поступок. Схватив отрезанную голову мера за волосы и отойдя на расстояние, Иджеа сделала в снегу небольшую ямку, кинула в нее свою ношу и присыпала снегом сверху, а после вернулась к оставшемуся телу. Мяса хватит даже чтобы сделать небольшие запасы на будущее. Жаль, что нет каких-либо растений — было бы вкуснее с «приправами». Теплую меховую шубку, точнее, её остатки, Иджеа нарядила на себя — на какое-то время погреться хватит. Мясо она зажарила на костре, максимально ободрав мясо тела убитого альтмера. Теперь труп выглядел немного забавно — открытая грудная клетка с остатками мяса на рёбрах и частично проломленная сбоку, отсутствующее сердце, голые кости рук, некоторой части ног, бедер и поясницы. Ну и отсутствующая голова. Чего не сделаешь ради того, чтобы выжить. Иджеа старалась не думать о том, что она сейчас делает. Просто ест. Просто ест жареное мясо. Суховатое и жилистое, «волокнистое», жестковатое, но прожевать вполне себе можно. Была бы соль — тогда было б даже вкусно. Действительно напоминает оленину, отдаленно. Тепло от поедания горячей еды, нахождения рядом с огнем и меховой одежды на плечах разливалось по телу, согревая изнутри, из-за чего глаза начинали самопроизвольно слипаться, хотелось спать. Убрав остатки мяса в сумку, Иджеа затушила огонь и, не оборачиваясь, побрела вглубь леса, заметая хвостом следы. Всего за несколько секунд полянка опустела, даже птицы не издавали звуков. Только ветерок взметал в воздух снежинки с сугробов, степенно припорашивая холодный труп, остатки разрушенной палатки и затухший костер.