Once again there is pain I bring flames – I bring cold I'm the Blood Red Sandman coming home On this unholy night I will make you my own Blood Red Sandman Coming home again I am coming home again!
Тога гордо зовёт этот дом их загородной резиденцией. Сам Даби без лишней гордости именует его двухэтажным сараем. Небольшое, и впрямь обветшалое здание, спрятавшееся среди холмов в часе езды от города, служило им убежищем в редкие дни отдыха от злодейских дел вот уже второй год. Но Ястреба они привозят сюда впервые. Как и обычно, этого никто не планировал. Что-то ляпнул Твайс, где-то подхватила Тога, зачем-то поддержал Спиннер, отчего-то не стал сопротивляться Шигараки, и вот Второй герой Японии с лёгким сомнением оглядывает покосившиеся ставни и облупившуюся краску, попирая скрипучее крыльцо кроссовками из последней весенней коллекции, продав которые, наверняка можно отстроить этот дом заново. Даби хмыкает и легко толкает его в бок своей сумкой, отодвигая с дороги. Внутри темно, прохладно и пыльно. Когда он распахивает дверь, впуская солнечный свет и запах цветущей листвы, кто-то с шуршанием разбегается по углам. Потревоженные пауки спешно прячутся в паутину. За его спиной Тога объясняет Ястребу, какую из комнат он может себе выбрать, и Даби, не дослушав их, взбирается вверх по лестнице, ведя ладонью по широким деревянным перилам. Лестница отзывается добродушным скрипом, словно приветствуя его, и он улыбается. Пусть это и двухэтажный сарай, ему всё равно здесь нравится.* * *
Осваивается Ястреб быстро – шпион, что с него возьмёшь. Закидывает рюкзак в комнату, меняет геройскую униформу на джинсы и футболку, интересуется, что там с ужином, и, получив в ответ лаконичное «Что найдёшь», хватает пачку чипсов и пристраивается третьим к уже настроившим приставку Шигараки и Спиннеру. Даби лениво смотрит на них со своего дивана, думая, что эта дальновидная зараза не могла не воспользоваться случаем и не попытаться наладить отношения с единственными ещё не павшими жертвами его обаяния членами Лиги, но мысль эта мелькает и сразу исчезает, сменяясь уютной дрёмой. Даби правда любит это место, затерявшееся между двух шумных городов, так, что и не поверишь даже, что где-то там сияют вечные, неспящие огни. Тут – тишина и шелест листьев, стрёкот цикад за окном, ровный и умиротворяющий, и только здесь хочется перестать бежать, спешить и куда-то рваться, а просто поддаться течению. Даби вздыхает и зарывается лицом в диванную подушку. Хорошо. ...Просыпается он от чьего-то громкого возгласа. Недовольно приоткрывает глаза, изучает раскинувшийся перед ним полнейший мрак и понимающе зевает. Один из минусов – многочисленных, на самом деле, – местоположения этого дома – вечные перебои с электричеством. Он садится на диване, потирая глаза, и зажигает в ладони небольшой огненный шарик. Синие отблески выхватывают из темноты три лица: два – умеренно-разочарованных и одно – отчего-то испуганное. Ястреб нервно оглядывается на вспышку света, и в его расширенных глазах Даби успевает уловить натуральнейшую панику. Он недоумённо приподнимает брови и от щедрости души – так и быть – позволяет шарику разгореться сильнее, освещая почти всю комнату. Возможно, ему и показалось, но Ястреб определённо пододвигается спиной ближе к источнику света. Неужели его пернатое геройское величество боится темноты? Шигараки поднимается на ноги, отряхивая джинсы. За ним следует Спиннер. Ястреб продолжает сидеть, обхватив руками колени. – Может, подождём немного? – предлагает он. – Вдруг скоро дадут? – Свет? Здесь? – Спиннер мотает головой. – Если и дадут, то уже ближе к утру. – И снова вырубят в обед, – зевает Шигараки, кутаясь