Здравствуй, Дерек.
Доброго утра или любого времени суток, когда ты это читаешь.
Здравствуй,
Привет, Дерек.
Это Лита Леверетт(что ты, конечно, итак понял по отправителю, написанному на конверте).
Я не решалась написать тебе много лет, но сегодня случилось то, что и заставило меня сесть за это письмо. Наша дочь, Дерек, спросила, где ее отец. А я понятия не имела, что ей сказать.
Уехать из Бэйкон Хиллс было одновременно самым тяжелым и легким решением в моей жизни. Мне не хватало тебя все эти годы. Как и Бри сейчас — я вижу, что она нуждается в тебе, но не могу позволить ей встретить тебя, Дерек. Я не готова снова встретить тебя. Только не сейчас.
Я хочу, чтобы ты знал: я ни в чем тебя не виню.
Только после появления Бри я поняла, что на самом деле произошло. Она такая же как ты, Дерек — она оборотень. И, поверь, мне стоило больших усилий научиться справляться с ней. Если бы не Одри и не один старичок в книжной лавке, что по стечению обстоятельств оказался тем, кого называют друидами, я бы не смогла.
Она потрясающая девочка, Дерек — я не знаю, полюбил бы ты ее так сильно, как люблю ее я, но могу на это надеяться.
Я не буду указывать обратный адрес, потому что не уверена, что хочу, чтобы ты нас нашел.
Спасибо тебе за всё.
Я люблю тебя, Дерек.
Искренне, твоя Лита Леверетт.
3 марта, 2010 года
Лита, не перечитывая, свернула листок вдвое и засунула его в приготовленный конверт. Она вытащила из ящика стола несколько фотографий и повертела их в руках. На первой карточке Бри была совсем маленькой. В джинсовом комбинезоне она улыбалась, распахнув рот так широко, как только могла — и даже так шарик мороженого был на половину ее лица. На второй Лита держала дочь подмышкой, а та смеялась, ворочаясь. На третьей фотографии у Бри светились глаза. По большей части, они выглядели как две яркие вспышки и, только если приглядеться, можно было заметить янтарь ее радужек. Лита засунула каждую фотокарточку к листку внутри и подписала уголок конверта. Стало немного легче, когда письмо опустилось на дно почтового ящика.***
2014 г.
Лита выдыхает теплый воздух на ладони и засовывает их в карманы пальто — в Беркли значительно холоднее, чем в Бэйкон Хиллс. Несмотря на всего четырехчасовую поездку, сейчас их будто отделяет несколько климатических поясов. — Ты не говорила, что написала мне письмо, — Дерек наблюдает за ее профилем со стороны. Видит, как на правой щеке выступает ямочка, как при улыбке. А у уголка губы — сахарная пудра от только что съеденного вензеля. Лита пожимает плечами и запрокидывает голову к небу. Тут оно серое и стальное. В Калифорнии снега не бывает, но все выглядит так, точно снежинки вот-вот обрушатся им на плечи и упадут к ногам. — Я вспомнила об этом недавно, — она тихо хмыкает, — когда звонила Одри сообщить о нашем приезде. Теперь хмыкает Дерек — да так, что это тут же перерастает в улыбку, растягивающую губы. — Что ты ей сказала? — он делает глубокий вдох, наполняя легкие воздухом. — Когда уехала из старшей школы. — О, — выдает Лита. Она оборачивается к нему вполоборота, не сбавляя шаг — ее ладони все также в карманах пальто, а плоские подошвы кед стучат по тротуару. — Это было не так легко, как кажется. Мне нужна была такая сильная мотивация, чтобы она поверила в то, что я решила уехать за пару недель до выпускного, — наконец поясняет Лита. Кончик ее губы дрогает. — Она бы ни за что не повелась на то, что я разлюбила тебя или что захотела расстаться. Поэтому… Я сказала, что ты мне изменил. Сначала Дерек поджимает губы. Кивает и улыбается еще шире, оголяя ряд белых зубов. Он запускает ладонь в волосы и пропускает их сквозь пальцы, совсем как раньше. — Так понимаю, мне придется готовить объяснительную речь, чтобы не оказаться пущенным на котлеты. Лита