В один очень солнечный день

Сезон выдался жарким. Не Хуайсан, который всё порывался улизнуть то на охоту, то на пляски с актерами-путешественниками, то послушать пленительное пение юношей и дев — ничего такого, в чем можно было бы уличить Цзинь Гуаньшаня, молодой господин Не до одури обожает любое тонкое и далёкое от Нечистой юдоли искусство, — теперь отсиживался в темных закоулках главной резиденции Цинхэ Не. А потом подвернулся шанс красиво и официально оказаться в местах, где солнце не печет голову, а любимый дагэ не гоняет на тренировочный полигон. Не Минцзюэ с опаской отнёсся к инициативе Хуайсана: тот вырвался возглавить делегацию в Юньмэн Цзян. Ничего неординарного в таких делегациях нет: люди из Цинхэ  должны подписать соглашение о поставках шкур и руды, люди из Юньмэн — соглашение о поставках лотосов и рыбы. Не Хуайсан слышал краем хитрого уха, что Лань Сичэнь как раз задержался в Пристани Лотоса, а первый нефрит Гусу Лань — лучшая компания для такого проныры,  как Не Хуайсан. Хуайсан умаслил брата сладкой чушью: дагэ, мне скоро ехать в Облачные глубины на обучение, дагэ, было не плохо, стань я хорошим товарищем юному господину Цзян, дагэ, ну отпусти, а. Дагэ отпустил. Хуайсан вида ради исправно отсидел на приветственном обеде, поулыбался как дурачок, запричитал,  что он в рыночных отношениях ничего не соображает, но сам-то, конечно, свиток-пакт прочёл ещё дома. И улепетал подальше от главной резиденции, к водам и лотосам Пристани, к теневому прудику неподалёку от площадок,  где юньмэнцы упражняются в точности стрельбы из лука. Хуайсан снял с себя кожаную обувь, закатал ткань штанов до колен. Опустил стопы в воду, пошевелил пальцами — чудесно, просто чудесно, это то, чего ему не хватало в родном гнездышке.  И совсем скоро дождался: ворота тренировочного полигона с шумом открылись, наружу высыпались ученики клана — в жарком пурпуре официальных одежд, с красными лицами от жары и нагрузки, с прилипшими к мокрым лбам волосами.  И среди них белое пятно, изящное, со снежной кожей, которую не тронул румянец, и тугой прической без единого торчащего волоска. Первый нефрит не перестаёт удивлять. — Молодой господин Цзян! Молодой господин Лань, доброго утречка! Они обменялись короткими вежливым приветствиями,  как и подобает наследникам прославленных кланов. Не Хуайсан подметил отсутствие знаменитого Вэй Усяня, побратима Цзян Ваньнина, но не стал спрашивать сходу. Молодой господин Не и молодой господин Лань расположились в беседке у лотосового пруда, а Цзян Чэн откланился переодеться в подобающие одежды, расчесаться, обещал скоро вернуться. Не Хуайсану симпатизировал такой контраст между наследниками двух именитых кланов: Цзян Чэн как гладь воды, спокойный в погожий день, но смертоносный в худой вечеи, Лань Сичэнь же как лёд, жжет, хоть и не пламя, и пленяет волшебной недосягаемостью. Цзян Ваньнин высокомерен, но не горделив,  следует традициям, но без рьяного усердия, в его движениях пустая свобода и уверенная сила; Лань Сичэнь строг к себе, манерен не по-девичьи, изящен и искусен, но его движения, стан, то, как он держится и ведёт, всё пронизано холодным спокойствием, почтением и гармонией с миром. Не Хуайсан вдруг почувствовал себя актером-шутником с огромной улыбкой на деревянной маске. Он никогда не был столь же утончен, как Лань Хуань, и так же уверен в себе, как Цзян Чэн. Внутреннее смятение пришлось глушить щебечущими речами и разговорами ни о чем. И, разумеется, подарками. Не Хуайсан не простак простаком, каким его видит Минцзюэ; в конце концов, Хуайсан тоже заинтересован в дружественных отношениях со всеми кланами и в долгом мире. В Гусу Лань чтили скромность и почтительность, а в Юньмэн Цзян — свободу и отвагу.  Хуайсан не рассчитывал на ответный подарок, его не ждали и к его появлению не готовились заранее, но он ожидал получить толику внимания при следующей встрече. Не Хуайсан ловко достал из кармана широкого рукава четыре коробки, на двух из них резьба облаков и гор, на оставшихся двух — рыбы и лотосы. Хуайсану показалось, конечно, ему показалось, но на несколько секунд лицо Цзян Чэна зарделось, как будто такой славный заклинатель с замечательным потенциалом, как Цзян Ваньнин, мог испытать смущение от подарка, акта учтивой вежливости. Молодой господин Не подарил Лань Сичэню и Цзян Ваньнину редкий чай из Нечистой Юдоли из собственных запасов,  а также заколки из нефрита цвета вычищенной кости: на заколке Цзян Чэна выгравированы ребешки карпов, обитающих только в водах Юньмэна, а на заколке Сичэня облака. Хуайсан слукавил: в его покоях дома лежит такая же заколка и такого же камня, но без вырезанных прикрас. Он мимоходом сообщил об этом Лань Хуаню и Цзян Чэну. Этакая шалость, заколки трех наследников выглядят парными, и это может породить слухи про куда более близкую связь, чем