в плед. Спиннер философски пожимает плечами и тоже давит зевок. – Тут всё время так. – А генератор... – начинает Ястреб, но, встретившись сразу с тремя взглядами разной степени насмешливости, прикусывает губу и нехотя поднимается следом. Медлит, убирая на место свой джойстик, зачем-то поправляет на диване накидку и подушки и замирает, вцепившись руками в спинку. – А где у вас тут свечки? – спрашивает Ястреб, косясь на Даби – Спиннер и Шигараки уже давно скрылись на втором этаже. Даби перебрасывает огненный шарик с одной ладони на другую. – Не держим, – флегматично сообщает он. – Истинные злодеи не сторонятся темноты, – и, наклонившись так, чтобы пламя осветило его лицо снизу, отбросив тень, широко ухмыляется. Ястреб определённо вздрагивает. Любопытно. – А если серьёзно, – Даби подкидывает шарик в воздухе и тоже встаёт с дивана, – можешь поискать на кухне. Вроде где-то и были. В крайнем случае, постучись к Тоге, она обожает всякую ароматическую дрянь, у неё наверняка есть запасец. Ястреб хмуро кивает и хлопает себя по карманам – видимо, в поисках телефона. Достаёт, тыкает пальцем в экран раз, другой и ругается сквозь зубы. – Забыл зарядить? – с искренним участием интересуется Даби. – Да, – бурчит Ястреб и засовывает бесполезный телефон обратно в карман. Мнётся на месте, снова косится на Даби, будто порывается что-то сказать, даже поворачивается к нему и делает шаг, но, коротко дёрнув головой, лишь обходит по кривой линии диван и ныряет в мрак коридора, ведущего к кухне. Даби провожает его взглядом и, хмыкнув, гасит свой огонь. В его затухающем отблеске видно, что в крепко сжатую ладонь Ястреба быстро скользит перо.* * *
К себе в комнату Даби поднимается не сразу. На улице тихо и свежо, легко дует пахнущий свежей травой ветер, небо чернильно-синее, освещённое круглым пятном луны и россыпью звёзд – ярких, неправдоподобно крупных, таких никогда не увидишь в городе. Он долго стоит, глядя на звёзды, впитывая в себя их неровный, мерцающий свет, тревожа застарелые воспоминания, а потом, вздохнув, возвращается. Дом он знает, как свои пять пальцев, темноты, в отличие от кое-кого, не боится, поэтому даже не использует пламя. Нашарив ручку, он толкает дверь, привычно придерживая ногой, чтобы та ударилась о стену, кидает в сторону смутно виднеющегося во мраке стула футболку, расстёгивает ремень и замирает, услышав шорох. И это не мыши – слишком шумно для мышей. Ну, или они разожрались до средних размеров собаки, пока они всей Лигой прохлаждались в городе эти месяцы – в темноте определённо пошевелилось что-то вполне себе крупное. Снова пошевелилось. Дёрнулось. Задышало. ...Хихикнуло? С пальцев срываются синие искры. В ладони вновь вспыхивает огненный шар. Глазам Даби, кутаясь в тонкое одеяло и нервно улыбаясь, предстаёт забравшийся в его кровать Ястреб. – М-м... Может, переспим? – неуверенно предлагает он и подтягивает одеяло повыше.* * *
Догадаться, что тут происходит, несложно. Даби окидывает вжавшегося в подушку Ястреба внимательным взглядом, поправляет сползшие без ремня джинсы и спрашивает: – Я так полагаю, свечей не нашлось даже у Тоги. – Не нашлось, – со вздохом подтверждает Ястреб. – И ты пришёл к единственному лучу света в этом царстве мрака. Золотые глаза останавливаются на огненном шаре у него в ладони. Даби щурится и сжимает пальцы, уменьшая шар до размеров спичечной головки. Ястреб дёргается и вскидывает руку, словно пытаясь его остановить. Даби цокает языком и устраивается на краю кровати. – Герой, который боится темноты, – упомянутый герой сопит, но ничего не отрицает. – Было бы смешно, не будь так странно. Как ты вообще патрулируешь по ночам? В