История одной зимы

      На следующий день Дотторе вернулся в Академию, чтобы объявить Мудрецам о добре на начало практической части проекта. Доктор посчитал не нужным ставить всех в известность, что с его стороны проектом впредь будет заниматься его срез. В конце концов, между ними разница не велика, со стороны научной эффективности.        После переговоров Азар отвёл Дотторе на нижний, подземный, этаж Академии, где они хранили генерируемую Акашей энергию, дабы Доктор дал свою ей оценку и выдвинул, как с ней работать.        —Получается, эта энергия по праву в своём естестве должна идти на создание снов людей, но Акаша отнимает её, и энергия скапливается здесь?       — Да. — подтвердил Мудрец Азар.        — Вы никогда не рассматривали идею создания из этой энергии искусственных снов? — невдомёк спросил Дотторе.        — Я мудрец этого столетия. Однажды, когда Академия только отказалась от своего Архонта и появилась проблема скопления энергии Акаши, Мудрецы испытали данную теорию и испытали успешно. Но в определённый момент сами Мудрецы внесли запрет на синтез энергии Акаши в искусственный сон. Причина тому запрету неизвестна. Но таково действующее правило Академии — мы не можем использовать эту энергию в озвученной цели.        — Понятно. — не услышав внятной причины, Дотторе посчитал не критичным, если он проведёт свой эксперимент. Но сделать он это решил не гласно от Мудрецов. — Оставьте меня. Я всё исследую и при следующей нашей встрече, когда явлюсь с сосудом и Сердцем, оглашу инструкцию по действиям над энергией.        —Хорошо.        Азар покинул помещение. Дотторе остался один с огромной сверкавшей энергетической сферой перед ним. Сняв перчатку, он пропустил руку в радиус магнитного поля сферы. Ничего необычного.        «Но почему, даже отрёкшись от Глаза Порчи, я продолжаю лишь поглощать энергию?»        Тогда он взял со стола железный шарик.        «Слабый сосуд, но того хватит, чтобы позаимствовать малую часть этой энергии».       Когда шар пропитался энергией, стал светиться, Дотторе тоже покинул это помещение.        По правилу ему сначала стоило испробовать на ком-то принцип работы энергии Акаши, но на это терпения у него не осталось. Дотторе предположил, что она поможет ему создать осознанный сон, где он, как обычно встретится с Синьорой, но в этом сне он будет обязан всё запомнить и наконец-то разобраться: иллюзия она, его бред или душа, заточенная в мире снов? И выяснить до конца: что случилось там, в Инадзуме?       Наступил вечер. На этот раз Дотторе заранее оставил Еву с Коломбиной, дабы она, снова не приняв за мёртвого, не разбудила его.        Мужчина расположился так, чтобы его тело было готовым отключиться от реальности. Но пока он не представлял, как именно спровоцировать сон. Если он просто уснёт, то энергия сама по себе не войдёт в активацию.        Тогда он сделал всё, как было с попаданием в мир Ирминсуля. Он закрыл глаза и представил Синьору: её тело, глаза, волосы, голос, губы. Представил моменты из их жизни, когда они были вместе и счастливы. Представил смех, улыбку, игривую обиду. Тогда жемчужина засветилась, а Дотторе погрузился в осознанный сон.       Там его встретил иллюзорный мир лета. Он с ностальгией узнал это место: август, когда он и Синьора вдали от всего мира отдыхали перед началом последней миссии.       В его глаза бросились озарённый закатом густой лес, дачный дом и маленькое отражающее иллюзорное синее небо озеро.       «Я понимаю, почему именно это место. Мне не забыть, как на исходе лета мы наивно строили мечты из грёз… Подумать только, прошёл почти год.. Уверен, тогда ты искренне шептала «Я счастлива», забыв о том, что дальше нас ждут совсем не ясные дни…»        Из бликов на берегу озера показалась Синьора: в белом, летнем платье, развивающее ветром, и распущенными, закрывающими лицо тепло-белыми волосами она смотрела в отражение и беззаботно рисовала что-то по воде. В один момент она убрала волосы, обличив свету нежную улыбку и радужный взгляд, направленный к Дотторе.        