Cowboy like me (Ковбой вроде меня)

Начало падения — источник ее проклятия — началось через две недели после ее возвращения в Лексингтон: это произошло без предупреждения, почти постепенно, но это был лишь первый шаг к разрушению. Сначала она не беспокоилась об этом в конце концов, у нее было всего несколько легких дрожаний, которые длились всего несколько секунд в течение дня: она интерпретировала их как результат многих джетлагов, которые она испытала в предыдущие недели. Ничего такого, с чем она не могла бы справиться и о чем беспокоиться. По этой причине Бет решила не обращать на них особого внимания: девушка не могла тратить время на глупые заботы. Ей нужно было подумать о следующих турнирах и начать тренировки заново. Национальные соревнования, которые должны были состояться на этот раз в июле, должны были состояться всего через четыре месяца, и ей нужно было быть в форме к ним. Чемпионат США станет ее первым национальным соревнованием высокого уровня с осени прошлого года, если не считать чемпионата Кентукки, который она не посещала, и ее лучшим шансом доказать это всей Федерации США и всему американскому шахматному миру. Кто считал, что ее победа над Борговым была просто счастливой случайностью - сколько она стоила. Бет уже продемонстрировала это в том зале, в Москве, перед всей Шахматной федерацией СССР, когда обыграла Боргова: она сделает это снова в Лас-Вегасе. Девушке не терпелось показать им всем свой настоящий талант: свои настоящие способности. Ее карьера была больше , чем просто упавшая звезда: Бет Хармон была больше, чем юным вундеркиндом, она была лучшим игроком, которого Соединенные Штаты когда-либо видели за пятьдесят лет: даже лучше, чем Бенни Уоттс. Бенни…. Она старалась не задерживать дыхание, когда звук его имени пришел ей в голову, но она не могла удержаться от воспоминаний, которые, как она думала, были потеряны и блекли под литрами алкоголя и таблеток, и которые теперь имели вкус горьковато-сладкого старого виски. Эти забытые видения явились ей вспышками: детали более крупной и сложной картины, которую девушка не могла до конца проработать. Бет все еще могла представить себе залитый светом бар, инди-музыку на заднем плане, громкую болтовню людей вокруг них, даже ужасный вкус теплого суббрендового пива на языке... «Я не знаю, достаточно ли я хороша», — сказала она в какой-то момент этого разговора . «Ты сильнее всех. Побила меня!» — ответил он. Она знает, что это было наивно с ее стороны, но просто не могла удержаться от ухмылки, как идиотка, при воспоминании об этих словах, она бы никогда не призналась в этом перед ним — ей было слишком неловко и досадно видеть, как он улыбается, — но победа над Бенни Уоттсом той ранней осенью в Огайо, перед Парижем, доставляла еще большее удовлетворение, чем возможность победить всех этих русских игроков. Она говорила себе, что это нормально: в конце концов, она по-прежнему считала его одним из самых блестящих игроков, которых она когда-либо встречала. В подростковом возрасте, когда ее профессиональная карьера только начиналась, Бет Хармон искренне восхищалась Бенни. Она даже как-то завидовала ему. Конечно, временами она терпеть не могла его отношение и его абсурдный, а иногда даже неуместный выбор одежды: однако в то же время она не могла перестать тосковать — втайне — от его способности монополизировать мир. Внимание окружающих его людей. Он был как магнит, который притягивал к себе всех вокруг. Девушка была искренне поражена тем, как Бенни умудрялся не поддаваться весу своей популярности, а вместо этого умел извлекать из нее выгоду. Бенни Уоттс был шоуменом , который жил, чтобы развлекать публику и делал он это с такой обезоруживающей естественностью, о которой она могла только мечтать. Иногда было странно думать о том, как его присутствие — прямо или косвенно — каким-то образом формировало ее: еще до Нью-Йорка. Бенни Уоттс был в течение многих лет - и оставался, даже сейчас, - ее самым важным и единственным противником в Соединенных Штатах: она все еще помнила, как их первый матч, сыгранный вместе, отметил ее в профессиональном и личном плане, Финал Открытого чемпионата США среди 66-х был первой ничьей в ее карьере в то время, и чувство этого поражения оставило в ее сердце неизгладимую, жгучую память. Черт... дело было не только в этом: Бет всегда восхищалась манерой игры и мышления Бенни, как он анализировал свои матчи до и после соревнований, всегда готовый найти новую возможность для разработки новой стратегии. Шахматистка не могла скрыть, что именно эта характеристика вызвала у нее желание снова бросить