переулках? На заброшенных складах или куда ещё тебя забрасывает по долгу службы? Мы ведь не любители прятаться на свету. – В городе не бывает полной темноты, – наконец отзывается Ястреб и садится ровнее. Разглаживает ладонями одеяло. – И тишины. Только кажется, что темно, на самом деле где-то там всё равно горят огни и проезжают машины. Даби понимающе кивает. – А тут темно и тихо. Ястреб смотрит в сторону окна. За стеклом, отражающем отблески огня, клубится мрак, лишь слегка посеребрённый луной. И даже стрёкот цикад как будто подумолк. – Я не боюсь темноты, – негромко говорит он. – Я боюсь того, – Ястреб мнётся, смотрит на Даби из-под чёлки и наконец скороговоркой выпаливает: – Я боюсь того, кто может прийти из темноты. Даже в неровном свете пламени видно, как мучительно краснеют его щёки. Ястреб сжимает зубы, вздувая на скулах желваки, и упрямо выпячивает подбородок – ну же, смейся. Даби не смеётся, хотя то, что он услышал, и звучит совсем по-детски. Он задумчиво наклоняет голову к плечу, окидывает Ястреба взглядом и произносит, кивая на тень на стене, которую отбрасывают его крылья: – Я не боялся темноты, даже когда мне было четыре. Я всегда знал, что сожгу и темноту, и всё, что в ней, а если нет, я всегда мог побежать к о... – он резко осекается, кусая себя за нижнюю губу. Реагируя на его настроение, огненный шар вспыхивает сильнее, обдавая пульсирующим жаром всю комнату. – Неважно. Ястреб, подобравшийся на тех самых его словах, будь оно неладно, щурит глаза, но уточнять ничего не лезет. Умная птичка, несмотря на тараканов в голове. А он слишком памятливый идиот. – Это я к чему, – Даби проводит ладонью по лицу, стирая все лишние мысли. Пламя медленно утихает, сворачиваясь обратно в маленький шар. – Тебе не четыре и даже не четырнадцать. С причудой ты управляешься более чем хорошо. Разве тебе не должно быть всё равно? Кто бы ни пришёл? Ястреб медлит и качает головой. – Почему? – Потому что тому, кто придёт, всё равно на мои крылья. За окном слышится приглушённый хруст – словно подломилась под чьей-то ногой сухая ветка. Даби просто машинально смотрит туда, откуда донёсся звук, Ястреб же поворачивается всем телом, прижимая одеяло к груди. Крылья моментально ощетиниваются перьями. Глаза беспорядочно мечутся по узкому прямоугольнику окна. Бешеный стук его сердца, кажется, можно уловить, даже не прислушиваясь. – Эй, – Даби протягивает свободную руку и берёт Ястреба за запястье. Пульс под пальцами скачет с такой скоростью, что словно превращается в одну сплошную линию – туктуктуктук. – Эй. Успокойся, слышишь? Тут полно всякого мелкого зверья: барсуки, еноты, ежи, – и все начинают колобродить ночью. Ночные же животные, что с них взять. Не бойся. Тук-тук. Тук-тук. Тук. Тук. Ястреб медленно моргает, и страх тает в его глазах. Крылья расслабляются, обмякая у него за плечами, но руку он не отнимает. – Я, наверное, выгляжу психом, – тихо произносит он. – Есть такое, – не спорит Даби. – Но не мне судить. Ястреб даже не улыбается. – Я столько лет жду, что он придёт. Вглядываюсь, прислушиваюсь и жду, – он косится на Даби и осторожно берётся за его ладонь, сплетая пальцы. – Иногда мне кажется, что я не могу дождаться. Иногда – что я умру на месте, если вдруг однажды всё-таки дождусь. – Кого? – так же тихо спрашивает Даби. Ястреб сжимает его пальцы. – Того, кто уже ко мне приходил.* * *