Заметив это, мужчина вздрогнул и затаил дыхание, но Синьора в ещё более сильной улыбке, закрыв глаза, невинно помахала ему рукой. Тогда улыбнулся Дотторе, он неуверенно направил шаг навстречу к девушке. Когда они оказались совсем рядом, он взял её руку и аккуратно, словно держа хрусталь, впустил свои пальцы сквозь её, нежные и тоненькие. Его взгляд утонул в их сплетённых ладонях. “Тёплая и плотная,” — сразу подумал он и тогда вернул взгляд в её беззаботные, полные света очарованности глаза.        Словно не было той встречи у Ирминсуля. Исчезли грусть и тоска, питавшие её тогда.        Он впустил пальцы в её мягкие волосы. “Совершенно как тогда,” — думал он, замечая, что всё, даже она, повторяло грёзы прошлого лета. Странное чувство поселилось в нем, ведь он искал встречи с ней, чтобы задать вопросы и получить ответы, но увидя её по настоящему, осознанно, он пожелал растянуть это мгновенье, на сколько то будет позволено, ведь перед ним была та безмятежная, счастливая, словно ничего не произошло за этот год, Синьора, покой которой он воспротивился тревожить.        «Всё потом, — подумал он, — я хочу хоть на немного вернуться в то время».        Словно в их обычную во сне встречу, Дотторе стал вести себя как то должно. Это сон — ничего удивительного, если в один момент в его руке появится роза или снежинка, или они окажутся в совершенно другом месте.        — Давай покатаемся на коньках? — умилённо смотря в его глаза, предложила она.        — Ведь я не умею, — не сводя и свой влюблённый взгляд, прошептал он, зная, что так он ответил бы абсолютно всегда: каждую зиму она задавала ему этот вопрос, и каждую зиму он отвечал «ведь я не умею».       — Я научу. Снова. — и каждую зиму она побеждала.       Они сделали шаг к озеру, и из ниоткуда на их ногах появились коньки. Он продолжил себя уверенно вести, словно это всё естественно.        Она взяла его руки в свои и, смотря в его глаза, медленно повела их по льду, сама так искусно катясь спиной вперёд. Вода под ними в мгновение становилась льдом, а, когда они покидали место, лёд снова таял. Поначалу очень медленно они, смотря в яркие глаза друг друга, наматывали круги по озеру, а потом, когда он сам стал ощущать лёд под ногами, они, словно дети малые, смеясь, катались наперегонки, представляли парное выступление фигурного катания: он обхватывал её за талию и кружил в воздухе. Один раз он неуклюже упал, и заметил, что даже боль ощущается, словно всё происходящее — реальность. Синьора исполнила изящный танец на льду, ловя восхищенный взгляд Дотторе.        Он не знал, сколько уже времени они провели, но точно понимал одно: больше, чем обычный сон.        Когда они утомились покорять просторы льда, то вышли на зелёный берег. Коньки с их ног пропали так же внезапно, как и появились. Все то время Синьора сохраняла невинную безмятежность, искреннее счастье плелось в её глазах.        Они присели на берег и стали наблюдать за вечным здешним закатом.        Дотторе, опьянённый сном, уже и забыл всей реальности, пока Синьора, крепко обняв и поцеловав его, в один момент тихо не прошептала:       «Пора просыпаться».        Но ничего не произошло. Дотторе так и остался рядом с ней, держа и её в объятиях. Люди просыпаются, когда осознают, что спят, но он с самого начала помнил об иллюзорности этого мира и не просыпался — вот оно, действие энергии Акаши.        Пока улыбка с лица Синьоры медленно растворялась, она, не веря происходящему, ещё раз, дрожа прикоснулась к его лицу. Она онемела — Дотторе не проснулся. Когда девушка собралась что-то сказать, мужчина, сохранив свою улыбку, просто положил один палец на её губы.        —Я хотел растянуть это мгновение.        —Как…ты это сделал?        —Неважно. Я рядом и счастлив, что смог прожить рядом с тобой это время. И главное, я запомню его. Я хочу снова и снова проживать это.        