I wanna hug you hardcore Wanna rock you sore Ramming up the exit door I wanna hug you hardcore Stretch your room into a hall 'Til it’s me who’s getting bored
Парень в парке танцует так, что голуби, засмотревшись, врезаются в фонарные столбы и с курлыканьем падают на землю. И не только голуби – Тойя тоже не раз налетал то на скамейку, то на мусорную урну, то просто спотыкался на пустом месте, потому что, господи, он двигается так, словно гравитации для него не существует. Тойе двадцать пять. Он работает журналистом в довольно популярном журнале (и на полставки – фотографом, потому что фотографировать ему нравится гораздо больше, чем писать статьи), подрабатывает по вечерам в баре и почти четыре года не общается со своей семьёй. Счастлив ли он? Вполне. По крайней мере, жизнь его устраивала, до того самого дня, как он, польстившись на хорошую погоду, решил пообедать не в офисном кафе, а перехватить сэндвич в парке напротив. И наткнулся на него. Парня, танцующего в самом центре площадки. ...и словно невидимый крючок подцепил сердце. Он там всегда в одно и то же время и на одном и том же месте. Даже одежда почти одинаковая – удобные кроссовки, футболка, свободные джинсы. Разнились только танцы. За те восемь дней, что приходил Тойя, они ещё не повторились. Тойя не знает, почему он танцует тут, в публичном месте. Хочет поправить финансовое положение? Но на нищего не похож, у ног не стоит картонка для сбора денег, и, хэй, музыка льётся из новенького серебристого айпода, так что этот мысленный ряд можно смело считать несостоятельным. Практикуется в танцах? Хвастается умением? Пытается произвести на кого-то впечатление? Проспорил друзьям? Да господи, какая разница. Главное, чтобы он не переставал танцевать.* * *
Парень, кажется, уже начинает его узнавать – возможно, Тойя тешит себя иллюзиями, но каждый раз, садясь на подлокотник привычной скамейки сбоку площадки, он ловит на себе короткий взгляд, а потом – такой же короткий кивок. В последнее время за кивком следует улыбка, и Тойя совершенно без понятия, отчего она вызывает у него немедленное размягчение всех мышц, начиная от конечностей и заканчивая лицом – иначе как объяснить дрожь в коленках и расплывающуюся улыбку в ответ? Он периодически подумывает – да ладно, будем честными, он думает об этом постоянно, – что не мешало бы познакомиться с ним по-настоящему, преследуя исключительно цель поблагодарить за потрясающие танцы, только вот после представления парня немедленно окружает толпа, кажется, хорошо знакомых ему людей – они тормошат его, галдят что-то безусловно восторженное, и Тойя как-то не хочется им мешать, ну. Тем более ему надо спешить на работу – танец занимает без чуть-чуть весь обеденный перерыв, и... Так себе отмазка, конечно. «Будь честен хотя бы сам с собой – ты запал на уличного танцора и трусишь познакомиться с ним поближе». Он даже мысленно не отрицает того факта, что и впрямь запал на уличного танцора, но старается просто не думать об этом.* * *
Когда Тойя приходит в парк в четверг, там царит тишина. Ни музыки, ни шумной толпы, ни танца. Ни танцора. Он ждёт весь перерыв на скамейке, вяло жуя внезапно ставший совершенно безвкусным сэндвич, и надеется, чёрт возьми, на чудо, что вот-вот в парке покажется невысокая фигура со встрёпанными волосами, что парень подойдёт к площадке и, достав из рюкзака планшет, начнёт выбирать музыку для нового танца. Чуда не происходит. Он задерживается ещё на час, опаздывая на работу и рискуя получить выговор. Чуда нет по-прежнему. Он расспрашивает окружающих – молодых мам, следящих за детьми на площадке, парня с этюдником, рисующего уже не один час, ответ один. «Никто сегодня не танцевал в парке». В двадцать пять лет пора осознать, что чудес не бывает. И, в принципе, это логично – парень танцевал двенадцать дней подряд, даже в выходные, он устал, ему надоело, или, может, он и вправду проспорил кому-нибудь, а срок наконец вышел. Двенадцать дней – очень долгий срок. «Но недостаточно долгий, чтобы послать к чёрту метания и узнать его имя и телефон». Внутренний голос говорит голосом младшей сестры, а злиться на неё не получалось никогда. Да и глупо злиться на правду.* * *