– Мне было лет десять. Или одиннадцать, я не помню. Мы... нас было несколько, кого тренировали. Основная база была в городе, но на лето мы всегда уезжали – в летний лагерь или что-то вроде того. Забор в три метра высотой, охрана по всему периметру, летняя школа, тренировочные зоны для любого типа причуд и домики для отдыха. Два этажа, на первом – кухня и душевые, на втором – спальня, рассчитанная на четверых. Толком отдохнуть никогда не получалось, поэтому мы спали обычно без задних ног, отрубались, едва дойдя до кровати. Но в ту ночь я не мог никак заснуть, – Ястреб касается пальцем виска. – Я всё учился управлять перьями и уставал иногда даже больше, чем остальные. Знаешь это чувство – когда тело хочет, отчаянно хочет спать, а перенапрягшийся мозг словно гудит, не давая уснуть? Я весь извертелся, накрывался, раскрывался, прятал голову под подушку, считал овец и в конце концов сдался и просто лежал, глядя в окно. Оно было на противоположной стене, метрах, наверное, в пяти, прямо напротив, и в него светила луна, отбрасывая на пол длинную тень подоконника. Я всё смотрел, смотрел, смотрел, а потом... – голос Ястреба вздрагивает. – А потом мимо окна кто-то прошёл. Он берётся за ладонь Даби второй рукой. – Это был второй этаж. Окно было метрах в трёх над землёй. А тот, кто прошёл мимо, был даже выше окна, я видел его только до плеч, головы уже видно не было. Он прошёл... медленно, – Ястреб прерывисто выдыхает, – не торопясь. Я подумал, что заснул, ведь территория строжайше охранялась, даже зайцы из ближайшего леса проходили на границе фейсконтроль, ущипнул себя побольнее, но не проснулся – я по-прежнему его видел. Он прошёл мимо окна, и я перевёл взгляд на соседнее окно, ожидая увидеть его уже там, но он не появился. Тогда я снова посмотрел в своё окно. И увидел, как его силуэт возвращается. Даби готов поклясться, что в его голосе звучат слёзы – те же, что предательски блестят, отражая пламя, в его глазах. – Он именно возвращался, понимаешь? Он шёл спиной назад, снова медленно вырастая из-за края окна, и я вдруг понял, что сейчас он вернётся, нагнётся, заглянет в окно своими глазами, я увижу его лицо и сойду с ума. Я зажмурился, что было сил, уткнулся в подушку и заставил себя дышать медленно и ровно, как будто я сплю. На секунду я подумал, что это, наверное, лишнее, он же не услышит это через закрытое окно, и даже расслабился немного, а затем... затем я вдруг почувствовал, как надо мной кто-то наклонился. Все краски на лице Ястреба кажутся выцветшими. Он словно вновь находится там – в той маленькой спальне на четверых. – Я его чувствовал, понимаешь? Чужое тело прямо над моим. Чувствовал, как он изогнулся над кроватью – страшно, совсем не по-человечески. Чувствовал его дыхание, пахнущее пылью, горячее и сухое. Оно касалось моего лица, настолько близко он был. Но я не слышал... я не слышал его сердца. Это было так страшно!.. – голос Ястреба на последнем слове слегка взлетает вверх. – Мои перья слышали сердцебиение каждого, с кем я делил комнату – ровное, спящее сердцебиение. И моё собственное они тоже слышали – торопливое и испуганное, сводящее на нет все мои попытки притвориться дыханием. Четыре сердца. А в комнате – и это перья чувствовали тоже – нас было пятеро. Этот пятый стоял надо мной, дышал мне в лицо, заглядывал мне в глаза – его взгляд ощущался прямо сквозь веки, – и у него не билось сердце. Я слышал только лёгкий мерный шелест, похожий на сыплющийся песок. До сих пор ненавижу этот звук. Ястреб замолкает. И всё же быстрым, неловким движением запястья вытирает глаза. – Я так и лежал, каждую секунду ожидая, что меня сейчас схватят и сожрут. Или что я не выдержу, открою глаза и встречусь с ним взглядом – это пугало меня даже больше. Я жмурился так сильно, что под веками начало резать, и повторял про себя на повторе «Я сплю, я сплю, я сплю». В какой момент я действительно заснул, я так и не понял, меня разбудили соседи по комнате – растолкали, а