Синьора не выдержала и расплакалась. Она прижалась лицом к его груди и взахлёб зарыдала.        —Тише…я рядом, всё хорошо. — прижав, он гладил её по волосам и успокаивал. — Теперь я точно знаю — ты не тень. Ты — настоящая ты.        Но она не прекращала дрожать. И не ясно было: счастье это или горечь. Скорее проведённое здесь время: ведь она всегда помнила каждую их встречу, провожала и встречала, словно всё это — их настоящая былая жизнь.        Когда наступило затишье, он осторожно спросил:       — Что произошло в Инадзуме?        — Я…я…не помню.        Ответ, которого никак не ожидал Дотторе, но теперь он точно понял, почему она сама не знала и могла ответить «самообман ли его она».        Синьора так и осталась прижатая к его груди, но, даже не видя её лица, он почувствовал, как оно сжалось. Чтобы снова не расплакаться, она глубоко задышала, а он, прижав сильнее и раз за разом шепча «тише», продолжил её гладить.        И снова наступило затишье, и снова он аккуратно спросил:       — Что ты помнишь?        —Помню, как пришла на переговоры…дуэль…и темнота. Я не помню, как попала сюда…тогда я словно проснулась, но, когда поняла, что мир этот и есть сон, я запуталась…я помню смерть и что не должна быть здесь…тогда я посчитала, что стала лишь образом твоих снов.         —Ты что-нибудь чувствуешь?        —Скорее да… Это трудно объяснить. Я точно помню тебя, во мне есть чувства к тебе, но больше…во мне нет ничего. Я словно сама осколок от чего-то. Это невозможно, чтобы в человеке не было ничего, кроме любви и света.        —Осколок от чего-то… возможно, я знаю, что произошло.        Она резко оторвалась от его груди и посмотрела на него своим заплаканным лицом, желая ответа.        —Ты помнишь такие слова, как «дисперсия сознания»?        Она отрицательно помотала головой.        —Когда-то ты раскрыла это понятие, как «разделение сознания». Но тогда ты не нашла способа его осуществления.        —Не помню…в любом случае, я сгорела. Меня пронзили молнии, а дальше темнота.        Она снова прижалась лицом к его груди. Дотторе долго молчал, но только потому, что сам искал верных слов, чтобы не ранить, но и подойти ближе к правде случившегося. Он хотел многое спросить, например «кто вызвал её на дуэль», но посчитал, что сейчас не время и не место этому вопросу. Вместо этого Дотторе посетила иная мысль:       —Синьора…послушай. — он крепко, крепко прижал её, но только чтобы теперь его лица не увидела она. — Вельзевул, так же, как и ты, уже давно не имеет своего живого тела. Она приходит в мир живых через созданное ей физическое механическое тело — куклу Райден. Можно...я дам тебе такое же тело?       Видно вспомнив последние моменты жизни, Синьора вздрогнула. Дотторе уже, казалось, пожалел, что напомнил ей об этом. Но потом, взяв себя в руки, она спокойно ответила.        —Ты не понимаешь...любое моё тело сгорит, будь то человеческое или стальная кукла. Я не исполнила контракт и…я вспомнила слова: «сила всегда принадлежала тебе». Точно…это значит…будь контракт или нет, пламя будет гореть…       Вспомнив слова, теорию, Металли о том, что «контракт» Синьоры — это только предлог мёртвого Бога на то, чтобы он смог лишить её «дара», Дотторе предположил, что если контракт будет исполнен, то не будет больше «дара», и он сможет дать ей искусственное тело. Надежда поселилась в его сердце.        —Синьора, ты помнишь, что должна…       Дотторе не успел договорить. Он хотел спросить «что Синьора должна исполнить за контракт», но  неожиданно их глаза ослепил свет, а, когда вспышка прошла, сон остановился. Время застыло и Синьора вместе с ним.        Дотторе не понял, что произошло, и испугался самого страшного. Синьора и весь мир стали проекцией, застывшей в мгновении.        И вдруг, среди застывшего во времени мира, перед Дотторе появилась маленькая девочка.        —Ты не застыл, значит, это твой сон, наглый учёный.        И тут Дотторе осенило:       —Буэр или же Малая Властительница мира снов — Кусалини...