День. Два. Три. Четыре. Он больше вряд ли тут появится, а найти одного-единственного человека в целом городе – это как отыскать строго определённую песчинку на пляже. Шансов нет. Тойю даже удивляет, каким отчаянием веет от этих мыслей. ...После работы он не едет домой, а просто колесит по городу. На улице чудовищный ливень, словно где-то в небе прорвало гигантскую трубу, по лобовому стеклу текут настоящие потоки воды, и дворники совершенно не справляются – видимость ужасная, не разберёшь, правда багажник впереди едущей машины так близко, или это из-за дождя искажение. Но... – Ох, да быть того не может. Тойя ударяет по тормозам, игнорируя раздавшиеся сзади возмущённые сигналы. Что там он говорил, что в двадцать пять пора перестать верить в чудеса? У обочины – и как он, чёрт возьми, разглядеть-то умудрился? – замерла подозрительно знакомая невысокая фигура. Тойя резко выкручивает руль, сворачивая в сторону, и останавливается прямо рядом с ним. Наклоняется, открывая дверь пассажирского сидения – в салоне резко запахло мокрым асфальтом и свежей листвой. Дополнительное приглашение не требуется. Парень ныряет внутрь салона, и Тойя сразу же тянется включить печку – лето летом, но, судя по всему, простоял он под дождём полчаса, не меньше. – С-спасибо, – дрожа, выговаривает парень, убирая с лица прилипшие пряди волос. – Я твой должник, серьёзно. Футболка вымокла насквозь и облепила красивое тело, джинсы тоже заманчиво обрисовали длинные подтянутые ноги, и у Тойи в душе бушует буря ничуть не меньше, чем на улице. – Да ладно тебе, – произносит он, с трудом отведя взгляд и снова выруливая на дорогу. – Говори адрес. – Достаточно будет до ближайшей станции метр... Хэй, – в голосе прорезывается удивлённое узнавание. – Мы случайно не встречались раньше? Тойя смотрит на него. Общие черты лица он разглядел ещё в парке, и чего скрывать, они ему понравились. Красивый, ничего не скажешь. Но во время танца как-то не особо сосредотачиваешься на лице, а после танца Тойя старался уйти побыстрее, чтобы не искушать себя. И вот он наконец видит его так близко. Красивый, говорите? Наглая ложь. Он охренительный. Губы, скулы, шея, лохматые брови, чёрные стрелки под глазами, чуть поплывшие от дождя. И сами глаза – тёплые, золотисто-карие, будто светящееся сквозь осеннюю листву солнце. Тойя та-ак влип, господи. Он даже не успевает ответить – парень глубокомысленно кивает, прищёлкивая пальцами. – Вспомнил, – губы растягиваются в улыбке, и стоять, мать вашу, конечности, не расползаться в кашу, им ещё ехать. – Тот парень из парка. Мой самый верный зритель. – Верных зрителей у тебя там было много, – замечает Тойя, с некоторым испугом ощущая, как потеплело в груди от того, что он его, оказывается, запомнил. Значит, не иллюзии. Значит, не показалось. – Ты о тех ребятах? – на утвердительный кивок парень качает головой. – Мои ученики, это не в счёт. Ты был единственным посторонним, кто побывал на всех моих выступлениях, так что титул заслуженно твой. Тойя удивлённо косится на него. – Ученики? – Я преподаю в школе танцев, – поясняет парень. – Сам танцор, долгое время выступал, но после серьёзной травмы решил не рисковать здоровьем и подался в преподаватели. Это очень интересно, кстати, ребята чудные, талантливые, только большая часть очень боится публики. А для танцора публика – это нечто неотъемлемое. Вот и решил провести небольшой тренинг, так сказать – выполнить несколько номеров в публичном