я заорал, подскочил на кровати и атаковал их перьями, повезло, что никого не ранил. Глаза у меня ужасно болели, было такое ощущение, что в них насыпали того самого песка, я даже раскрыл их с трудом. К вечеру боль поутихла, хотя пришлось сходить в больничный отсек, а вот страха меньше не стало, как раз наоборот – чем больше темнело, тем сильнее меня трясло. Тогда я плюнул и оставил зажжённым ночник, отоврался ребятам, что так легче больным глазам. И заснул, – Ястреб дёргает плечом. – Сам не ожидал. Вначале лежал, всматривался, но ночник светил прямо в окна, слепил стёкла, и разглядеть было ничего нельзя – кто бы ни прошёл там мимо. Даби хмыкает. – Не зря говорят, что в незнании счастье. Ястреб смотрит на него с хмурым вызовом. – Можешь смеяться, но да. Всё по заветам нежного детства – ночник отгонял чудовищ, точнее, одно конкретное чудовище всё то время, что мы были в том лагере. Если бы можно было, я и с игрушкой бы спал, но я оставил её в го... – он поджимает губы и мотает головой, словно отгоняя едва не сорвавшиеся с языка слова. Даби щурится насмешливо, и Ястреб бросает ему: – Неважно. – Тушé, – Даби не чувствует себя смутившимся даже ни на грамм. – А в городе, если я правильно понял то, что ты говорил раньше, не было нужды и в ночнике? Ястреб кивает. – Зажигать его там я бы и не рискнул. Меня могли засечь и чисто в целях самодисциплины отправить спать в одиночку куда-нибудь в близлежащий лес. В свою комнату я шёл на подкашивающихся ногах, от окон шарахался, даже попросил поменяться со мной кроватями, но ночью, глядя в темноту окна и силясь разглядеть его тень, я вдруг понял, что он не вернётся, – Ястреб обводит комнату рукой. – Потому что темноты не было. Светили фонари на дорожках, сияли огнями высотки, шумела вдалеке трасса. На небе не было звёзд, лишь едва пробивалась луна, но оно не было ночным – и его подсвечивал собой город. Я... я не знаю, почему я так подумал, – он пожимает плечами, – но отчего-то я точно знал – он, кем бы он ни был, пришёл из темноты, из настоящей темноты. Здесь её не было. Значит, и его не будет. Даби смотрит на огненный шар в своей ладони. – И так всю жизнь? – задумчиво произносит он. – Почти, – Ястреб тоже смотрит на его пламя. – В городе я не боялся, хотя, наверное, квартиру на самом последнем этаже выбирал с неосознанной оглядкой – повыше от земли. А когда приходилось выезжать куда-то за пределы, всегда брал с собой тот же ночник, только уже работающий от батареек, а не от сети – мало ли что. Даби снова хмыкает. – А в этот раз? Ястреб молча нахохливается, втягивая голову в плечи. Потом, словно нехотя, добавляет: – Я не брал его с собой всего два раза. Первый – лет, наверное, десять спустя, потому что мне уже было неловко. Что за повёрнутость на детском страхе? И даже когда накрылся генератор, и в доме вырубило свет, не поддался панике. Телефон работал, свечи были. А потом зарядка села, почти все свечи мы сожгли, дурачась далеко за полночь в гостиной, я утащил с собой две штуки, но и они как-то быстро догорели. Всё уговаривал себя лечь, до утра оставалось совсем немного же, а я всё стоял у окна и всматривался, всматривался. Досмотрелся, – Ястреб тревожно оглядывается на окно и подползает чуть ближе к Даби. – На улице темно было, хоть глаз выколи, даже луна не светила, но я всё равно увидел – точнее, услышал вначале. Ветка хрустнула, одна, другая. Что-то будто сгустилось с той стороны стены. А следом, – Ястреб сглатывает, – послышался этот проклятый шорох. Словно сыпался песок. Мне ведь не десять было, и не одиннадцать, а двадцать один. Пятый герой Японии на тот момент. А больше всего на свете хотелось заорать и кинуться под