смеется, прикрывая глаза, и легко толкает его локтем вбок. — Это точно. Потому что не у меня одной есть аконитовый кинжал, — она осекается и тут же исправляет. — Был. Кинжал. Литин тон меняется совсем немного: с приподнятого на ровный и слегка обеспокоенный. Это звучит не как грусть — скорее, смирение с новым ритмом жизни. Дерек знает, что это — мелочь по сравнению с тем, чем пришлось бы пожертвовать с ином случае. — К слову, мне тоже придется придумать неплохую такую объяснительную, — Лита смотрит на него через плечо. Ее рубашка не застегнута на две верхние пуговицы, и Дерек отчетливо видит то, что бросается в глаза сильнее всего: чистая кожа с сеточкой вен. Такая бледная и отливающая персиковым. Все шрамы затянулись в первые три часа после того, как Скотт наклонился к ее телу. Потянул на себя предплечье и вонзил клыки куда-то чуть выше уровня запястья. — О чем ты? Лита останавливается и вытягивает вперед ногу. Рисует стопой круг сначала в одну сторону, потом в другую. — Придется изрядно постараться, чтобы объяснить врачам это чудесное исцеление. — Предоставь это мне. Лита достает правую руку из кармана и вытягивает ее вперед. Дерек берет ее в свою. Сжимает в теплой и большой ладони и возобновляет движение по прямой. Они молча идут вдоль дороги: проезжая часть шире, чем в Бэйкон Хиллс, но все еще в несколько раз меньше чем самая узкая тропинка в Сан-Франциско. Людей по пути они практически не встречают. Пара девушек в красных беретах огибает их сбоку, а несколько детей смеются по другую сторону бульвара. — Твое письмо, — Дерек трет свободной ладонью лоб, его тон немного горчит. — Я никогда не получал его. Нашел в комнате Питера пару дней назад, среди остальных вещей по типу дневника Лоры и детской книжки Коры. От упоминания Питера кровь стынет в жилах — Лита дергает плечами, надеясь смахнуть эти мурашки, но смерть подобралась слишком близко, чтобы от нее можно было избавиться так просто. Она дышала с ней одним воздухом и делила секунды. — Не могу поверить, что он сентиментален, — она качает головой. Отшучивается. Ладонь Дерека непроизвольно сжимает ее, которая покрывается испариной. Когда они оказываются у резной сетки забора, Лита оборачивается к нему всем корпусом. Он легко тянет ее на себя. — Что с ним теперь будет? — она шепчет. Прижимается щекой к его груди и втягивает носом знакомый запах. Мята и мелисса — так пахнет дерекова зубная паста и гель для бритья. — За это не волнуйся, — он подается подбородком вперед, одной ладонью касается ее щеки и смахивает волосы за спину. После одной ночи в мотеле они снова пахнут липой и ромашкой. — Он в доме Эха; в том отделении, куда попасть могут только такие, как Дитон. Ему вводят что-то вроде разбавленного аконита, чтобы сделать его не таким опасным для общества, — Дерек аккуратно берет Литу за плечи и отстраняет на расстояние не больше ладони. — Всё закончилось. Серое небо совсем немного рассеивается, и один из солнечных лучей пробивается сквозь пелену. Лита кивает и щурится, вытягивая ладонь перед собой. — Что теперь будет, Дерек? — она поднимает голову выше. Рука сама ложится на резные перила. Это один из тех вопросов, ответ на который может либо порвать воздух на лоскуты, либо зашить все имеющиеся дыры. — Ты и я… Дерек протягивает вперед ладонь и касается литиной щеки: что странно, даже при этом освещении она не серая, а персиковая с розовинкой. Подушечкой большого пальца стирает сахарную пудру с уголка губы. Он был уверен, что ему близко другое: погоня, битвы и свистящие аконитовые пули. Спокойствие не находило его даже во сне, заставляя минимум трижды просыпаться в холодном поту с саднящим чувством вины и пустоты в левой части груди. Он не учел одного: это началось из-за Питера; того, что