месте, показывая, что в этом нет ничего страшного. Как ни странно, сработало, – парень внезапно усмехается, глядя на Тойю. – Скажи честно, что ты про меня понапридумывал? Тойя фыркает. – Очень многое. – И какая теория показалась наиболее убедительной? – Что ты кому-то проспорил. Парень смеётся. – Не так уж и далеко от истины. Я Кейго, кстати. – Тойя. – Спасибо тебе, Тойя, – повторяет Кейго. – Если бы не ты, я бы на улице кучу времени бы ещё простоял. Никто не хотел брать к себе вымокшего насквозь попутчика. – Не буду строить из себя чудо с нимбом и честно признаюсь – если бы я тебя не узнал, то вряд ли подобрал бы. – Серьёзно? – Кейго приподнимает брови. Тойя кивает. – Не люблю брать попутчиков, но как-то захотелось отблагодарить тебя за то, что ты скрашивал мои скучные обеденные часы. Кейго снова смеётся, протягивая руки к печке. Руки тоже охренительные, кстати. – Я в любом случае очень тебе благодарен.* * *
Они попадают в длиннющую пробку, но Тойю впервые не злит томительное ожидание. Он пользуется случаем, чтобы вытянуть побольше информации из Кейго. Спустя сорок минут выясняется, что ему двадцать четыре, что живёт он в соседней префектуре и в конце концов соглашается, чтобы Тойя довёз его прямо до дома, а не до метро, а ещё он вроде как не занят. «Я живу один» – отвечает Кейго на его тщательно завуалированный вопрос, и чёрт его знает, почему это настолько его радует. Хотя чёрт, конечно, может и не знать, а вот Тойя знает определённо. ...Время идёт, и Тойя замечает, что Кейго продолжает колотить мелкая дрожь. Печка не помогает. Он оглядывается на заднее сидение в поисках пледа, но сразу вспоминает, что вытащил его ещё позавчера. – Держи, – он стаскивает куртку – тонкую, зато нагретую его телом. – А то совсем застудишься. – Спасибо, – Кейго плотно закутывается в тонкую кожу. Куртка ему чуть велика – Кейго отнюдь не хрупкого телосложения, но всё-таки ниже Тойи и ýже в плечах. Края рукавов доходят до кончиков его пальцев, а поднятый воротник почти полностью закрывает лицо. И это не должно выглядеть так волнующе, чёрт возьми. Однако Кейго всё равно продолжает трястись. Тойя, оглядев ползущую хромой черепахой пробку и изучив навигатор, предлагает: – Может, я отвезу тебя к себе? Здесь близко. Дам сменную одежду, горячий чай, а то пока здесь всё разъедется, ты пневмонию подхватишь. Согласен? – Я уже говорил, что я твой должник, да? – после нескольких секунд молчания спрашивает Кейго. Тойя усмехается, перестраиваясь в другой ряд.* * *
Лучше вида Кейго в мокрой одежде – только вид Кейго в одном только полотенце на бёдрах. Тойя просто теряет дар речи, глядя на сильные руки с выступающими линиями вен, рельефную грудь, подтянутый живот... Взгляд скользит ниже. Чёрт. Он отворачивается, указывая в сторону лежащей в кресле увесистой стопки одежды. – Я подобрал тебе там кое-что более или менее подходящее по размеру. Развлекайся. И ретируется в сторону кухни. На зрелище, как Кейго будет примерять его одежду, его выдержки точно не хватит, потому что Кейго... Кейго хотелось касаться. Кейго хотелось трогать, ласкать, изучать. Кейго хотелось целовать – сильно, жадно, прижимая к себе. Кейго просто хотелось. С самого первого дня, как он увидел его в парке. И с этим ничего не получалось поделать. Тойя прижимается лбом к мерно урчащему боку холодильника и закрывает глаза. ...