кровать – остановила только мысль о том, как он заходит в комнату и за ногу вытаскивает меня оттуда, а так я бы точно кинулся. И я стоял, таращился в стекло, вскинув все свои перья, и думал, что они вообще могут сделать тому, у кого не бьётся сердце и не течёт кровь. И что тот, у кого не бьётся сердце и не течёт кровь, может сделать со мной. А потом... Потом из-за края окна начала ползти тень. Ещё темнее, чем вся та темнота вокруг. Я даже заорать не смог, голос сел моментально. Из последней надежды метнул перо к выключателю, и внезапно вспыхнул свет. Я там у окна и упал, прямо на пол, лежал, таращился в потолок и сияющую люстру, и слушал, как затихает шелест этого песка и расползается сгустившаяся тьма. Так до утра и не выключил. Через неделю мой стилист нашёл у меня в волосах аж два седых волоса, и я до сих пор уверен, что они появились именно в ту ночь, а вовсе не из-за ненормального графика, как он утверждал. А второй раз, – Ястреб вздыхает и машет рукой. – Вы так внезапно меня сорвали в эту вашу загородную резиденцию, что я толком рюкзак и не собрал. Был уверен, что всё же кинул, не стал проверять, и вот, – он кивает подбородком на руку Даби. – И вот, – резюмирует Даби. – Птичка, я всё понимаю, десять лет, богатое воображение, детская травма, но неужели у тебя даже мысли не возникло, что это мог быть обыкновеннейший злодей? Трёхметровым ростом в наше время никого не удивишь. Ястреб скептически поджимает губы. – Видишь ли, и у обыкновеннейшего, и у необыкновеннейшего злодея, какого не возьми, так или иначе есть сердце – пусть даже банально для того, чтобы равнодушно стучать в груди. Даже у ному что-то там трепыхается. Бессердечных полно, – тихо произносит он, – но именно без-сердечных я пока не встречал. Даби невольно прижимает ладонь к собственной грудной клетке. Его сердце мягко толкается в ответ. А секунду спустя его руку снова накрывают чужие пальцы. Ястреб заглядывает ему в глаза с абсолютной серьёзностью, и в золотой радужке, отливающей в свете пламени странным стальным оттенком, вновь медленно проступает страх. – Пожалуйста, не прогоняй. Честное слово, я готов лечь здесь на коврике. Я не знаю, кто это, может, это и впрямь моя галлюцинация, но если она, он, оно, что бы то ни было, придёт в третий раз, то я попросту сойду с ума. Его пальцы слегка сжимают его ладонь – одновременно с ударом сердца. Даби высвобождает руку и со вздохом трёт переносицу. – Это он, птичка. Не она и не оно. Хотя насчёт последнего не уверен, – он смотрит на озадаченное лицо Ястреба. – Неужели ты не знаешь фольклор? Сам же столько раз повторил уже это слово. К тебе приходил Песочный человек. Ястреб недоверчиво фыркает. – Песочный человек? Не издевайся. Во-первых, его не существует... – Ага, а твоя тень внезапно реальная. – ...а во-вторых, он ничуть не похож на мою... тень. Эта сгорбленная дрянь ни разу не смешной человечек в ночной рубашке и колпаке. Даби смеётся и снисходительно щёлкает Ястреба по носу. Тот ойкает и недовольно морщится. – Герои воспитываются только на добрых детских сказках? «Он злой человек, который приходит к детям, когда они не хотят ложиться спать, и бросает им в глаза целые пригоршни песка, так что глаза заливаются кровью и вываливаются, а он складывает их в мешок и уносит на луну, чтобы кормить своих детей; а те сидят там в гнезде, и у них такие острые клювы, как у сов, чтобы клевать ими глаза непослушных детей», – он косится на странно замершего Ястреба и поясняет: – Это Гофман. Сборник «Ночные истории». Вас в этой вашей школе совсем ничему не учили? Ястреб с длинным присвистом втягивает в себя воздух. – Во-первых, какого хрена ты цитируешь Гофмана, – срывающимся