Нынешний Дендро Архонт действительно носит облик маленькой девочки…       —Мне 500 лет, и мудрости во мне куда больше, чем в тебе, очередной надменный учёный! Я не могу влиять на ход вещей реального мира, но мир снов — моя территория. И я хранитель порядка этого мира. Такой сон, как в котором сейчас находимся мы, не должен существовать. Как ты оправдаешься?        —Признаться, я совершенно упустил, что могу навлечь ваше внимание. Всё-таки вы считаетесь безмолвствующим Архонтом, но факт присутствия вас здесь свидетельствует о мощности сознания божества мудрости. Так вот, в чём дар Бога мудрости и снов — совершенное сознание? Эту силу даёт Сердце?        —Сколько высокомерия...даже не пытаешься оправдаться. Ты… — Буэр не успела договорить свою речь, как перед ней маску надел тот, кого она гневно отчитывала. — Ты не обычный учёный. — прошипела она. — Ты Предвестник Крио Архонта.        —Этот титул пугает само божество мудрости?        —Ни капли. У меня достаточно силы, чтобы просто закрыть тебе доступ в этот мир.        В качестве предупреждения, с этими словами Буэр в одно мгновение разбила иллюзорный мир, оставив только тень, в которой были она, Дотторе, и отмершая от оков Буэр Синьора, которая, очнувшись всё в тех же объятиях мужчины, не понимала, что происходит.        —Так не было раньше, — ужаснулась Буэр, увидев, что девушка осталась среди них. — Кто ты? — она резко схватила растерянную Синьору за руку, отчего между ними моментально прошёл разряд.        — Ай!       Синьора дёрнулась от резкой боли на месте прикосновения Буэр.        —Что произошло? — Дотторе ещё больше взволновался.        —Кисть…словно током пронзило.        Дотторе взял руку девушки, но ни следов, ни повторного разряда не проявилось.        Буэр с ужасом продолжала смотреть на Синьору, и уже отойдя дальше от неё.        —Ты не должна здесь существовать. Ты…порождение знаний запрета этого мира. «Обратно, ещё одна душа». — очень тихо произнесла последние слова Буэр. — Я не могу изгонять из этого мира души, но ты, наглый учёный, должен вернуться в свой мир. Если ещё раз ты сам создашь сон из энергии Акаши, то обещаю, что ты больше никогда не увидишь снов.        Синьора вздрогнула. И хоть неосознанно она прижалась к Дотторе сильнее, она понимала, что обязательно должна отпустить его сейчас.        —Даю вам немного времени, а после тебя, учёный, я выведу отсюда. — сказала Буэр и растворилась.        Дотторе, чтобы успокоить Синьору, наклонился к её ушку и с любовью произнёс:       —Клянусь луной и солнцем, я вернусь к тебе.        На её лице натянулась улыбка, за которой скрылась грусть новой разлуки.        —Только, пожалуйста, не будь опрометчив. Любой риск должен быть подкреплен планом. Не волнуйся за меня, будут ещё сны, и в это место снова вернутся иллюзии. Я буду ждать тебя.        На расставание, они крепко обнялись, и когда Синьора была прижата к Дотторе, она тихо сказала ему:       —Ты спросил меня «чувствую ли я что-то?». После прикосновение Буэр я поняла, что все это время ощущаю, словно на моих руках тугие браслеты.        —Я понял.        И хоть они оба не знали, что делать с этой информацией, она не была лишней.        Они попрощались. Синьора растворилась в руках Дотторе. Появилась Буэр.        —Идём.        И они пошли по видимому только Буэр коридору. Дотторе казалось, что это был лабиринт.        —Что вы почувствовали, прикоснувшись к девушке?        Но Архонт Мудрости ожидаемо промолчала, и только перед тем, как Дотторе пересечь ментальную границу миров, она сказала:       —Цветок, чтобы спасти свой вид, инстинктивно заботится о том, чтобы его семена всегда восходили в благоприятных условиях, и, даже если ему предстоит пройти долгий путь нескольких сансар, новый цветочек вернётся на место, где дали ему начало.       И Дотторе проснулся. Снова его одолевали смешанные чувства, но даже они не могли затмить счастья осознания того, что всё это время с ним рядом во снах была настоящая Синьора.        