дружескую. Хуайсану нравится ставить людей в неловкое положение. И он, разумеется, понимает, что такой подарок наследники великих кланов носить не станут. И Цзян Чэн, и Лань Хуань озадачились. Первым отмер Ваньнин, он, к молчаливому удивлению Хуайсана, без колебаний и замедлений легким движением руки распустил волосы и тут же заколол новым украшением. Причёска растрепалась,  стала на порядок небрежнее, но Цзян Чэн, тем не менее, не волновался насчет этого. Он посмотрел в медовые глаза Хуайсана и, чеканя каждое слово, произнес: — Благодарю молодого господина Не за подарки. И в голосе, и во взгляде Цзян Ваньнина было нечто такое, что не понравилось Хуайсану и вызвало стаю мурашек по спине в ужасно тёплый день. Хуайсан почувствовал себя вертлявой рыбкой, попавшей в сети рыбака, или пауком,  угодившем в собственную паутину. «Что-то не так» — Молодой господин Не, поможете? Лань Сичэнь попросил его, Хуайсана, помочь правильно заколоть волосы украшением. Хуайсан не отказался, но руки вдруг стали ощущаться как два мешка, набитых сеном. Потому что ни Лань Хуань, ни Цзян Чэн не обязаны были надевать на себя подарок при Не Хуайсане, тем более такой двухмысленный. И благодарить со странными интонациями в голосе — по крайней мере со стороны Ваньнина — тоже. Ответную шалость Хуайсан получил вечером, после ужина в компании Цзян Фэнмяня, девы Цзян и Мадам Юй. Не Хуайсан, Лань Сичэнь и Цзян Ваньнин уединились в крыле наследника Пристани Лотоса; обстановка самая что ни есть неформальная, однако Сичэнь соблюдал все правила официальных трапез; Цзян Чэн разлил в две чаши юньмэневское вино. — Это вино с лепестками лотоса, — сказал он. — Пользуется популярностью среди наших учеников и жителей. Отведай, Хуайсан. Лиса попалась в ловушку. По правилам этикета, которые молодой господин Не не очень-то исполнял, чашу следовало испить досуха. Но это вино ядренее самой крепкой настойки в Нечистой Юдоли, сладковатое, но выпить без кашля под силу только уроженцам Юньмэна. Хуайсан побагровел до цвета свеклы с последним глотком,  и Ваньнин тут же наполнил чашу снова: — Вкусно,  правда?  — Правда, — врал Хуайсан. — Правда. А потом его развезло. Руки сделались тяжелыми,  тело тряпичным, как у куклы. Хуайсан провалился тяжело на подушки, всё вокруг стало интересным; волны любопытства гасил теплящийся комок в груди, от него хотелось смеяться, хихикать совсем не так, как подобает наследнику клана. Хуайсан сдерживался, чтобы не опозорить себя перед Первым Нефритом: совсем скоро его отправят на обучение в Облачные Глубины, негоже запоминаться Лань Хуаню с такой ещё более идиотской стороны, чем обычно показывает себя Хуайсан. Кроме того, молодой господин Не потерял контроль над своим телом и ситуацией. Дурные дела.  — Цзян Чэн, — голос Лань Сичэня как шелест листы, — ему хватит. — Вот только Хуайсан сам хочет, — голос Цзян Ваньнина ехидный. — Правда? Правда. Но хочет Хуайсан не вина-настойки, а винограда. И утиную ножку. А еще веер красивый, расписной, Хуайсан никогда такой росписи не видел, веер висит в раскрытом виде в главной  трапезной главы Цзян. И чтобы его побаловали чем-нибудь, ну, детское желание младшего ребёнка в семье: им всегда перепадает больше внимания, подарков и заботы, чем остальным. Но сказать всё это нормально Хуайсану не под силу. Хуайсан выговорил слова чётко, холодно и по-командирски: — Вино… град. Утка. Веер. Балуйте меня. И тут же провалился в алкогольную дрему. Просыпался, оставался «на поверхности», когда его переодевали ко сну в две руки — и обе пары рук явно не женские, бубнил что-то, но проспал сном немовлятка до самого утра. Днем никто не припоминал его быстрый и позорный "уход", а сам Хуайсан не тот человек, что будет стыдиться разочаровывающих глупостей. Он расстался с наследниками двух великих кланов на хорошей ноте, они даже не сменили свои заколки-подарки на привычные и не стали подшучивать над третьим товарищем. Только через десяток дней после возвращения домой, когда Хуайсан и думать забыл о лотосовом юньмэньском вине, ему прислали два подарка «в благодарность за хорошо проведённое время». В посылке с печатью Пристани Лотоса связка умерщвленных уток, две закупоренных бутыли вина — одно болезненно знакомое, второе нет, деревянный лоток кислого юньмэньского винограда и пустой веер без единого мазка художника. В посылке с печатью Облачных Глубин восемь книг известных писателей и поэтов современности, Хуайсан читал несколько, но их ортодоксальный стиль и околоблагородные темы ничего не имеет общего с вызывающим и броским искусством, к которому прикипел Хуайсан. Однако подарок Лань Хуаня Хуайсан оценил. Как и короткое, написанное не по правилам этикета письмо: «Исполняю ваше последнее желание, молодой господин Не. Балую литературой». Хуайсан расхохотался. Обучение в Гусу Лань обещает быть интересным.