голосом произносит он и без всяких церемоний намертво вцепляется в Даби обеими руками. – А во-вторых, какого хрена я цитирую Гофмана на ночь глядя? – хихикает Даби, когда Ястреб подныривает под его руку и прижимается к боку. – Сам виноват, – немного невнятно бормочет Ястреб. – Даже на коврик теперь не лягу, буду спать с тобой в обнимку, – он шумно выдыхает ему куда-то в подмышку и затихает, словно спрятавшись. – Знаешь, Фрейд, рассуждая об этом сборнике, считал, что за описанным там страхом ослепнуть скрывается страх кастрации. – У Фрейда всё сводится к неудовлетворённости, это не новость. – О, так всё же чему-то учили. Похвально. Даби кладёт ладонь на его растрёпанную макушку. Ястреб вздыхает и жмётся к нему сильнее. Маленькая испуганная птичка. Пригревшаяся птичка. Доверчивая птичка. Даби усмехается. – Думаю, в коврике нет нужды, – Ястреб вскидывает голову, и его глаза блестят в полумраке. – До утра не так и много времени, а нам нужно провести его с пользой, – пальцы Даби скользят по тёплой щеке и обхватывают подбородок. Бледное лицо Ястреба начинает медленно розоветь обратно. – Предлагаю заняться чем-нибудь таким, чтобы никто и не подумал даже сунуться – ни в дверь, ни в окно, – он наклоняется к его уху. – Чем-нибудь достаточно шумным. И увлекающим. Что ты там бормотал, когда я зашёл? – Может, переспим? – шёпотом повторяет Ястреб. Даби нарочито разочарованно цокает языком, поглаживая его под подбородком кончиками пальцев. Ястреб вздыхает прерывисто и прикрывает глаза. – Нет, не то. Спать нам никак нельзя. Ещё идеи будут? Секунда. Ещё одна. Ещё. Тёплые руки медленно скользят вверх по его груди, крепко сцепляясь за шеей, и Даби улыбается. – Тогда давай не заснём вовсе, – выдыхает Ястреб ему в губы и падает в кровать, утягивая его за собой. Синий огонёк коротко вспыхивает в темноте и гаснет.* * *
– Думаю, дело было как раз в том, что ты его ждал. Когда у тебя в руках уютным клубочком свернулся сонный, тёплый, тобой же разморённый Ястреб, меньше всего на свете хочется рассуждать, но Даби чувствует некоторую ответственность, хотя это и глупо – если уж кто кем и воспользовался, то, безусловно, это бесстыжее создание, невинно сопящее сейчас ему в шею и делающее вид, будто это кто-то другой требовал «Ещё!» спустя четыре оргазма и раздвигал ноги. Рассвело, между прочим, часа четыре назад, а, кхм, закончили они только сейчас. Впрочем, Даби не в претензии. – Думаешь? – Ястреб зевает и перебрасывает ногу ему через бедро. Даби рисует кончиками пальцев узоры на его вспотевшей спине. – Сам посуди. Ты вспоминал о нём каждую ночь, когда гас свет. Ты стоял у окна и ждал его. Ты сам говорил, что иногда тебе кажется, что ты не можешь его дождаться. Он мог это чувствовать – и приходить на твой зов. – Звучит жутковато, – замечает Ястреб, помолчав. – Но логично. Ведь страхи в большинстве своём мы создаём себе сами. Взращиваем их, подкармливаем, – он медлит. – И зовём, да. – Первый раз он пришёл, потому что ты не спал – и не просто не спал, а не мог заснуть. Может, если бы ты его не заметил тогда, он просто бросил бы тебе в глаза пригоршню песка, и ты уснул бы, а утром мучился от боли и рези в глазах – как мучаются все, кто поздно ложится и рано встаёт, – Ястреб приоткрывает удивлённо рот. – Но ты его заметил, и, – Даби пожимает плечами, – не знаю. Привязал его к себе? Сдаётся мне, несчастное существо страдало от тебя не меньше. Ястреб фыркает. – Тоже мне страдало. Даби тыкает его пальцем в бок. – Конечно, страдало. Десять лет кряду бродить вокруг впечатлительного мальчишки, который никак не даёт приблизиться к себе и усыпить наконец так, чтобы из памяти стёрлось