И хоть он всё уже решил для себя, на следующий день Дотторе снова уже сам направился к Металлии.        —Хочешь ещё информации? — сладко спросила Мудрец.        —Скорее уточнить одно предположение.        —Я слушаю.        — Академия, её Мудрецы, в первое столетие после отказа от Архонта, узнав о накапливаемой Акашей энергии, проводила с ней эксперимент по созданию искусственных осознанных снов. И несмотря на то, что эксперимент шёл успешно, вы же, Мудрецы, вынесли запрет на эту деятельность. — чем дальше вёл Дотторе, тем более становилась улыбка Металли, предвкушающей главного вопроса. — Причина, по которой вы запретили всем последующим поколениям практиковать создание искусственных снов, — это ментальное вмешательство вашего Архонта, верно? Вы нарушили запрет её дара, и она, как правитель мира снов, ограничила вас от него?        —Браво. — истерически засмеявшись, протянула Металлия. — Всё дословно верно. Ах, Кусалини...маленькая девочка со столь мощным сознанием, пленница своего народа, не может влиять на физический мир, но так вредно бережёт законы своего мира. Да...я участвовала в том эксперименте. В наших руках тогда оказалась действительно поразительная сила. Нам стал доступен весь тот мир, включая от личных снов, до великого сна Ирминсуля и знания мира... Но тогда почти сразу же нам путь преградила маленькая девочка в зелёных одеждах с белыми волосами и большим листочком от  дерева за ухом — Кусалини... Очень нехотя, нам пришлось принять её закон, ведь в том мире она король... Да и всегда поговаривали, что она через мир снов помогает своему народу. Ведь он никогда не отказывался от неё, только Академия, а мы, в свою очередь, никогда не хотели бунта. Все-таки революция — это не приятный момент для страны. И лично я не хотела бы повторения недавних событий Инадзумы. Ведь как показывает практика: в таких случаях всегда летят чьи-то головы…        —Понятно. — сухо ответил Дотторе и уже развернулся, чтобы уйти.        —Удачи. — на выходе прорычала Металлия, — Удачи переиграть Кусалини. Ты думаешь, нам Мудрецам не хотелось прикоснуться ко всем знаниям мира? Ты думаешь, нам не интересно узнать, что случилось на том пожаре в Каэнриа'х? Думаешь, по нашей доброй воле Академия с веками мало по малому свелась к «законам»? — до скрежета зуб выдавила последнее слово она. — Кусалини, даже будучи пленённой, обрубила нам все руки. Как ты думаешь, почему никто из Мудрецов не носит Акаши? Кусалини просто заблокировала его для нас. Мы не видим сны даже без него.        —Оно вам к лучшему. — снова бесстрастно ответил Дотторе и все-таки покинул кабинет, оставив воспалившуюся Металлию одну.       Теперь Дотторе понял всё ничтожное положение Академии. Понял Металлию, которая буквально потеряла контроль над собой, когда речь зашла о Кусалини, понял весь гнев её бессилия как охотника за информацией перед силой даже заточённой Кусалини.              Со слов Маталли Доктор сделал вывод: Академия не владеет Сердцем Бога. Дендро Гнозис в теле Буэр. Иначе бы Академия смогла снять с них блок от Акаши. Второй вытекающий из первого вывод: Дотторе обязательно нужен прототип Сердца Буэр. Запрет этого Бога не остановит его перед новой встречей с той, которую он потерял и снова нашёл. Буэр лишь оттянула время неизбежного. Дотторе твёрдо решил, что найдёт прототип дара Буэр, и если не в Ирминсуле, то он будет искать иной, уже существующий артефакт.        Он знал одну легенду, связанную с предыдущим Архонтом Мудрости — Руккодеватой. Написанная былинным языком, она гласит, что некогда в Сумеру правили два Бога: Руккодевата, в чей власти территория лесов Сумеру, и Алый Король, правящий пустыней. И Алый Король, желая попасть на суд Осириса, искал «дар», который поможет пересечь ему границу мира мёртвых и живых. Руккодевата, имея дар странствия по своему миру, поделилась им с Королём. И хоть этот Бог не смог с ним попасть на суд мёртвых, он обрёл сосуд, имеющий в себе силу «дара» Бога мудрости и снов. Сосуд, названный Жемчужина Алых Песков.        