ему вызо, даже ходы советских шахматисток не отличались той изобретательностью, которые она обнаружила, читая книги Бенни. После ее возвращения из Москвы, у Бет действительно возникло искушение пару раз позвонить ему: поблагодарить Бенни за то, что он для нее сделал. В те бессонные ночи, когда она жаждала своих таблеток, девушка даже мечтала навестить его в Нью-Йорке, появиться перед его дверью и сказать « привет »: но эти мысли исчезли, как только взошло солнце. Каждый раз, когда она собиралась набрать его номер на своем телефоне, что- то ее останавливало. В голове у нее были бесконечные отговорки, чтобы не звонить ему, но на самом деле она знала, что причиной ее колебаний был страх — мысль о возможности , — что он, возможно, не простил ее за то, что она не приехала в Нью-Йорк. Что он все еще может обижаться на нее за то, что она предпочла сочувствовать себе в одиночестве в своем пустом доме в Лексингтоне вместо его компании. Она знала, что это сам Бенни придумал позвать всех своих друзей, чтобы помочь ей в ее браке с Борговым, но все же думала, что это было скорее актом жалости (не говоря уже о желании увидеть кого-то, кого -нибудь , обыгравшего чемпионку мира) чем реальный знак прощения по отношению к ней . В своей голове она все еще могла слышать его слова, когда он сказал ей больше не звонить ему. Острая горечь в его голосе в тот день была пощечиной, которой она не ожидала. Бет просто не знала, что делать: она осознавала, что все, что они с Бенни построили за эти недели тренировок, было, к сожалению, повреждено ее эгоистичным поведением; но в то же время у нее не было ни мужества, ни ума извиниться. В конце концов, - сказала она себе, - это и его обязанность, нет?

Середина мая 1968 года, Лексингтон, Кентукки.

Было начало мая, когда Бет наконец пришлось столкнуться с правдой и реальной сущностью своих проблем. Это был день, как и любой другой: небо было ясным, и по запаху свежескошенной травы из сада ее соседки она могла сказать, что лето близко? Приближался турнир в Цинциннати, и она была не совсем готова к этому. В перерыве от тренировок девушка зашла в продуктовый магазин с идеей приготовить что-нибудь особенное на ужин. Она спокойно шла по полкам, пытаясь найти что-нибудь вкусненькое, пока, может быть, по привычке не прошла мимо полки с алкоголем: девушка не знала , как это вообще произошло , но, как только она подошла туда, она - инстинктивно, и не думая о том, что она делает - взяла в руки бутылку водки. Прежде чем она успела осознать, что происходит, ее тело начало трястис. Бет стала с трудом дышать и единственное, о чем она могла думать, это о том, что нужно взять с собой и выпить бутылку, которую она держала. Она стояла неподвижно, пока чья-то рука не коснулась ее плеча, заставив ее дернуться от удивления. Ней потребовалось добрых десять секунд, чтобы сфокусироваться и узнать взволнованное лицо Гарри Белтика, когда она обернулась, чтобы увидеть, кто ее коснулся. Гарри стоял молча, его большие голубые глаза с беспокойством смотрели на нее, и все, что он сказал, было: - Бет, ты в порядке? Мне отвезти тебя домой? Шахматистка все еще была в замешательстве. Она не понимала, что происходит. Она даже не могла объяснить, почему она здесь или почему Гарри, которого она не слышала после того звонка в Москву, был прямо перед ней… но сейчас это было бессмысленно. У Бет не было сил думать об этом: она лишь кивнула на вопрос Гарри и нитью голоса сказала: "Я хочу домой". События, последовавшие за этим инцидентом, до сих пор были ей неясны . После того, как Гарри привел ее домой, который помог ей подняться наверх, Бет осталась на неопределенное время — между сознательным и беспокойным сном — в постели, с раскалывающейся от боли головой. За это время Белтик вернулась в продуктовый магазин и принесла свои сумки, и даже предложила приготовить ей ужин на этот вечер. Он навещал ее всю неделю. Во время этих визитов он не задерживался надолго, он приходил просто проверить, все ли с ней в порядке, и приготовил ей какой-то чай от головной боли, сказав, что ему очень жаль, но его работа и университет не оставляли ему много свободного времени. Она не хотела беспокоить его — он уже и так много сделал для нее, — поэтому она никогда не жаловалась и никогда не просила его остаться. В то время, когда она бодрствовала и не чувствовала, что вот-вот умрет, она пыталась завязать разговор, спрашивая его о его работе или других вещах. Гарри, который был явно удивлен ее интересом к его жизни — может быть, потому, что все еще слишком смущался, чтобы начать разговор, — поначалу не слишком много