всё, связанное с той ночью. Ястреб мстительно тыкает его в ответ, но, не сдержавшись, хихикает. – Звучишь так, словно он тебе лично жаловался, – смеётся он. – Когда только умудрился? Даби лениво кивает в сторону окна. – Да ровно перед рассветом. Пока ты валялся тут в прострации в перерывах между, я сходил умыться. И как раз успел поговорить по душам, он вот-вот готов был свалить – свет он не любит, это ты верно заметил. Ястреб хихикает снова, только уже как-то неуверенно. Смотрит на серьёзного, расслабленного Даби – и замолкает, медленно приподнимаясь на локте. Даби честно выдерживает паузу, но расползающиеся в стороны уголки губ удержать не в силах. Ястреб замечает его улыбку и облегчённо выдыхает, падая обратно. – Напугал, – ворчит он и трётся о Даби носом. – А если серьёзно? – О, я абсолютно серьёзен, – уверяет его Даби. – Он был сердит, но согласился тебя простить в обмен на обещание, что ты больше его никогда не позовёшь. И я его ему дал, – он обхватывает Ястреба за пояс и подтягивает ближе к себе, заглядывая в глаза. Отводит с глаз упавшую чёлку, задерживая ладонь на щеке. – Пообещал, что с этой ночи у тебя новая одержимость. И что, томно глядя ночами в темнеющую даль, ты теперь будешь думать о ком-то совсем другом. Будешь же, птичка? – Буду, – обещает Ястреб и наклоняется к его губам.* * *
...Убедившись, что Ястреб и остальные плотно оккупировали диван за просмотром какого-то телешоу и подъеданием остатков чипсов, Даби выходит на улицу и плотно закрывает за собой дверь. Огибает дом по правой стороне, держась заросшей травой тропинки, и останавливается на границе с лесом. Корни деревьев буйно проросли невысоким густым кустарником. Даби, щурясь, рассматривает его и, запустив в него руку, вытаскивает из зелёной глубины что-то, похожее на осколок почерневшего, запёкшегося стекла. Тихий, звенящий от испуга голос – никогда он раньше не слышал, чтобы Ястреб говорил вот так – послушно всплывает в памяти. «И я стоял, таращился в стекло, вскинув все свои перья, и думал, что они вообще могут сделать тому, у кого не бьётся сердце и не течёт кровь». – Перья, может, и ничего, – задумчиво говорит Даби, вертя осколок в пальцах. – А вот огонь превращает песок, даже самый живучий и подвижный, в неподвижное и очень хрупкое стекло. Он роняет осколок на землю и со всей силы наступает на него. Приглушённый хруст похож на сдавленный, тоскливый стон. Даби делает шаг назад и брезгливо подцепляет носком сапога оставшееся мелкое мёртвое крошево. – Он – мой, – тихо говорит Даби, вглядываясь в лесную чащу – туда, где, спрятанный густыми переплетёнными кронами, царит вечный влажный мрак. – Теперь и навсегда. И если сунешься к нему снова, так просто не отделаешься. Что-то шевелится там, в глубине. Может, ветер. Может, нет. Даби зажигает в ладони пламя, и протянувшиеся к границе света тени трусливо прячутся обратно вглубь. Листва шуршит со звуком сыплющегося песка. Даби видит во мраке два вдруг вспыхнувших круглых жёлтых глаза, смотрящих на него с бессильной ненавистью, но стоит моргнуть – и оказывается, что это всего лишь два пожелтевших раньше времени листка дрожат на ветке дерева. Усмешка искривляет обожжённые губы. – Я – не он. Я тебя не боюсь. И он больше не будет тебя бояться. Бояться он должен меня – больше, чем кого-либо. Так что не вздумай даже дёргаться. Или я снова загоню тебя в лес и сожгу вместе с ним до основания. Его голос садится до угрожающего хрипа. В ответ не колышется даже травинка. Два пожелтевших листка вздрагивают в последний раз – и падают на землю. Даби довольно кивает. – Он – мой, – повторяет он ещё раз и, повернувшись, возвращается к дому. В лесу царит тишина.