Артефакт, утраченный со смертью Алого Короля, века назад, в песках пустыни Сумеру, Дотторе решил, что найдёт его как альтернативу над «даром» Буэр, чтобы в следующий раз она не смогла ему помешать.        Так, перед тем как отправится в пустыню, Дотторе оставил Сказителя на Срезе и Академии, а Еву на Коломбину, хотя в обоих случаях было не ясно, кто на ком ещё остался…              В то же время в столицу Фонтейна прибыли Первый Предвестник и Крио Архонт.        Педролино, не скрывая статус Предвестника, был одет в свою форму. Царица же, тоже надев белый плащ Предвестника, накрыв голову капюшоном и беспросветно закрыв глаза такой же белой маской, пожелала скрыть прилюдную огласку появления Крио Архонта.        —Возьми меня за руку и веди нас к мосту. — приказала Царица.        —Почему ты закрыла свои глаза?        —Не хочу видеть свет.        Он так и не понял по-настоящему, какой именно свет она имела в виду.        —Почти безлюдный город. — по дороге сказал он.        —Фонтейн, как и Сумеру, имеет две стороны. Его столица — город технологий и искусства. В нём живут приезжие туристы и его механики и искусствоведы. Фокалорс же восседает в подводном, под куполом стекла, городе, возведённом когда-то ею. Ко входу к нему мы и идём. Мы близко. Пахнет тиной.       Когда они спустились в подводный город и шли по нему, Царица периодически издавала звуки отторжения.       —Тебе не приятен этот запах?        —Да. Так пахнет нежить.        Когда они пришли к резиденции, их остановила охрана:       —Госпожа Фокалорс сегодня не принимает. Подкиньте резиденцию.        —О, Педролино, сколько лет сколько зим. — на разбор казуса вышел и главный офицер стражи. — Наслышан о том, что произошло с вашими в Инадзуме. Сожалею. К несчастью, наша королева сегодня не принимает. Мне ей что-то передать? И что за дама рядом с тобой? В форме Предвестника, но я не встречал ещё такой среди вас.        Услышав рык Царицы, Первый Предвестник понял, что его королева отчего-то разозлилась. И виной тому даже совсем не этичный тон офицера.        —Нам нужна Фокалорс сейчас же. — спокойно возразил Педролино.        —Увы. Даже вас я не могу принять. И всё-таки как мне передать кто-приходил?        —Довольно…        Сняв маску, Царица медленно и раздражённо пошла вперёд, тихо, до мороза по коже, шепча:       —О, жалкий дух, что породнился с тьмой…       В тот момент, как Царица резко оказалась за спинами солдат, их всех скрутил ледяной озноб.        —Жестоко жизнь других отправлена тобой…       —Да что происходит?! — прокричал главный офицер, которого тоже в более лёгкой форме обнял озноб. Он смотрел на женщину в плаще и пытался поймать, чтобы загнать копьем к стене, но она, делая шаг, металась по углам и продолжала злостно шептать:       —Душа твоя полна грехов и смраду…  В тот момент все рядовые офицеры с диким, полным ужаса, криком упали на пол, и спустя ещё секунды от них осталась только пыль, одежда и копья.        Главный офицер в оцепенении ужаса и озноба немо смотрел, как женщина, одной силой слов уничтожившая всех его рядовых солдат, приближалась к нему. Один шаг и она от одного конца оказалась лицом к лицу с ним. Он не видел ничего кроме её лица, окрашенного злобой и ненавистью.       —Падёшь на веки ты в глубины...        Царица бредила довести последнего до конца, но ей помешали:       —Ох, Морана, за что ты с ними так? — раздался минорный голос, и из ни от куда появилась женщина в голубых одеяниях, склонившаяся над прахом тел и оставшейся только одеждой. — Они ведь только несли службу.        Царица, не договорив начатое, повернулась к безвинно смотревшей на неё хозяйке этого места.        —Значит для тебя, Фокалорс, иметь армию мертвецов и утопленников стало быть в порядке вещей?       —Ах, право...совершенно забыла, что ты такое на жалуешь. — Фокалорс привстала и подошла к гостье. — Забыла, за пятьсот-то лет твоего молчания.