подлил сыворотку Руфусу и ошибся. Продолжилось из-за Кейт Арджент; той, что заживо сожгла его семью. И закончилось Скоттом; тем, что нуждался в его помощи. У него не было возможности испытать этого: еще чью-то зубную щетку в стаканчике на раковине, вторую подушку на постели и двойную порцию чая с гречишным медом. — Я люблю тебя, Лита, — он улыбается так искренне, что на какое-то мгновение ей кажется, что лучи пробиваются не сквозь тучи, а исходят из него самого. Сейчас это та самая улыбка, в которую она влюбилась в старшей школе. А эти самые зеленые глаза смотрят, как говорила Одри — они готовы обнимать. Дерек делает рывок вперед, секунда — и короткий поцелуй остается на губах. Лита прижимается своим лбом к его и шепчет что-то неразборчивое, едва шевеля губами. По одному тону Дерек понимает, что она говорит — то, что висит в воздухе и так и не принимает словесную форму. Они не вернут эти девять лет, не проживут их заново и не разделят те моменты с фотографий. Но они способны создать новые. За их спинами что-то хлопает: большие школьные двери распахиваются, и улица наполняется криками и возгласами. Толпа детей в одинаковой синей форме с белыми гольфами и молочного цвета воротничками рубашек рассыпается по школьному двору. Лита оборачивается и вздергивает правую ладонь вверх — кажется, что этого и не требуется, потому что девочка уже бежит в ее сторону. Две русые косички развеваются за ее спиной, а рюкзак подпрыгивает на плечах. — Мама! — Бри утыкается щекой в теплую ткань пальто, и Лита прижимает ее еще ближе к себе, крепко обнимая. — Ты вернулась! — Конечно, милая. Больше я тебя не оставлю, можешь мне поверить. Лита гладит дочь по волосам, туго стянутыми в две косы — единственное, что Одри умеет заплетать. Бри привстает на носочки, а потом отстраняется и поворачивает голову на Дерека. Щурит зеленые глаза и морщит вздернутый нос — приглядывается. — Бри, это Дерек, мой хороший друг, — Лита касается его локтя, — он хотел с тобой познакомиться. Бри кривит губы и с осторожностью косится на Литу. Одной рукой она сжимает ткань ее пальто в кулак, а второй накручивает хвостик косички на палец. — Зачем это? Лита открывает рот, чтобы что-то добавить, как вдруг Дерек приседает на корточки. Еще с детства Коры он помнит одну вещь, рассказанную Лорой: дети любят, когда с ними разговаривают, находясь глазами на одном уровне. — Потому что я кое-что умею, — вкрадчиво сообщает он, — то же, что и ты. Он прикрывает веки, а когда распахивает их снова, его радужки горят голубым. Лита улыбается в поднесенный ко рту кулак и закатывает глаза — он красуется, прямо как в старшей школе. Зато Бри охает и отпускает литино пальто — лёд трогается. Она несколько раз подпрыгивает на носках, бросает взгляд в литину сторону, прося разрешение. Та кивает, и тогда она закрывает глаза и демонстрирует их цвет: янтарный, как карамель. — Кроме меня раньше так никто не умел, — тянет Бри жалобно. — Ни тётя Одри, ни мама. Дерек поднимает взгляд наверх, его глаза смеются, и Лита качает головой на его немой вопрос. Ее губы шевелятся в таком же немом ответе — «что ж, это будет второй сюрприз». Тогда Дерек протягивает вперед кулак и разворачивает его ладонью вверх, точно протягивает конфету. Бри сомневается несколько секунд, а потом вкладывает свою руку в его. Он поднимается и распрямляет плечи, из-за длины девочкиного шага ему приходится идти очень медленно: четыре ее на один его. — Ты знаешь, что сказал один снеговик другому? Дерек качает головой. — Нет, расскажешь? Лита смотрит на их удаляющиеся спины и улыбается поджатыми губами. Их разделяет всего несколько метров и в пару длинных шагов она равняется с ними по другую сторону. Бри тут же хватает ее ладонь. — Здесь пахнет морковкой.