говорил: но после того, как пару раз он продолжал приходить туда, поскольку атмосфера вокруг них стало теплее, Гарри стало комфортнее рядом с ней. Девушка в те дни слушала его рассказы о своей матери, которая жила во Франкфурте с его отцом и уже два года как была трезвой, и рассказала ей, как - благодаря его продвижению - он, наконец, смог купить маленький домик в районе Пикадом, недалеко от бакалейной лавки, только для себя. - Это была авантюра — признался ей Гарри, — моя мать не была рада это слышать, но для меня, если я хотел учиться и продолжать работать в магазине, мне нужно было более стабильное место и в конце концов, купить дом дешевле, чем снять комнату в общежитии на год. Во всяком случае, это было больше, чем я ожидал, не как у тебя, конечно но всё же. Бет никогда не любила говорить с людьми о религии, но в какой-то момент во время их разговора она, к своему удивлению, обнаружила, что Гарри еврей и что его родители происходят из благоустроенной еврейско-русской семьи: по его словам, некоторые из его дальние родственники даже владеют небольшой сетью магазинов бытовой техники в Нью-Джерси. Однажды днем ​​— без предупреждения или вероятной причины — всего через несколько минут после того, как Гарри пришол, Бет, увидев его, стоящего у двери ее спальни со стаканом чая со льдом, начала разражаться такими сильными истерическими рыданиями, что Гарри испугался. Бет не могла объяснить, что вызвало этот взрыв: это просто произошло. Гарри был поражен ее реакцией, но не пытался ее перебить, вместо этого он оставался в тишине на протяжении всего этого освободительного крика: он неподвижно наблюдал, как рыжеволосая девушка, совершенно неузнаваемая и одержимая этими судорогами, продолжала плакать и бормотать бессвязные вещи, совершенно вне себя. Прости за то, что я сказала и сделала тебе в феврале прошлого года. Извини за то, что так плохо с тобой обращалась, когда все, что ты хотел сделать, это помочь. Потом она продолжала говорить, как она благодарна за помощь, которую он оказал ей до и во время ее матча с Борговым, и даже теперь, и как она была ужасным человеком и не заслужила его. На самом деле для Белтика было очевидно, что Бет понятия не имеет о том, что говорит или делает в данный момент. Ее разум и тело были совершенно вне ее досягаемости, и все разочарование и страх за ее неудачу за последние недели вырвались наружу, как река в полном разливе: все же, в глубине души, он знал, что она имела в виду все слова, которые она говорила. Девушка плакала еще минут десять, прежде чем наконец смогла остановиться, и все закончилось так же, как и началось: как будто ничего и не было. Последовала долгая пауза, во время которой она молчала и пыталась немного успокоиться, и бормотала с красными глазами и прерывистым голосом: - Кажется, я схожу с ума, Гарри. Мое тело… Я не могу его контролировать! Я не могу ни спать, ни дышать... И это сводит меня с ума! Вместо этого посмотри на меня, как я могу соревноваться в таком состоянии? Как я могу сидеть перед шахматной доской и не иметь возможности удержать даже пешку? Единственное, что я могу сделать, это остаться в постели и плакать: все, чего я хочу сейчас, это мои таблетки. Я просто хочу принять их и больше никогда не просыпаться». Гарри, который все это время молча стоял на пороге ее спальни, наконец при эт их словах подошел к ней, присел на край матраса, рядом с ней, взял ее за руку и сказал: — Ш-ш-ш... не плачь, все в порядке, тебе не о чем жалеть, я серьезно. Алкоголь... заставляет людей делать глупости. По этой причине я решил продолжать приходить к тебе и помогать тебе, независимо от того, что случилось этой зимой. Я знаю, что ты неплохой человек, Бет. И по той же самой причине я, не колеблясь, отправился в Нью-Йорк, чтобы помочь тебе. Я услышал, что тебе нужна помощь, и я приехал. Но на этот раз Бет, пожалуйста, прими это. Прими помощь людей, не убегай и не жди, чтобы попросить о ней: просто скажите это. Просто скажи, что тебе нужна помощь, и я буду здесь. Ты не одинока. Я знаю, что прямо сейчас ты чувствуешь страх, но я могу заверить тебя, что все, что происходит с тобой сейчас, нормально. Я своими глазами видел, что происходит, когда кто-то, кто так долго пил, решил бросить. Будет больно, но ты выживешь. Ты не можешь сейчас сдаться: ты смога победить Боргова и без этих таблеток. Просто не торопитесь, чтобы пройти через это: иногда перерыв — единственный выбор, который у нас есть. Ты можете сделать это. Молодой человек мило улыбнулся ей и вытер кончиками пальцев ее слезы, а Бет которая была еще в пижаме, растерянная и с опухшими глазами