Кейго заходит на кухню пару минут спустя. Чёрная футболка ему как раз, зато джинсы длинноваты, и их пришлось подвернуть. Тойя шлёт куда подальше очередную мысль, как органично он смотрится в его одежде. Мысль злится и меняет невинное «органично» на «оргазмично», и Тойя едва не роняет сахарницу. Ставит её подрагивающей рукой на стол, и Кейго тут же с воодушевлением бухает себе в чай три ложки подряд. – Люблю сладкое, – признаётся он. «Прекрати представлять, какие на вкус его губы», – мысленно пинает себя Тойя, придвигая свою чашку. – А я вот не очень. Предпочитаю вообще чёрный крепкий кофе, но на ночь его пить не особо хочется. – Кофеман? – понимающе улыбается Кейго. – Ещё какой, – усмехается Тойя, и в комнате повисает тишина. Чаепитие проходит в молчании, но оно настолько уютное, что Тойе и не хочется, чтобы этот уют заканчивался. Он пьёт чай крошечными глотками, наблюдая, как Кейго греет всё ещё мёрзнущие руки о чашку, и, засмотревшись, пропускает обращённый к нему вопрос. – Прости? Ты что-то сказал? Кейго тихо вздыхает и повторяет: – Я ведь тебе понравился? И тон даже не допускает шутливостей вроде «Конечно ты мне понравился, ты же классный, чувак». И лжи он не допускает тоже. Впрочем, Тойя и не хочет. Он утвердительно наклоняет голову. – Понравился, – твёрдо отвечает он. И сразу же спрашивает: – Что, так заметно? Кейго задумчиво поджимает губы. – Для танцора публика – это нечто неотъемлемое. А публика попадается разная. Порой на такие раздевающие взгляды натыкаешься, что невольно оглядываешь себя – вдруг и правда раздеть умудрились. Так что подобное учишься распознавать быстро. – Извини, – негромко произносит Тойя, сжимая чашку. Ему действительно стыдно до одури. Но, к его удивлению, Кейго машет рукой. – Всё в порядке. На самом деле, ты... другой. То есть, ты тоже пристально меня разглядывал, особенно там, в парке, да и сегодня в машине, но от твоего взгляда желания оттереться не возникало. Слишком много в нём было восхищения. Тойя издаёт короткий смешок. – Это неудивительно. – Спасибо. – Слушай, Кейго, – Тойя с силой проводит ладонью по лицу. – Я... я пригласил тебя не для... Кейго не даёт ему договорить. – Ты же понимаешь, что, если бы был хотя бы намёк на «для», я бы с тобой не поехал? – приподнимает он брови. – Так что говорю же, всё в порядке. Просто решил внести некоторую ясность. – Чувствую себя идиотом. – Лучше чувствуй себя чудом с нимбом, которое не дало человеку подхватить под дождём простуду. Кейго широко улыбается, и Тойя, не сдержавшись, улыбается в ответ. – Ты просто слишком хорошо выглядел в мокрой одежде, – поддразнивает он. В золотых глазах мелькают искорки. – А ещё лучше – без неё, я прав? – лукаво уточняет Кейго. ...Тойя краснеет впервые с начальной школы.* * *
Он укладывает его, как гостя, на кровати, а себе стелет на диване в гостиной. И просыпается утром от грохота и приглушённых чертыханий. Источник шума – Кейго, случайно снёсший локтем ключницу, висящую возле входной двери. Тойя молча наблюдает, как Кейго вешает её на место. – Ты рано, – говорит наконец он, когда тот берётся за ручку двери. Кейго поворачивается. На нём опять его одежда, ужасно мятая, зато сухая. – Нужно успеть заехать домой. Переодеться. – Я мог подбросить. – Не хотел будить. – Уходишь? – с неожиданной тоской в голосе произносит Тойя и прикусывает губу, ругая свою несдержанность. – Ухожу, – соглашается Кейго. – Но не прощаюсь. Я оставил свой номер, мы можем пообедать вместе. Если захочешь. Тойя морщит нос. – Издеваешься, да? – Разве что немного. Тойя фыркает и, в несколько шагов оказавшись рядом с Кейго, коротко целует его в губы, осторожно сжимая ладонями плечи. – Весь вчерашний день хотелось, – признаётся он, отстраняясь. Кейго медленно выдыхает. Снова берётся за ручку двери, открывает и, затормозив на мгновение, снова разворачивается. Тойя удивлённо расширяет глаза, опять чувствуя на губах его губы. – Мне тоже, – отрывисто бросает Кейго и выходит из квартиры. Возле телефона лежит белый клочок бумаги с наспех нацарапанным номером.* * *
Тойе двадцать пять. Он работает журналистом в довольно популярном журнале (и на полставки – фотографом), подрабатывает по вечерам в баре и на выходных собирается везти знакомить своего парня-танцора со своей семьёй. Счастлив ли он? Абсолютно.